Невечная мерзлота

Глава двенадцатая ВЛАДИМИР ОРЛОВ

Уж как не лежала душа сюда, в новую бригаду идти, так и вышло. Набрали молокососов зеленых и бурмастера зеленого над ними поставили. Тут же бурить никто не умеет, кроме нас с Димкой. Ну Мотовилов еще так-сяк.

Лихо на нас Толстый прокатился, лихо! Вы, значит, обучите бригаду, а когда дело освоят, мы вас не забудем. Обучили на свою голову! Тот же Алатарцев ни бум-бум был в этом деле, а теперь как же: начальство! — чалдонская твоя душа!

По-хорошему Постнова надо было ставить бурмастером, а Кандаурова к нему бригадиром. Вот кого жалко, так Эдика. Эдик — пахарь. Правильно парни говорили: Лунев? Что там Лунев? Там не Лунев, там Постнов! Лунев на нем только едет. Эдик на прежней буровой Карнаухову славу делал, здесь —- Луневу. Лунев уйдет — он следующему карьеру начнет делать. У Постнова жизнь такая была, что всегда человеком останется. Сирота, флотская душа, всю жизнь в кубриках да общежитиях. Димка тоже пожил-повертелся, понял, что почем. Но начальство знает, кого выдвигать — кто потом ему за это пятки лизать будет, — бессловесных. Уж Димка перед Сергеевым не завибрирует!

А Лунев, не будь пожара, да точно ускакал бы отсюда в новом году в управление куда-нибудь, где потеплее. У нас ведь как: диплом отхватит — и ищи-свищи. Нынче за дипломы и учатся, ни для чего боле. Лунев — он, как бутылка на воде, двадцать раз за день перевернется, то горлом, то дном, и не потонет. Мы надавим — он к нам, начальство надавит — он к нему... э-эх! К Сергееву бегом, за дверью пошушукался — сразу и лес нашелся, и запчасти.... Даже Постнова не пустили, при закрытых дверях... Ну, бурмистр, раз ты такой снабженец умелый, то вот тебе мои унты, и будь добрый, восстанови их заодно с буровой. Я их не на печке лежа прожег, а на производственной необходимости. Пускай теперь акт составят и восстановят. А как же? Так и прокидаться недолго — такие унты!

Справедливость отдать, Виктор правда рабочих не обижал. Наряды закрывал прилично, с керном там управлялся по-своему — умел, короче, умел. Но уж возомнил, вознесся! Ему ж со всех сторон, и в газетах: самый молодой бурмастер! Вот тебе, чтоб не зарывался. По земле ходи-то, по земле, не отрывайся, а то летаешь высоко — сядешь низко. Самый молодой.

Думал, обошлось, раз вышку скомплектовал. Не тут- то было. И угораздило ж меня ту паклю перетряхивать! Стоял бы себе в стороне, а то приедут завтра, пришьют халатное отношение... Если б не пакля — прижали бы мы Толстого, вон и Димка говорит, не молчи. Но ему говорить легко, он — чистенький, а тут, привелись показания давать, Лунев выкрутится. Первому Постнову влындят, а Лунева начальство ставило, начальство и выгородит. А как же. Они своих не забывают. Хотя, приведись, коснется Сергеева — открестятся и от Лунева, лишь бы от себя беду отвести. Они такие, открестятся.

Ну что, Никола-угодник, может, опять будешь агитацию за своего мастера ненаглядного разводить? То-то. Слушай старшего, он как-никак в людях смыслит.

Вообще, тыщу раз зарок давал ни для кого не стараться, а то твоим же салом тебе и по мусалу. Кольку из дыры вытащил, сюда сманил, профессию, можно сказать, дал — дак он же против тебя и выступает. Хоть в слове, хоть в деле. Сидел бы Никола сейчас в своем леспромхозе хилом, трелевал пеньки — пятак за штуку. Брат родной называется — хоть бы спасибо сказал. Слова, совета терпеть не может, гляди, какой самостоятельный. А перед мастером прямо на цырлах, вы, говорит, его не понимаете. Что ты будешь делать! И в кого пошел — сроду никто из Орловых не выслуживался, этот же сам под ноги стелется.

Я, конечно, тогда перегнул с ним. Ведь зарекался не помогать, как помог — так жди неприятностей. Сначала все по-людски: приехал, я ему — тысячу на обзаведение, у себя поселил — Лунев как раз к тому времени квартиру в Мирном выбил — ну живи и пой, и помни доброту! А Никола на мотоциклах помешанный. Возьми «Яву» с ходу и купи. Я говорю: ты в своем уме? Где тут ездить? Куда ставить будешь, под кровать? Да. Ну ладно. Месяца два пожили — он девку домой приводит. Я опять смолчал. Потом спрашиваю: может, нам с женой в кино сходить или в гости? Ну имей же совесть, у меня пацан уже шустрит вовсю, ему пример какой? А тут еще Светка, змея, подзудила: два месяца, говорит, живет, хоть бы крошку в дом принес, стирай тут на него... И как раз к тому времени мне гарнитур достали дорогой и шуба жене подошла. Я покрутился-повертелся, неудобно с него брать, а куда денешься. В общем, поговорили мы.

Никола денег у парней занял, долг отдал и в барак съехал. Нежные все пошли...

Да-а, красиво мы погорели, на год, не меньше расхлебывать. Если б не та пакля!.. Но это они зря волну гонят, что посадить могут. Всю бригаду заморишься сажать. Надо Бирюкова спросить, он законы знает, сколько там за такие фокусы причитается и кому? На то и руководство, и оклады у него высокие, чтоб не одни премии получать. Но сидеть мне теперь надо тихо, иначе...

Эдика спрашиваю: как нам платить-то будут? Повременку, говорит. Во как, повременку. Все, что нажил за год, уплывет. Я его о премии нашей годовой, с путевками на море. А он мне: ты, говорит, скажи лучше, как это ты так паклю перетряхивал?

Пакля паклей, а с унтами дрянь дело. Правый тоже дышит. И пальцы промерзают — виданное дело? — чтоб в унтах и пальцы мерзли. Не, мастер, буровую ты, понятно, восстанавливай, но и унты мне, будь добр, восстанови. Власти у тебя много, человек ты широкий... Деньгами не возьму, уж не взыщи, в бумажки ноги не обуешь, а вот такие ж унты — уж сделай милость.