Нелады со звездами

Глава 9

«Свершилось!» — ликовала Белинда. Она наконец получила колонку Мо Миллз. По крайней мере, до тех пор, пока старая кляча не поправится. Впрочем, Белинда мысленно поклялась, что этого не произойдет никогда. Мо достаточно будет только взглянуть на то, во что превратилась ее колонка, и ее хватит новый приступ.

Чуть раздвинув стройные бедра под мягким одеялом, Белинда погрузила указательный палец в свое теплое и влажное естество. Облизав пересохшие губы, она принялась нежно потирать скользкую горошину клитора, выгибая дугой спину. Ее ладонь скользнула по мягкому бугорку, избавленному от растительности при помощи бразильского воска. Вот она, взлетно-посадочная полоса. Теперь осталось только найти того, кто здесь приземлится. Желательно, на своем личном реактивном лайнере.

Ну а пока… Белинда негромко вскрикнула, чувствуя, как нарастает знакомое сладостное напряжение. Но теперь богатого мужчину ее мечты осталось ждать недолго. Кого-нибудь фантастически знаменитого, финансово независимого и баснословно одинокого. Поскорее бы: последнее письмо банковского поверенного, ведущего дела Белинды, было не слишком приятным. Что ж, она поедет в банк, лично встретится с ним и повергнет его в шок своим известием. Поверенный постоянно спрашивал о перспективах ее работы, «Чашка чая» вполне заслуженно казалась ему малообещающей. Но теперь у него исчезнут все вопросы.

Перед Белиндой открывались бесконечные возможности. Кажется, Клинт Иствуд женился на своей Дине после того, как она пришла брать у него интервью? Кила Шей впервые увидела Пирса Броснана, задавая ему вопросы во время телешоу? А ведь их свадьбе был посвящен целый номер «Хелло!». Даже Тим Хенман, черт побери, женился на журналистке. А Пола Йейтс добилась своего, беря у Майкла Хатченса интервью для телевидения, хотя это, наверное, не лучший пример[4].

Белинду переполняло восторженное предчувствие. Наконец-то дни, когда она мечтала о шампанском, а денег хватало только на лимонад, остались позади — навсегда. Ну, не совсем. Мечты о шампанском получат новый толчок. Губы Белинды задрожали. Невозможно было представить себе менее подходящую кандидатуру для первого интервью, чем Шампань Ди-Вайн. Женщину, чья слава — не говоря про самомнение — была обратно пропорциональна ее таланту. Женщину, чья кривая взлета — после того, как во время игры в поло ее блузка порвалась на глазах у принца Чарльза — была сравнима с изгибом ее знаменитой груди. Другими словами, это была «история двух сисек». Что может вызывать большее раздражение, чем женщина, поднявшаяся на самый верх нечестным способом?

И, как будто этого было недостаточно, Белинде пришлось кусать губы от злости, читая все утро американскую прессу, описывавшую, как Шампань Ди-Вайн, еще совсем недавно одержимая славой, обрела духовную гармонию в Лос-Анджелесе. Как она оставила позади бурное прошлое, возродившись заново, сменив психотропные препараты, расширявшие сознание, на спиритические сеансы. «Самым большим своим достижением за последнее время я считаю умение находить путь к сердцу незнакомого человека, — захлебываясь от радости, повторяла Шампань. — Я уже больше года изучаю каббалу, и это учение кардинально изменило мой взгляд на жизнь». Белинда презрительно фыркнула.

Однако даже теперь Шампань оставалась в полосе небывалого везения. Разве она не получила роль в новом фильме Гая Ричи? И мало того, в том же фильме будет сниматься и Ред Кемпион, самый известный актер последних лет, занимающий первую строчку в списке тех, кого хотела бы видеть у своих ног Белинда. Так что существует большая вероятность, учитывая умение Шампань охмурять знаменитостей, что она затащит Кемпиона к себе в постель. От этой мысли в сердце Белинды вспыхнула ревность. Едва средства массовой информации раструбили о скором возвращении Шампань из Голливуда, Кевин Грейсон потребовал от Белинды добиться эксклюзивного интервью.

Белинда застонала, вспомнив о том, что ждет ее завтра утром. Подумать только, она бежала от «Перерыва на чашку чая» и пустых разговоров с набитыми дурами вроде Вонючки Чешир только для того, чтобы начать работу в новой рубрике с рассказа о таком архиничтожестве, как Шампань Ди-Вайн! О женщине, в сравнении с которой Вонючка Чешир покажется Джермен Грир[5]. Белинда вдруг почувствовала, как нараставшее между ног возбуждение прошло. Мысль о Шампань могла разбить ее половую жизнь с кем угодно. В том числе, с самой собой.

На следующее утро Белинда сидела в вестибюле «Гаража», до боли модного отеля в Уэст-Энде, с огромной помпой открывшегося каких-нибудь несколько недель назад. Именно здесь, по заявлению пресс-атташе Шампань, женщины по имени Бренди с хриплым мужским голосом, временно разместилась вернувшаяся из Лимерики светская красавица.

— Мисс Ди-Вайн вынуждена ждать, пока полностью переделают тот особняк в Ноттинг-Хилл, который недавно приобрела.

— В Ноттинг-Хилл? — переспросила Белинда, учуяв запах денег. — Это же должно стоить баснословно дорого!

— Напоминаю, — оборвала ее пресс-атташе, — что в Соединенных Штатах карьера мисс Ди-Вайн складывалась крайне успешно. После того, как она была приглашена сниматься в сериал «Друзья»…

— Да-да, конечно. Если честно, я как раз хотела поговорить с ней об этом. Насколько я понимаю, контракт был досрочно прекращен?

— Полная ерунда.

— Но ведь первоначально предполагалось участие мисс Ди-Вайн во всех сериях, не так ли? А во втором эпизоде герой случайно сдал на машине назад и переехал ее персонажа. Вы не можете это объяснить?

— Мисс Ди-Вайн не желает разговаривать о своей карьере. Цель предстоящего интервью — беседа о ее духовности. В последнее время мисс Ди-Вайн уделяет очень большое внимание духовным ценностям.

Белинда раздраженно подумала, что «уделяет большое внимание духовным ценностям» — это, наверное, вежливая замена «любит опаздывать». Даже несмотря на то, что Белинда — из принципа — сама простояла на улице, дабы опоздать на пятнадцать минут, Шампань до сих пор не было.

Почему, ну почему она сейчас не потягивает коктейль на веранде особняка Элтона Найса или не катается по Лос-Анджелесу в одном из трех совершенно одинаковых «Бентли» Тома Круза? Она должна была разговаривать с Гвинет Пелтроу о Мадонне и с Мадонной о Гвинет Пелтроу. А не торчать забытым чемоданом в фойе отеля.

Белинда без воодушевления рассматривала бетонные колонны, которые должны были, согласно рекламному проспекту, «придавать фойе вид классической многоэтажной автостоянки семидесятых». На ее взгляд, длинные нейлоновые шторы, закрывающие все окна, придавали фойе сходство с часовней, где происходит отпевание умершего. Вся обстановка состояла из обтянутого бордовым атласом шезлонга, в котором сидела Белинда, диванчика без спинки, большого вычурного портрета Элвиса Пресли в позолоченной пластмассовой рамке и огромного аквариума, выполнявшего также роль столика администратора. За ним со скучающим видом сидела в наушниках женщина, явно страдающая хроническим отсутствием аппетита.

Белинда нехотя вернулась к изучению американского журнала с интервью Шампань, где та рассказывала, как новообретенная вера в мудрость древних подтолкнула ее отказаться от своих прежних скандально известных привычек. «Вместо того, чтобы бездумно прожигать жизнь, я спрашиваю себя: «Чему это меня учит?»

Встав, Белинда прошла по бесконечному линолеуму фойе до «Каффа», супермодного ресторана при отеле. Изучая меню, в котором были и рыба с рисом по-итальянски, и маргариновый пудинг, и тартинки в томатном соусе, Белинда, толком не завтракавшая, внезапно поймала себя на том, что не отказалась бы от всего этого.

Медленно тащились друг за другом четверти часа. В конце концов Белинда дошла до того, что стала составлять набросок вступления своей статьи:

— Я могу вам чем-нибудь помочь, мадам?

Подняв взгляд, Белинда увидела мужчину лет двадцати пяти в желтых летных очках-консервах, с козлиной бородкой, с маслянистой, чрезмерно фамильярной улыбкой на лице. Благодаря сильному аромату исходящего от него лосьона после бритья Белинда смутно припомнила, что он уже минут двадцать расхаживал перед ней, пытаясь привлечь ее внимание. Она недовольно нахмурилась. В конце концов, на ней ведь новое облегающее кожаное мини-платье от «Версаче», не так ли? Туфли на шпильках от «Гуччи» и колготки-сеточки. Неужели он принял ее за проститутку?

— Все в порядке, — грубо бросила Белинда.

Если не считать того, что к этому моменту она уже должна была заканчивать интервью, а ее до сих пор даже не пригласили в номер Шампань.

— Вы ведь журналистка, не так ли? — мужчина сверкнул двумя рядами соблазнительно ровных зубов. — Я Оливье, управляющий директор. Быть может, пока вы ждете, я покажу вам отель? Наверное, вам это очень пригодится для передачи атмосферы.

— У меня нет времени, — бросила на него ледяной взгляд Белинда.

Жалкий французишка, как он только посмел подумать, что она своим интервью сделает рекламу его отелю! Если Шампань Ди-Вайн и будет способствовать чьей-либо карьере, то только карьере самой Белинды.

Оливье снова сверкнул улыбкой.

— Какая жалость, — елейным голосом произнес он. — Я просто умираю от желания показать вам наш замечательный отель. Я от него без ума. У нас все по самому последнему слову техники. Освещение одобрено службой МИ-5 и регулируется в зависимости от настроения. Каждый плафон является произведением искусства: это ручная работа артели мастеров, работающих в историческом районе Вены Братвурст. Мы предлагаем гостям круглосуточную рыбную диету, составленную в рамках работ над противовоздушной системой раннего оповещения «Файлингдейлс»…

— Не сомневаюсь, что бачки в туалетах разработаны с использованием технологий системы противоракетной обороны «Звездные войны», — насмешливо протянула Белинда.

Оливье удивился.

— Как вы об этом узнали? Это коммерческая тайна!

— Моя бабка по материнской линии была колдуньей, — ответила Белинда, вспомнив выводящую ее из себя фразу, которую так любила повторять ее домработница.

Эта проклятая девица почему-то вообразила, что обладает сверхъестественными способностями. «Я бы предпочла, чтобы ты находила им применение в ванной», — огрызалась Белинда каждый раз, когда разговор касался этой темы, — к счастью, это происходило все реже и реже. Некоторые люди готовы сказать что угодно, лишь бы привлечь внимание к своей персоне.

Оливье предпринял новую попытку:

— Да, кстати, наши кровати созданы с применением технологий «умных боеприпасов». Каждая кровать сама подстраивается под форму того, кто в ней спит. Я лично поспал на всех кроватях. В стульях используется принцип ядерного синтеза, что позволяет добиться максимального удобства, я лично испытал все до одного. Я ел из всех тарелок, пил из всех стаканов…

— Вот как? — проворковала Белинда, обворожительно улыбаясь. — В таком случае, самое обескураживащее мне еще предстоит услышать, — убийственным голосом добавила она.

Пожав плечами, Оливье поклонился и удалился, продолжая как ни в чем не бывало улыбаться.

Проводив его презрительным взглядом, Белинда взглянула на часы. Проклятие, что же это такое? Прошло уже сорок минут с тех пор, как она появилась в фойе. Разве Шампань Ди-Вайн не понимает, что время, приливы и Белинда Блэк из «Светила» никого не ждут?

Вскочив с места, Белинда решительно направилась к столу-аквариуму. Однако не успела она произнести: «Вы не могли бы выяснить…», как ее оборвал прозвучавший за спиной резкий голос с американским акцентом:

— У меня. Серьезная. Жалоба.

Белинда тотчас же узнала этот голос. Бренди, пресс-атташе Шампань Ди-Вайн. Однако прежде чем Белинда смогла сказать хоть слово, послышался шелест, похожий на звук крыльев, за которым последовала мощная волна аромата лосьона после бритья. Оливье поспешно вернулся в фойе.

— В чем дело, мадам?

— У меня. Серьезная. Жалоба. Насчет номера-люкс. Мисс Ди-Вайн.

Крохотная бутылкообразная блондинка на шпильках лет двадцати с небольшим окинула несчастного француза взглядом, твердым как кремень. Белинда выпятила вперед грудь, растопырив локти. Черт побери, за кого себя принимает эта девица?

— Серьезная жалоба?

В голосе Оливье сквозило изумление. Судя по всему, появление Девы Марии в фойе отеля было более частым событием.

Белинда, занесшая было руку, чтобы стукнуть по столу-аквариуму, осторожно ее опустила. Это обещает быть интересным.

— Если его. Можно назвать. Люксом.

— Но в чем проблема?

От взгляда блондинки повеяло арктическим холодом.

— Гладильная доска.

— Гладильная доска? — непонимающе повторил Оливье. — В каждом номере есть гладильная доска. В том числе и в люксах. Вы не заглядывали в шкаф?

Блондинка угрожающе кивнула.

— Я заглядывала в шкаф, — язвительно повторила она.

— Значит, гладильная доска у вас есть, — облегченно потер руки Оливье. — А утюг?

— Есть.

— О. — Лицо Оливье выразило изумление, насколько это только позволял лоб, подозрительно лишенный морщин.

У Белинды мелькнула мысль, не сделал ли он себе пластическую операцию.

— Вы хотите сказать, — добавил управляющий, осененный внезапной догадкой, — утюг не работает?

— Работает.

— Так в чем же дело?

— А дело вот в чем, — раздельно произнесла блондинка. — Ни утюга, ни доски. Не должно быть. В номере. Шампань Ди-Вайн. Никогда. Не гладит сама свои вещи. Мисс Ди-Вайн оскорблена. Намеком на то. Что она может это делать. Мисс Ди-Вайн. Очень. Расстроена. Случившимся.

Белинда лихорадочно пыталась запомнить этот разговор дословно. «Вместо того, чтобы бездумно прожигать жизнь, я спрашиваю себя: «Чему это меня учит?» Значит, духовное перерождение Шампань Ди-Вайн оказалось далеко не таким полным, как она утверждает?

— Мадам, — испуганно зашептал Оливье, — мы и так пошли мадемуазель Ди-Вайн на небывалые уступки. Мы заменили в ее номере ковер на березовые половицы, чтобы утром, когда она занимается йогой, солнечные лучи отражались от натурального дерева. Мы обставили номер белой мебелью. Мы попросили соседнюю церковь не звонить в колокола, дабы не мешать Мадемуазель Ди-Вайн достигнуть духовной гармонии…

— Да, — оборвала его пресс-атташе. — Все было хорошо до тех пор, пока утром в номер не принесли креветки. Оказавшиеся, вопреки четкому указанию, не одинакового размера…

— Сегодня утром, — огрызнулся Оливье, — шеф-повар вынужден был готовить для мадемуазель Ди-Вайн четыре различных завтрака, так как никто из ее окружения не мог сказать, что она будет есть. А потом разразился скандал, поскольку молоко оказалось недостаточно горячим.

— …А шампанское не той марки…

Пальцы Белинды так и чесались схватить ручку. С каждой минутой все это выглядело все менее и менее духовным. Быть может, интервью с Шампань Ди-Вайн окажется не таким скучным, как она боялась.

— Затем нам пришлось переселить других гостей на соседний этаж, так как координатор мадемуазель Ди-Вайн по вопросам среды обитания попросил отключить кондиционеры.

Прежде чем Бренди успела что-либо ответить, Белинда протянула руку, обворожительно улыбаясь:

— Мы с вами уже говорили. Я Белинда Блэк из «Светила». Мы договорились о том, что я возьму у мисс Ди-Вайн интервью.

Бренди бросила на нее холодный взгляд из-под полуопущенных век.

— Так какого черта вы заставляете себя ждать?

Наверное, впервые в жизни Белинда настолько опешила, что не нашлась, что ответить.

Пока они поднимались в номер «Триша Йейтс», Бренди не сказала ни слова. Из рекламного проспекта Белинда узнала, что стеклянные стены лифта меняют цвет в соответствии с настроением тех, кто в нем едет. Она вспомнила некоторые цвета: черный для плохого настроения, желтый для счастья, красный для порочных мыслей. Белинде стало не по себе, когда она увидела рядом с Бренди ожидаемую черноту грозового неба, в то время как с ее стороны лифт, точно интерпретировав отношение к предстоящему интервью, подозрительно алел. Всю дорогу она старалась как могла прикрыть стену собой и облегченно вздохнула лишь тогда, когда лифт остановился на нужном этаже.

— Белинда Блок, — объявила Бренди, открывая похожую на тюремную дверь напротив лифта.

— Блэк! — раздраженно поправила ее Белинда.

У нее тотчас же заслезились глаза от мощного жасминового аромата, который, как цунами, выплеснулся из открывшейся двери и отбросил ее назад. Белинда заморгала, ослепленная ярким солнечным светом, отражающимся от огромного белого дивана и светлого дерева паркета. Внутри все было настолько бесцветным, что она не сразу смогла разглядеть обитателей. Лишь когда ее глаза привыкли к яркому свету, Белинда различила что-то похожее на сияющую фигуру, облаченную во все белое, сидящую посреди комнаты на сверкающем полу.

Шампань Ди-Вайн, однако, не просто сидела. Ее тонкие, изящные руки были сцеплены друг с другом, а длинная нога в белой штанине, закинутая через локоть на шею, покоилась на плече. Такая поза показалась Белинде чрезвычайно неудобной, однако на лице Шампань было написано безмятежное спокойствие. Глаза у нее были закрыты, а на устах витала блаженная улыбка.

При мысли о том, насколько безукоризненно красива Шампань, пусть и застывшая в нелепой позе, у Белинды к горлу подступила тошнота ревности. Тело Шампань было стройным и гибким, как у танцовщицы, за исключением знаменитого пышного бюста, на целый размер превосходившего то, чем могла похвастаться Белинда, и державшегося без видимых вспомогательных приспособлений. Поразительно упругая грудь поднималась над узкой грудной клеткой двумя футбольными мячами. На Шампань были мешковатые белые борцовские брюки и обтягивающая белая куртка, с трудом вмещавшая грудь и заканчивающаяся на добрых двенадцать дюймов выше талии, открывая акры загорелого мускулистого брюшного пресса и плоский пупок, проткнутый серебряной серьгой.

Пальцы рук были унизаны кольцами — затейливыми серебряными и другими, своим ослепительным блеском намекающими на то, что в деле возвращения добра миру существуют весьма строгие ограничения. Маленькие серебряные колечки были у Шампань и на пальцах ног. Ее белые, как лед, волосы низвергались светлыми струями на плечи, а лицо обладало совершенной красотой — кремовая кожа, высокие скулы, правильный овал без острых углов, ни одной морщинки или пятнышка — если не считать небольшого алмаза, сверкающего между бровями. Одним словом, Шампань обладала той внешностью, которая, по мнению Белинды, достигалась только после долгого ретуширования на компьютере. Что хуже, ее красота выглядела естественной и, судя по всему, давалась Шампань без каких-либо усилий. По крайней мере, на расстоянии ее лицо казалось девственно лишенным косметики.

— Проходите и садитесь, — проскрежетала Бренди. — У вас есть десять минут.

Десять минут! А обещали сорок! Вспыхнув от негодования, Белинда повернулась было к Бренди, собираясь спорить, но тотчас же передумала, увидев ее суровое лицо. Давая выход переполняющей ее ярости, она плюхнулась на диван.

— Не сюда, — прорычала Бренди. — Сюда.

Она указала на пол напротив Шампань. Белинда, не сидевшая на полу с детского сада, неуклюже опустилась вниз, зацепившись коленями в колготках-сеточках за паркет и проклиная упрямую мини-юбку, больно впившуюся в бедра. Оставалось надеяться, что ее не заставят закинуть ногу за шею.

Глаза Шампань по-прежнему были закрыты. Белинде захотелось узнать, действительно ли она поглощена изучением тайн мироздания? Или просто потеряла сознание, оглушенная невыносимым сочетанием благовоний, мерцающих по всей комнате ароматизированных свечей и запаха белых лилий, красующихся в огромных вазах на всех подоконниках?

Пытаясь совладать с перегрузкой органов чувств, Белинда лихорадочно искала, с чего бы начать разговор.

— Мисс Ди-Вайн, вы позволите спросить… Шампань, поморгав, открыла глаза. Белинда почувствовала, как за считанные секунды зрачки, зеленые и ослепительные, как лучи лазера, придирчиво оглядели ее с ног до головы. Наконец безукоризненно точеные губы изогнулись в едва заметной улыбке.

— Да?

— …почему у вас камешки между пальцами ног? Шампань широко раскрыла глаза. Ее взгляд был полон недоумения и презрения.

— Разумеется, потому что я дух.

Белинда опешила от неожиданности, но решила не подавать и виду. Если интервью будет продолжаться тек и дальше, это обязательно проявится в статье.

— Прошу прощения, — запинаясь, спросила она, — кто?

— Дух, — простонала Шампань, нетерпеливо закатывая глаза. — Я дух небесный.

— О, — заморгала Белинда. — Понятно.

— А это, — продолжала Шампань, расслабляя закинутую на плечо ногу, — как вы уже должны были понять, курс очищения горячими камнями, которому я научилась у американских индейцев. Хотя на самом деле, — раздраженно протрубила она, — камни уже остыли, черт бы их побрал. Петси!

Шампань резко хлопнула в ладоши. Из соседней комнаты, кишащей, как уже успела заметить Белинда, людьми в белых одеждах, появилась невысокая темноволосая девушка с руками, покрытыми рыжей татуировкой. Поспешно подбежав к Шампань, она стала вытаскивать зажатые между пальцами ее ноги камешки. Неожиданно у Шампань по щекам потекли слезы.

— Вам больно? — удивленно спросила Белинда.

Или, быть может, подумала она, услышав, как Шампань громко шмыгнула носом, это сенная лихорадка от обилия цветов?

— Конечно же, нет, — отрезала Шампань. — Полагаю, вам известно, что слезы благотворно воздействуют на ци человека, наполняя его сердце радостью?

Несмотря на непрекращающуюся грубость, — а может быть, как раз благодаря ей, — Белинда ощутила прилив восторга. Интервью оказалось гораздо лучше — или гораздо хуже ее самых смелых надежд. После обязательного вопроса о диете, которой придерживалась Шампань, — как выяснилось, состоявшей из сплошных аллергенов, — Белинда поймала себя на том, что ее внимание поглощено людьми в белом, толпящимися в соседней комнате.

— Кто это такие?

— Разумеется, мои наставники, — гордо заявила Шампань. — Гуру по ногтям, гуру по йоге, гуру по волосам, гуру по холистике, гуру по кинезиологии, гуру по фэн-шуй, гуру по стилю, гуру по персональному росту — это тот, кто натирает мне ноги воском… — Она зевнула. — Ах да, и гуру по гуру.

— Гуру по гуру? — зачарованно переспросила Белинда, ухватившись за последние слова. — А он чем занимается?

— Естественно, дает мне советы относительно всех остальных гуру, — снисходительно объяснила Шампань, смотря на нее как на дурочку.

Белинда неуютно заерзала на жестком полу.

— Расскажите мне про свое духовное пробуждение. Про то, как вы открыли для себя каббалу.

— Да. — Твердые изумруды глаз Шампань расплавились в зеленые лужицы исступления. — Слушайте, я хочу, чтобы вы все это записали. Понимаете, я очень одухотворенная натура. Очень одухотворенная.

— Правда ли, что впервые вас приобщила к этому Мадонна?

— Да. Добрая старушка Мадонна.

— И как это произошло? — не унималась Белинда.

Шампань развела в стороны свои длинные изящные руки.

— Как-то раз мы с ней болтали — насколько я припоминаю, в баре, — и я у нее спросила, не знает ли она, где найти хорошего повара. А когда я опомнилась, я уже была в Лос-Анджелесе и слушала, как мне рассказывают про мои тайконы.

— Про тайконы? — переспросила Белинда. — Это еще что такое — какие-то австралийские млекопитающие?

— Тайконы, — раздраженно пояснила Шампань, — это те качества, которые мы принесли с собой из прошлой жизни. Именно они позволяют нам развиваться и совершенствоваться.

— А, — сказала Белинда, — теперь поняла.

— Мой главный тайкон — «вера». Я верю в то, что все происходящее имеет какой-то смысл.

Да, это уж точно, мысленно усмехнулась Белинда, вспоминая свистящий шепот Оливье. Все, что сделали в отеле по требованию Шампань, имело какой-то смысл.

— …большинство вещей мне неподвластно…

Белинда украдкой взглянула на свиту. В свете такого обилия прислуги неподвластность определенно являлась чем-то относительным.

— …и я должна постоянно оставаться свободной и невесомой…

Записывая эти слова, Белинда ехидно подняла бровь. Можно не сомневаться, этот номер Шампань подсучила бесплатно, и до полной невесомости ей тоже недалеко — она весит не больше семи стоунов, хотя каждая грудь — не меньше четырех фунтов.

К Шампань приблизилась еще одна ассистентка с маленькой вазочкой в руках.

— Ваше горячее масло, — почтительно прошептала она, принимаясь втирать снадобье в немыслимо гладкий лоб красавицы.

Белинда решила переменить тактику.

— Мисс Ди-Вайн, вы довольно долго отсутствовали в Великобритании, — разыгрывая из себя наивность, спросила она. — Как, по-вашему, приняла вас родина?

В ответ Шампань драматично взъерошила волосы.

— Я покинула Великобританию знаменитостью, — объявила она. — А возвратилась… звездой.

Воистину, самомнение этой женщины выходит за всякие рамки. Невероятно, какие щедрые подарки преподносит ей судьба. Белинда почувствовала, как у нее от зависти засвербило в пятках. Но теперь настало время задать тот самый вопрос. Перевести разговор на болезненную тему. Белинда долго не могла собраться с духом, но откладывать дальше было нельзя. Главный редактор ждет…

— Всем известно, что вы получили роль в новом фильме Ричи, — процедила сквозь стиснутые зубы Белинда.

— Да, я просто в восторге.

— И, естественно, вы будете сниматься вместе с… мм… — Белинде пришлось сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы закончить вопрос, — с Редом Кемпионом.

Шампань самодовольно улыбнулась.

Белинда прищурилась.

— Правда ли, — елейным голосом произнесла она, — что технический персонал «Бетонных башмаков» должен был дать письменное обязательство во время съемок не смотреть вам в глаза?

— Что? — взвизгнула Шампань. — Как вы смеете, черт побери? Я глубоко одухотворенная личность. Я считаю, что все люди равны. Я отрицаю превосходство одного человека над другим. Благодеяние, оказанное незнакомому человеку, является краеугольным камнем духовного просвещения.

— Значит, вы отрицаете, — настаивала Белинда, — что у вас возникли проблемы с режиссером из-за того, что в анонсе фильма чаще используются кадры с участием другого актера?

Шампань вздрогнула, расплескивая масло из вазочки.

— Ах ты, дура проклятая! — крикнула она на свою ассистентку. — Ты пролила горячее масло на мой «третий глаз»!

— Интервью окончено, — объявила Бренди.

Белинда, собрав вещи, с трудом поднялась с пола, разминая затекшие ноги.

— Фотограф из «Вога» уже ждет, — добавила Бренди.

Белинда изумленно уставилась на Шампань, встретившую это известие громкими непристойными звуками.

— Это очень помогает придать форму губам, — пояснила Бренди, выпроваживая Белинду за дверь.

— И не забудьте упомянуть, — бросила ей вдогонку Шампань в перерыве между звуками, которые можно услышать в туалете, — какая я глубоко одухотворенная личность!

— Не беспокойтесь, — многозначительным тоном пообещала ей Белинда, — не забуду.

В конце концов, размышляла она, громыхая вниз по металлическим ступеням, напоминающим пожарную лестницу, Шампань с лихвой перевыполнила основную заповедь своей новообретенной веры. Одному незнакомому человеку она определенно оказала очень большую услугу.

После того, как вся квартира содрогнулась от нового оглушительного грохота, Грейс бросилась на кухню, чтобы оценить повреждения. Мария с утра делала генеральную уборку.

— Мадам Грейс…

— Грейс. Просто Грейс, пожалуйста…

Олицетворение вселенской скорби, Мария ломала руки, стоя в окружении груды фарфоровых осколков. Всего, что осталось, насколько могла определить Грейс, от одной особенно отвратительной салатницы, подаренной Сионом, — на одном из осколков даже сохранился, ценник дешевого магазина. Своей глубокой центральной выемкой для нарезанных овощей и двумя вмятинами по краям для соусов салатница была ужасно похожа на большую фарфоровую бородавку.

— Ничего страшного не случилось. Честное слово.

Грейс уже успела понять, что общение с домработницей требует гораздо большего эмоционального участия, чем она предполагала. Мария, хотя и делала жизнь чище, значительно ее усложняла.

Настойчивое стремление Марии отвечать на телефонные звонки уже обернулось несколькими настолько перевранными сообщениями, что не было никакой возможности понять их смысл. Ни по неразборчивым каракулям, которые Мария время от времени оставляла засунутыми под телефон, ни по ее сбивчивому пересказу Грейс никак не могла определить, звонил ли ей Генри. Впрочем, это казалось маловероятным. После долгих уговоров Элли скрепя сердце согласилась позвонить ему насчет предстоящих съемок «Субботнего вечернего обозрения». Однако она категорически отказалась сопровождать Генри и Эвфемию в студию, сославшись на то, что у нее в это время свидание. Грейс не находила себе места, чувствуя неумолимое приближение назначенного срока.

Единственными сообщениями, передаваемыми Марией со стопроцентной точностью, были постоянные звонки леди Армиджер, желавшей знать, приедет ли Грейс на торжественный ужин. Грейс же, внутренне решившая скорее умереть, чем ехать в Венецию, никак не могла набраться решимости сказать об этом матери, не говоря о том, чтобы выдержать долгие уговоры, которые должны были неизбежно последовать за ее заявлением. Но пока что ей удавалось избегать разговоров с леди Армиджер.

В порыве либерализма Грейс убедила Марию, что та может приходить к ней, когда не занята у других клиентов, и это привело к совершенно непредвиденным осложнениям. Мария повадилась приходить в самые неурочные часы, как правило, когда Грейс была дома.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы та особенно возражала. Присутствие Марии, как ни странно, действовало на нее утешительно: весело насвистывая, домработница натирала до блеска полированные поверхности, отвлекая Грейс от угрюмых размышлений о собственных неудачах, разочарованиях и провалах последних нескольких недель.

Помимо любви к внешним выкрутасам, — сегодня, например, одна из ее платиново-белых прядей была выкрашена в ярко-оранжевый цвет, — Мария отличалась скрупулезной честностью и щедро относилась к своему времени. Она неизменно задерживалась у Грейс дольше, чем было оговорено: весело щебеча, мыла раковину, протирала пол, наводила порядок в шкафу. А с пылью она боролась, как со своим личным врагом. Жаль только, она не могла стереть воспоминания о Сионе у нее из головы; а так, отметила Грейс, все следы, оставленные им в квартире, были безжалостно уничтожены. Казалось, Мария действительно каким-то сверхъестественным образом обо всем догадалась и предприняла соответствующие действия. Первой исчезла фотография Сиона, швыряющего яйца в принцессу Маргарет, за ней последовали плакаты «Поддержим забастовку». Грейс оставалось только гадать, как поступила с ними Мария.

Домработница подняла глаза от разбитой вдребезги салатницы. Поймав на себе взгляд Грейс, она покраснела. В глазах блеснули слезы.

— Наверное, вы вычтите у меня из жалованья…

— Что? Как вы могли так подумать! Разве так можно поступать… неужели кто-то так поступает?

Смущенно отвернувшись, Мария опустилась на колени и принялась собирать осколки, а Грейс постаралась вспомнить то, что говорила Элли про других, не таких покладистых клиентов домработницы. «Одна женщина ведет себя по отношению к ней просто гадко, хотя Мария старается изо всех сил. Платит ей гроши, кричит». Грейс бдительно следила за собой, выискивая малейшие признаки социального превосходства, выказываемые в отношении домработницы — замечание, слово, жест, которые Мария могла бы истолковать как напоминание о ее зависимом положении. Мария же решительно продолжала кампанию за то, чтобы взять в свои руки личную жизнь Грейс. Ни одно ее посещение не обходилось без упоминания о «мой клиент, ош-шень добрый человек, он вам идеально подойдет».

— Знаете, Мария, — отвечала Грейс, стараясь не показаться слишком суровой, — я решила на время воздержаться от мужчин.

Мария неизменно поражалась ее словам.

— Но вы есть такая красивая. Мой клиент, он тоже есть красивый. Зачем воздержаться от мужчин?

По мнению Грейс, на самом деле вопрос стоял не так. Главным было то, почему она сама не смогла понять, что Сион является лживым лицемером. Элли давно это подозревала. Даже Мария сразу же списала его со счетов, едва взглянув на фотографию. А что касается ее матери…

— Не хотите кофе? — вслух спросила Грейс.

Как красноречиво свидетельствовало быстро уменьшающееся количество пакетиков в буфете, больше всего домработница любила черный, обильно подслащенный кофе. Подойдя к столу, чтобы включить кофеварку, Грейс услышала, как у нее за спиной Мария прекратила вытирать пыль.

— Ми-исис Грейс, вы работаете с книгами, да?

Обернувшись, Грейс улыбнулась.

— Да, в издательстве.

— Я хочу показать вам книга. Хорошая книга.

Дружелюбная улыбка Грейс, поблекнув, уступила место изумлению.

— Вы написали книгу?

Подобное случалось с ней не впервые. Одним из непременных следствий работы в издательстве — даже таком убогом, как «Хатто и Хатто», — был бесконечный поток людей, как правило, едва знакомых, упрашивающих ее передать книгу на рассмотрение Адаму Найту. Грейс тщетно пыталась объяснить, что абсолютно такого же эффекта можно достичь, просто выбросив рукопись в ближайшее мусорное ведро. Это заявление никого не останавливало: похоже, каждый считал, что он написал не просто роман, а роман, который принесет автору десятки миллионов фунтов плюс контракт с киностудией. И все же Грейс удивилась, узнав, что подобное убеждение не обошло стороной и Марию.

Но Мария, покачав головой, достала из сумки большой коричневый конверт и протянула его Грейс.

— Не я. Мой клиент. Он есть ош-шень хороший человек. Очень красивый. Тот самый, о который я вам говорить.