Неожиданная Россия. XX век

Глава 23. Экономика России накануне Октября 1917-го

От февраля к октябрю – от кризиса к катастрофе

Век назад, в феврале и октябре 1917 года в России произошли две революции, в конечном итоге приведшие к власти радикальных социалистов. Победившее на 70 следующих лет учение Маркса разделяло «базис» и «надстройку» – доказывая, что фундаментом любых политических событий является экономика. Поэтому, не пытаясь охватить весь калейдоскоп бурной политики 1917 года, попробуем рассмотреть «базис» революции – те экономические факторы, которые столетие назад привели нашу страну от февраля к октябрю…

«Это будет началом гражданской войны…»

Общеизвестно, что февральская революция стартовала с бунта хлебных очередей Петрограда. Вызванный мировой войной системный кризис продовольственного снабжения привёл тогда к краху многовековую монархию. Новым властям в лице Временного правительства по наследству от последнего царя достался весь комплекс нерешённых «хлебных» проблем.

Февральская революция свершилась в воюющем государстве, которое не располагало стратегическими запасами продовольствия. К весне 1917 году на фронт Первой мировой войны призвали почти 14 млн крестьян, оставив сельское хозяйство без наиболее трудоспособных рабочих рук. Однако продукты в стране были, хотя и на четверть меньше, чем в довоенное время. Доставить их массовому потребителю мешала череда кризисов – финансов, транспорта и вообще всей прежней рыночной системы снабжения.

Сразу после прихода к власти Временное правительство подсчитало, что за предыдущие 8 месяцев, вместо требовавшихся 13 млн тонн хлеба, все государственные органы для армии и населения заготовили лишь 46 % от необходимого. Поэтому одним из первых законодательных актов после февральской революции стало постановление от 25 марта 1917 года «О передаче хлеба в распоряжение государства» – Временное правительство попыталось реализовать наработки царской власти, наладив принудительное перераспределение «хлеба».

Под «хлебом» понимались все зерновые и бобовые культуры, от пшеницы до кукурузы, которые отныне могли поступать в продажу «лишь при посредстве государственных продовольственных органов». Принудительные закупки «хлеба» по установленным государством «твёрдым» ценам, тут же вызвали активное недовольство крестьянского населения.

Архивы сохранили массу гневных откликов с мест, пришедших в адрес Временного правительства весной-летом 1917 года. Один из них оказался пророческим: «Это смертельная обида, удар лицо русскому крестьянству, которое несет на себе всю тяжесть кровавой повинности, отдав на фронт всех своих сынов, всех своих работников без остатка. Теперь вы хотите поступить с ним, как грубый завоеватель с чужим порабощенным народом… Потому что твердые цены до нелепости низки… Насильственное отобрание хлеба по низким твердым ценам будет равносильно приказу прекратить посевы… Неужели Вы не понимаете, что это будет началом гражданской войны?..»

«Хлеба на ½ суток!»

Однако прежний рынок был окончательно разрушен мировой войной и Временное правительство уже не имело иных рычагов, кроме административных. В мае 1917 года для «проведения хлебной монополии» создаётся особое Министерство продовольствия. Его возглавил широко известный до революции оппозиционный журналист Алексей Пошехонов. Впрочем, новый министр был не только мастером пера, но и опытнейшим специалистом по земской статистике, о нём с уважением отзывались даже его политические противники – большевики.

Под угрозой нараставшего кризиса либерал Пошехонов был вынужден издавать откровенно диктаторские приказы. В июле 1917 года, когда в Петрограде произойдёт первая неудачная попытка большевиков прийти к власти, глава Министерства продовольствия подпишет приказ: «Все излишки хлеба должны быть сданы землеробами государству. Только таким путем можно достичь правильного распределения хлеба по всей стране и тем предотвратить надвигающийся голод».

Однако в условиях инфляции и дефицита товаров крестьяне не спешили сдавать зерно по символическим ценам, а организация централизованного снабжения сталкивалась с массой технических трудностей. Даже собранное госорганами продовольствие на пути к потребителю упиралось в транспортный кризис.

Мировая война, перевод промышленности на армейские нужды и массовые военные перевозки роковым образом сказались на железных дорогах бывшей Российской империи. Если весной 1917 года из-за неисправностей простаивало 22 % всех паровозов в стране, то к осени встала уже треть. По данным Министерства продовольствия Временного правительства, в сентябре из хлебопроизводящих районов смогли вывезти не более 30 % заготовленного зерна.

Сложностей добавлял и постреволюционный хаос с разгулом «чёрного рынка». По свидетельству современников, в сентябре 1917 года железнодорожные чиновники открыто брали взятку в 1000 рублей за отправку каждого вагона с зерном в Петроград.

При этом трудности с продуктами испытывал не только трёхмиллионный «мегаполис» на Неве. Голод угрожал даже шахтам Донбасса, расположенным рядом с тучными чернозёмами Дона и юга Украины. В конце сентября 1917 года в Петроград поступила телеграмма от донецкого самоуправления: «Положение на рудниках угрожающее. На некоторых рабочие уже начинают испытывать голод, на остальных запасы муки иссякнут в скором времени…»

Голод угрожал и армии, сидящей в окопах мировой войны. В августе-сентябре 1917 года на фронт, где числилось почти 10 млн «едоков», смогли отправить лишь 36,5 % от требуемого количества хлеба.

В попытках преодолеть «хлебный» кризис Временное правительство принимает решения, которые сегодня могут показаться анекдотическими. Например, в мае 1917 года запрещают выпечку и продажу белого хлеба, сладких булок и печенья – в целях экономии дефицитного масла, сахара и муки высших сортов. То есть «Великая Октябрьская социалистическая революция», вторая революция за год, свершалась в стране, в которой уже несколько месяцев белый хлеб был под официальным запретом, и вся страна дружно это запрет игнорировала…

Утром 26 октября (8 ноября по новому стилю) занявшие Зимний дворец сторонники большевиков в кабинете главы Временного правительства нашли доклад о продовольственном положении столицы. На полях виднелась собственноручная пометка только что бежавшего Керенского: «Хлеба на ½ суток!»

Рулоны рублей

Итогом деятельности Временного правительства стала не только откровенная катастрофа с «хлебом». Не в лучшем положении оказались и финансы страны.

В феврале Временному правительству по наследству от свергнутого царя досталась разгоравшаяся инфляция. За три года мировой войны количество бумажных денег в обращении увеличилось в шесть раз, почти исчезла из оборота золотая, серебряная и даже медная монета.

Продолжающаяся война и дефицит бюджета вынудили Временное правительство начать массовую эмиссию бумажных денег. Уже в марте 1917 года специальным указом Государственному банку дали право на выпуск 8 с половиной миллиардов необеспеченных рублей. Затем решения об эмиссии следовали по нарастающей. Как писал один из министров в правительстве Керенского, меньшевик Матвей Скобелев: «У нас нет никакого другого способа непосредственно сейчас же заполучить в свое распоряжение денежные знаки, нет более надежного и верного источника, как всё тот же злосчастный печатный станок…»

Осенью 1917 года Временное правительство вбрасывало в экономику по 2 млрд «керенок» ежемесячно. Пытаясь угнаться за инфляцией, деньги стали печатать по упрощённой технологии. Новые купюры, прозванные в народе «керенками», выпускали в оборот прямо неразрезанными листами по 40 штук. При использовании таких денег, люди просто отрезали необходимое количество от листа или разрезали на полосы, а потом скручивали в рулон.

Если накануне февральской революции в обращении находилось 9,1 млрд бумажных рублей, то накануне октябрьской – уже 19,6 млрд! Если с начала Первой мировой войны до 1 марта 1917 года покупательная способность рубля уменьшилась в три раза, то за восемь месяцев существования Временного правительства – в 4 раза, составив к концу октября 6–7 довоенных копеек.

Инфляция и недоверие крестьянства к необеспеченным деньгам Керенского подрывали «хлебную монополию», не давая решить продовольственный вопрос в городах. Цены на сельскохозяйственную продукцию за 1917 год выросли в 5–7 раз. Если весной пуд пшеницы в Петроградской губернии стоил в среднем 5 руб. 20 коп, то к октябрю того года – уже 33 руб. 66 коп.

Пресловутая «французская булка» в Петрограде накануне февральской революции стоила 7 копеек, а в октябре 1917 года такая же из менее качественной ржаной муки по «твёрдым» ценам Временного правительства стоила уже 34 копейки. Но продукты по государственным расценкам в те дни в Петрограде было сложно найти, зато на полулегальном «вольном» рынке столицы, где присутствовали любые деликатесы, цены за вторую половину 1917 года выросли в 34 раза! При том средняя номинальная зарплата фабричных рабочих Москвы и Петрограда за революционный год выросла всего в 2 раза – с 70 до 135 руб. в месяц.

Общеэкономический кризис усугублялся тем, что три четверти обращавшихся в стране денег летом 1917 года находились на руках у населения и не спешили возвращаться в государственный бюджет. Сбор налогов после февральской революции упал на 30–40 %. Дошло до того, что даже первый министр финансов Временного правительства, банкир и «сахарный король» Михаил Терещенко задолжал государственной казне многие тысячи руб. налогов.

«Спичечная монополия»

Временное правительство пыталось решить вопрос наполнения бюджета экстренными и даже откровенно фантастическими мерами. Например, в июне 1917 года запретили любые денежные переводы за границу без специального разрешения Министерства финансов. В сентябре, в дополнение к «хлебной монополии», ввели государственную монополию на сахар. На этом временные обитатели Зимнего дворца не остановились, и в октябре 1917 года правительство Керенского разработало проекты спичечной, чайной, кофейной, махорочной и других государственных монополий. Как видим, «огосударствление» экономики в условиях нарастающий разрухи началось ещё до большевиков.

При том нельзя сказать, что во Временном правительстве доминировали исключительно политики-популисты и не было дельных, квалифицированных специалистов. Ещё в июне 1917 года при «временных» министрах был создан Экономический совет, куда вошли многие общепризнанные авторитеты – например, известный дореволюционный экономист и доктор Кембриджского университета Пётр Струве или автор ныне знаменитой теории «экономических циклов» Николай Кондратьев.

По замыслу Временного правительства Экономический совет создавался «для выработки общего плана организации народного хозяйства, для разработки законопроектов и общих мер по регулированию хозяйственной жизни». Однако четыре месяца напряженной работы Совета вылились в бесконечные дискуссии и безостановочную выработку «окончательных проектов».

Тем временем в крупных городах нарастал продовольственный кризис и явочным порядком вводилась карточная система. В Москве хлеб продавался «по карточкам» уже с марта 1917 года. С июня карточную система распространили на выдачу круп, с июля – на мясо, в августе – на сливочное масло, в сентябре – на яйца, в октябре – на растительные масла…

Показательно, что в октябре 1917 года, за две недели до революции большевиков, Экономический совет Временного правительства принял решение о самороспуске. Этот высший экономический орган оказался лучшим символом всей деятельности «временных» властителей «демократической России» – когда большое количество признанных специалистов, не обделённых знаниями и интеллектом, погрязли в метаниях и прожектах, так и не найдя сил и решимости остановить нарастающий хаос.

Тем временем, между февралём и октябрём, кризис охватил все без исключения сферы экономики и жизни. Энергетической основой в ту эпоху был уголь, его главным поставщиком – Донецкий бассейн. В июле-октябре 1917 года добыча угля в Донбассе уменьшилась по сравнению с тем же периодом предыдущего, дореволюционного года на 34 %. К октябрю цены на уголь выросли по сравнению с февралём почти в три раза, а из-за транспортного кризиса поступление угля в центральные регионы страны покрывало не более 53 % потребностей.

Век назад городское население для отопления широко использовало не только уголь, но и дрова. И для крупнейших мегаполисов страны осень 1917 года стала началом нового дефицита – в Москве и Петрограде накануне октябрьских событий, всё из-за тех же транспортных проблем, потребление дров по сравнению с осенью предыдущего года сократилось в два раз. От дефицита топлива всех видов страдали и городские электростанции – накануне большевистского переворота электрический свет в жилые дома Петрограда давали в среднем не более 6 часов в стуки.

«Забастовка в нефтепромышленном районе погубит Россию…»

Век назад нефть еще не была основой экономики, но уже составляла пятую часть в топливном балансе страны. «Чёрное золото» и его производные требовались как промышленности и транспорту, так и простым обывателям в ежедневном быту. Без мазутной смазки не работали станки и не ездили паровозы, без освещения керосином не представляли свою жизнь миллионы семей.

Когда в феврале 1917-го в столице Российской империи бунт хлебных очередей перерос в свержение монархии, в Петрограде дефицитом были не только батоны и булки – не хватало четверти нефтепродуктов от довоенной нормы. Главной причиной «топливного кризиса», как и хлебного и иных кризисов тех дней, был коллапс железнодорожного транспорта.

Но негативные явления назревали и непосредственно у источников чёрного золота – в Баку, нефтяном сердце царской России, добыча по итогам 1916 года упала на 5 %. Цифра, на первый взгляд незначительная, но отражавшая глубинные экономические процессы. Продолжавшаяся третий год мировая война оставила российскую нефтяную промышленность без новой техники, а с марта 1917 года к экономическим проблемам добавились политические.

Узнав 2 марта (старого стиля) о свержении монархии, рабочие нефтепромыслов Баку объявили однодневную «приветственную» забастовку. Но февральскую революцию тогда приветствовали и собственники чёрного золота. Глава крупнейшей нефтяной корпорации страны Эммануил Нобель 8 марта 1917 года на первой встрече с членами Временного правительства, патетически заявил: «Я говорю от имени всей русской нефтяной промышленности. Твердо веруя в могучие силы обновленной России, мы ставим себе ближайшей задачей своевременное обеспечение нефтяными продуктами…»

Месяц спустя издававшийся в Баку журнал «Нефтяное дело» восклицал в передовице: «Давнишняя мечта России о политической свободе и действительно конституционном политическом строе осуществилась полностью и в самых широких границах». Но реальность оказалась не столь радужной – вслед за эйфорией верхов и низов начались совсем другие процессы. На гребне революционного энтузиазма профсоюзы нефтяников Баку потребовали у собственников увеличения зарплат в 4,4 раза, сокращении рабочего дня с 12 до 8 часов и заключения коллективного трудового договора.

Если требование о 8-часовом рабочем дне было удовлетворено уже к 1 мая 1917 года, то по остальным пунктам трудные переговоры шли всё лето на фоне уже традиционного для Баку всплеска армяно-азербайджанской национальной вражды. Чтобы заставить собственников принять их условия, 27 сентября рабочие-нефтяники Баку начали всеобщую стачку. Известный экономист нефтяной промышленности Василий Фролов, исполнявший после февральской революции обязанности градоначальника Баку, получив известия о начале стачки, высказался прямо: «Забастовка в бакинском нефтепромышленном районе погубит Россию…»

Но даже экономист Фролов едва ли предполагал в те дни, насколько близко к истине его апокалиптическое пророчество. Уже через неделю забастовки собственники скважин согласились принять все требования рабочих. Вместе с нараставшим политическим и экономическим хаосом это лишь усугубило общий кризис. По итогам 1917 года нефтедобыча в Бакинском районе упала на 21 %, впервые за сорок с лишним лет на берегах Каспия не приступили к бурению ни одной новой скважины.

Однако положение в Баку тогда могло считаться благополучным по сравнению с нефтеносным районом Грозного. Перед февральской революцией на берегах Терека добывалось пятая часть чёрного золота Российской империи, грозненская нефть была дешевле бакинской и лучше по качеству. Однако уже осенью 1917 года, по мере ослабления государственной власти, вокруг Грозного развернулись настоящие бои с чеченскими повстанцами – и к ноябрю пожары уничтожили здесь 77 % нефтяных вышек.

Накануне октябрьской революции из Грозного в Петроград ушла телеграмма: «Нефтяные промыслы, дававшие ежемесячно 5–6 миллионов пудов нефти, разгромлены и сожжены полностью. Восстановление промыслов при настоящих условиях невозможно…» Уже после всех революций и гражданской войны экономисты сосчитают, что в грозненских пожарах, вспыхнувших в том октябре, сгорело нефти на сумму, равную четверти годового довоенного бюджета Российской империи.