Нелады со звездами

Глава 17

— Мадам Грейс, вы есть дома? — гулко разнесся голос Марии по коридору квартиры Грейс.

Склонив голову набок, домработница прислушалась. Она посмотрела на часы. Половина седьмого вечера. В это время Грейс уже обычно возвращается домой. Тут что-то неладно: Мария настороженно принюхалась. К тому же дверь в ванную была закрыта, что также показалось ей странным.

— Мадам Грейс! — снова окликнула она.

Грейс слышала голос Марии, однако она была не в силах пошевелиться. Если сейчас она встанет из ванны, нарушится заговор, который она готовила столько времени. «Для того чтобы заставить возлюбленного позвонить тебе, надо сесть в теплую ванну, бросив в воду желуди и дубовые листья и выложив круг из свежих розовых лепестков…»

Как выяснилось, это было крайне неудобно; вода успела остыть, жесткие листья неприятно кололи спину, а на дне ванны осела грязь от желудей. Розовые лепестки, набухнув, тонули, упрямо не желая оставаться в круге. Но нужно было еще целых три минуты таращиться на фотографию Реда Кемпиона, заполняя им все мысли, а затем придется еще выпить стакан сидра. Откупоренная бутылка стояла рядом с ванной; Грейс смотрела на нее без воодушевления. В перечне ее любимых напитков сидр делил последние места с самогоном и соком авокадо. Завершала перечень операций самая главная: судьбоносное распевание заклинания: «Сними трубку и позвони мне; теперь тебе уже ничто не мешает». У Грейс мурашки по спине пробежали. Какая она дура! С другой стороны, Ред Кемпион до сих пор так и не позвонил. Так что хороши любые средства — лишь бы только не идти поджав хвост к Биллу Дьюку, прося его о помощи.

В любом случае Грейс не собиралась повторять все эти мучения. Так, например, для того, чтобы раздобыть дубовые листья и желуди, ей пришлось копаться в собачьих испражнениях под деревьями в соседнем парке.

— Мадам Грейс!

Грейс заставила себя не отвечать на доносящиеся из коридора призывы Марии. Она должна думать только о Реде, в противном случае от заговора не будет никакого толка. Грейс уставилась на фотографию, старательно вырезанную из журнала «Хелло!».

— Мадам Грейс!

Еще десять секунд… проклятие! Дверь в ванную начала открываться, а она еще не успела выпить сидр. Схватив бутылку, Грейс засунула горлышко в рот, заглатывая столько, сколько могла, судорожно двигая кадыком, выпучив глаза и кашляя. Сквозь выступившие слезы она увидела отличительное клеймо Марии, ее обесцвеченные перекисью волосы — на этот раз украшенные ярко-голубой прядью.

— Сними трубку и позвони мне… — поперхнувшись, выдавила Грейс.

— Мадам Грейс! — Домработница перевела взгляд, полный изумления и ужаса, с бутылки сидра в левой руке Грейс через наполненную мусором ванну на фотографию, зажатую в ее правой руке. — Все есть хорошо?

— …теперь тебе уже ничто не мешает.

Грейс кивнула. Договорив магические слова, она смущенно улыбнулась, подбирая колени, чтобы прикрыть грудь. Несомненно, теперь Мария будет считать ее сумасшедшей алкоголичкой, любящей сидеть в холодной грязной ванне. С другой стороны, всему миру известна эксцентричность англичан. Ну а что касается фотографии кинозвезды, это объяснить проще всего. Пусть Мария думает, что она восторженная поклонница Реда Кемпиона.

— Этот мужчина, — сказала Мария, разглядывая фотографию актера.

Грейс глуповато улыбнулась, решительно настроившись до конца играть роль обезумевшей почитательницы.

— Он знаменитый киноактер. Знаю, я сумасшедшая.

— Он есть актер? — Мария пожала плечами. — Я ничего не знать о кино. У меня нет время, чтобы смотреть фильмы.

Пусть она не узнала Реда; зато она сразу же поняла, что тут происходит. Мария прекрасно разбиралась в заговорах, и этот ей был хорошо знаком: своеобразная, но вполне узнаваемая вариация на тему старинного заклинания, которому научила ее бабка, направленного на то, чтобы соединить любящую пару. Что ж, надо надеяться, в данном случае заговор не сработает. Марии не понравился изображенный на фотографии мужчина. Во-первых, он выглядел чересчур довольным собой. Во-вторых, Мария еще ни разу не встречала блондина, которому можно было бы доверять.

Так или иначе, этот заговор славится своей ненадежностью. Попроси мадам Грейс совета у нее, Мария без колебания досоветовала бы ей тот, который рекомендует представить себе лицо возлюбленного на монете, а затем положить ее в круг розовых цветов. Вот этот заговор позволяет всегда добиваться желаемых результатов. Потом монету надо зарыть в песок, а затем исхитриться и любым способом передать ее возлюбленному. Впрочем, быть может, этим заговором сможет воспользоваться кто-то другой. Например, ее другой клиент, писатель, одинокий мужчина. Вот человек, которому нужна романтическая поддержка. Его книга почти дописана, вопрос с ее изданием практически решен. Но главная его цель — сблизиться с Грейс — так и не достигнута.

— Мария, — пробормотала Грейс.

Мария, однако, ее не слушала. Заговор с монетой. Вот ответ. Мысль насчет книги была неплохой, поскольку мадам Грейс работала в издательстве. Мария очень повеселилась, рассказывая своему клиенту о своем детстве, о цыганах, приходивших летом на берег бухты, где она жила. Надо признаться, он сплел из ее рассказов восхитительную повесть. Однако замысел Марии свести его с Грейс не удался.

Но заговор с монетой — это может привести к успеху. У Марии зажглись глаза. Ее клиент должен выполнить первую часть заговора и закопать монету. После чего Мария передаст ее Грейс. Ну почему им это не пришло в голову раньше?

— Мария, — громче повторила Грейс, несколько смущенная отсутствующим взглядом домработницы. — Если вы ничего не имеете против, я хотела бы выйти из ванны.

Рассыпавшись в извинениях, Мария поспешно выскочила в коридор. Грейс выдернула пробку в ванне. Она чувствовала себя глупо. Ей было неуютно, она замерзла, у нее першило в горле. Но самое страшное, теперь она была убеждена, что Ред Кемпион никогда не позвонит. Этот заговор не даст ей ничего, кроме воспаления легких.

Находясь на грани отчаяния, Грейс укуталась в махровое полотенце, и тут в коридоре пронзительно зазвонил телефон.

— Мадам Грейс, что случилось?

Мария стояла в дверях спальни Грейс. Всего каких-то пятнадцать минут назад здесь благодаря ее стараниям был оазис чистого и выглаженного белья. Теперь только что отутюженные вещи валялись в беспорядке на полу и торчали из открытых чемоданов.

— Здесь как будто взорваться бомба!

Грейс знала, что для Марии это был не просто оборот речи.

— Извините, Мария. Просто у меня… ну… одна очень важная встреча и…

— У вас свидание с мужчина из кино? — разочарованно протянула Мария.

Она была озадачена. Заговор с ванной и желудями удавался крайне редко; ну почему он сработал именно сейчас? Но пути любовных заговоров неисповедимы, как неисповедимы пути всего остального, связанного с любовью.

Однако в данном случае загадок было хоть отбавляй. Мария снова посмотрела на фотографию. Несомненно, мужчина обладал красотой. Но у него было слишком идеальное лицо, слишком правильное, подбородок торчал вперед слишком надменно. Он показался ей чем-то знакомым; Мария задумалась, где могла раньше его видеть. Конечно, не в кино, как мадам Грейс, но где-то она его определенно видела. Причем совсем недавно. Но где? Где?

Ага. Кажется, вспомнила. Мария мысленно представила грязную чашку, дырявые чулки, окурок, загашенный в тарелке. Только одна из ее клиенток устраивала у себя дома такой разгром, а затем требовала, чтобы через три часа все сверкало и блестело. Причем платила за это вдвое меньше всех остальных. Мария презрительно скривила рот. Белинда! Фотографии этого Мужчины были разбросаны у Белинды по всей квартире. Вот убедительное доказательство того, что ему нельзя верить.

Надо как можно скорее сотворить заговор с монетой, чтобы помешать мадам Грейс сойтись с этим мужчиной. И нельзя больше слушать отговорки ее клиента. Вот почему провалилась затея с книгой. Если бы только он уступил ее настойчивым требованиям, набрался смелости и сам принес рукопись Грейс! Но он почему-то упрямо твердил, что она не захочет его видеть. Хотел подождать до тех пор, пока книга не будет дописана до конца. И вот теперь нет сомнений, что он — что они тянули слишком долго.

— Это не свидание, это важная деловая встреча, — вырвалось у Грейс, прежде чем она успела спохватиться.

Проклятие, все должно оставаться в полной тайне. Грейс изумленно посмотрела на домработницу. Как ей удалось связать одно с другим? Несомненно, опять ее дар видеть невидимое. Или шестое чувство.

Грейс хотелось петь и плясать. Она до сих пор не могла поверить, что Ред Кемпион действительно с ней связался. Грейс разговаривала по телефону, стоя в коридоре, закутанная в полотенце, а за спиной грохотала шваброй Мария. К счастью, Кемпион позвонил не сам; с ней говорил его личный секретарь, находящийся в настоящий момент в Лос-Анджелесе. Он проинструктировал Грейс: завтра в шесть вечера ей надо быть в отеле «Морис».

— Я не знаю такого отеля, — лихорадочно порывшись в памяти, призналась Грейс. — Он совсем новый? — уклончиво спросила она. — На Парк-лейн?

— Ему уже больше ста лет, и он стоит на рю де Риволи.

Ну конечно! Дьюк ведь говорил, что Кемпион сейчас в Париже.

— Спросите мистера Валентино, — небрежно закончил секретарь, как будто это было в порядке вещей. Как будто ему было скучно это повторять.

Грейс осторожно положила трубку, чувствуя, как сердце подпрыгивает до горла. Просто отправиться в Париж — это уже событие. Но отправиться в Париж для того, чтобы встретиться с кинозвездой, предметом вожделения женщин всего мира, — тут уж не хватит никаких слов. Разумеется, если не использовать слово «фантастика».

Грейс недовольно посмотрела на Марию, с несчастным видом протиравшую зеркало над трельяжем. Почему у нее так вытянулось лицо? Во имя всего святого, на что она обиделась?

Впрочем, у нее хватает своих забот. И в первую очередь она должна решить основной вопрос: что надеть?

Хотя Грейс впервые услышала об отеле «Морис», она была достаточно знакома с рю де Риволи, чтобы понимать: джинсами и футболкой не обойдешься. Если, конечно, джинсы не из бутика «Прада», а футболка не от Стеллы Маккартни. Разглядывая рассыпанные по полу вещи, Грейс перебирала и отметала всевозможные сочетания, тоскуя по гардеробу, который позволял бы ей без забот идти по элегантной дорогой дорожке между дерзостью и шиком.

В конце концов Грейс вытащила черные полусапожки на головокружительно высоких шпильках, списанные после первой же носки вместе с желанием когда-либо впредь ходить по магазинам вместе с Элли. Однако сейчас, стоя в спальне перед высоким зеркалом, Грейс внезапно увидела всю их прелесть. Полусапожки удлиняли ее ноги по меньшей мере на три фута. К тому же она похудела; постоянный стресс последних недель привел к тому, что трусики, бывшие еще совсем недавно обтягивающими, превратились в свободные шорты-бермуды. Вот наконец дерзость и шик. В любом случае неплохо. Выбора у нее все равно нет. Даже имей она кучу денег, у нее все равно нет времени на то, чтобы сделать ослепительную прическу, провести утро в бутиках на Бонд-стрит, затем посетить косметический салон, а под конец произвести полную депиляцию от лица до пяток, чтобы приобрести хоть сколько-нибудь сносный вид. Грейс снова критически осмотрела себя в зеркало. Неплохо. Совсем неплохо. Улыбнувшись себе, она увидела в зеркале отражение Марии, мывшей окно в глубине комнаты. Лицо домработницы расчертили неодобрительные морщины.

Лишь ближе к вечеру, когда Мария ушла, вещи были собраны и билет на экспресс «Евростар» заказан, Грейс успокоилась, и до нее вдруг дошло, что она на самом деле почти ничего не знает о человеке, с которым ей предстоит завтра встретиться. Помимо того, что он снялся в «Легионере», хочет написать роман и ненавидит Рассела Кроу. Ну, а что касается сплетен, опубликованных в американском журнале, на который ссылался Говард за ужином в Венеции — насчет повышенной сексуальности и общения с женой посредством электронной почты, — Грейс отмахнулась от них как от сенсаций желтой прессы. Ей были нужны факты. Со вздохом расставшись с мыслью лечь спать, она натянула свитер и джинсы и отправилась в ночной магазин, торгующий прессой.

В магазинчике не было никого, кроме хозяина, эфиопа с заплывшими глазами. Щурясь от ослепительно яркого света, Грейс рылась на полках, с завистью вспоминая библиотеки, где к услугам журналистов всегда имелись подшивки с газетными вырезками. Вот если бы она была Белиндой Блэк… впрочем, этого нельзя желать себе ни при каких обстоятельствах. К тому же в последнее время на фронте Белинды наступило затяжное затишье. Место ее колонки заняла причесанная биография одного недавно скончавшегося члена королевской семьи, судя по всему, сто лет дожидавшаяся своего часа в ящике. В самом низу страницы крохотным шрифтом печаталась приписка: «Белинда Блэк вернется».

После долгого и безуспешного рытья на полках Грейс так ничего и не нашла про Реда. В журнале «ОК!» была фотография Кемпиона с недовольным лицом на автостоянке у супермаркета в Лос-Анджелесе. Подумать только, она выбрала единственную неделю, когда в английской прессе не было опубликовано никаких материалов о Реде! Вне себя от отчаяния, Грейс лихорадочно напрягала память, пытаясь вспомнить название американского журнала, упоминавшегося Говардом. Сплетни или нет, теперь он оставался ее последней надеждой. И как раз в этом магазинчике можно было найти иностранную прессу, которой не было больше нигде.

— У вас есть «Трейлер»? — спросила Грейс.

— Трейлер? Нет. У меня есть грузовик, — любезно улыбнулся хозяин. — Зачем он вам нужен?

— Нет, я имела в виду журнал про кино, — растерянно объяснила Грейс. Правильно ли она вспомнила название? — Американский, — с надеждой добавила она.

Темные глаза негра озарились радостным светом.

— А, вот вы о чем. Да, кажется, один остался. Поищите под «Космополитенами».

Под стопкой обещаний подарить самый сладостный оргазм в мире Грейс наконец отыскала то, за чем пришла. Взъерошенные светлые волосы Реда и его небесно-голубые глаза, правда, перечеркнутые ярким заголовком: «ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ, СЕКСУАЛЬНЫЕ ПРИСТРАСТИЯ И Я: КЕМПИОН ВЫХОДИТ СУХИМ ИЗ ВОДЫ». Чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом продавца, Грейс расплатилась и вышла из магазинчика.

Вернувшись домой и вооружившись чашкой кофе, Грейс начала листать журнал и помимо воли увлеклась чтением рубрики «Отбросы из трейлера». Под заголовком «Не попал ли Ричи Флик в беду?» был опубликован обмен сообщениями по электронной почте между главой рекламного отдела киностудии, на которой снимался фильм «Бетонные башмаки», и пресс-атташе одной из участвующих в нем звезд, Шампань Ди-Вайн. Грейс вспомнила, что Говард говорил о чем-то таком.

Грейс последовала этому совету.

«КЕМПИОН МИРА», гласил заголовок на странице 15.

Грейс была разочарована. Все это ей было уже известно. Кроме ворчания Сиона насчет строителей империй, у нее в памяти остались горящие глаза и раскрасневшиеся лица в женском туалете после окончания сеанса. По настоянию. Сиона они отправились не в кинотеатр на Лестер-сквер, окрещенный им «храмом американской культурной экспансии», а в Дом искусств в Блумсбери. И женщины в туалете, как и Грейс, мнящие себя интеллектуалками, не устояли, как и она, перед обаянием главного героя. Кемпион победил всех, точно так же, как он разгромил полчища пиктов, галлов и готов, с которыми ему пришлось сражаться в течение всего фильма. Грейс стала читать введение дальше.

Ага, сейчас начнется перемалывание костей. Грейс решительно настроилась не верить ни единому слову из прочитанного. Даже Говард, отчаянно пытавшийся выставить себя знатоком киносплетен, отнесся к статье из «Трейлера» с большим сомнением. Грейс снова подумала про женщин из туалета в кинотеатре. В Кемпионе было нечто такое, что пленило не только массы, но и женщин мыслящих: намек на ум и чувственность на безукоризненно прекрасном лице. Это косвенно подтверждалось и тем, что он собрался написать книгу. Но кто это знает, кроме Дьюка, ее и самого Реда? Уж конечно, не «Трейлер», торжествующе подумала Грейс. Более того, Кемпион очень скромно оценивал свои писательские амбиции. У нее в голове прозвучал сочный протяжный голос Билла, приправленный техасским акцентом: «Кемпион давно собирался написать книгу. Больше того, он хочет, чтобы книгу оценили за ее собственные достоинства, чтобы орущие от восторга зрительницы, «Оскары» и «болезнь легионера» не имели к этому никакого отношения».

Другими словами, журналы, подобные «Трейлеру», не имеют понятия, о чем пишут. И все же… Грейс вернулась к интервью. После подобострастного вступления начались вопросы. Грейс удивилась небрежному отношению Кемпиона к своей славе. Похоже, он не воспринимал ее всерьез.

Грейс улыбнулась. Приятно видеть, что у Реда нет и намека на эгоизм. Как она и надеялась. Однако по мере того, как интервьюер начал вторгаться на территорию личной жизни, настроение Грейс стало портиться.

И тут трудно с ним не согласиться, подумала Грейс. Действительно, подобные вопросы иначе как наглыми не назовешь. Далее под нажимом неумолимого журналиста «Трейлера» Кемпион был вынужден опровергнуть слухи о том, что он сообщил своей жене о разводе по электронной почте.

Грейс прониклась состраданием к несчастному актеру. Как это ужасно — быть совершенно беззащитным перед нападками злобствующих писак, готовых на все ради сенсации. Конечно, можно подать иск за клевету, но к этому приходится прибегать только в самых крайних случаях.

Грейс кипела негодованием. Стиснутые зубы, несомненно, были упомянуты для красного словца. Какая наглость! Как выяснилось, новым фильмом Реда была драма о Второй мировой войне, где актер исполнял роль командира эскадрильи истребителей. Читая краткий пересказ сюжета, явно второпях втиснутый в конце интервью, Грейс вдруг услышала в голове громкий колокольный звон. Нельзя ли использовать этот фильм в рекламной кампании «Мертвой петли»? В конце концов, экранный образ Реда Кемпиона очень напоминает бедного старого сэра Гревилла Гудтраузера, кавалера ордена «За безупречную службу».

Хороший ответ, подумала Грейс. И действительно, зачем это нужно актеру? Теперь, в преддверии встречи с Редом Кемпионом, она вдруг поймала себя на том, что ей хочется взять его под свою защиту. В конце концов, это ведь ее новый проект.

Ред Кемпион и Шампань Ди-Вайн? Влюбились друг в друга! Изумленная и потрясенная, Грейс широко раскрыла глаза. Определенно, это просто невозможно. Чтобы такой рассудительный, трезвомыслящий мужчина влюбился в эту взбалмошную женщину? А что касается недавнего духовного просветления Шампань, то материал в «Отбросах из трейлера», похоже, подтверждал выводы интервью Белинды Блэк: леопарду не так просто избавиться от пятен на своей шкуре. Грейс испытала облегчение, увидев, что Ред беспощадно расправился и с этими слухами, как перед тем расправился со сплетнями о своем разводе.

Совершенно правильно, подумала Грейс. Бесконечные провокационные вопросы журналиста «Трейлера» выводили ее из себя.

Книга! Ну конечно же, Ред имеет в виду книгу! И Грейс принадлежит к числу немногих избранных, знающих об этом.

Интервью заканчивалось подтверждением сообщений о том, что Ред Кемпион отправится в ближайшее время в Париж, чтобы заняться проблемами проката, а также кое-где переозвучить свои реплики, плохо записанные во время съемок. И, подумала Грейс вне себя от восторга, для того, чтобы встретиться с ней.

Это уж точно, ночью Суэддлинг мог напугать кого угодно. Белинда не получала никакого удовольствия, блуждая по запутанному лабиринту коридоров в кромешной темноте. Но ей было надо выполнить одно дело. К счастью, неохотно взошедшая бледная и печальная луна бросила в окна слабый свет. Пытаясь не думать о привидениях, Белинда раздраженно стучала и толкалась в бесконечные запертые двери. Черт побери, где же спальня Перегрина? Дойдя до огромной парадной лестницы, Белинда подняла взгляд на висящие по стенам портреты. В полумраке она смогла рассмотреть лишь одно лицо, мужественное и одухотворенное. Что ж определенно, с этими генами Уайффы распростились еще несколько столетий назад.

Белинда спустилась на один пролет, беззвучно ругаясь каждый раз, когда в ее босые пятки вонзались занозы. Она дрожала от холода и нарастающего страха, кутаясь в ночную рубашку от «Ажан провокатёр» и чувствуя, как спину медленно поглаживает ледяной палец ужаса. Искушение вернуться в относительную безопасность своей спальни было велико. Однако еще больше было желание найти Перегрина.

Поиски его спальни были сродни поискам иголки в стоге сена. Бесконечные коридоры извивались кольцами питона, резко петляя направо и налево, а затем возвращаясь сами в себя. Белинда уже давно потеряла малейшее представление, где она находится. Леденящий холод оказывал странное воздействие на ее кишечник. Или все дело было в отвратительных цыплятах под соусом, приготовленных леди Уайфф? Как бы то ни было, Белинда испытывала неприятные и настойчивые — очень настойчивые позывы посетить туалет. Наконец она набрела на дверь, чьи небольшие размеры и простота отделки указывали на то, что за ней находилось заведение исключительно утилитарного характера. В ней вспыхнула безумная надежда.

Подергав за ручку, Белинда поняла, что дверь не заперта, а просто разбухла. Судя по всему, ее не открывали уже несколько лет. Но после того, как она навалилась плечом — она уже успела набраться необходимого опыта, — дверь поддалась, и Белинда попала — о чудо из чудес! — в старинную уборную. Косые лучи лунного света блестели на фарфоровом унитазе, расписанном цветочками, а наименование производителя зеркальными буквами отражалось в бачке. Белинда испытала облегчение. Во всех смыслах этого слова.

Слишком поздно до нее дошло, что луна не высветила ничего, хоть сколько-нибудь напоминающего туалетную бумагу. На маленькой полочке не было даже остатков рулона. Черт бы побрал эту проклятую дыру! Она что, должна вытираться ночной рубашкой?

На полке лежал только один предмет. Небольшая книга. Судя по виду, какой-то дурацкий старый роман. Белинда схватила томик, покрытый пылью и паутиной. Сколько времени он здесь пролежал? По-видимому, никто его не хватился — и это неудивительно, если учесть, как он выглядит. Доказательством полной никчемности книги было то, то вся ее обложка была исписана изнутри. Как и многие страницы, убедилась Белинда, пролистав томик.

Она без колебаний вырвала столько страниц, сколько потребовалось, чтобы завершить начатое. То есть почти все. Цыпленок под соусом потребовал щедрой платы.

К счастью, Белинда достаточно быстро отыскала дорогу назад до парадной лестницы, где на ее изящную ночную рубашку снова одобрительно посмотрел мужественный, хотя и довольно грязный кавалер. После переезда сюда надо будет почистить картины. А затем заказать свой портрет. А может быть, классическую фотографию, в духе изящных черно-белых портретов великосветских дам, разодетых богинями. Интересно, жив ли еще тот знаменитый фотограф тридцатых годов — как там его, Сесил Паркинсон?

Белинда едва не вскрикнула, наткнувшись на что-то, лежавшее на полу посреди коридора. Ругаясь вполголоса и растирая ушибленный палец на ноге, она нагнулась и увидела, что это ботинки. Знакомые ботинки. Ботинки, выглядящие так, словно они сто лет пролежали закопанными в земле. Белинда ощутила укол оптимизма. Раз Перегрин оставил свои ботинки за дверью, чтобы их начистили, значит, хотя бы один слуга в Суэддлинге имеется, ведь так?

Дверь со скрипом приоткрылась, и из комнаты выглянул Перегрин.

— Ой, это вы! — удивленно произнес он. — Прощу прощения за то, что вы налетели на мои ботинки. Я оставляю их в коридоре, так как иначе их сожрут живущие в комнате мыши.

Белинда, поежившись, добавила к мысленному списку первоочередных дел покупку мышеловки. Но это может подождать. А сейчас…

— Пора брать интервью. Я решила, будет лучше, если мы встретимся без посторонних.

Вжавшись грудью в пижаму Перегрина, Белинда обвила своей длинной ногой его бедро и начала нежно тереться о его тело. Вонзив ногти ему в спину, она поцеловала его в губы, долго, громко и смачно.

Как и рассчитывала Белинда, Перегрин в панике отшатнулся назад.

— Ну и ну! — запинаясь, выдавил он.

— Ты сводишь меня с ума, — простонала Белинда, вожделенно уставившись в его перепуганные зрачки. — Господи, какой же он у тебя большой, — прошептала она, забираясь рукой под пижаму и начиная там шарить.

Проклятие, где же он? И есть ли он вообще? Наконец ее пальцы нащупали что-то маленькое и холодное.

Белинда едва не вздохнула вслух. Уж если поиски спальни Перегрина можно было сравнить с поисками иголки в стоге сена, то что говорить про исследование содержимого его пижамы?

— Господи, — воскликнула она, изображая удивление, — какой же он у тебя огромный!

Перегрин недоуменно заморгал.

— Правда? А я всегда считал, что он совсем крошечный. Так и не оправился после того, как в школе классная дама лупила по нему холодной ложкой.

— Он просто громадный, — настаивала Белинда, расстегивая фланелевую пижаму Перегрина.

— Вы так думаете? — с надеждой спросил Перегрин.

— Гигантский. Колоссальный.

Приоткрыв рот, Белинда медленно провела языком по губам и нежно подтолкнула Перегрина через раскинувшийся на многие мили полусгнивший ковер к огромной кровати под балдахином в центре комнаты.

— М-моя последняя подружка сказала, что на него можно надеть наперсток, — проблеял Перегрин.

Что-то в его голосе намекало на то, что он абсолютно доволен таким вердиктом.

Белинда не обращала на его слова никакого внимания. Как только лодыжки Перегрина наткнулись на кровать и он повалился назад, она набросилась на него, словно тигрица, рыча, царапаясь, облизывая.

— Ты бог, — бормотала она, скользя лицом по пучкам редких волос у него на груди и то и дело натыкаясь на торчащие ребра. — Ты просто чародей. Колдун!

Белинда застонала, распаленная сознанием того, что обращается не к наследнику Суэддлинга, а к самому огромному поместью. Она соблазняла замок, отдавалась парку, открывала себя перед старинным прудом.

Крича в экстазе, Белинда тыкала грудью Перегрину в лицо, терлась промежностью о его до сих пор не снятые кальсоны. Прикосновение грубого хлопка оказалось на удивление возбуждающим. К несчастью, член Перегрина оставался обмякшим. Подобно заржавевшему от безделья башенному крану, слабосильный орган безвольно покоился на бедре, поднимаясь медленно и со скрипом. Обреченно суетясь вокруг Перегрина, Белинда подумала, что с тем же успехом она могла оживлять покойника. В конце концов ей удалось запихнуть член в себя, но на этом все и закончилось. Если у нее внутри что и росло, то только скука.

— Он еще не выскочил? — отчаявшись, спросила она.

Перегрин удрученно кивнул.

Облака пыли, поднимающиеся над кроватью, мешали смотреть и дышать. К тому же не давал забыть о себе и холод. Это даже не секс в холодном климате, поморщилась Белинда. Это уже секс при отрицательных температурах.

И что это за проклятый шум в углу? Кап-кап-кап — опять эти чертовы ведра, раздраженно подумала Белинда, вспоминая зрелище, которое застала в ванной, когда вернулась, чтобы закрыть краны. Тогда ей вспомнились заключительные кадры «Титаника». С другой стороны, какая замечательная возможность снова завести разговор о богатстве семейства Уайфф. В конце концов, подумала она, обхватив руками плоский зад Перегрина, сейчас у нее идеальное положение для того, чтобы выяснить всю правду. Перегрин в буквальном смысле полностью в ее руках.

Белинда продолжала упорно тереться о безответный член Перегрина. Поскольку, похоже, до развязки еще очень далеко, можно скоротать время, выясняя истинное финансовое положение Уайффов. А остальное никуда не денется. Те, у кого хватает терпения, получают все. Даже Перегрина. А тем временем Белинда хотела получить ответ на один очень простой вопрос. Состояние Уайффов измеряется миллиардами или только миллионами?

— Как замечательно, что налогообложение ремонтных работ не представляет для вас никаких проблем.

На красном от напряжения лице Перегрина выражение бесконечного ужаса сменилось удивлением.

— Если честно, я ничего замечательного тут не вижу.

— Но перед большинством владельцев недвижимости этот вопрос стоит очень остро, — проурчала Белинда. — Расходы на ремонт и налоги с этих затрат.

— Да, но налогообложение ремонтных работ не беспокоит нас только потому, что мы не можем позволить себе вести эти работы.

Приподняв грудь руками, Белинда посмотрела на Перегрина и почувствовала, что начинает терять терпение. Долго еще будут продолжаться эти кривляния? Неуклюжие попытки представить семейство Уайфф нищим?

— А как же Караваджо? — спросила она, тыча ему в лицо упругим багровым соском, словно факелом инквизиции. — Когда вы его продали?

— Лет сто назад.

— Что? — Белинда перестала тереться. — А как же ваши остальные ценности?

— Вы имеете в виду Остин? — Перегрин вздохнул. — Она где-то здесь. Но никто не может ее найти.

Белинда скривила губу. Остин? Кто такой Караваджо, она знала — в конце концов, это он написал портрет Моны Лизы. Или то был Ван Дейк? Но о художнике по фамилии Остин она никогда не слышала.

— Как она выглядит? — спросила Белинда.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, она большая или маленькая, это портрет или пейзаж?

Перегрин заморгал.

— Это не картина. Джейн Остин была писательница.

Ах, вот какая Остин.

— О, так это книга, — с отвращением бросила Белинда.

— Да, но весьма ценная. Первое издание «Гордости и предубеждения».

— И что в ней такого особенного? — треснувшим голосом спросила Белинда.

У нее перед глазами непрошенно возник пыльный коричневый томик, найденный в старом туалете. Но это не может быть та самая книга. Начнем с того, что ее всю кто-то исписал.

— Ну, в первую очередь, то что на ней есть собственноручные пометки Остин. Она написала примечания на обложке и полях для второго, переработанного издания. Сцены лесбийской любви, другой финал и еще много чего. Но поскольку книга потерялась, эти исправления так и не увидели свет. Специалисты-литературоведы выложат за книгу большие деньги. Возможно, сотни тысяч фунтов. Вот только надо сначала ее найти.

Белинда почувствовала, что ее прошиб холодный пот. Похоже, она вляпалась в дерьмо! В буквальном смысле.

— А нам бы совсем не помешала пара сотен тысяч, — с тоской произнес Перегрин. — Понимаете, мы просто не можем продать Суэддлинг.

— Разумеется, не можете, — оборвала его Белинда. — Это же ваш родовой дом. Ты должен сохранить его для будущих поколений. Разумеется, Суэддлинг нельзя продавать.

— Ну, на самом деле все не совсем так. Дело в том, что мы не можем продать Суэддлинг.

— Вот именно.

— Да нет, я пытаюсь вам сказать, — на лице Перегрина застыло нечто среднее между удивлением и отчаянием, — что никто не станет его покупать.

— Что? — в ужасе застыла Белинда. — Почему?

— Особняк в жутком состоянии. Нужны огромные деньги, чтобы его отремонтировать и сделать пригодным для жилья. Вот почему мои родители так обрадовались, узнав, что вы приедете сюда брать у меня интервью.

— Почему?

Сняв ногу с Перегрина, Белинда поморщилась, как от спазмы, так и от крепнущего ощущения какой-то страшной ошибки.

Перегрин смущенно улыбнулся:

— Ну… мм… помимо того, что вы красивая и обаятельная молодая женщина, вы, несомненно, располагаете достаточными средствами…

Белинда в негодовании вскочила с кровати и вскрикнула от боли, налетев на умывальник. Она не ослышалась? Уайффы решили, что она богата? Их интересуют ее деньги? Она вскипела от ярости. Какая неслыханная наглость! Бесстыдный, неприкрытый, коварный расчет!

— Я не могу поверить своим ушам, — брызжа слюной, прорычала Белинда. — Как я могла так… — Она остановилась, подыскивая подходящее слово. — Обмануться! Вы действительно хотите сказать, что ваш дом в руинах, а вы нищие?

— Но я же так прямо и сказал, как только мы сюда приехали.

— Я понятия не имела, что вы говорили искренне, — прохрипела Белинда. — Никаких Караваджо, совсем ничего? — Ее голос повысился до пронзительного воя. — У вас нет денег и в этом доме нет ничего ценного?

В водянистых косых глазах Перегрина появилась обида.

— Нет, если не считать Остин.

— В сортир вашу Остин! — взревела Белинда, одновременно кипя от гнева и ежась от холода.

И туда же недоумка Таркина, как только он попадется ей в руки. Потому что, и тут нет никаких сомнений, это исключительно его вина. Она заглотила наживку, возомнив себя хозяйкой старинного особняка, который на поверку оказался вымороженным насквозь ангаром с расставленными повсюду ведрами, собирающими воду с протекающей крыши. А самым большим разочарованием, естественно, стал сам Перегрин.

Суэддлинг. Родовой особняк Уайффов. Семейства, забывшего, как выглядят деньги. В наглую зарившихся на ее, как они считали, миллионы и связи. Как только они посмели? Для таких людей есть только одно название. Охотники за чужим состоянием. Вот кто они такие. Охотники за чужим состоянием, черт бы их побрал!