Никогда мы так классно не работали. Испластались! Пожар всех перетряхнул, даже Димка Кандауров подивился: он думал, каша начнется, и первым начал, думал, поддержат. А никакой каши, и вон сколько уже сделали. По-моему, он Вовку Орлова подговаривал, да Постнов скрутил того: случись что, Вовка виноват больше других, он ведь ту паклю перетряхивал и не заметил, что тлеет.
Димка и сейчас бесится, особенно после того, как Виктор подшипник привез. Вообще-то его понять можно: свадьба назначена, невеста телеграммы шлет, а он тут застрял. Хотя, может, и рассчитывает на что, он такой, зазря шагу не сделает, все с расчетом. И женится, чтобы получше жизнь устроить.
Никак до меня не доходит, как это мы выскочили из такого переплета? Приготовился показания давать и — на тебе — ремонтируем! Лунев фокус сделал, вышку из- под снега достал. Без Сергеева, конечно, не обошлось, но вот как все-таки удалось? Конечно, это их дело, лишь бы нам из-за таких фокусов срок не нарастили... Хотя, видать, не все гладко. Иначе б собрания не проводили.
Когда сварщик на буровой объявился, мы решили: все, конец, и козе понятно. Кто ж, правда, трепанул? Смысл тут один: мастера спихнуть. Если так, то это или Вовка Орлов, или Кандауров. И чего не поделили с Виктором? Бирюков точно не мог, он из тех, кто век ноет, а ничего не сделает. Не знаю, у нас над ним все посмеиваются, он как козел отпущения, а мне его жалко. Уж как родился несчастным, таким и помрет.
Всем, конечно, тяжело. От премии сами отказались, работаем за так и каждую минуту висим на волоске — а ну откроется и весь наш аврал впустую? Тут самый забубенный вибрировать начнет. Постнов — и тот с лица спал, посмурнел. О Луневе и говорить не приходится. Только б до конца довести, только б не помешали! Мне уж если второй срок навесят — крышка! Раз одна судимость была, другая больше будет. Так что вся надежда на Лунева. Опять на Лунева. Жалко его — коли не успеем, то зря он столько старался. Он рук не опускает, не из таких, хоть и сварщик притопал, и премия накрылась... По новой горим, значит.
Дали восстанавливать — хорошо. Но на месте Сергеева я бы запчасти не так дал, как ои. Не знаю, как надо, но я бы — не так. Это с одной стороны. А с другой — болтать об этом нечего. Тут, правда, как еще может быть: если б Сергеев иначе распорядился, не о чем и болтать было бы. Не болтают же о том, что кто-то в срок бурста- нок списывает. Понимаю, чую, что неладно как-то, а что неладно и почему — сказать не умею. Виктору-то выбирать не из чего, что дали, то и взял, тут недосуг разбираться.
А вот Постнова не понять. Иной раз кажется, будто дерево, не человек. Хоть руби его — не заплачет. А еще кажется: устал он от жизни смертельно. Все ему надоели, и сам себе надоел, а жалости нисколько не осталось. Взять Лешку Чибиряева — парень на пожаре руки малость обжег. И работает. Нет же, и это надо заметить: руки-то прикрой, говорит, и так знаем, что герой. Мелочь, а жизнь отравляет.
Всегда, когда начнешь разбираться, труднее всего ответить, почему кто-то поступил так, а не иначе. Почему парни вкалывают так? Отвечать мастеру, ну бригадиру, а они? Почему Сергеев так распорядился? Почему кто- то о пожаре раззвонил? Почему Кандауров с мастером на ножах? Почему мастер к нам с Николой хорошо относится, а к Бирюкову, Кандаурову, Вовке Орлову — сквозь зубы? И вообще — почему жизнь так сложилась, а не по- иному, могла же по-другому...
Лучше не думать, а вкалывать. Когда начинаешь думать — руки опускаются, а идет работа — руки делают что надо и как надо, и на душе легко. Вот кому из наших хорошо, так это Кораблеву. Гошку ничем не прошибешь, как медведь, на три пальца сала под шкурой, ему хоть кол на голове теши — лишь бы поспать да пожрать. Такое спокойствие, что зарплату ему не давай полгода — промолчит, ровно так и надо.
Парни меж собой в последние дни почеловечнее стали, а то уж было отчаялись. Это их Постнов в руках удержал, с каждым перетолковал, я видел. Вот и пойми его, Постнова, — обсмеет, как водой обольет, тут же подойдет, поговорит — и прощаешь ему. Уж не знаю, как он с париями говорил, а пар повыпустил. Он Луневу подпруга верная, да только когда вверх ногами висишь, и друга за врага принять можно.
Человек чудно устроен, нет чтоб в открытую подойти, поговорить — молчат, копят. А накопится — и круши все подряд, и правое и неправое. Ну и Виктору тоже — не только вкалывать нужно уметь, а и о душе думать, к душе подходить, вот что.