Невечная мерзлота

Глава шестая В АТАКЕ

Возвращения Лунева никто но заметил, и он в недо­умении остановился возле машины, глядя на своих ре­бят. Бригада работала яростно, молча, без указаний, без пререканий. Бурмастер не узнавал ее. Он не раз убеж­дался, что его парни способны на все, и во время редких авралов любовался их работой и даже пошучивал, что штурмовщина все-таки нужна — хорошо встряхивает, бодрит кровь. Но то, что он увидел сейчас, было непере­даваемо. Эти распаренные, азартные, искаженные напря­жением лица. Эти блестящие, какие-то помолодевшие глаза. Хоть на лицах не было улыбок, виднелась особая сумасшедшинка радости.

Не теряя больше ни секунды, мастер влетел и балок — там сидел Постнов и колдовал над электроаппарату­рой, — сбросил скафандр тулупа, на свитер и меховую теплушку надел брезентовую робу. И пошел па буровую, как на окоп.

Первым делом он принялся за подарок Тучнина. Толик не подвел: станок был вполне годный. Оставалось его перебрать, отшабрить, сменить подработанные под­шипники и сальники. Наконец-то руки, казалось, онемев­шие от вынужденного простоя, получили долгожданную нагрузку. Рабочие молча потеснились, дали ему место рядом, и работа пошла еще скорее и жарче. Виктор по­нял причину их необыкновенной активности: ко времени его приезда на место уже были бурстанок и электрощит, приборы и гидравлика в комплекте, за генератором уехал Заливако. Буровую перевезли подальше от грешного места, и никаких угольных «протекторов» или жуткой окалины не оставалось в помине. Хоть на этот раз планы полностью совпали с действительностью! И ребята, еще позавчера утром растерянные и подавленные, теперь по­верили в успех ремонта. А значит, и в него, Виктора Лу­нева, поверили. Мастеру передалось их состояние, когда он разворачивал новенькие запчасти и вытирал с них со­лидол: И папиросная бумажка на амперметре или масля­ная пленочка на шестерне убеждали в возможности побе­ды гораздо лучше всяких слов, они были вещественны и обещали в скором времени превратиться в буровую.

Сегодня бригада так же стихийно и так же решительно — любой ценой! — была готова спасти вышку, себя, своего бурмастера, как и в ночь пожара.

Лунев работал с неистовством, не замечая мороза, времени, голода, выражения лиц, не видел даже, кто рядом с ним. Рядом была бригада, а кто из бригады подал ему ключ или расконтрил гайку, было совсем не важно. Мастера охватило счастливое забытье, ведь каждый демонтированный узел — шаг к спасению. А работать Лунев умел! Бывало, он вместо объяснений брался за работу сам — это было гораздо проще, чем объяснять.

Команду «На обед!» Эдуард Постнов повторил трижды.

— Да не заходись ты так! — бригадир ласково обхватил Виктора за плечи — такое было не в духе Эдуарда. Мастер и сам понимал, что нужно пообедать, осмотреться, но за «последней» операцией следовала еще «последняя», и оторваться было физически невозможно.

На лице Постнова впервые за два года, сколько они работали вместе, не было его обычной ухмылочки, которая не покидала его даже во время пожара.

— Что это вас всех сегодня прямо не остановишь? — улыбнулся бригадир. Он уже пообедал и теперь смачно, с аппетитом закуривал. Губы его были ярко-алыми от еды.

— Не могу. Сам хочу остановиться и не могу!

— Гайки вертеть и мы можем, — опять осклабился Постнов, серьезность мелькнула и пропала. — Ты лучше включай мозговой центр.

— А что такое?

— Премия.

— Премия?! — Луневу показалось, что он ослышался. Постнов пояснил свою мысль:

— Сейчас, в нашей ситуации, нельзя привлекать к себе лишнего внимания. А это запросто может случиться, если автоматически сработает годовая выработка бригады. Декабрь, итоги года... Возьмут да и присудят первое место. У нас ведь как бывает, левая рука не знает, что делает правая. Понаедут — комиссия по соревнованию, управленцы, журналисты, а мы тут угольки разгребаем, — говорил Постнов и опять иронизировал: — Скажите, за счет чего вам удалось добиться таких результатов? — И другим, застенчивым девичьим голоском отвечал: — За счет пожара, происшедшего по нашей вине.

Виктор поразился нелепой на первый взгляд дальновидности Эдика. Они всегда неплохо понимали друг друга в работе, мастер и бригадир, советовались, и не было случая, чтобы их мнения разошлись. Но сейчас мысли Лунева не шли дальше разобранного бурстанка, а Постнов по-шахматному мыслил на несколько ходов вперед.

— Связаться бы с Сергеевым, предупредить. Сейчас нам премия — то же самое, что собственноручное заявление прокурору, — подытожил Эдуард.

— Да, восемь тысяч у нас действительно набурено. Но парней... Их бы поддержать сейчас, а тут — как серпом. Может, подождем?

— Гляди сам. Хай оно идет как идет, да только помни, какое число нынче.

На душе у Лунева снова стало неуютно, запчасти в сборе уже не радовали. Керн еще надо вывозить, а когда? И где взять для этого лишние рабочие руки? О премии этой злосчастной не забыть, а то и в самом деле присудят... премию строгого режима. Декабрьские наряды закрывать, а как их закрывать? Сергеев так и не дал ясного ответа — не то имеющимся керном, но то ставить бригаду в документах на техобслуживание.

— Ладно. Хорошо, что станок раскидали, — сказал Виктор. И не мог понять, чудится ему или на самом деле Постнов как будто прячется за этот свой доклад: доложил и в сторону, я предупредил по инстанции, а ты принимай решение, на то ты и мастер.

Но снова вышла из балка бригада — парни шли неровной свободной цепью, медленно и тяжеловесно, решительно и твердо. Еще не слежавшийся, неутоптанный па новом месте снег разлетался под их ногами белыми дымками. Сидевший около буровой Лунев увидел, что они готовы, если понадобится, хоть тайгу к чертовой матери снести, но буровая будет стоять, будет!

Они взялись за дело, и Виктор заметил, что парни слегка подначивают, подзаводят друг друга, их серьезная работа идет вовсе не угрюмо, а с шуткой, с лихой бравадой, а эвот как мы можем, знай наших! И удивительно бережно, внимательно до ласковости бригада относилась к Сынку — Лешеньке Чибиряеву или недавно переболевшему воспалением легких Саше Мотовилову — гнали их в балок перекурить, отогреться, хотя неделю назад за такой дополнительный перекур могли бы высмеять.

Ему запомнилась чья-то, он не заметил, чья именно, фраза:

— Ну наконец-то настоящая работа!

Все это вместе был пожар, все тот же пожар, это он поменял полюсы их активности, от страха — на радость избавления от страха.