То ли мы быстро, всего за один прошлый выход, привыкли к хорошему, то ли попросту тупо обленились, но тот факт, что планшет предлагал нам пройти до очередного лежбища полосатых контейнеров аж три километра, восприняли чуть ли не как оскорбление. Нет, ну правда же, обидно!
Однако солнечная, но не слишком жаркая погода и снова обнаруженная нами чистота города несколько примирили нас с этакой напастью, которую, благодаря удачному стечению обстоятельств, можно было превратить в очень даже приятную прогулку.
Особо мы не торопились, разглядывая похорошевшие пейзажи. Надо же, завтра у нас последний выход, и всё… Похоже, мы ещё не осознавали это в полной мере, ну да ничего, успеем. Интересно, что планшет выводил нас на ту самую улицу, что потом переходила в дорогу, ведущую за город. Ходили мы уже по той дороге, было дело… Впрочем, сейчас из города выбираться не придётся. Если, конечно, не врёт планшет, но он в таком ни разу пока замечен не был.
Пару автоматов мы всё-таки прихватили, но они так и не пригодились. Попалась нам небольшая стайка силенов, с десяток, наверное, но на гордое звание приключения встреча с ними уже никак не тянула, да и прибирали они межреальностный мусор на заметном от нас удалении. Девчонки им даже руками помахали, совсем, понимаешь, осмелели. Впрочем, и силены повеселили нас своими глазищами. Ну да, теперь-то это воспринималось уже весело. Меняются времена, да…
По пути команда как-то сама по себе разделилась на группы по интересам. Мы с Авдеевым и Андреем шли впереди, изредка перебрасываясь короткими фразами исключительно по делу. Идя с нами почти вровень, Антон с Валентином обсуждали какие-то особенности упражнений с гантелями в домашних условиях. Как я понял, Антон выступал в роли консультанта-эксперта. Ну это да, этот может… Левее нас и слегка приотставая, Наташка, Анька и Милка увлечённо беседовали о своём, о женском. Ну, это я так думал, потому как очень уж тихо они шушукались, явно не желая делать свой разговор достоянием чужих ушей. И замыкали нашу нестройную процессию Маринка с Фрицем, оживлённо общавшиеся на дикой смеси русского и немецкого языков. Ничего удивительно в этом я не видел — именно Фриц вчера наиболее эмоционально отреагировал на рассказ Маринки о внезапно обнаружившемся родстве, и причины такой реакции я прекрасно понимал.
Вот тоже, кстати, вопрос — с картиной-то что делать? Продавать её после всего как-то не особо и хотелось, а уж допускать вывоз малюевского шедевра из России не хотелось вообще. Хотя видел я тут один вариант, вполне меня устраивающий, но об этом потом, не раньше, чем послезавтра.
Сегодня нас ждали один контейнер полегче, два потяжелее и один большой, но совсем лёгкий. Интересно, а как телеглавцам передают оплату за это добро? Почему никогда не привлекали к этому нас? Кое-какие соображения по данному поводу у меня имелись, ещё в отчёте своём их изложил, но что-то ответа пока нет. Так что если сегодня после возвращения Кощей Бессмертный меня не позовёт, придётся самому напрашиваться на приём…
Добыча, как полосатая, так и оранжевая, ждала нас именно там, где и показывал её планшет. Лежала она строго посередине дороги, что называется, на самом виду. А за ней в полуметре над дорожным покрытием висела платформа знакомой уже конструкции, а может, и та же самая. Телеглавцев на ней было всего двое — водитель и, судя по сочетанию синего комбинезона и обычного ненадраенного головошлема, наш старый знакомый Триста девяносто седьмой. Не знаю уж, кто из нас и что об этом подумал, но я расценил нашу очередную встречу как добрый знак, по каковой причине и помахал телеглавцам рукой — вежливость никто ещё не отменял, даже по отношению к киборгам. А что киборги? Других-то партнёров у нас здесь всё равно нет!.. Не стану скрывать, получить в ответ такой же приветственный жест, пусть и исполненный несколько неуклюже, было приятно. Ничего, успеют ещё научиться…
Учебные занятия тут же и начались. В ответ на моё словесное приветствие Триста девяносто седьмой попробовал проявить ответную вежливость и тут же споткнулся на том, что не знает, как меня именовать. Полное моё именование в виде имени, отчества и фамилии повергло его в лёгкий шок, зато предложение называть меня Павлом Сергеевичем и объяснение, что для нас это вполне приемлемая форма уважения, вызвали у товарища видимое облегчение. Поздновато, конечно, для полноценного знакомства, но лучше же поздно, чем никогда…
Триста девяносто седьмой напомнил, что с послезавтрашнего дня товарообмен переходит к дистанционному формату — наши поставки пойдут, как это было и раньше, со стороны телеглавцев доставка контейнеров с грузом также будет проводиться в автоматическом режиме непосредственно в соответствующие помещения. Наверняка помещения эти находятся на тринадцатом и восемнадцатом этажах, но этот вопрос я с Триста девяносто седьмым обсуждать не стал. Ему, как я полагаю, всё равно, мне, в общем-то, тоже.
Да и вообще, в течение всего нашего разговора я, стараясь себя сдерживать, чтобы это не выглядело неприличным, пытался заглянуть за спину Триста девяносто седьмому, чтобы рассмотреть, что там ещё на платформе. Нет, что это опять контейнеры, я и так видел, и даже оранжевый среди них отметил, но точное их количество оценить не мог.
— Мы обратились к вашим принимающим решения, — кажется, Триста девяносто седьмой решил, что уточнение протокольных вопросов закончено и пора переходить к делу, — с просьбой изменить ассортимент ваших поставок. Просим передать принимающим решения компенсацию за внесение изменений, — отступив в сторону, телеглавец указал рукой на груз. Ого, три контейнера — оранжевый и по одному одиннадцати- и четырнадцатикилограммовому! А мы не замучаемся всё это тащить? Или…
— Мы доставим в точку вашего выхода и вас, и груз, — хм, похоже, это самое изменение ассортимента поставок для телеглавцев имеет немалое значение, раз они обставили свой запрос такими любезностями… Нет, обязательно, обязательно надо попасть сегодня к директору!
Идея прокатиться вместо того, чтобы топать, народу, ясное дело, понравилась и была принята незамедлительно и безоговорочно. Мы погрузили наши контейнеры на платформу, расселись на них, и машинка тронулась. Триста девяносто седьмой так и остался стоять рядом с водителем. Странно… Ни за что он не держался, но и не сказать, чтобы прямо так сильно и напрягался, сохраняя устойчивое равновесие. Кажется, вестибулярному аппарату этих ребят есть смысл позавидовать… Тут же вспомнилось, что я никогда ещё не видел телеглавцев сидящими. Интересно, почему? Вообще не сидят или делают это настолько редко, что нам так пока и не довелось увидеть? Странные они…
Впрочем, чего я к ним придираюсь? Будешь тут странным, когда ты наполовину человек, да ещё инопланетянин, наполовину машина. Ну ладно, наполовину или не наполовину, это не так и важно, расклад процентовки там и другой может быть. Но вот сам принцип соединения живого с неживым — это уже и сама по себе причина для той странности. Всё равно нам с ними и дальше контактировать, это без вариантов. Ну не с силенами же и уж тем более не с блокхами!
Эх, жаль, до точки выхода было не так уж и далеко — кататься на этом странном транспортном средстве по хорошей погоде мне понравилось, да и не мне одному, судя по довольным лицам всех наших. Да, комфорт улучшить не мешало бы, сидеть на ящиках не особо удобно, но на халяву-то… Не доехав (или правильно будет — не долетев?) до пункта назначения пары десятков метров, платформа остановилась, и телеглавцы помогли нам донести имущество почти до места, лишь последние метра полтора-два мы таскали их сами. Видимо, попадание к нам в гости в планах Триста девяносто седьмого и его водителя не значилось.
…Лицо Фёдора надо было видеть — выглядел наш выпускающий-принимающий совершенно охреневшим. Ага, заказывал четыре единицы груза, получил семь — есть с чего охренеть.
— Подарки от аборигенов, — пояснил я, не дожидаясь, пока к товарищу вернётся способность членораздельно выражаться, и тут же затребовал себе встречу с Хельмутом Францевичем. С нашими я ещё там, в неведомом городе, успел переговорить, чтобы моё желание пообщаться с директором они не восприняли как попытку выторговать себе какие-то плюшки за спиной коллектива.
Похоже, моё стремление к общению с Кощеем было взаимным, или, по крайней мере, стало таким только что — времени на прохождение моего запроса, принятие директором соответствующего положительного решения и доведение этого решения до меня ушло не больше пяти минут, я до директорского кабинета добирался потом дольше.
— С чем вы пришли ко мне, Павел Сергеевич? — вопросил директор, едва мы поздоровались и заняли места за столами — он за своим, я за приставным.
— Телеглавцы запросили изменение ассортимента поставок, — не стал я ходить вокруг да около.
— Да, — подтвердил Кощей. — Мы получили запрос сегодня утром.
— А что им поставляют? — ну да, обнаглел я малость, но попытка, как говорится, не пытка.
— Ржаную, гречневую и гороховую муку, мясо кур, рыбу — треску и тунец, яблоки, растительное масло, — директор говорил кратко и по делу. Что ж, более-менее неплохой набор, недорогой, сбалансированный и вполне нажористый. Видимо, биологическая составляющая телеглавцев пожрать не дура. Интересно, а как они вообще едят? Но не это сейчас главное…
— И какие изменения они запросили? — главным, на мой взгляд, было именно это, вот и поинтересовался.
— Меньше муки, больше рыбы и птицы, — что-то у нас с Хельмутом Францевичем прямо соревнование — кто лаконичнее. И он, кстати, уверенно в этом соревновании лидирует.
Хм, интересно… Впрочем, не так уж это и важно. Важно тут другое: телеглавцы расширяют контакт. Это я директору и сказал.
— Знаете, Павел Сергеевич, вы правы, — ответил он не сразу, некоторое время обдумывая мои слова. — И, должен заметить, ваши заслуги в расширении контакта очень велики.
Не стану скрывать, похвала этого, как ни крути, заслуженного человека была приятна, и что-то мне подсказывало, что только одной похвалой он не ограничится. Так и вышло.
— Вы же целенаправленно стремитесь этот контакт развивать, — звучали слова директора не вопросом, а утверждением, да и тот самый немецко-фашистский взгляд это восприятие только усиливал. — Зачем вам это? — для пущей строгости Хельмут Францевич наставил на меня указательный палец.
— Технологическое развитие пришельцев выше нашего, — я показал, что тоже умею в такие недовопросы. — И, как я понимаю, в контейнерах, которые мы приносим, содержатся их изделия. — Директор еле заметно кивнул, поощряя меня продолжать. — Но я не вижу внедрения этих изделий и технологий за пределами небоскрёба. Техника, которая обеспечивает межреальностные переходы, связь между реальностями, запредельные по эффективности медицинские процедуры — всё это только в самом небоскрёбе и работает.
— К сожалению, это именно так, — подтвердил Хельмут Францевич. — Попробуете угадать, почему? — улыбка его оказалась и хитрой, и хищной сразу. Умеет, да…
— Потому что продукция иной реальности работает или в ней самой, или там, где есть между реальностями связь. Отдельно от той реальности, где пребывают телеглавцы — уже никак, — иного объяснения тут, на мой взгляд, и быть не могло, так что отвечал я уверенно и твёрдо.
— Вам часто говорят, что вы умный? — м-да, вопросик, что называется, прямо в лоб и без предупредительного выстрела. Оставалось только пожать плечами — мол, не задумывался. Впрочем, неожиданно по-человечески добрая улыбка, в исполнении Хельмута Францевича смотревшаяся, мягко говоря, непривычно, показала, что герр директор изволит шутить. И не только изволит, но и умеет.
— Какой выход вы видите из этого положения? — вернулся директор к деловому тону.
— Хотя бы часть производства этой продукции надо переносить в нашу реальность, — решение представлялось мне очевидным. — По крайней мере, в порядке эксперимента.
— Мы с вами мыслим одинаково, — в устах такого человека такие слова звучали очередной, уже не помню, какой по счёту, похвалой, — но есть и одно различие. Мне понадобилось несколько лет, чтобы прийти к этим выводам. Вам — меньше месяца.
Оставалось только склонить голову сразу и в знак согласия, и в виде признательности.
— Хорошо, — после некоторой паузы директор вернулся к разговору. — Я вас услышал и понял, вернёмся к этому вопросу мы несколько позже. Что вы собираетесь делать с картиной? — оп-па, а вот этого я не ожидал… Нет, понимал же, что рано или поздно вопрос встанет со всей силой и мощью, но почему-то вот сейчас — не ждал.
— А что вы предложите? — вот чёрт, по-еврейски ответил, вопросом на вопрос. Хрен его знает, как Хельмут Францевич на такое отреагирует…
— Продать картину нашему Управлению, — Кощей сделал вид, что не заметил особенностей моего ответа, но глазами сверкнул как-то очень уж недобро. Нет, с чем человек вырос, то в нём и остаётся, несмотря ни на что…
— Смотрите сами, Павел Сергеевич, — наседал директор, — если вы примете моё предложение работать в Зухове, то и с картиной почти не расстанетесь, и денег заработаете. Не столько, конечно, сколько мог бы заплатить вам Диллингер-младший, но вполне неплохо.
До меня не сразу дошло, что Диллингером-младшим Вайсс именует нашего Фрица. Ну да, директор-то, в отличие от нас всех, знал и Диллингера-старшего…
— Если же решите вернуться в Москву, — продолжал Кощей, — то зачем вам вообще картина?
— Как это зачем?! — по мне, этакая наглость выглядела уже чрезмерной.
— Вот так — зачем? — директор снова адресовал мне улыбку, больше похожую на оскал хищника. — Вам же Григорий Петрович говорил ещё в Москве, что картина может быть источником некоторых проблем? Да вы это и сами теперь знаете. Поймите, Павел Сергеевич, картина не существует отдельно от того, чем занимается наше Управление! Да, ею владели разные люди, но когда у нас происходила смена поколений главных фигур, она так или иначе оказывала на своих владельцев воздействие, и не всегда полезное. Как минимум одна смерть и одно попадание в сумасшедший дом в истории картины известны. Вы сами этому подвержены не будете, но вашим потомкам это зачем?! Тем более, есть вероятность того, что ваши потомки одновременно могут стать и моими! — ага, это он так изящно на Наташку намекает?
— Но как такое может быть? — в голове такое что-то не укладывалось.
— А этого никто точно не знает, — поморщился Хельмут Францевич. — Наверное, Эдуард и правда был гением, — Вайсс добавил несколько слов на немецком, судя по их звучанию, не лучшим образом того самого гения характеризующих. Впрочем, по-немецки что ни скажи, звучать всё равно будет как нечто среднее между угрозой и ругательством. — Однако вспомните сами: картина свела вас с Мариной Дмитриевной и привела в Зухов. Вам этого мало?!
На том мы и расстались под моё обещание подумать и заверение директора, что новая наша встреча последует очень скоро. По пути до номера я вынужден был признать, что насчёт картины Кощей, скорее всего, прав — нафиг такое счастье. И Фрицу я её точно не продам.
Маринку и Наташку я застал за одним из их любимых занятий — увлечёнными ласками. И когда первой кинулась мне на шею Наташка, ещё успел задаться вопросом, а не заодно ли с прадедом она действует? Но тут меня накрыло желание, и до самого выхода на обед мне было уже не до умных мыслей. Потом уже, собираясь в столовую, я подумал, что оно и к лучшему — мои дамы хотя бы не терзали меня расспросами. А со всем народом объясняться будет, пожалуй, проще…