Нелады со звездами

Глава 12

Белинда пришла к выводу, что это все же лучше, чем ничего. Тем не менее для нее оказалось огромным разочарованием, что своими новыми, усовершенствованными письмами с просьбой дать интервью, с вложенной фотографией, она смогла добиться положительного ответа только от одного человека.

— Брайан Стоун из группы «Каменный опыт»? — с отвращением воскликнула Белинда, когда Таркин сообщил ей это известие. — Это старое пугало шестидесятых годов? Я полагала, он давно помер.

— Вовсе нет, — заверил ее Таркин.

— По крайней мере выглядит он как покойник.

Белинда придирчиво рассмотрела свежую газетную вырезку с фотографией мужчины со сморщенным, как чернослив, лицом, в изъеденном молью жилете и обтягивающих кожаных брюках, обнимающего девицу, на которой под прозрачным платьицем была лишь тончайшая полоска трусиков.

— Брайан Стоун — живая легенда рок-н-ролла, — задыхаясь от волнения, сказал Таркин. — Его последний альбом «Шары в лузу» стал платиновым по обе стороны Атлантики…

Белинда снова задумчиво посмотрела на фотографию. Пусть Стоун похож на престарелого хорька, но у него определенно где-нибудь отложены на черный день два-три миллиона. Возможно, игра стоит свеч, вот только ей надо будет научиться сдерживать рвотные позывы.

— Диктуй адрес, — бросила она Таркину.

Вот каким образом для Белинды «Каменный опыт» начался с ожидания в гостиной, застеленной бескрайним голубым ковром с вытканными золотом инициалами рок-звезды. Именно здесь оставил ее дворецкий Стоуна, объявив величественным голосом, что «сэр задерживается, так как решил, что ему нужно увеличить свою прическу». Откуда-то с верхних этажей особняка доносилось слабое ворчание, напоминающее шум промышленного вентилятора.

Чтобы не терять времени даром, Белинда принялась составлять заметки об убранстве гостиной. Все окна были забраны свинцовыми переплетами — казалось, что на них натянуты рыболовные сети с огромными ромбовидными ячейками. «Жажда восточной роскоши, — в негодовании вывела Белинда, — не дотянувшая до цели пару тысяч миль и приземлившаяся неподалеку от Феликстоу». Что еще можно сказать о тяжелых белых шторах на окнах, мягких диванах с шитыми золотом подушками, бронзовых подносах с тонконосыми кувшинчиками, гроздьями винограда из оникса и, самое главное, о модели яхты в стеклянном ящике, оборудованной всеми удобствами, включая ванну-джакузи, с выведенным на корме названием «Даешь сиськи»? С другой стороны… Белинда перестала писать. Скорее всего, Стоун воспримет честное описание обстановки своей гостиной как личную обиду. А ей это не нужно. К тому же, когда она станет хозяйкой этого очень милого — несмотря на некоторые недостатки внутреннего убранства — особняка в Челси, можно будет произвести в нем любые перемены.

От нечего делать Белинда прошлась до обеденного зала. Здесь господствовал псевдо-Тюдор. Длинный стол был накрыт для банкета. Места для гостей обозначались стопками тарелок, увенчанными сложенной в митру салфеткой и окруженными толпой массивной хрустальной посуды. Место по обе стороны от тарелок по крайней мере на фут было занято серебряными столовыми приборами, в число которых входили ножницы для обрезания винограда. Каждый предмет был украшен пышной монограммой «БС».

— Привет, крошка.

Внезапно у нее за спиной прозвучал хриплый, скрежещущий голос, говоривший с акцентом, напоминавшим нечто среднее между лондонским кокни и протяжным бульканьем Новой Англии. Обернувшись, Белинда увидела в дверях тощего мужчину в не по размеру маленьком шелковом японском халате, распахнутом и открывающем грудь, увешанную цепями и медальонами. Она отметила, что парикмахер постарался на славу. По крайней мере он отнесся к своему делу очень старательно. Черные иглоподобные пряди, вздымавшиеся над сморщенным, пожелтевшим лицом листьями кокосовой пальмы, вдвое увеличивали высоту головы и ниспадали на красный шелк халата почти до локтей.

— А ты не похожа на свою фотографию, — продолжал Брайан Стоун на своем странном гибриде английского и американского просторечия. — Выглядишь гораздо старше.

Белинда с трудом обуздала гнев. Каков наглец! В конце концов, Стоун сам трудился изо всех сил, чтобы остановить ход времени. Вблизи его лицо из-за бесчисленных подтяжек казалось азиатским.

Тем не менее Белинда натянула на лицо обворожительную улыбку. Она пришла сюда не для того, чтобы искать недостатки. Ей нужно найти богатого мужа. Белинда сдвинула локти, выпячивая грудь вперед.

— Проходи, садись, — протянул Стоун, приглашая ее в гостиную. — Яхта нравится? — спросил он, проходя мимо «Сисек». — Красотища, правда? Стоила мне жутких денег. Музыкальный центр, тренажерный зал, кинотеатр и все что надо. Десять спален. Три бассейна. Вот только никак не могу вспомнить, в каком порту оставил это чертово корыто.

У Белинды глаза на лоб вылезли. Это шутка? Наверное. Яхту нельзя потерять. Особенно такую большую. Про себя Белинда подумала, что «Сиськи» больше всего напоминают огромную навороченную кроссовку. Но вряд ли стоит делиться своим мнением со Стоуном. Она попыталась подобрать какое-нибудь остроумное замечание.

— Кажется, Тед Хит, — сказала Белинда, — как-то заметил, что плавать на яхте — это все равно что стоять под душем, разрывая пятифунтовые банкноты.

Стоун довольно оскалился.

— Скорее, стофунтовые. Но кто такой этот Тед Хит, черт возьми?

Белинда удивленно уставилась на него.

— Но вы же должны его помнить, — выдавила она. — В шестидесятых он был премьер-министром…

Она осеклась, внезапно охваченная сомнением. А может быть, в семидесятых? Или в пятидесятых?

Стоун пожал плечами:

— Крошка, я ни черта не помню о шестидесятых. Как говорится, если помнишь шестидесятые…

— Знаю, — с пониманием дела усмехнулась Белинда. — Но все так говорят.

— Да, однако в моем случае это истинная правда. Для меня прошлое — одно большое расплывчатое пятно. Память совсем дырявая. Как ты думаешь, почему у меня повсюду мои чертовы инициалы? В противном случае я бы забыл, кто я такой. Правильно я говорю… э… как вас там? — Стоун повернулся за помощью к дворецкому, бесшумно появившемуся на ковре с монограммой.

— Бенсон, сэр, — подсказал тот.

Его терпеливый вид свидетельствовал о том, что ему приходится делать это несколько раз на день.

— Я ведь все забываю, не так ли… э… Бенсон?

— Да, сэр.

— Поэтому я везде написал свое имя, — добавил Стоун. — Даже на дне бассейна. Можешь выглянуть на улицу.

Белинда послушно подошла к окну. Перед домом расстилалась идеально ухоженная лужайка, посреди которой был устроен плавательный бассейн. На голубом мозаичном дне желтым были выведены две неизменные буквы, но внимание Белинды привлекло не это. Бассейн, длинный, прямой и заканчивающийся круглым расширением, имел форму полового члена. Для полноты сходства на самом краю расширения пенилась джакузи.

— Во всем мире это единственный бассейн, имеющий такую форму, — с гордостью объявил Стоун.

— Могу себе представить.

— Ни у кого нет бассейна в виде микрофона. Ни у кого. Правда… э… как вас там?

— Бенсон! — хором подсказали Белинда и дворецкий.

— Хочешь подняться наверх? — предложил Стоун.

Белинда последовала вверх по лестнице за тощими волосатыми ногами, торчащими из-под распахнутого халата, чувствуя, как в ней борются торжество и отвращение. Убедившись, что диктофон у нее в кармане работает, она подумала, что толку от него не будет никакого. Здесь нужен не журналист, а медиум.

Стоун провел ее в комнату, судя по всему, в свое логово. Там друг напротив друга стояли два больших кожаных дивана, разделенных новыми бескрайними просторами ковров с монограммами. Вдоль одной стены стояли шесть электрогитар, на другой висела большая картина, преимущественно в черных тонах.

— Купил ее миллион лет назад, — заметил Стоун.

У Белинды пробудился интерес.

— Чья это работа?

Будем надеяться, какого-нибудь очень знаменитого художника, и очень дорогая.

— А я откуда знаю, черт побери? — пожал плечами Стоун.

Белинда посмотрела на большую фотографию в рамке, изображавшую заставленный яхтами причал.

— Это Монте-Карло? — спросила она.

Стоун снова пожал плечами.

— Может, и Монте-Карло. Кажется, я жил там с одной из своих жен. Пойдем я лучше покажу тебе свой гардероб.

Белинда прошла следом за ним в дверь в глубине логова, за которой оказалось небольшое помещение, забитое яркими, крикливыми сценическими нарядами.

— Я хочу, чтобы меня запомнили за мой вкус, — объявил Стоун, демонстрируя ослепительно-яркую желто-зеленую куртку и костюм из перьев, расшитый фальшивыми бриллиантами.

Белинда громко рассмеялась, но быстро умолкла, заметив, что Стоун остается совершенно серьезным.

— О, надеюсь, запомнят, — заверила она его, стараясь оторвать зачарованный взгляд от крохотных золотистых шорт, надетых под халатом.

— Я очень внимательно слежу за модой, — добавил Стоун. — Я хочу всегда выглядеть шикарно. И одеваюсь стильно.

Слушая его, Белинда заметила, что последнюю пластическую операцию он перенес на веках. Совершенно очевидно, что она оказалась не слишком удачной. Похоже, Стоун начисто лишился способности моргать.

Они вернулись в логово. Указав на один из диванов, Стоун быстро запер дверь и спрятал ключ в карман.

— Мы ведь не хотим, чтобы нам помешали, правда? — он продемонстрировал волчий оскал. — Это может прервать поток моих воспоминаний. — Он наклонился к Белинде, звеня медальонами. — Расскажи, чем тебя возбуждают интервью со звездами?

Белинде пришлось сделать над собой усилие, чтобы справиться с приливом внезапной тошноты.

— Я надеюсь прикоснуться к их волшебству, — пробормотала она, моля бога о том, чтобы Брайан Стоун не прикоснулся к ней чем-нибудь другим. По крайней мере, до тех пор, пока у нее на пальце не появится обручальное кольцо.

Глаза Стоуна вспыхнули огнем.

— Знаешь, в свое время я был кобель.

Белинда судорожно перевела дыхание. Со своего места она видела лишь кабели, подключенные к электрогитарам.

Собравшись с духом, она достала блокнот.

— Итак, ваша жизнь началась в лондонских трущобах. Надо признать, с тех пор вы проделали большой путь.

Стоун обреченно поднял брови.

— Знаешь, мы тогда жили так бедно, что ничего вокруг не видели. По крайней мере, я так читал во всем, что про меня написано… Слушай, а нам обязательно нужно в этом копаться?

Белинда попыталась изобразить сострадание.

— Нет, если эти воспоминания причиняют вам боль, — пробормотала она, глядя на Стоуна с деланым сочувствием.

— Да дело вовсе не в этом. Скорее, в том, что я ровным счетом ничего не помню. Но вот сейчас, когда ты упомянула про боль…

Его лицо вдруг исказилось мучительной гримасой. На глазах потрясенной Белинды престарелый музыкант завопил, зажимая руками пах.

— В чем дело?

Белинда со страхом представила себе кричащие заголовки бульварной прессы: что-нибудь в духе «ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ РОК-ЗВЕЗДЫ — ЗАДЕРЖАНА ДЕВУШКА». Как ни хотелось ей попасть на первые полосы газет вместе с богатым и знаменитым мужчиной, представляла она себе это далеко не так.

— Чертова промежность, — ахнул Стоун, ныряя рукой под крошечные золотистые шорты. — Так всегда бывает, когда я пытаюсь что-то вспомнить. Ой, ой, ой!

Белинда с нарастающим ужасом смотрела, как он, продолжая зажимать руками больное место, дотащился по ковру с монограммой до небольшого комода, откуда, порывшись, достал баночку.

— Вот что нам нужно! — объявил Стоун, когда, шатаясь, вернулся к Белинде и всучил ей баночку.

У нее на глазах он медленно опустился на пол и, что было еще ужаснее, спустил золотистые шорты.

— Ты знаешь, что надо делать, — морщась от боли, прошептал Стоун.

— Не знаю, — хрипло ответила Белинда.

— Нет, знаешь, мать твою, — прорычал он.

— Нет! — вскрикнула она.

Стоун открыл глаза.

— Втирай масло, мать твою! — рявкнул он.

— Куда втирать?

Спустив шорты до колен, Стоун выставил свой покрытый венами коричневый сморщенный член, похожий на лысую новорожденную землеройку и окруженный густыми зарослями седых волос.

— Сюда! — торжествующе воскликнул он.

Поколебавшись мгновение, Белинда стиснула зубы и сунула палец в баночку. Кто говорил, что путь к вершине через постель прост? Но цель должна оправдать средства.

Погасло предписание пристегнуть ремни, и Грейс махнула рукой, отказываясь от предложенного стюардессой шампанского. «Эх, — с тоской подумала она, — ну почему я не отказывалась от вина на ужине у матери!» Теперь ей было понятно, зачем Билл Дьюк так торопился наполнить ее бокал.

Интересно, за кого принял ее газетный магнат? Она работает в издательстве, не имеющем представления, чем оно занимается. Каким бледным и убогим показалось Дьюку все это в сравнении с его собственным честолюбивым и процветающим предприятием! Стоит ли удивляться, что он был так изумлен, слушая рассказ о философии управления «Хатто». Можно даже сказать, поражен.

Грейс неуютно заерзала в кресле, остро стыдясь своего предательства. Пусть «Хатто и Хатто» не числится в списке самых доходных английских издательств, но ведь оно отнеслось к ней благожелательно и приняло на работу, тогда как во всех остальных местах она получила категорический отказ. Несомненно, «Хатто» заслужило от нее лучшего, чем поток подпитываемых красным вином ругательств, вываленных совершенно постороннему человеку. Грейс с тревогой гадала, как поступит Дьюк с полученной от нее информацией. Конфиденциальной информацией, выведанной хотя и не прямым обманом, но, нужно признать, не совсем честно. И все же разве вина в случившемся лежит на нем одном?

Закрыв глаза, Грейс застонала. Однако что сделано, того не воротишь. Бросив рассеянный взгляд на захваченный в самолет журнал, она полезла в сумочку, надеясь найти там что-нибудь читабельное, кроме старых счетов за такси.

Ее пальцы нащупали что-то тонкое, широкое и сложенное пополам — ах да. Ну разумеется. Проклятый коричневый конверт. Содержащий рукопись клиента Марии, ош-шень хорошего человека. Которую, несмотря на многократные обещания, она так и не удосужилась прочитать.

Грейс достала конверт. Естественно, рукопись окажется полной чушью. Какими за небольшим исключением оказываются все невостребованные рукописи. Но их, как правило, хотя бы представляют в более презентабельном виде, обычно в новых пластиковых скоросшивателях, отпечатанные через два интервала. Для вместилища гениального творения, решила Грейс, мятый, грязный и потрепанный конверт, покрытый таинственными восточноевропейскими марками, выглядит неподобающим образом.

И все же чем раньше она начнет читать, тем быстрее составит список причин, чтобы объяснить Марии, почему «Хатто» не сможет опубликовать эту книгу. К счастью, не очень большую — всего пара глав, с облегчением отметила Грейс. Судя по всему, работа продолжается. Что ж, сейчас она ознакомится с рукописью, и, по всей видимости, на этом все и закончится.

Кашлянув, Грейс вздохнула и без энтузиазма пробежала взглядом по первой странице.

«ЦЫГАНЕ ИЗ ТВИНКИ-БЕЙ: детская сказка» Детская сказка. Область литературы с самой жестокой конкуренцией. Как и всем в издательском бизнесе, Грейс было прекрасно известно, что после головокружительного успеха книг о Гарри Поттере рынок литературы для детей оказался переполнен творениями всевозможных авторов, пишущих о юных чародеях. К этому надо добавить, что деятельность «Хатто» в области детской литературы была еще менее успешной, чем во всех остальных, хотя, казалось, хуже уже некуда.

Наверное, читать дальше нет смысла. Но она дала слово Марии. И, сознавая, что до тех пор, пока она не прочтет рукопись, этой истории не будет конца, Грейс подперла подбородок рукой и начала читать.

Грейс нахмурилась. Гм. Неплохо. Можно даже сказать, довольно мило.

Эта книга никогда не будет опубликована. А если ее и опубликуют, она не будет иметь коммерческого успеха. Рынок детской литературы переполнен. Неизвестный автор. Первая книга. И тем не менее Грейс, читая, дала волю своему воображению. Она воспарила к крышам вместе с мальчиком в пижаме и семейством летающих цыган, унесших ее в далекие страны. Грейс поймала себя на том, что смеется вслух, но на следующей странице ее глаза защипало от слез. Человек, написавший эти строки, несомненно обладал редким талантом. Сюжет был динамичным, захватывающим. Грейс не могла поверить, что эту книгу написал лысый одинокий мужчина, сомневающийся в своих силах. Дочитав до последней страницы, она с сожалением свернула рукопись и убрала ее в потертый конверт. Показавшийся ей значительно более подходящим вместилищем гениального творения, чем прежде. Откинувшись назад, Грейс задумалась.

Ее пальцы мягко постукивали по грязному конверту. Несомненно, повествование далеко от завершения. Не менее очевидно, что у нее в руках что-то необыкновенное.

Грейс подумала про Элли. Какое суждение вынесет об этой книге ее подруга? Грейс не сомневалась в том, что ошиблась. Вероятно, рукопись представляет собой полную чушь. И все же не будет ничего страшного, если она покажет ее Элли. В конце концов, в последнее время Элли повадилась рыться в архивах Адама Найта, утверждая, что в этих древних залежах можно найти все что угодно, в том числе и неопубликованного Шекспира.

И, разумеется, если произойдет чудо, если Элли понравится рукопись, если книга будет опубликована, Грейс хотя бы частично искупит этим свои недавние прегрешения. Ибо если «Хатто» когда-либо и нуждалось в помощи, то именно сейчас. Боевой дух сотрудников издательства упал до небывало низкого уровня. Элли переполняли цинизм и отчаяние. Адам недавно забыл в автобусе Эвфемию Огден — правда, рукопись, а не саму писательницу из плоти и крови. Но как только автор «Нашей мамы» вернется с ежегодных итальянских каникул, разразится грандиозный скандал.

Иниго Тонгсбридж и Тенебрис Люкс с негодованием требуют увеличения гонорара, хотя объем их продаж едва достиг двузначных величин — на двоих. А тем временем Глэдис, секретарша, занялась своим любимым делом — пророчеством надвигающейся катастрофы. «На моей памяти «Хатто» видало плохие времена, — замогильным голосом говорила она, — очень плохие. Но такого, как сейчас, еще не было».

Хуже всего, если такое возможно, дела обстояли в отделе продаж, чей новый глава, тщедушный бывший учитель по имени Филипп, до сих пор не мог оправиться после того, как в первый же день работы на новом месте его вызвал к себе разъяренный директор книжного магазина, пообщавшийся перед тем с Тенебрисом Люксом. С тех пор Глэдис не раз докладывала о том, что Филипп с затравленным видом читает объявления о вакансиях в «Учительской газете».

Отмахнувшись от очередного предложения шампанского, Грейс твердо решила биться до последнего. Если она удвоит — нет, утроит свои усилия, это обязательно скажется на работе издательства. В последнее время она попала в полосу невезения. Ее раздавили мелкие неудачи, но теперь она просто обязана стать сильнее. Менее впечатлительной. Хватит терять время и силы на такие Преходящие глупости, как Генри Мун. Все, с нее довольно. Отныне она будет смотреть на жизнь с оптимизмом. Даже встречу с Дьюком надо будет обратить во благо, а не использовать в качестве оправдания для очередных терзаний. Она будет смотреть на это как на сигнал к пробуждению. Заставивший ее очнуться и заняться делом. В первую очередь на работе.

Для начала нужно перестать позволять неурядицам личной жизни калечить жизнь профессиональную. Сион, Генри, даже Том — все они отправятся в крепко закрытую коробку с надписью: «Преданы забвению». Грейс дала себе слово, что отныне на первом месте для нее будет карьера. Разумеется, впереди ее ждет много трудностей. В ее работе трудностей хоть отбавляй, и в прошлом ей уже не раз приходилось убеждаться в этом на собственном опыте. Но теперь она будет воспринимать каждую неудачу как вызов. В конце концов, даже самая черная грозовая туча имеет золотистую кайму, подумала Грейс, выглядывая в иллюминатор, — хотя та, через которую пролетал сейчас самолет, была внутри однообразно серой.

— Шампанское, мадам? — снова склонилась над Грейс стюардесса.

— Разумеется, дорогая, обратно ты полетишь первым классом, — настояла леди Армиджер. — Авиалинии относятся к дипломатическим привилегиям с должным почтением. Кроме того, как знать, быть может…

— Быть может, я кого-нибудь встречу? — раздраженно закончила за нее Грейс и тотчас же весело захихикала. — О, мама, ты опять за свое!

— Я никогда не опущу руки, — сурово заявила леди Армиджер. — В конце концов, должен же кто-то думать о твоих интересах?

Грейс улыбнулась стюардессе с подносом. Что ж, у нее есть повод для праздника.

— Да, пожалуйста.

Улыбнувшись, Грейс поднесла бокал к губам, мысленно произнеся тост: «За меня и за «Цыган из Твинки-бей»».

— Рукопись просто замечательная, — объявила несколько дней спустя Элли, возбужденно бросая на стол пачку отпечатанных листов. — Я в полном восторге.

Грейс обрадованно оторвалась от пресс-релиза.

— Действительно хорошо, правда? По первой же главе становится понятно, что это просто фантастика.

Элли кивнула.

— Очаровательно!

Грейс захотелось захлопать в ладоши. Значит, чутье ее не обмануло.

— Столько способов заставить сходить по себе с ума, — продолжала Элли.

Грейс недоуменно заморгала.

— Так ты говорила не про ту детскую книгу, что я тебе дала?

Элли покачала головой.

— Извини. У меня до сих пор минутки свободной не было. Я ее еще не читала.

— Но ведь может статься, ты держишь в руках нового Гарри Поттера, — не унималась Грейс.

Элли подняла брови, всем своим видом показывая: «Об этом позволь мне судить самой». Грейс, правильно поняв выражение лица подруги, решила помолчать. В конце концов, чем сильнее она будет давить на Элли, тем больше та будет сопротивляться и тем дольше придется ждать Марии — и так не находящей себе места от радости после того, как Грейс сказала ей, что книга ей очень понравилась и она рекомендовала ее в издательство. Не говоря про нее саму. К своему удивлению, Грейс поймала себя на том, что искренне верит в успех книги и хочет, чтобы «Цыгане из Твинки-бей» дошли до широкой публики.

— Так о какой же рукописи ты говорила? — сделав над собой усилие, спросила Грейс. Не надо забывать о том, что ей нужно любыми способами добиться расположения Элли. — Столько способов заставить сходить по себе с ума, — уныло добавила она.

— Любовные заговоры, — расцвела в улыбке Элли.

Грейс с сомнением посмотрела на подругу.

— Ты действительно полагаешь, что сейчас люди верят в заклинания и прочую чертовщину?

— Не люди — женщины, — уверенно заявила Элли. — Возьмем, к примеру, нас с тобой. Две женщины, уставшие сидеть в баре в одиночестве, угрюмо потягивая «Шардоннэ». Мы хотим взять все в свои руки. Вернуть власть себе.

Грейс поморщилась. Она терпеть не могла привычку Элли беззаботно включать ее наряду с собой в число одиноких женщин. В конце концов, ничего страшного в ее теперешнем одиночестве нет. Если следовать наставлениям, которые она прочитала сама себе на высоте двадцати тысяч футов над уровнем моря, теперь для нее главное — карьера, так что личную свободу следует считать за благо. И все же высокая политика требовала выказать заинтересованность — хотя бы ради «Цыган из Твинки-бей».

— И что это за заговоры? — спросила Грейс.

Если бы только с их помощью можно было заставить ознакомиться с рукописью редакторов — и тех, кто хочет занять их место.

— Ну вот, например, заговор «Забыть своего бывшего возлюбленного». Я подумываю о том, чтобы применить его в отношении того футболиста, с которым познакомилась на прошлой неделе. Он такой настойчивый, постоянно мне звонит. — Элли скорчила гримасу. — Полагаю, когда я сказала ему, что если он будет продолжать свои игры, то неизбежно скатится вниз, он решил, будто я имею в виду вылет его команды в первый дивизион.

Грейс фыркнула.

— И как звучит этот заговор?

Элли начала читать вслух, водя пальцем по странице рукописи:

— «Встав на закате вокруг костра, мы взяли несколько луковиц, подставили их четырем основным стихиям и стали распевать хором: «По моему повелению превратись в пыль!» После чего сожгли свой эмоциональный груз».

«Да мне понадобится целый мешок лука!» — уныло подумала Грейс. И тотчас же напомнила себе про черную тучу и золотистую кайму. Например, есть масса положительного в том, что она рассталась с Сионом. В первую очередь у нее в квартире стало чище. А полученная от его матери бандероль, в которой лежали завернутые в пакет забытые трусики, уже не могла ее смутить.

— Однако рукопись надо отредактировать, — пробормотала Элли. — «Стоя под звездами, облаченные в небо…» — во имя всего святого, что бы это могло значить? О, поняла, голые, — «…мы рассыпали блестки и розовые лепестки на схему линий метро и сказали: «С севера и юга, с востока и запада, пусть ко мне придет тот, кто любит меня сильнее всего»». Ну разве не замечательно?

— Восхитительно, — язвительно заметила Грейс.

Она не верила в колдовство, хотя Мария, похоже, была им просто одержима и постоянно твердила о том, что у нее в роду несколько поколений белых ведьм. В любом случае Элли определенно подпала под чары этой книги.

— А вот кое-что и для тебя, Грейси! — внезапно воскликнула Элли. — «Для того, чтобы выморозить неудачное знакомство из своей жизни, напишите имя бывшего возлюбленного на листке бумаги, положите листок в банку с водой и уберите все в морозилку».

— Очень полезный совет.

— Это будет что-то вроде «Книга заговоров Бриджет Джонс», — сказала Элли, не обращая внимания на тон подруги. — Или еще лучше, — с горящими глазами добавила она, — мы могли бы назвать ее «Заговоры и одинокая девушка».

— Могли бы, — без воодушевления промолвила Грейс. — Однако тебе не кажется, что проблема одиночества осталась в прошлом?

— В прошлом? — недоуменно уставилась на нее Элли. — Ты только посмотри на меня. Посмотри на себя. Ну как, похоже, что эта проблема осталась в прошлом?

Нахмурившись, Грейс сердито застучала по клавишам компьютера.

— Отвечай, похоже? — настаивала Элли. — Или ты познакомилась с кем-то в Венеции?

Грейс вспыхнула, со стыдом вспоминая ужин и последовавшие за ним откровения ее матери. Но нет, черная туча и золотистая кайма, строго одернула себя она, стараясь не обращать внимания на насмешливо-любопытный взгляд Элли.

— Ты с кем-то познакомилась, — обвиняющим тоном произнесла та, довольно ухмыляясь.

— Он оказался жутким мещанином, — начала Грейс. — Считает, что книги нужны только для того, чтобы зарабатывать на них деньги.

— В этом я с ним полностью согласна. Если бы «Хатто и Хатто» об этом помнило, мы бы находились в гораздо лучшем положении… О, подожди злиться, — усмехнулась Элли, увидев недовольное лицо подруги. — Обещаю, что обязательно прочту твою рукопись. Сегодня же вечером. Ну как, договорились?