Невероятные приключения циников в Скайриме

Глава 12. Тридцать сребреников пернатого Иуды

Ребра ныли тупой нестихающей болью, от которой уже через полчаса хотелось повеситься. Бишоп вытащил меня из пещеры и положил около входа, а сам пошел обратно обчищать трупы. Кречет молча ошивался рядом, поглядывая на волка и что-то планируя — это было заметно по редким оценивающим взглядам. Карнвир (или как там его) улегся в паре метров от меня и делал вид, что его ничего не волнует. Я может и купилась бы, если бы волчьи уши не подрагивали от малейшего шороха. Мне хотелось застрелиться. Из-за ноющего бока мысли о самоубийстве уже не казались такими абсурдными, и я, едва сдерживая стоны, прислушалась к самочувствию. Дыхание было рваным, что не есть «хорошо». Я взялась за ремни, стягивающие броню.

— Стало жарко? — Бишоп появился, когда почти расстегнула второй ремень.

— Помоги.

— Раздевать женщину? Это я умею.

Он свалил в стороне несколько мешков и присел на корточки. Быстрыми и аккуратными движениями помог распахнуть броню. Позабыв про всякое чувство стыда, я развязала тесемки поддоспешника и задрала рубаху, едва не свернув себе шею в попытке взглянуть на пострадавшее место.

— Ну, что там?

Рейнджер завороженно пялился на оголенную грудь, и будь я в другом положении уже отвесила бы пинка.

— Бишоп! Сиськи ни разу не видел?!

— А? — очнулся рейнджер, — видел, но, проклятье, детка, и ты скрываешь такую прелесть?! Это преступление!

Я завыла от боли и унижения.

— Слушай, непись, ты… — Кречет подошел разобраться в ситуации, но обнаружив мое неглиже, как-то смущенно закашлялся и решительно повернулся куриной жопкой, — Анна Абрамовна… Вы… У вас там… Гематома.

— Да ладно, Эйнштейн! А я думала единороги насрали!

— Ладно-ладно, не ори, — рейнджер задрал рубаху повыше, явно наслаждаясь своим положением, — что я должен увидеть?

Я попыталась вздохнуть, и боль тут же пронзила правый бок.

— Грудь одинаковая с двух сторон?

— Одинаковая… идеальная…

— Да твою же!..

— Что от меня ты хочешь?! — вспылил Бишоп, — я баб уже месяц не мял! Проклятье, правый бок — сплошной кровоподтек. Грудина одинаковая с обеих сторон.

Я облегченно выдохнула — пневмоторакс отпадает. Попыталась опустить рубаху, но рейнджер рыкнул на меня и положил ладонь на ребра: от прикосновения грубой, но прохладной кожи стало чуть полегче. Пока Бишоп не надавил. Я взвизгнула от резкой боли.

— Два ребра, — констатировал он, — и хватит ныть! Заживет, как на паршивом волке. Сиди и не дергайся.

Отчего-то появилось непреодолимое желание сделать все наоборот, но через мгновение руки рейнджера уже наматывали на меня тугие бинты. В зубы сунули пузырь с каким-то зельем, и я принялась послушно глотать.

— Извел на тебя весь запас лечебного зелья. Постарайся не сдохнуть до Рифтена.

Покончив с первым пузырьком, почувствовала, как боль начала стихать, а меня стало клонить в сон. Рейнджер, оттащив трупы волков и разбойника в пещеру, разбил лагерь, благо у местного часового здесь уже были приготовлены кострище с вертелом и палатка из грубо выделанных шкур. Туда меня и засунули. Бишоп, не глядя, швырнул сверху спальник — удивительная забота. Зная рейнджера и его характер, могу поспорить, что мне потом выставят счет за каждую оказанную услугу. Что ж… Лучше думать о проблемах по мере их поступления, и укрывшись спальником, я провалилась в беспокойный сон.

***

Бишоп сидел у костра вполоборота и точил нож. Мясо убитого накануне зайца он пожарил на углях и, скупо перекусив, бросил курице булку хлеба. Птица что-то пробормотала, но от еды не отказалась, и с тихой руганью клевала черствую горбушку. Рейнджер усмехнулся: курицу отчего-то стало жалко. Если это и вправду заколдованный человек из другого мира, то мужику здорово не повезло. Если бы его — Бишопа — куда и закинуло, то только в тело волка. Рейнджер повернулся к Карнвиру, греющемуся у костра, и протянул заячью ногу: та исчезла в пасти едва ли не быстрее, чем Бишоп убрал руку.

— Это по нашему, приятель… — он одобрительно усмехнулся, — хватай, пока не отобрали, верно?

Волк понял его по-своему: поднявшись на четыре лапы, подошел и лизнул рейнджера в лицо. Тот в шутку отпихнул мохнатую морду и глухо зарычал, Карнвир тут же откликнулся на предложенную игру. Волк припал на передние лапы, прижал уши и приподнял верхнюю губу в предупреждающем оскале. Бишоп тут же оказался на ногах. Он присел на полусогнутых, развел руки, чтобы казаться больше и выпрыгнул с места, словно сжатая пружина. Рейнджер схватился с волком и повалил того на землю: в лагере раздался тихий смех и счастливое повизгивание Карнвира.

— Для неписи у тебя слишком… подробный характер, — задумчиво пробормотала курица, наблюдая за возней.

— Для курицы, у тебя слишком длинный язык, — пыхтел рейнджер в шутливой борьбе с волком.

— Я не курица.

— А я не… эта штука, который ты меня называешь, — Бишоп наконец уселся, отпихивая от себя раздуревшегося волка.

— Спорное утверждение, ну да ладно. Нас вроде официально друг другу не представляли? Как ты знаешь, я — ген… Эх… Максом зови. Предлагаю временное перемирие.

— С чего бы это? — Бишоп насторожился, мгновенно растеряв всякую веселость.

— Скрывать не стану, мне нужна твоя помощь.

— Ха! — рейнджер хрустнул костяшками пальцев и скривил губы в довольной ухмылке, — мы начинаем говорить на одном языке? Слушаю.

— Коллеги… Черт, как же с тобой разговаривать? Ты и половины слов не поймешь.

— Говори, как Пит. Я умею отлично притворяться, что понимаю, а понимаю больше, чем ты думаешь, — наслаждался положением Бишоп.

— Хорошо. — Генерал-лейтенант бросил короткий взгляд в сторону палатки, из которой доносилось негромкое посапывание. — Коллеги Анны дали мне четкие инструкции: если гипноз не сработает, то нужно вызвать у нее сильные эмоции, завязанные на воспоминаниях.

— Эмоции? Вроде страха?

Курица помедлила с ответом:

— Теоретически есть еще радость, похоть, различные добрые воспоминания, но да. Страх вызвать проще всего.

— Ясно, — Бишоп рассматривал курицу с невозмутимым выражением лица, — и что надо делать?

Птица еще раз проверила, не подслушивает ли Пит, что было совершенно напрасно — после такой дозы крепкого лечебного зелья спать ей два дня кряду. Курица подошла поближе к рейнджеру, тщательно обходя волка по кругу, и заговорщицки понизила голос:

— Анна Абрамовна пару лет назад пережила неприятный инцидент, связанный с беспомощностью и темнотой.

— Давай ближе к делу, курица, что ты хочешь от меня? Ее история мне не интересна.

— Да, — в голосе птицы послышалась усмешка, — само собой. В общем, нам нужно подстроить такую ситуацию, в которой Анна Абрамовна останется одна в темноте в беспомощном состоянии. При этом мы должны не дать ей пострадать. Физически. Только напугать.

— Быть рядом, но не высовываться… — подытожил рейнджер и прикрыл глаза. Он размышлял несколько минут, не реагируя на курицу, нетерпеливо топтавшуюся рядом. — Я могу закинуть ее в катакомбы под Рифтеном и оставить в каком-нибудь мрачном закоулке. Места там не самые сладкие, но и не полный ад. Зелье паралича поможет с беспомощностью.

— Отлично! Да, паралич — то, что нужно, — закивала курица.

— Теперь то, что я хочу за свою работу, — рейнджер перешел к самой приятной части, а курица обреченно вздохнула. — Сначала ответь на вопрос: ты же вроде ее земляк, почему хочешь подставить?

— Нужен эффект неожиданности, — курица изобразила пожимание плечами. — А вообще это не твое дело, непись, просто назови цену.

Бишоп не смог сдержать широкой ухмылки и растекся в довольной гримасе:

— Пит.

— Что «Пит»?

— Ты здорово постаралась, курица, чтобы отвадить эту женщину от меня: рассказала мою историю, навалила обо мне разного дерьма, а теперь я хочу вернуть должок. Ты будешь заливаться соловьем, какой я верный и надёжный спутник, и вы просто не можете без меня обойтись.

Курица молчала. Посмотрела на рейнджера сначала одним глазом, потом другим. Наконец пробормотала басом:

— Зачем тебе это, непись?

Бишоп выдавил самую сальную улыбку, на которую был способен:

— Ты же вроде мужик, так? Пусть яйца у тебя куриные, но мозги-то человеческие. Подумай…

— Подумаю, — мрачно заявила птица и, отойдя подальше от рейнджера, принялась расхаживать и что-то неразборчиво бормотать.

Бишоп довольный собой поднялся и пересел поближе к палатке под подозрительные взгляды курицы; притянул свой мешок. Пока генерал решал, как поступить, рейнджер перебирал снятое с трупов добро: пара кинжалов, несколько луков, одна секира с наложенными чарами — за нее можно особенно хорошо выручить у торговца. А то что все в пятнах крови… Так это дополнительные гарантии, что старые владельцы не явятся с просьбой вернуть свои вещички. Рейнджер остался доволен уловом.

Он отложил мешок. Широко с подвываниями зевнул и бросил ленивый взгляд в сторону терзающейся в муках совести курицы. Отдать красивую женщину такому ублюдку, как Бишоп? Ему всегда удавалась роль озабоченного недоумка, что было особенно на руку, когда пришлось скрывать свой договор с проклятым даэдра. Не будь этой навязанной сделки, рейнджер уже в первую неделю согрел бы постель этой дове, забрал все ценное и смылся вместе с Карнвиром в сторону Фолкрита. Кстати, о «согреть постель»… Бишоп оглянулся на стучащую зубами Пит: женщина тряслась крупной дрожью от ночного Скайримского холода, клацала зубами, но под действием зелья не просыпалась. Не хватало еще, чтобы заболела… Тогда они на несколько дней застрянут здесь. Рейнджер свистнул волка и щелчком пальцев указал на палатку:

— Грей, — велел он.

Карнвир почесал за ухом, лениво поднялся, но все же послушался и улегся рядом с довой. Густая шерсть и теплый волчий бок вскоре свели на нет ее дрожь, и рейнджер, проверив напоследок обоих, тихо позвал курицу:

— Ну, что скажешь? Договорился со своей совестью?

Генерал медлил с ответом.

— Я согласен. Это необходимо для эксперимента, — наконец выдавил он. — Уговорю Анну Абрамовну взять тебя в качестве телохранителя, но имей ввиду… Я с тебя глаз не спущу.

— Отлично, — кивнул Бишоп, — можешь начинать прямо сейчас. Стой в карауле, смотри на меня, а заодно по сторонам, а я пока вздремну. Если увидишь что-то подозрительное — кудахтай так, как будто снес дюжину яиц…

Бишоп проигнорировал возмущенное бормотание и растянулся около костра. Он прислушался к окружающим звукам и, убедившись, что кроме ворчащей курицы посторонних нет, вскоре задремал своим обычным чутким сном.

***

Проснулась я от того, что было тепло. И даже жарко. Правда воняло нещадно, и, похоже, источник был где-то совсем рядом. Открыв глаза, обнаружила приоткрытую волчью пасть перед носом. Этот волк лежал, храпел и вонял мне прямо в лицо. Какая прелесть… Осторожно отодвинувшись, вспомнила про сломанные ребра и тут же ощупала бок.

— Не дави сильно, — в палатку заглянул рейнджер, — кости все еще сломаны, просто не чувствуются.

— Ясно.

Осторожно одевшись и застегнув броню, прислушалась к ощущениям: Бишоп прав — боли нет, но внутри словно что-то мешается, а если резко дернуться, то можно проткнуть легкое и даже не понять этого. Надо поберечься. Я неглубоко вздохнула и вылезла из палатки.

Утро выдалось промозглым. Колючий Скайримский ветер трепал деревья и норовил забраться под броню и вгрызться до костей. Небо было затянуто плотной низкой пеленой, и солнца, судя по всему, сегодня мы точно не увидим. Я закинула в рот кусок подсохшего сыра; сходила по делам в кусты, в этот раз предусмотрительно вырвав лист бумаги из дневника, а когда вернулась, лагерь был уже убран. Кречет топтался у разбойничьей палатки и ждал, когда засуну его в мешок, а Бишоп с волком бродили неподалеку и к чему-то принюхивались. Почти одинаково. Я никак не могла разобраться: то ли волк чересчур человечный, то ли рейнджер слишком одичалый.

Взяв один ему знакомый след, Бишоп сообщил, что до Рифтена день бега, но со мной все два. Большого выбора у нас не было, поэтому мы поплелись на юг и весь день слушали ворчание рейнджера в мой адрес. «Шевели лапами… Куда пошла — там овраг… Ты топаешь как кабан… Не ной… Зачем тебе опять в кусты? Воду больше не получишь» — и все в том же духе. Вредный рейнджер даже не делал поблажек на мои сломанные ребра. Я ждала, что хотя бы Кречет вставит слово в мою защиту, но тот только молчал и злобно косился в сторону Бишопа. И так продолжалось весь день. И вечер. И следующее утро. Волк опять приходил ко мне греться на ночь, и, когда я уже привыкла к перманентному запаху псины, он поднялся с первым солнцем и исчез по своим волчьим делам. Бишоп велел не ждать его, а выдвигаться в путь, и спектакль одного рейнджера «Я — Д’Артаньян, а все — «Леголасы» начался по-новой.

К вечеру, когда бесконечная ходьба, холод и усталость окончательно меня доконали, как на грех закончилось действие обезболивающего зелья. Я не смогла больше сдерживать стоны и медленно брела в стиле «терминатора»: стараясь не шевелить корпусом и работать одними ногами. Бишоп собрался в очередной раз вставить ремарку о моей никчемности, но в этот раз я не сдержалась первая, пообещав плюнуть огнем и поджарить одну рейнджерскую задницу. Как ни странно, угроза сработала, и Бишоп заткнулся.

Когда солнце окончательно закатилось за горизонт, и даже последние отсветы уже исчезли в синеве сумерек, рейнджер вскинул по-волчьи нос и втянул воздух:

— Мы почти пришли. Чую запахи еды…

— Еда-а… — приободрилась я и даже ускорила шаг.

Кречет что-то бормотал себе под клюв, сидя в мешке на спине, рейнджер пёр в авангарде, а я не сводила глаз с темных городских стен, показавшихся вдалеке. Впереди меня ждал отдых, еда и кадушка теплой воды, и плевать сколько раз в ней мылись до меня. Куда только делась врожденная брезгливость?.. Ах, да, она исчезла от постоянного холода, грязи и той кучи металла, которую приходилось на себе постоянно таскать. Я уже несколько дней благоухала потом, псиной и железом — дайте хоть в чем-нибудь помыться…

— В Рифтене есть одно место под городом, — рейнджер сбросил скорость и пристроился сбоку, — там дешевый эль и ванна…

— Уж не про Буйную ли флягу говоришь? — хмыкнула я, — ползти по канализации до воровского притона — заманчивое предложение, но я пас. По крайней мере, пока не вылечу больные ребра.

— Насколько я помню из игры, там можно достать разные лечебные зелья у скупщика краденным, — раздалось со спины.

И Кречет туда же… Вот мужики — лишь бы до дешевой выпивки дорваться.

— Не-а, пока не отосплюсь трое суток и не сращу свои ребра, я из нормальной таверны не вылезу. Так что господа за дешевым элем можете идти без меня, а я в «Пчелу и жало».

Мужики замолчали, убежденные моей правотой, и остаток пути мы брели в тишине. Когда, наконец, дорога закончилась и уперлась в городские ворота, два стражника попытались выцыганить у нас «таможенную пошлину». Зря это. Я, измученная долгим переходом и сломанными костями, не сдержалась и случайно наорала на них. По-простому, по-человечьи, но очень эмоционально. С сексуальными эвфемизмами и указанием направлений, куда им пойти. Парни, видимо, поняли, что с усталой женщиной лучше дел не иметь, откатились в сторону, и мы благополучно добрались до таверны. Ночной Рифтен мне не удалось как следует разглядеть, но деревянный дом «Пчелы и жала» встретил нас светом в узких окнах, запахами еды и голосами людей. И нелюдей, если уж на то пошло. Хозяйкой таверны оказалась зеленая чешуйчатая аргонианка — я впервые в живую увидела ящеро-женщину и потому бесстыдно пялилась на нее всю дорогу, пока сбоку не раздалось деликатное покашливание.

— Ес-сть, пит-тсь, с-снять комнату? — еще один ящер отвлек меня от изучения нового вида гуманоидов.

— Комнату. Одна ночь, — опередил меня рейнджер.

Он по-деловому начал обсуждать вопросы нашего размещения и дату выезда из номера, а я заметила сидящего в углу знакомого мужика — нашего извозчика. Кстати, можно с ним передать лютню двум испуганным бардам, а то как они без нее будут воспевать великие деяния довакина Питикаки и ее спутника — Бишкека?

Доковыляв до возницы и справившись о его поездке сюда, вежливо отказалась от предложенной выпивки — не хочу мешать алкоголь с лечебным зельем.

— А я смотрю у вас новый приятель? — извозчик кивнул на волка, сидящего у ног Бишопа.

Я бесцеремонно устроилась на соседнем табурете:

— Ага, это Карнвир. Жрет, как мамонт, гадит столько же, зато теплый.

— И откуда он взялся? — возница плеснул себе еще медовухи.

— О, это долгая история, которая стоила мне показа голых сисек и пары сломанных ребер… — глядя на вытянувшееся лицо возницы, смилостивилась, — ну ладно, расскажу, пока Бишоп там треплется. Короче…

Я принялась в лицах рассказывать о нашем последнем приключении, и как раз изображала, как героически кричала огнем на разбойников, когда Бишоп нарисовался рядом с недовольным выражением лица. Он пригрозил отвесить мне такого поджопника, который доставит меня на второй этаж прямиком в комнату. Минуя потолок. Я извинилась перед слушателями, которых оказалось уже не один извозчик, а немного больше, и собралась уже было идти наверх пешком, но тут вспомнила, зачем, собственно, вообще подходила к мужику.

Вытащив из мешка лютню двух бардов, я передала ее вознице и слезно попросила доставить инструмент в Вайтран — ему все равно по пути, а мне лишний крюк не надо делать.

— Спятила, — зашипел на ухо рейнджер, — те певцы нам еще денег должны.

— Ой, да расслабься, — отмахнулась я, — во-первых, я знаю, где найти этих недоумков, раз они из коллегии — долги можно будет всегда вытрясти. А во-вторых, я тебе не вьючный мул и уже устала таскать разный хлам.

Возница, впечатленный моими подвигами, согласился передать посылку задарма, а я, довольная результатами своего спектакля, отправилась наверх.

Комната оказалась с двуспальной кроватью, чистая и даже без клопов. Свалив вещи в углу, я расстегнула ремни на броне, и сразу почувствовала, как бок начал наливаться пульсирующей болью. Кожаная, туго стянутая куртка служила хорошим корсетом, а теперь сломанные ребра снова напомнили о себе. Попросив Бишопа достать новый пузырек лечебного зелья у какого-нибудь торговца, я получила в ответ пожелание катиться в Обливион. Что ж… Не хотела запускать тяжелую артиллерию, но только у рейнджера из нашей компании есть две руки, две ноги и целые ребра, чтобы сходить в лавку к алхимику, так что придется поднажать. Я закатила глаза, приняла вид умирающей серны и начала ныть… Долго, нудно, бубня под нос прощальные слова и сожаления о бесцельно прожитой жизни. Бишоп сломался через семь минут. Слабак. Громко матерясь, он хлопнул дверью, и вернулся только через час с двумя пузырями. Одно было сильное лечебное зелья, второе — крепкий каджитский самогон. Вот это я понимаю — добытчик. Мы употребили каждое свое, Кречет получил очередную горбушку хлеба и воду в кружке, и все разбрелись по углам. Бишоп улегся на другой конец кровати, а я, потеряв остатки скромности, стыда, брезгливости и прочих, ненужных в боевом походе вещей разделась и забралась под одеяла из шкур.

— Бишоп, — сквозь надвигающийся сон пробормотала я.

— М?..

— Если начнешь приставать…

— Я после этого к… и-эк!.. кошачьего пойла говорить-то еле могу, — едва пробормотал рейнджер, отвернувшись на другой бок, — можешь не переживать за свою… эту… Ну, что там у тебя?..

— Самоуважение. Это называется самоуважение.

— Как скажешь… Можешь спать спокойно — зря что ли я этот самогон пил… — рейнджер почти спал.

— Я думала, чтобы мое нытье не слушать.

— Чтобы дать всем выспаться, хотя и это тоже… — Бишоп замолчал, и с его стороны кровати послышалось тихое посапывание.

Я приподнялась на локте, взглянула на неподвижного рейнджера, и убедившись, что мужик спит, улеглась обратно. Вот теперь можно спать. Сморенная крепким зельем, долгой дорогой и богатырским храпом Кречета (кто бы мог подумать, что курицы могут так храпеть) я наконец отключилась.

Утро началось с криков из таверны внизу о том, куда засунуть капусту. Я уже собиралась подсказать ответ, но не удержалась и чихнула. Снова этот клятый волк — шерсть лезла в глаза и щекотала нос. Снова чихнула. Надо будет сказать Бишопу, чтобы присматривал за ним, а то дай волю этому шерстяному великану, и он вообще на меня залезет. Уже и лапы сложил, псина… Я приоткрыла глаза и уставилась на темную макушку с короткими волосами. Так, это не волк. Осторожно отстранившись, огляделась по сторонам. Рейнджер спал, закинув на меня руки-ноги, еще и лицом уткнулся в грудь. Как говорится, свинья везде грязь найдет, а Бишоп — сиськи. Я попыталась освободиться от чужих объятий, но рейнджер, почувствовав во сне, что мягкая подушка уползает, крепче прижал к себе, так что едва не сломал мне остальные ребра.

— Бишоп… — пискнула я.

Оглядевшись по сторонам, наткнулась на два внимательных взгляда: Кречета и Карнвира. Причем волк угрожающе всхрапнул и приподнял верхнюю губу в недовольном оскале.

— Только не надо ревностей, — прошипела я, — лучше убери отсюда своего хозяина.

— Анна Абрамовна, вы меня удивляете… — опять начал нотации Кречет.

— Тс-с, — зашипела я, боясь разбудить рейнджера, — только не будите его, а то он спросонья параноит.

Но Кречет меня проигнорировал:

— Если вы будете продолжать в том же духе, доктор Витальева, то есть большой риск потерять сосредоточенность на боевой задаче! Завязать неуставные отношения. И заразиться венерическими заболеваниями…

— Нельзя ли потише…

Курица вспорхнула на изголовье кровати и сложила крылья за спиной, напоминая мне рассерженного воспитателя:

— Потише нельзя. Хватит цацкаться. Р-рота подъе-ем!!! Пятиминутная готовность!!!

Бишоп дернулся, заехал мне макушкой в нос и вскочил с кровати, схватившись за охотничий нож. Я взвыла, зажимая лицо.

— Какого даэдра тут происходит? — рейнджер ошарашено озирался по сторонам.

— Два кретида тут «происходят», — прогундосила я, убирая руки от лица — на ладонях осталась кровь, и на рубашку закапало. — Ты мде дос сдомал! И как с тобой шдюхи спят, давно хотеда спросить…

Рейнджер выругался, Кречет невозмутимо слетел на пол и, вытащив из моего мешка платок, доставил его в клюве. Не удостоив генерала благодарностью, отобрала платок и, резко выдохнув, вправила себе хрящ. Слезы брызнули из глаз, а я едва не описалась от боли. Тихо подвывая на одной ноте, послала всех мужиков из нашей компании в задницу, надела штаны со стеганкой и направилась вниз.

В таверне было пусто. Выпросив воды у аргонианки и как следует умывшись, я заказала себе тарелку овощного супа, жареное мясо и кружку молока. Со времен моего сюда попадания кишечник уже привык к бесхитростной пище, и теперь я могла без труда переварить подошву.

Отправляя очередную ложку в рот, я думала, что мне нужно делать дальше: как залечить полученные раны в сжатые сроки? Где искать пропавших игроков? Как подготовить свои мозги к выходу из симуляции? И как, черт возьми, выбраться из этого трижды клятого Скайрима обратно домой? Наверняка меня там кто-то ждет: муж, например, может даже дети… Собака? На работе, вот коллеги точно ждут. Как же выбраться из симуляции? Кречет говорил, что надо восстановить память и открыть интерфейсы. Ну дык я открыла уже… Может не все? И память опять же восстановилась лишь частично…

Мне вдруг сделалось очень одиноко. Я очень захотела вспомнить хоть какие-то имена, лица, хоть что-то о близких людях из дома… Бишоп и Кречет — хорошие ребята. По большей части… где-то в глубине души… Но хотелось бы иметь кого-то надежного на своей стороне. Кого-то кто заступится и пожалеет, а не даст подзатыльник и не сломает нос…

— Так. О чем, черт возьми, вообще думаю?! — я тихо одернула сама себя. — Соберись, Аня, сначала дело сделаем, а потом будем переживать о личном.

Итак, дело. Найти подключенных. Раз. Но их несколько разбросано по всему Скайриму, а я одна сижу в таверне. Курица и рейнджер, конечно, не в счет, остается рассчитывать только на себя и собственные навыки. И что же я умею? Надо подумать…

Например, могу мертвого заболтать, еще неплохо торгуюсь… А теперь, когда у меня есть индикатор скрытности, еще и воровать научусь. И что в сумме? Знание игры, красноречие, скрытность, чуть-чуть ловкости и потенциал в воровском деле. Сама собой следующим пунктом назначения напрашивается воровская гильдия, но как ее можно использовать для моей основной задачи?

Задумавшись, я перестала жевать и пригляделась к тому, что творилось вокруг. В таверне несмотря на раннее утро собралось прилично народу. Какие-то мужики в теплых плащах (по виду типичные путешественники), принесли за собой запахи конского навоза, устроились в углу и тихо переговаривались о делах. Трактирщица за стойкой пересказывала сплетни седому старцу, а за соседним столом рыжий мужик в приличной одежде зажиточного горожанина оценивающе пялился на меня. Погодите-ка… Я его знаю. Уж не Бриньольф ли это? Вор вербовщик из гильдии. Мужик перехватил мой взгляд и, усмехаясь, подмигнул.

Я продолжила жевать.

В общем-то нет ничего странного, чтобы встретить вора в Рифтене. Воры действовали по всему Скайриму, а здесь было сердце их братства… Братство… Ну конечно! Воровская сеть! Разделяй и властвуй. Скупщики краденого, трактирщики, попрошайки, жулики всех мастей и воры — все они так или иначе связаны с гильдией, а если просочиться в гильдейские ряды, то можно использовать их связи, чтобы найти подключенных. Уж кого-кого, а довакина в мешке не утаишь… Эта порода всегда находит приключений на свою задницу, а значит кто-то из сети жуликов всех мастей должен был их засечь! Ух, у меня аж пальцы зачесались, что-нибудь стащить и вступить в… Эй, а где рыжий вербовщик?

Я огляделась по сторонам, но Бриньольфа уже не было в таверне. Ладно, найду его на площади, а пока надо собрать вещи и пристроить куда-нибудь назойливого генерал-лейтенанта. Никакой жизни с ним нет… Я поднялась со стула, подошла к стойке трактирщика и дождалась, пока ящерица освободится от очередного клиента.

— Мадам… — по-деловому начала я.

— Кирава, — представилась агронианка.

— Кирава… Можно вас попросить об одном одолжении? — глядя на настороженное лицо (морду?) человекоящерицы, я спохватилась: — Ничего такого, просто хочу, чтобы кто-то присмотрел за моей курицей. Обещаю, если вы не ощипаете ее и не насадите на вертел (иногда мне самой хочется это сделать), то, когда вернусь, я заплачу вам вдвое больше этого…

Кирава недоверчиво покосилась в ответ, но все же настороженно кивнула, когда перед ней на стойке оказался небольшой, но тугой кошелек с авансом и платой за завтрак. Взглянув последний раз на хозяйку таверны, я убедилась, что та не пойдет на попятный, и, наконец, отправилась наверх за вещами.

Когда поднялась к нашей комнате, за дверью раздавались возмущенные голоса: Бишоп о чем-то спорил с Кречетом, но мне совсем не хотелось слушать их препирания. Я распахнула дверь, заставив обоих умолкнуть.

— Жива? — усмехнулся рейнджер, — нос заживет, а синяки спадут, «красотка»…

— Ага, — не стала спорить я и подобрала свои вещи.

— Анна Абрамовна, вы думали над восстановлением памяти? Я считаю, что вы крайне беспечно относитесь к своим обязанностям.

— Наверно, — согласилась, зашнуровывая наручи на предплечьях.

Мужики переглянулись.

— Что это с тобой?

— Собираюсь в дорогу, — я пожала плечами, закинула на спину мешок и повернулась к рейнджеру. — Недалеко отсюда есть ночлежка. Ее хозяйка — Хельга — красивая блондинка поклоняется Дибелле и дает практически всем без разбору. Тебе-то уж точно перепадет час любви с местной гетерой. Бишоп из Дозора Редфэллоу, было приятно иметь с тобой дело. Временами.

Я протянула ладонь для прощания. Рейнджер неверяще уставился на нее, но в ответ руки не подал.

— Даже рукопожатия не заслужила, — пробормотала я, — ну ладно… Тащ генерал-лейтенант Кречет. Вы остаетесь на попечении Киравы — хозяйки этой таверны. Простите, но вы будете обузой в моей следующей вылазке, которая нужна для «выполнения боевой задачи».

— Можно спросить: а куда это ты собралась? — Бишоп скрестил руки на груди и прожигал меня взглядом.

Я коснулась гудящей переносицы:

— Спросить можно, но на ответы не рассчитывай.

Бишоп изменился в лице.

— Знакомые слова. Когда-то я отвечал точно так же… — рейнджер вызывающе выдвинул челюсть. — Это все из-за носа?

— Это все из-за окончания сделки, — отрезала я. — Мне пора заняться делами, а ты волен делать, что хочешь.

Бишоп как-то странно дернулся, но мне было плевать на его заботы. Пора забыть о симпатиях и делать дело. Я обвела комнату взглядом и задержалась на Кречете.

— Тебе — Кирава. Тебе — Хельга. С тобой еще увидимся, тебе — пока.

Я развернулась на каблуках и направилась вниз. День уже был в самом разгаре, а мне еще предстояло столько дел: купить собственный лук и побольше стрел, зайти в лавку к алхимику и пополнить запас зелий, а может и самой попытаться что-то сварить на алхимическом столе, но самое главное — найти Бриньольфа. Воровская гильдия, я иду! Вы — мой билет домой, ребята…