Глава 16

Белинда не могла поверить своим глазам. Этот безнадежный рохля Тоби Брук, у которого она брала интервью для «Перерыва на чашку чая» целую вечность тому назад, стал суперзвездой! Если верить утренним газетам, он получил роль в новом фильме с Томом Крузом. Это же просто смешно! Все смешалось, теперь нет никакой разницы между знаменитостями и никому не известными бездарностями.

Белинда попыталась объяснить это главному редактору. Но Грейсон не внял ее доводам. Наоборот, он спросил у Белинды, когда она возьмет новое эксклюзивное интервью у Тоби Брука. И теперь она не знала, как сообщить ему, что этого в ближайшее время не произойдет. Не пойми с чего молодое и быстро набирающее обороты рекламное агентство, с которым сотрудничал Тоби Брук, ответило на предложение Белинды категорическим отказом. То самое молодое и быстро набирающее обороты агентство, которое пыталось впихнуть ей этого коротышку Джима Фридландера. К несчастью, Белинда вспомнила об этом только после того, как ее звонок переключили на Оникс. Точнее, Оникс помогла ей вспомнить. Все было очень неприятно. Оникс не упустила возможность подчеркнуть, что Джим Фридландер теперь вторая по значимости английская звезда в Голливуде. После Тоби Брука, разумеется.

Белинда раздраженно заскрежетала зубами. Не далее как сегодня утром она прочитала в конкурирующем журнале про то, как «завоевав сердца английских телезрителей ролью дезертира в фильме «Расстрелян на рассвете», Брук закрепил свой успех замечательным воплощением на экране патологоанатома Тома Карвера, психопата-некрофила с детским лицом из нового телесериала «Морг»». Если бы Белинда утром что-нибудь поела, ее непременно вырвало бы. Желчь у нее в желудке бурлила еще со вчерашнего вечера, когда она прочитала в «Ивнинг стандарт» о том, что Мо Миллз — как это ни невероятно, но идущая на поправку, — выдвинута на премию «Что говорят газеты» в номинации «За выдающиеся заслуги». Более того, вручать награду будет сам Пол Маккартни. Ярость Белинды только распалило то обстоятельство, что себя она в числе номинантов не обнаружила.

А теперь еще вот это.

Белинда почувствовала вскипающую ярость. Ну, почему она не получает того, что должно принадлежать ей по праву? Почему все выходит не так, как она рассчитывала? Она вот уже несколько недель ведет колонку Мо Миллз, но так и не приблизилась ни на шаг к знакомству с богатым и знаменитым женихом.

— Почему ты не можешь достать мне Реда Кемпиона? — закричала Белинда, выплескивая свою злость на Таркина.

— Я уже написал ему пятьдесят раз, — обиженно заявил тот. — На все мои письма он ответил отказом.

— И что с того? — рявкнула Белинда. — Быть может, пятьдесят первое переломит верблюду спину.

Ей вдруг пришло в голову, что она ставит перед собой слишком высокую цель, охотясь одновременно и за состоянием, и за известностью. Результатов до сих пор нет, и это уже начинает ее бесить. Чтобы ускорить события, вероятно, неплохо было бы остановиться на чем-нибудь одном. На первое время хватит одного богатства.

— Просмотри справочник «Пэры и баронеты», — бросила она Таркину. — Завтра к утру мне нужен список всех пэров.

Вздохнув, Таркин отправился в библиотеку.

В груди Белинды вспыхнул яркий огонь. Уж если это не поможет, тогда ничто не поможет. Потомственные аристократы неравнодушны к журналистам; всем известна история одной искательницы женихов, пристававшей ко всем владельцам поместий вдоль Луары, выдавая себя за репортера «Би-би-си». Белинда считала эту находку замечательной. Почему только она не пришла в голову ей самой? Впрочем, наверное, со своим никудышным французским она бы все равно ничего не добилась.

На следующее утро Таркин представил ей список. Просмотрев его, Белинда нахмурилась: почти все пэры были женаты.

— Вот этот, — ткнула она красным ногтем в одно имя. — Пиреграйн.

— Перегрин, — поправил ее Таркин. — Перегрин Оскар Кретьен Сомервиль. Да, это хороший кандидат. У него в роду не меньше тысячи эрлов. Должен будет унаследовать половину Центральных графств. Его отец — лорд Уайфф Суэддлингский.

— Вот как, — заинтересовалась Белинда.

— И, как вы и просили, он холост.

— Понятно.

Это уже очень интересно.

— Надеюсь, вы останетесь довольны.

Длинное бледное лицо Таркина озарилось бесконечным облегчением. Белинда прищурилась. Неужели этот болван ждет от нее благодарности? В конце концов, он лишь выполняет свою работу. Разве ее кто-нибудь благодарит? И разве она ждет благодарности? Разумеется, нет. Она профессионал.

— Не забывай, все эти письма, которые ты рассылаешь, подписаны моей фамилией, — резко бросила Белинда. — Это я договариваюсь насчет интервью, а ты только лижешь конверты.

Беглое знакомство со справочником «Пэры и баронеты» подтвердило все, что Таркин рассказал о достопочтенном Перегрине. Раскрасневшаяся от возбуждения, Белинда решила не тратить время понапрасну и тотчас же отправиться на место, чтобы лично ознакомиться с бесчисленными акрами поместий. Единственная сложность состояла в том, чтобы протащить эту тему через главного редактора. Впрочем, так ли это трудно? «Светило» обожает публиковать статьи, изобилующие описаниями роскоши и эксцентричности аристократии и сопровождаемые фотографиями массивных кроватей под балдахинами, раскидистых дубов и тенистых прудов. Как там зовут этого парня? Перегрин Оскар Какой-то там? Итак, решено. В крайнем случае, если возникнут какие-то вопросы, она всегда сможет честно сказать, что ее интересовал «Оскар». Кроме того, этот Перегрин определенно принадлежит к A-списку, если под «А» подразумевать аристократию.

Белинда довольно усмехнулась. Леди Уайфф Суэддлингская. В этом что-то есть. Ей надо только позаботиться о том, чтобы в результате своего визита она получила кольцо с бриллиантом, большим и старинным.

Таркин договорился с достопочтенным Перегрином, чтобы тот встретил Белинду на конечной станции железнодорожной ветки «Тупик Суэддлинг» и отвез ее к себе домой. Поэтому, сойдя с поезда, Белинда была неприятно поражена тем, что ее никто не ждал. Прошло двадцать минут, наполненных томительным ожиданием, пока наконец из-за угла полуразвалившегося здания закрытого вокзала не появилась неуклюжая, нескладная фигура.

— Белинда?

Взглянув на достопочтенного Перегрина, Белинда поняла, что означает выражение «голубая кровь». Щеки пэра и наследника горели синеватым румянцем, в отличие от одежды, цветом напоминавшей ил со дна пруда. Сквозь бесцветно-белесые волосы просвечивал розовый череп, глаза были запавшими и водянистыми, а ботинки, судя по всему, откопали в саду, где они пролежали зарытыми в земле не менее полстолетия.

— Прощу-прощения-машина-сдохла, — на одном дыхании выпалил Перегрин.

Услышав его голос, Белинда подумала, что в земле лежали не только ботинки. С другой стороны, чего еще можно требовать от потомственного аристократа. Это всем известно. Таркин сказал, у Перегрина в роду не меньше тысячи эрлов. По-видимому, эти эрлы и в лучшие времена не отличались особой красотой. А Перегрин, похоже, унаследовал их худшие черты.

Впрочем, Белинда несколько оттаяла, отметив, с какой почтительностью относится к ней Перегрин. Несомненно, он считал, что она оказывает ему честь своим присутствием.

— Вы пишете о знаменитостях! — радостно воскликнул Перегрин, когда они уселись в старинную машину с открытым верхом. — Это пр-росто замечательно! Вы встречаете столько богатых и знаменитых людей! — Белинда поймала на себе его вопросительный взгляд. — Вы вращаетесь в таких высоких кругах!

Белинда пришла в недоумение. Куда уж выше тех, в которых вращается потомок тысячи эрлов? Затем ее осенило: несомненно, это знаменитое обаяние аристократии.

— Да, иногда приходится, — подтвердила она.

В конце концов, в гардеробе Брайана Стоуна было несколько пар остроносых сапог на немыслимо высоких каблуках.

Перегрин жадно закивал. Синеватые пятна у него на щеках загорелись от удовольствия. Или от переохлаждения. Холодный ветер пронзительно кричал ей в уши, драл за волосы и хлестал в лицо. Белинда запахнула воротник своей тонкой узкой и короткой кожаной куртки, моля бога о том, чтобы они доехали до места как можно быстрее. И чтобы доехали вообще. Похоже, Перегрин считал белую линию разметки в середине шоссе указателем пути.

Белинда утешала себя тем, что видавший виды «Пежо» — всего лишь четырехколесный эквивалент гардероба Перегрина. Это и есть та самая аристократическая неряшливость, которая, если верить книге леди Цилиндрии Бойни, является отличительной чертой высших классов. Белинда подумывала о комплекте верхней одежды от «Барбур», но затем прочла в «Салфетках и любезностях», что новый с иголочки пиджак, только что купленные вельветовые брюки и платок с ярким рисунком на голове будут сочтены за полную безвкусицу.

А Белинда больше всего на свете боялась показаться безвкусной. Обтягивающая кожаная юбка, туфли на шпильках и бюстгальтер, выпячивающий вперед грудь, образовали острие тарана, которым она собиралась пробить сопротивление Перегрина Оскара Кретьена Сомервиля.

Наконец машина, свернув с шоссе, затряслась на ухабах и рытвинах дорожки, ведущей через парк. Сердце Белинды взлетело до небес. Вот это уже похоже на преддверие рая. Ради этого она сюда и приехала. От центральной ротонды под куполом в обе стороны отходили два огромных крыла в классическом стиле, буквально ощетинившиеся вазами и изваяниями богинь. Суэддлинг определенно превосходил размерами замок из «Возвращения в Брайдс-хэд». Перегрин остановил машину, чтобы можно было насладиться открывшимся зрелищем, а Белинда уже начала планировать свои возвращения сюда.

— Замечательно, правда? — спросил Сомервиль, с гордостью переводя взгляд с Белинды на раскинувшееся перед ними здание. — Потрясающие купола, — добавил он, на мгновение задержавшись глазами на груди Белинды. — Оно не зря славится своим фасадом.

Выпятив вперед свой собственный фасад, Белинда соблазнительно улыбнулась. Похоже, ее ждет легкая победа.

Однако она воздержалась от комментариев по поводу дома. Леди Цилиндрия Бойни в «Салфетках и любезностях» предостерегала, что, «поскольку знатные люди не могут не осознавать, что далеко не все живут в такой роскоши, как они, выражать вслух восхищение их особняками считается дурным тоном». А что, если Сомервиль решил подвергнуть ее испытанию? Белинда с непроницаемым лицом молча смотрела на раскинувшийся перед ней дом, не собираясь рисковать.

— Неплохой домик, правда? — настаивал Перегрин, несколько смущенный.

Белинда посмотрела на него с удивлением, смешанным с осуждением. Неужели он думает, что она попадет в такую примитивную ловушку?

Разочарованный Перегрин проехал по обнесенному колоннами мостику через пруд. Наблюдая за медленно проплывшим по воде отражением знаменитого фасада, Белинда еще больше выпятила грудь.

— Прошу в дом, — предложил Перегрин, когда машина скорее выдохлась, чем остановилась у парадного крыльца. — Не сюда! — окликнул он Белинду, решительно шагнувшую к величественным дверям. Его голос потонул в реве ледяного ветра, хлещущего в лицо. — Эти двери не открывали с тех пор, как здесь в последний раз побывала королева Виктория. Нам надо зайти сзади.

То обстоятельство, что огромные двери не раскрывались с тысяча восемьсот какого-то года, показалось Белинде недостаточным основанием для того, чтобы они не открылись перед ней. Правда, Перегрин поспешно объяснил, что вследствие преклонного возраста и отсутствия надлежащего ухода створки могут рухнуть наружу, придавив тех, кто рискнет их отворить. Ну да ладно. После того, как она вступит во владение этим поместьем, у нее будет много времени на то, чтобы разобраться с дверьми, а также с омерзительным зловонием в сыром коридорчике, ведущем мимо кухни, где, судя по всему, давным-давно встретило свою жуткую, мучительную кончину какое-то морское животное.

— Здесь немного холодновато, — заметил Перегрин, тщетно пытаясь оторвать взгляд от начинающей замерзать Белинды.

Он прав. Чувствуя, как ее соски замороженными горошинами трутся о блузку, Белинда подумала, что толстый слой шерсти и твида цвета ила имеет свои преимущества. Такая температура показалась бы чрезвычайным бедствием даже для Арктики. А леденящий полумрак, окутавший главный зал, подозрительно напоминал туман. Но этого же не может быть! Они ведь находятся в помещении. Не могут же у нее на ресницах вырасти сосульки! Или могут?

Осознавая, что она уже не чувствует свои ноги, Белинда подумала, что в Суэддлинге ее поражает не столько величие и размеры особняка, столько то, что у нее изо рта идет пар.

— Прямо сказать, просто холод собачий, — уточнил Перегрин, потирая замерзшие руки.

Белинда украдкой посмотрела на него. Это новое испытание? Старинные замки славятся своими сквозняками, но ни одной потенциальной супруге хозяина не разрешается сделать замечание насчет холода.

— Вовсе нет, — соблазнительно выдохнула она облачко пара сквозь клацающие зубы. — Мне даже жарко.

— Жарко? Но у вас мурашки размером с горох.

— Ничего другого я и не ожидала, — растянула свой замерзший рот в улыбку Белинда.

Мышцы лица отказывались ей подчиняться, однако и тут есть определенные преимущества: это будет дешевле, чем бороться с морщинами.

Перегрин с облегчением вздохнул:

— Хорошо. Я так рад, что вы все понимаете.

— Разумеется, понимаю.

Белинда многозначительно одернула пальцами с длинными красными ногтями кожаную юбочку, стрельнув в Перегрина глазами.

— Понимаете, с деньгами туговато.

Белинде захотелось рассмеяться вслух. Бородатый анекдот. Всем известно, чем человек богаче, тем менее он склонен признаваться в том, что у него есть деньги. А у семейства Уайффов, несомненно, деньги имеются.

Имея такой огромный дом и земли, которым не видно конца-краю? Так что не надо. Несомненно, и Перегрин, и уж тем более его родители купаются в деньгах.

— А ваши родители здесь? — вдруг спросила Белинда.

— Да. Дичь где-то здесь.

— Дичь? — переспросила потрясенная Белинда.

Какая дичь может водиться в этом старинном родовом замке, принадлежащем семье, если верить исследованиям Таркина, со времен правления Георга Третьего?

— Ой, простите. Родичи. Дичь.

Белинда нахмурилась. Аристократический сленг начинал действовать ей на нервы. В «Салфетках и любезностях» этому была посвящена целая глава, называвшаяся «Бюстик, ухаб, ударяга и прочее».

— Они очень ждут встречи с вами. Просто сгорают от нетерпения, — продолжал Перегрин, когда они вышли еще в один мрачный коридор. — Они обожают шумные толкучки.

— Шумные толкучки?

— Званые ужины, — пояснил Перегрин. — Им нравится, когда у нас дома собирается молодежь.

Измученная Белинда попыталась сосредоточиться на общей картине. Несомненно, где-нибудь в замке припрятана пара полотен кисти Гейнсборо.

— Сейчас мы находимся в ротонде, — сказал Перегрин, когда они вошли из коридора в просторный круглый зал, где царил ледяной холод. — Под куполом, — добавил он, увидев недоуменный взгляд Белинды.

В большие окна был виден пруд и обсаженная деревьями аллея, по которой они приехали; кроме того, Белинда увидела, что стекла запотели не изнутри, а снаружи. Неудивительно, что у аристократии голубая кровь. Более теплолюбивые существа в таких условиях не выжили бы.

— Я провожу вас в вашу комнату, — сказал Перегрин, пытаясь согреть дыханием руки.

У Белинды отвалилась нижняя челюсть — насколько это позволяли замерзшие мышцы лица. Он сам ее проводит? А где же слуги? Если ее сумки будут разбирать не горничные, какой был смысл заставлять эту бестолковую домработницу тщательно заворачивать все, вплоть до трусиков, в ароматизированную оберточную бумагу?

С другой стороны, подумала Белинда, следуя за Перегрином по бесконечному сплетению коридоров, они окажутся в спальне одни. Можно ли мечтать о лучшей возможности сделать первый шаг?

— Вот ваша комната. — Перегрин остановился перед высоченной дверью, краска на которой обтрескалась и вздулась волдырями. — Ее надо толкнуть посильнее. И будьте осторожны, краска местами отваливается. Я утешаю себя только тем, что это придает обстановке эффект печали, вошедший недавно в моду; в престижном Кенсингтоне мне пришлось бы выложить за него целое состояние.

Эффект печали? Белинда едва не вывернула плечевой сустав, пытаясь сдвинуть с места массивную дверь. Скорее эффект безутешного горя.

Ее настроение несколько улучшилось, когда она увидела внутреннее убранство комнаты. Это уже больше походило на то, чего она ожидала. В тесной спальне у нее дома, далекой от идеала, с трудом могли разойтись два кота; здесь же без труда могло гулять целое стадо львов. И наверняка когда-то гуляло, если судить по звериным шкурам, устилавшим пол. Злобные оскалы раскрытых пастей неудержимо напомнили Белинде Уоррена Стрита, заместителя редактора «Светила».

В тусклом свете, проникающем через большие, но покрытые толстым слоем грязи окна, была видна огромная кровать под балдахином. Полог из вытертого красного бархата с бахромой увенчивался короной из атрофированных перьев. Спеша использовать открывшуюся перед ней возможность, Белинда доцокала на высоких каблуках до кровати, закинув одну загорелую, покрытую мурашками ногу на другую, опустилась на край и многозначительно похлопала ладонью рядом с собой. В воздух поднялись густые облака пыли и две-три моли. Белинда громко чихнула.

— Будьте здоровы, — мило улыбнулся Перегрин.

Обливаясь слезами, изнемогая от желания высморкаться, Белинда вонзила ногти в ладонь. Все было не совсем так, как она ожидала.

— Вот, возьмите.

Порывшись в кармане, Перегрин выудил оттуда большой, обтрепанный кусок красной ткани и протянул его Белинде. Та закатила в отчаянии глаза и увидела потолок. В грязном полумраке резвились фигуры, возможно, обнаженные. Белинда решила, что это более чем кстати.

— Похоже, там наверху в разгаре настоящая оргия, — соблазнительно улыбнувшись, многозначительно посмотрела на Перегрина она.

— Да, — вздохнул тот. — Гора Олимп. Ужасно грязно, знаю.

— Действительно, загрязнение окружающей среды в Афинах просто ужасное, — начала Белинда и вдруг смущенно умолкла.

Если она начнет критиковать Суэддлинг, то не скоро сольется в класс владельцев замков. Должно быть, холод отрицательно сказался на работе ее мозга.

— А где продолжение? — вежливо поинтересовалась Белинда.

Перегрин непонимающе уставился на нее.

— Туалет где? — нетерпеливо переспросила она и тотчас же осеклась, охваченная ужасом. Ей на память пришел список слов, которые можно и нельзя говорить, из «Салфеток и любезностей». — Разумеется, я имела в виду удобства.

— Ах да, ну конечно. Ближайшая ванная по коридору направо, десятая дверь, но, к несчастью, уборная на соседнем этаже. Надо завернуть за угол, подняться по лестнице и пройти ярдов пятьсот по коридору. Но если вы не хотите напрасно беспокоиться, не сомневаюсь, у мамы найдется лишний ночной горшок, который она с радостью вам одолжит.

Белинда от всего сердца рассмеялась, но вдруг до нее дошло, что Перегрин говорит серьезно.

— Не буду вам мешать отдыхать с дороги, хорошо? — предложил он. — А к интервью мы сможем перейти за ужином.

Белинда недоуменно раскрыла рот. К интервью? К какому интервью?

— Вы собирались расспросить меня о… если честно, я не совсем понял, о чем именно, — слабо улыбнулся Перегрин. — Письмо показалось мне довольно туманным.

— А, разумеется. — Белинда думала так быстро, как только позволял ее заледеневший мозг. — Вообще-то, полагаю, мы сможем заняться этим завтра, — решительно сказала она. — Зачем отравлять работой такой прекрасный вечер?

— Совершенно верно. Что ж, увидимся за ужином. Полагаю, вы хотите понежиться в ванне. — Перегрин скрылся в полумраке, направившись к двери. — Ужин в восемь вечера в обеденном зале.

Белинда кивнула. Понежиться в горячей ванне будет как нельзя кстати. А после этого можно нацепить боевые доспехи. В чемодане от «Боттеги», бесцеремонно брошенном Перегрином, лежало вечернее платье от «Версаче», сидевшее на ней просто идеально, как чешуя на хвосте русалки. Помахивая сумочкой с туалетными принадлежностями от «Джейд Джаггер», Белинда вышла в коридор, удовлетворенно вспоминая благоговейный восторг, с которым взирала на платье ее домработница.

— Какой оно красивый, Белинда! — выдохнула бестолковая дура, почтительно заворачивая платье в бумагу.

— Мадам Белинда, — резко поправила ее Белинда. — Еще бы ему не быть красивым! Тебе на него не заработать и за десять лет.

При виде ванной комнаты с огромной ванной на чугунных лапах она испытала прилив восторга. В ванне должен спокойно поместиться мужчина семи футов роста в цилиндре — Белинда вспомнила, что читала об этом в «Салфетках и любезностях». Правда, с тем, чтобы наполнить эту громадную цистерну, возникли определенные проблемы. Выкрутив полностью краны, Белинда добилась лишь тоненькой, едва теплой струйки неприятного желтоватого цвета, к тому же сопровождавшейся отчетливым запахом сероводорода. Что ж, в таком случае она высыпет в воду всю соль для ванны. И только осуществив свое намерение, Белинда обнаружила, что выцветшая надпись на изъеденной ржавчиной банке гласит: «Комет».

Стараясь не обращать внимания на неприятный зуд по всему телу, Белинда вернулась к себе в комнату. Увидев эмалированный резервуар, расписанный облупленными цветами, она поняла, что Перегрин не шутил, говоря про ночной горшок.

Без десяти минут восемь Белинда, так и не поборовшая зуд, несмотря на целый флакон увлажняющего крема, стояла в полном одиночестве перед громадным пустым камином. Из всех комнат, куда она заглянула во время долгих и утомительных поисков, эта больше всего походила на обеденный зал. Полуобвалившаяся резьба на каминной полке изображала — по крайней мере, когда-то — рыбу и дичь, и здесь имелся стол, правда, покрытый толстым слоем пыли. Белинда коротала время, стараясь вспомнить правила поведения за столом из «Салфеток и любезностей».

— Никаких вилок, — бормотала она про себя. — Спаржу едят руками. Все слова французского происхождения — дурной тон. Значит, не круассаны, а булочки. И нельзя составлять грязные тарелки в стопку, так как это говорит о том, что ты привык обходиться без прислуги.

Без пяти восемь. До сих пор никаких признаков прислуги и тем более столовых приборов не наблюдалось. Впрочем, Белинда и без того с наслаждением предавалась лицезрению длинного стола. Несмотря на сплошное покрывало пыли, он говорил о щедрых аристократических трапезах, с огоньками бесчисленных свечей, пляшущих на сервизах из севрского фарфора и на столовом серебре. Однако до сих пор посуда на столе так и не появилась, а единственным освещением были последние отблески умирающего дня за окном. Не было видно и щедрых аристократов, но, несомненно, Уайффы уже в пути. Или они тоже заблудились в коридорах?

— Надо говорить «зелень», а не «овощи», — пробормотала Белинда, гадая, как в таком случае разобрать, что попросил тебя передать сосед — цветную капусту или шпинат. А спаржа относится к овощам?

— А вот и я, — внезапно послышался голос Перегрина, шагнувшего из полумрака коридора в полумрак обеденного зала и поставившего на стол коричневый пластмассовый поднос — судя по всему, позаимствованный в столовой для бездомных, с ужасом подумала Белинда.

Она также недовольно отметила, что Перегрин не переоделся к ужину; похоже, он был в том самом костюме, в котором встречал ее на станции, но только натянул поверх пиджака теплый шерстяной свитер. Впрочем, так и должно быть, с облегчением подумала Белинда. Сын и наследник лорда Уайффа, Перегрин принадлежал, согласно «Салфеткам и любезностям», к высшей аристократии, поднявшейся так высоко, что уже можно было не придерживаться правил этикета.

— Что-нибудь выпьете? — Перегрин указал на поднос с тремя банками пива и стаканом мутной жидкости, на поверхности которой дохлой рыбой плавал скукоженный ломтик лимона. — Я принес вам джин с тоником. А сами мы будем пить пиво.

— Но почему? — Белинда ненавидела пиво, как ненавидела всю связанную с ним в ее представлении культуру рабочего класса, собачьих бегов и кованых сапог. — Оно же такое ужасное, вы не находите?

— Ну, зато оно гораздо дешевле вина, а ко вкусу со временем привыкаешь.

Дешевле. Белинда подняла брови. «Не пора ли переменить пластинку?» — раздраженно подумала она. До чего же Уайффы прижимисты! Это уже выходит за всякие рамки. С другой стороны, среди миллионеров — надо надеяться, миллиардеров — скупость — распространенное явление, так что и в этом Белинда нашла некоторое утешение. В конце концов, лишь невероятной скаредностью Уайффов можно объяснить все то, что она видит вокруг. Запущенное состояние, в котором находится особняк. Отсутствие отопления. Даже четыре круглые циновки, которые сейчас вытащил из серванта Перегрин вместе с горстью гремящих пластмассовых ножей и вилок, бумажных салфеток и пакетиков с солью и перцем.

— Это собирают для нас друзья и знакомые, — виновато улыбнулся Перегрин. — Помогает экономить уйму денег на посуде.

Белинда кивнула. Несомненно, эксцентричность аристократии. Надо надеяться, еда окажется вкусной. Тушеный заяц, дичь, свежая рыба.

Как раз в этот момент в дверях появилась женщина с пластмассовой миской и половником. Увидев Белинду, она широко улыбнулась. Та в ответ мрачно нахмурилась. Подумать только, какая наглость! Ну да ничего, когда парадом будет командовать она, слуги будут улыбаться только после того, как на них посмотрят с улыбкой.

— Мама, — сказал Перегрин, — это Белинда. Белинда, это моя мать.

Чтобы не упасть, Белинда ухватилась за край стола. Его мать?

— Здравствуйте. — Леди Уайфф опустила поднос на стол. — Мы очень рады вас видеть.

Не успела Белинда прийти в себя, как в дверях появился шаркающий ногами сутулый мужчина в потертом твидовом пиджаке. Каких-нибудь пару минут назад она приняла бы его за лесничего. Или скорее за садовника в услужении у лесничего. Но, пожимая трясущуюся руку, испещренную синими прожилками, Белинда с ужасом поймала себя на том, что смотрит в слезящиеся, косые голубые глаза, точную копию глаз Перегрина.

— Мой отец.

— Привет, — добродушно поздоровался лорд Уайфф. — Должен сказать, мы с нетерпением ждали встречи с вами. Журналистка, берущая интервью у знаменитостей! Какая, должно быть, у вас прекрасная работа. Вы вращаетесь в высоких кругах.

— Разумеется, — заверила его Белинда, успевшая привыкнуть к этому обряду и к тому же воодушевленная тройным джином с тоником. — Мне постоянно приходится встречаться с богатыми и знаменитыми.

Правда, ее несколько озадачило, что все семейство широко раскрывало глаза от изумления, слушая ее рассказы о знакомстве с богатыми и знаменитыми: в конце концов, земельной аристократии должно уже надоесть все время общаться с суперзвездами.

— И к тому же это дело ужасно стоящее, — кивнула леди Уайфф. — Я хочу сказать, за это хорошо платят, — добавила она.

— О, естественно. Очень хорошо. Платят просто замечательно, ха-ха-ха.

Белинда видела их насквозь. Баснословно богатые и чрезвычайно скупые, Уайффы хотят убедиться, что и она, став членом семьи, что-нибудь с собой принесет. Лучше подождать до свадьбы, а там уже можно будет сказать, что после уплаты процентов по всем предыдущим кредитам у нее остается десять пенсов в месяц.

Перегрин разложил циновки в одном конце стола. Заняв свое место перед уходящей в полумрак полосой пыльного красного дерева, Белинда почувствовала себя кеглей на полосе кегельбана. Перегрин поставил на стол что-то вроде тусклого ночника, не произведшего никакого впечатления на сгущающиеся сумерки. Правда, в пятне желтого света стала прекрасно видна запыленная, обшарпанная поверхность стола.

— Надеюсь, вам это понравится, — сказала леди Уайфф, неуверенно заглядывая в миску. Там в лужице машинного масла лежал тощий цыпленок. — На банке выло написано, что этим надо полить цыпленка, но мне что-то не нравится.

В окна хлестал дождь. Не зная, с какой стороны подступиться к лежащему перед ней на тарелке куску мяса Цвета свежей штукатурки, Белинда решила завести разговор об истинном финансовом положении семейства Уайфф. В конце концов, ее работа как раз и заключается в том, чтобы раскапывать информацию.

— Ужасно, что владельцы особняков вынуждены платить налог на добавленную стоимость со всех расходов на ремонт своей недвижимости, — начала Белинда, указывая на капли дождя, собирающиеся на потолке.

Перед тем, как отправиться в Суэддлинг, она ознакомилась с кругом интересов аристократии и выяснила, что практически всех землевладельцев Великобритании волнуют, с одной стороны, налоги и сборы, а с другой, необходимость ухода за особняками и замками, доставшимися им от предков.

— К счастью, нас это не волнует, — с дрожащей улыбкой ответил лорд Уайфф.

Белинда ощутила прилив удовлетворения. В таком случае они просто купаются в деньгах. Белинда все еще упивалась этой мыслью, когда леди Уайфф приятно удивила ее, прошамкав набитым цыпленком ртом что-то вроде: «Надеемся, вы любите миллионеров».

— Больше всего на свете, — заверила ее Белинда, и в ее глазах сверкнули слезы облегчения и счастья.

Она с любовью посмотрела на женщину, которой вскоре предстояло стать ее свекровью.

— Я так рада! Знаете, есть такие, кто их терпеть не может.

— Не могу в это поверить! — искренне воскликнула Белинда.

Лорд Уайфф одобрительно закивал.

Через несколько минут Белинда сидела вместе с семейством Уайфф в полном составе вокруг маленького электрообогревателя в углу одной из комнат для гостей и смотрела по крошечному допотопному черно-белому телевизору игру «Кто хочет стать миллионером?».

— Мы ее никогда не пропускаем, — объяснил лорд Уайфф. — Олимпия — это моя жена — засыпает редакцию письмами с просьбой допустить ее к участию, но ответа до сих пор нет.

Белинда заморгала. А разве нельзя позвонить в редакцию по телефону? Или это опять аристократический юмор? Она лихорадочно рылась в памяти, пытаясь вспомнить, что говорится по этому поводу в «Салфетках и любезностях».

— Но мы живем надеждой, — добавила леди Уайфф. — Наверное, быть богатым просто прекрасно. Вы не согласны?

«Вам ли жаловаться на свою жизнь», — подумала Белинда.

— Конечно, вам это все хорошо известно, — сказал лорд Уайфф. — Стиль жизни миллионеров и все такое.

Белинда вздохнула. Уайффы почему-то смотрели на нее стайкой голодных хомяков. Эти люди прямо-таки одержимы мыслью о богатстве.

— Ну, кое с чем я знакома, — неуверенно призналась она.

— Я знаю, вы скромничаете, — кивнула леди Уайфф.

Белинда широко раскрыла глаза. В свое время ее обвиняли во многом. Но только не в этом.

— Караваджо! — вдруг крикнул Перегрин, уткнувшийся в телевизор. — Это правильный ответ, — объяснил он, поймав на себе взгляд ошеломленной Белинды. — Вопрос был такой: какой итальянский художник прославился умением распределять светотень? Караваннио, Караваджо, Джо ди Маджио и Корнетто[9]. Разумеется, Караваджо.

— У нас раньше была картина Караваджо, — грустно заметил лорд Уайфф. — Но нам пришлось ее продать.

У Белинды потеплело на душе. Если в Суэддлинге недавно была картина Караваджо, быть может, где-нибудь до сих пор валяются один-два Ван Гога?

— Перегрин нам сказал, у вас очень важная работа, — добавила леди Уайфф. — По его словам, журнал без вас схлопнется.

Белинда вспомнила, что действительно говорила нечто подобное в машине. Впрочем, это была истинная правда. В типографии, где печатался «Светило», имелась специальная машина, складывающая журнал так, чтобы он раскрывался особым образом, причем делала она это без какого-либо участия Белинды.

Капель с потолка усилилась. В углу комнаты даже в темноте был виден блеск сырости; целые потоки воды низвергались по стене к камину. Белинда решила переменить тему.

— Странно, что у вас столько воды течет через крышу, — заметила она, — а из кранов я смогла выжать лишь тонкую струйку.

Перегрин был удивлен.

— Что вы хотите сказать? В Суэддлинге ванны наполняются за две минуты.

— Только не та, в которой я хотела помыться.

В водянистых голубых глазах Перегрина зажегся огонек.

— Ах да. Если честно, в том крыле с водоснабжением действительно не все в порядке. То едва капает, то вдруг как хлынет. — Посмотрев на потолок, он нахмурился. — Должен признать, вы были правы. Сейчас почему-то действительно крыша течет сильнее обыкновенного.

Белинда вспомнила краны в ванной, выкрученные до отказа в тщетной попытке налить слой воды хотя бы в дюйм. Быть может, она крутила их не в ту сторону?

К счастью, внимание Перегрина снова было привлечено к телевизору.

— Отречение! — заорал он. — Какое действие на отречение совершил Эдуард Восьмой, отказываясь от трона? Развлечение, черчение, отречение или приключение?

— Эдуард Восьмой как-то приезжал в Суэддлинг, — печально вздохнул лорд Уайфф.

Загрузка...