Невероятные приключения циников в Скайриме

Глава 5. Читайте сноски в договорах

До Вайтрана — центрального города Скайрима, они добрались глубокой ночью. Стражники на городских воротах заикнулись о комендантском часе, но болтливая ведьма наплела про нападения дракона, и её тут же пропустили внутрь. Бишоп невозмутимо прошел следом, смерив охрану коротким цепким взглядом. Видавшая виды тяжелая броня, простые мечи — эти вояки не представляют большой опасности, а вот двое стражников на башнях — другое дело. Лучники. Рейнджер почти физически ощутил, как стрела пробивает дубленую кожу доспеха, болезненно погружается в плоть… Бишоп повел плечами, словно поправляя рюкзак, и мысленно пожалел, что у него нет с собой плаща с капюшоном. Вряд ли его лицо узнают в Вайтране, но… Рядом со стражниками он всегда чувствовал раздражающую его самого нервозность.

— К ярлу сейчас не пойдем, — прервала его мысли Питикака, широко зевая.

Девка остановилась посреди главной улицы, заметная в свете лун, как задница мамонта. Бишоп сморщился от подобной беспечности и с трудом подавил в себе инстинктивное желание уйти в тень ближайшего закоулка.

— Честно говоря, я на ногах не стою. Мне нужно принять ванну, выпить чашечку кофэ… К шефу двинемся по утру.

Бишоп ничего не ответил, и Питикака направилась в сторону таверны, огни которой показались в конце улицы.

Рейнджер исподтишка наблюдал за своей спутницей. Постоянно. За всё время их краткого знакомства. Он не мог раскусить болтливую девку, и это его невероятно злило. Она постоянно трещала, говорила фразы и слова, значения которых Бишоп не знал. Вот, например, сейчас… Что еще за «кофэ», забери его Обливион? «Шеф»? А эта её манера держаться и другие мелочи, которые никак не хотели укладываться в привычную картину… Питикака знает Скайрим — этого не отнять — но и на местную не походит. Здесь берут оружие с пеленок, а эта растяпа не в состоянии поднять короткий меч. А как она держит лук и натягивает тетиву… Бишоп, увидев подобное зрелище в первый раз, подавился рвущимся наружу смехом. Руки дрожат, стрела гуляет — бестолочь, а не стрелок.

Словно почувствовав на себе взгляд, Питикака обернулась на ходу:

— Хватит пялиться.

— Слушай, красотка. Единственная радость от того, что ты командуешь и прешь впереди меня, как кабан во время гона, это возможность насладиться видом твоей задницы… Так что будь хорошей девочкой и топай дальше, но молча — не порти мне удовольствие своей болтовней.

Девка фыркнула и отвернулась. Бишоп усмехнулся про себя: пусть считает его озабоченным и недалеким придурком с членом вместо мозгов. Чем глупее рейнджер выглядит, тем меньше подозрений вызовет. Он позволил себе короткую ухмылку и опустил взгляд: а задница всё же худовата… Бишоп отвел глаза и осмотрелся.

Ночной Вайтран дышал теплым воздухом, наполненным запахами еды, скота и дымом домашних печей. Слишком много людей, слишком много запахов, правда один из них, все же пришелся Бишопу по душе. Двери «Гарцующей кобылы» — местной таверны — распахнулись, и к ногам рейнджера выкатился пьянчуга, неся крепкий алкогольный дух.

— Вот это по мне, — рейнджер перешагнул через неподвижное тело и криво улыбнулся Питикаке, — тебе наливать не буду — помню, как ведешь себя после пары бутылок. Еще начнешь ко мне приставать, а я такой ранимый и доверчивый…

Девица открыла рот, задохнувшись от возмущения, а рейнджер, тихо посмеиваясь, прошел в таверну.

У большого очага в центре зала сидели несколько воинов и распивали медовуху; бард лениво перебирал струны, что-то мыча себе под нос; несколько фигур ели за столами, а трактирщица, подперев подбородок кулаком, задумчиво смотрела куда-то вдаль. Все были при деле. На вошедших гостей бросили оценивающие взгляды и отвернулись: обычные странники, ничего примечательного, разве что мужик зыркает из-под бровей цепко, словно ищет от кого ждать неприятностей. Но его — если что — быстро успокоят. На том и порешили. Воины дружно выхлебали остатки медовухи и громко затребовали добавки.

— Садия! — крикнула трактирщица в сторону, — неси еще меда! О, новые лица? — женщина словно только сейчас заметила подошедших. — Есть? Пить? Переночевать?

— И того, и другого. И можно побольше, — девка шлепнулась на табурет, скинула у ног свой рюкзак. Ее спутник огляделся, задержал взгляд на вторых дверях, ведущих в зал.

— Помыться, — коротко бросил он.

— Там есть бадья, — трактирщица кивнула в сторону соседнего помещения, — воду можно подогреть за отдельную плату.

— По рукам. Она расплатится, — кивнув на свою спутницу, рейнджер собрался уходить, но задержался, — и комнату на ночь с одним входом и без окон.

Трактирщица задумалась:

— Есть такая… Вообще-то это чулан, но можно поставить туда кровать, если не пугают крысы и грязь. А вот наверху есть прилич…

— Тащите кровать в чулан, — распорядился рейнджер и хлопнул свою спутницу по плечу, — еду принесешь туда же…

Он было направился в закуток с кадкой, но девка вдруг соскочила с места и обогнала его на повороте:

— Эй-эй, погоди. Тут за тобой по полу что-то волочится… А, это твоя губа. Закатай, а то подскользнешься ненароком — в воду полезешь вторым. Не хватало еще подхватить после тебя какой-нибудь триппер…

Бишоп понятия не имел, что такое «триппер», но догадывался, что нечто малоприятное. Рейнджер молча сцепил зубы, глядя, как худая задница скрылась за ширмой — хотелось выругаться, но, казалось, девке того и надо. Пока Бишоп боролся с собственным раздражением, за перегородкой послышалось копошение и сдавленное ворчание.

— Пусть принесут горячей воды! — скомандовала Питикака.

— Слушаюсь, ваше Величество, — едко прошипел рейнджер, — ваш верный раб сейчас же отдаст приказ слугам, а позже начистит доспехи и сапоги. Не угодно ли, потереть спину?

— Угодно… — раздалось вместе с бульканьем.

— Ты не шутишь? — Бишоп немного повеселел, не веря своим ушам. — Я даже готов простить твой приказной тон.

— Конечно не шучу, «милый», — донеслось до Бишопа, и тот, едва не скидывая портки от предвкушения, почувствовал подвох, — а потом мы оседлаем розового единорога, прихватим с собой ворожею и устроим дикую оргию. Ты не против?

— Я буду не против, если ты провалишься в Обливион, — рейнджер сплюнул от злости. Он развернулся на каблуках и, чеканя шаг, затопал в общий зал. В спину ему донесся булькающий смех.

Бишоп вернулся за стойку к трактирщице и, спросив про комнату, сгреб приготовленную для них еду. Подумал и потребовал еще кувшин медовухи — странствовать с болтливой женщиной на трезвую голову, всё равно, что грести без весел. С полными руками закуски, рейнджер отыскал чулан, в который трактирщица велела перетащить кровать, и аккуратно, чтобы не расплескать пряное пойло, сложил поклажу на старый комод. Сняв с плеча сумку, Бишоп достал и пристроил у кровати налучье с луком. Пока девка мылась, рейнджер решил проверить замки на дверях. Убедившись, что ночью к ним не смогут вломиться незваные гости, он бросил у порога спальный мешок и усевшись на него, снял сапоги — по комнате потек крепкий запах ног.

— Так-то лучше… — устало протянул Бишоп и, закинув в рот кусок пирога, вытянулся на спальнике во весь рост.

Рейнджер специально не зажигал свечи. Скорее враг будет ослеплен, ворвавшись в темный чулан после ярко освещенного зала, чем Бишоп беззащитен — тонкий слух улавливал малейший шорох, а глаза почти сразу привыкли к темноте. Рейнджер был чуток, как его волк. И даже в городе, а не в диком лесу, где, казалось бы, опасностей больше, Бишоп держал ухо востро, а глаза лишь наполовину прикрытыми. Надо всегда быть готовым к схватке и не доверять никому. Его богатое на события прошлое послужило тому причиной…

Из нахлынувших воспоминаний вырвали неровные шаги за стеной. Бишоп инстинктивно напрягся, но распознав в усталой походке еле волочащую ноги Питикаку расслабился до своего обычного состояния. Через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге, слепо щурясь, возникла его навязанная «головная боль».

— Темно тут.

— В самый раз, — буркнул Бишоп, сдвигаясь и давая женщине пройти.

— А чего не на кровати, а под порогом? — она немного потопталась на месте, но все же прошла дальше, обдав Бишопа запахом влажных волос.

— Чтобы ты всю ночь храпела над ухом? — ответил рейнджер, непроизвольно втянув воздух, чтобы запомнить запах своей спутницы.

— Я не храплю, — недоверчиво протянула она.

Питикака осторожно пробралась к кровати, каким-то чудом обнаружила в темноте оставленный на комоде кусок пирога и кувшин с медовухой — хотя Бишоп мог поклясться, что эта женщина могла найти еду даже с завязанными глазами. Она умяла оставленный ужин за считанные минуты, и когда размеренное дыхание Бишопа намекнуло ей, что мужчина спит, принялась снова снимать броню.

Бишоп не спал. В полумраке он отчетливо видел каждую линию и молча жевал губу, разглядывая темный силуэт и размышляя о поворотах судьбы. Мог ли он еще месяц назад представить, что проведет с женщиной больше, чем одну ночь, не удовлетворяя при этом свою естественную похоть? Скорее Карнвир — его волк — станет комнатной собачкой, чем Бишоп доверится бабе, но… Одно неверное решение нарушило все дальнейшие планы и связало с этой, смешно сказать, «довой». А все из-за проклятого некроманта и той трижды клятой книги, Обливион ее забери…

Бишоп прикрыл глаза тем более, что девица уже улеглась, и смотреть было не на что. Сон, как назло, не шел. Липким кошмаром из темноты начали всплывать воспоминания месячной давности. Или не месячной… Бишоп точно не знал, когда последний раз видел Торна и остальных ребят, зато отчетливо помнил каждый дерьмовый час того дня.

***

Они с ребятами, как обычно, сидели в засаде на дороге, ведущей в Фолкрит. Городишко вымирал, и путников с каждым днем проезжало все меньше, не говоря уже о богатых купцах. Приходилось работать с тем, что есть. Бишоп скучал, сидя на камне возле тракта, и вспоминал, как он впервые приплыл в Скайрим и столкнулся с Торном в одной Солитьюдской таверне. Знатно же они тогда напились. На утро рейнджер проснулся без сумки и порток, благо лук и стрелы он всегда держал при себе — их стащить не смогли. Бишоп выследил Торна за сутки, и когда Карнвир уже готовился перегрызть горло одному из его парней, а сам Бишоп держал нож у чьей-то печени, Торн вышел с предложением о работе. Он и его банда грабили путников на крупных трактах, насиловали, убивали, не считая трупы — одним словом жили в свое удовольствие. Торн оценил навыки следопыта, позвал в его в банду, и Бишоп согласился. В конце концов предложенная работенка была не хуже (а в чем-то даже и лучше) его обычного ремесла — охотника как за головами.

Свист Джулса тогда прервал его мысли и дал сигнал, что к их засаде приближается повозка, доверху груженная разным скарбом. Рядом с ней ехал один конник для охраны. Управлял повозкой тщедушный старик в черном балахоне, а рядом жалась женская фигура — Бишоп разглядел всех троих задолго до того, как охранник почуял неладное. Стрела рейнджера угодила ему в плечо, и выбила мужика из седла. Зацепившись за стремя, тот пропахал несколько футов за испуганной лошадью, обильно орошая дорожные плиты собственной кровью. Старик, быстро сообразив что к чему, хлестнул пегую кобылу. Они понеслись прямиком в приготовленную ловушку — Бишоп убрал лук на спину и достал кинжал. Один удар по веревке, удерживающей крышку, и бревна посыпались на дорогу, перекрывая путь. А дальше началась рутина.

Бишоп перерезал горло раненому охраннику, пока остальные парни снимали старика с девкой и потрошили мешки с сундуками.

— Ты посмотри на эту мордашку, — присвистнул один из ребят, беря девку за подбородок и разворачивая ее лицом к рейнджеру, — а, Биш? Как тебе?

Он стряхнул кровь с кинжала и бросил оценивающий взгляд на пленницу. Та не рыдала и не просила пощады — как они обычно это делали — в ее глазах рейнджер не заметил страха, скорее… бешенство. Девка была в ярости. Тогда Бишоп впервые почувствовал неладное, но задавил тревогу в зародыше.

— Неплохо-неплохо. Как тебя зовут, красотка? — он ласково, как ему казалось, улыбнулся, но девка оскалилась.

— Будь ты проклят, червь. Ты не знаешь, с кем связался!

Интонация, с которой пленница выплюнула эти слова, заставила Бишопа задуматься. Женщина вела себя надменно, не выказывая страха. Прямая спина, взгляд полный желчи и высокомерия — похоже, они поймали дорогую добычу.

— Старика прирежьте, мешки и девку в лагерь. Девку не трогать, — рейнджер отдал короткие приказы и уже развернулся уйти, как один из парней вдруг выругался.

— Эта тварь меня укусила! — мужик тряс рукой. Не сдержавшись, он отвесил пленнице звонкую оплеуху.

— Я сказал, девку не трогать, — рыкнул Бишоп.

Он собрался сам заняться женщиной, как вдруг та выкинула руки вперед, рявкнула короткое заклинание, и труп охранника зашевелился. Синие лучи магии кольцами обвили мёртвое тело, приподняв его над землей. Кто-то закричал «некромант», а девка, воспользовавшись суматохой, вырвалась из ослабшей хватки бандита и бросилась бежать, прижав руки к груди. Реакция Бишопа была мгновенной: в одно мгновение он вскинул лук, и женщина-некромант вскрикнула от боли — под коленом торчала стрела, пробившая ногу насквозь. Пока парни расправлялись с восставшим зомби и стариком, Бишоп догнал хромающую беглянку.

Он схватил ее за волосы и зацокал языком.

— Что же ты убегаешь, красотка. Я тебе не понравился?

— Ты сдохнешь, ничтожество. Мой господин найдет тебя, и ты будешь молить его о смерти!

Она как-то странно прижимала руки к груди, и Бишоп усмехнулся собственной догадке:

— Эй, ты что-то там прячешь? Не хочешь со мной поделиться?

— Нет! Не-ет! — впервые за их короткое знакомство, в ее голосе послышался страх, а сильные руки рейнджера уже вытаскивали из-под свободного балахона припрятанный сверток.

Одной рукой Бишоп держал беглянку за волосы, второй поудобнее перехватил поклажу, когда к нему подбежали двое из банды. Рейнджер отвлекся от свертка и передал пленницу мужикам.

— Что же ты так, м? Я хотел оказать тебе теплый прием, а ты что устроила? — Бишоп весело подкинул на ладони увесистый сверток, — придется тебя наказать…

Парни начали улюлюкать, хватать девку за грудь и ноги, но рейнджер остановил их:

— Отведите ее в лагерь, но не трогайте.

— Опять все веселье хочешь оставить себе, Биш? — недовольно пробурчал один из бандитов.

— После вашего «веселья» их только пускать в расход, — нахмурился рейнджер, — а она нужна живой и здоровой. Девка, похоже, из богатой семьи — за нее дадут неплохой выкуп.

Парни начали ворчать, но Бишоп велел заткнуть всем рты (некромантке в том числе) и выполнять приказы, а сам взялся за веревку свертка. Любопытство оказалось сильнее заглушенного чутья. Ради чего девка рисковала жизнью? Под несколькими слоями тряпок оказалась всего лишь книга в черном переплете из неизвестной кожи, на обложке которой была выдавлена рожа какого-то чудовища.

— И это все? — разочарованно протянул Бишоп.

Женщина уже связанная и с кляпом во рту смотрела на него широко раскрытыми глазами, начала дергаться сильнее, что-то мыча сквозь тряпку.

— Тебе дорога эта книга? — рейнджер изучающе уставился на пленницу, — что же в ней такого?

Он подцепил край обложки одним пальцем. Осторожно приподнял, не сводя глаз с женщины, а та вдруг крепко зажмурилась и попыталась отвернуться.

— Любопытно… — протянул Бишоп. — Ты боишься самой книги…

Он уже собрался закрыть ее и убрать подальше, как пленница забилась в руках бандитов выброшенной на берег рыбой — отчаяние придало ей недюжинную силу, и женщина высвободив одну руку метнулась к рейнджеру. Тонкие пальцы вцепились в запястье рейнджера, он инстинктивно дернулся, и книга раскрылась…

Бишоп почувствовал, как его руки сами собой вцепились в проклятый фолиант. Страницы начали быстро перелистываться, пока не остановились на одном лишь им известном месте — рейнджер не мог отвести взгляда от странных письмён, заполонивших листы. Вдруг черные значки оторвались от страниц. Закручиваясь по спирали, строки текста, словно змеи, обвили руки рейнджера — Бишоп выругался, но не услышал собственного голоса, лишь далекий женский смех, который шел словно отовсюду. Лес, дорога, пленница, парни из его банды — всё исчезло в черной пляске букв. Листы книги расширялись все больше, чернила сгущались, сливались воедино, пока не образовали гигантскую воронку, из которой — Бишоп не поверил своим глазам — вырвались гигантские черные щупальца. Они метнулись к нему и впились в лицо, руки, обвили грудь… Бишопу показалось, что он умирает…

Когда он очнулся, кругом стояла темнота и отовсюду доносился тихий шелест, словно от сотен крыльев летучих мышей. Бишоп слепо нашарил лук, чудом оказавшийся на спине, пальцы привычно метнулись к колчану и огладили оперения стрел.

— Проклятье… — прошептал еле слышно рейнджер, — всего десять стрел.

Он медленно поднялся, слепо водя руками перед собой. Осторожно щупая почву под ногами и держа оружие наготове, Бишоп, не спеша, двинулся вперед. Откуда-то доносился запах пыли и бумаги, словно рейнджер оказался в библиотеке. Он втянул воздух, прислушался к звукам, как вдруг совсем рядом показался крошечный огонек света, и Бишоп тут же устремился по его следу. Маленький светлячок неторопливо плыл в воздухе, когда рейнджер, настигнув его, ахнул от удивления — места страннее он еще не встречал в своей жизни.

Бишоп ступал по ажурной решетке, нависающей над черной живой бездной. Как лужа дегтя, она поблескивала в свете шарика, скрывая в себе нечто. Иногда оно двигалось, и Бишоп замечал на поверхности бездны толстые, словно бревна, щупальца. Рейнджер попятился в страхе, пока не уперся спиной в стену, состоявшую из одних лишь книг. Бишоп обернулся, словно ужаленный. Он задрал голову, стараясь рассмотреть конец уходящей ввысь стены, но все попытки оказались тщетными — гигантские непрерывные стопки книг уходили далеко вверх, в темноту.

— Яйца Шора, что это за место?.. — прошептал Бишоп.

Он замер, озираясь по сторонам, но крошечный светлячок не стал его дожидаться и поплыл дальше. Рейнджеру ничего не оставалось делать, как двигаться вслед за ним.

Бишоп не знал, сколько времени он уже бродил среди нескончаемых коридоров из книг (слишком много или, наоборот, только начал), но его пальцы затекли, удерживая стрелу наготове; ноги, тренированные за время многодневных переходов, уже устали, а в горле пересохло. Бишопа начинала мучить жажда. Один раз он попытался приблизиться к краю помоста, и из бездны тут же взметнулись щупальца в его сторону — рейнджер едва успел отскочить.

Когда по его примерным подсчетам прошло еще несколько часов, Бишоп заметил, что светлячок летал по одному и тому же пути. На следующий круг рейнджер не пошел, оставшись в кромешной темноте, чтобы хоть немного передохнуть, и через некоторое время светлячок вернулся к нему, как верный пес. Бишоп неподвижно сидел, сложив на колени лук и гонял во рту маленькую заклепку с доспеха — запасов воды у него не было, а так можно было хотя бы отсрочить смерть от жажды. Он сглотнул наработанную слюну и тяжело поднялся. Надо идти. Неизвестно куда и как долго — время и направления в этом странном месте не измерялись человеческими мерками, но оставаться на одном месте — верная, пусть и медленная смерть. Рейнджер помотал головой, прогоняя черных мушек перед глазами, и двинулся дальше.

Однажды, следуя за светлячком, он заметил вдалеке еще один, и воспрянул духом. Бишоп свернул с привычного пути и последовал за новым спутником, стараясь держаться подальше от края помоста. Рейнджер вышел в круглый зал: всё те же книги и черная бездна под ногами, но в дальнем конце он заметил неподвижную кучу тряпья. Внезапно «тряпье» взлетело и развернулось: на Бишопа посмотрела странная маска с пустыми глазницами, из-под которой шевелились черные щупальца. Тварь бросилась на рейнджера. Две стрелы — одна за другой — сорвались с тетивы, и тварь исчезла, оставив только неподвижную кучу всё того же тряпья.

— Даэдра мне в задницу, что это было? — прошептал Бишоп.

Кроме светлячков и щупалец, это место прятало в темноте и таких странных тварей. Кто еще здесь мог быть? Рейнджер устало прислонился к книжной стене и сполз на пол. В отчаянии Бишоп схватился за волосы и, едва не вырывая их с корнем, глухо рассмеялся:

— Сраная книга… Сраная ведьма… Клянусь левой сиськой Кин, я выберусь отсюда и убью эту тварь. Я отдам ее Торну для развлечения, а потом, что останется, кину злокрысам.

Он встряхнулся словно пес и, запрокинув голову, прислонился затылком к стене.

— Думай, Биш, думай. Нужен план, как выжить и, если получится, найти выход… — рейнджер невесело усмехнулся и обхватил себя за плечи, — что ж… Здесь хотя бы тепло.

Бишоп прикрыл глаза, но суетливые мысли метались в голове, отказываясь складываться в ясную картину, и рейнджер, наконец, оставив тщетные попытки составить план, забылся тяжелым, тревожным сном.

— Проснись.

Когда Бишоп очнулся, ему показалось, что он лежит в своем лагере. Словно остальные ушли на тракт или пьянствуют где-то в таверне, а все, что произошло до этого — всего лишь кошмар. Но тихий непрекращающийся шелест, едва не заставил рейнджера завыть от бессилия.

— Коснись моего дара. — Снова тот же голос, что вырвал Бишопа из небытия, заставил его озираться по сторонам.

Перед ним из темноты, словно кокон гигантской бабочки, вырос странный цветок. Среди ажурных паутинных лепестков, показался еще один крошечный светящийся шарик. Бишоп замер на месте:

— Кто ты?! Что это за место?!

— Коснись, — голос лился отовсюду.

Рейнджер потоптался на месте какое-то время, но, не придумав ничего лучше, подошел к цветку. Крошечный шарик на ощупь оказался совсем не горячим, и как только Бишоп прикоснулся к нему, тот спрятался обратно в кокон. Пол под ногами пришел в движение, и Рейнджер присел на полусогнутых, удерживая равновесие. Платформа начала подниматься вверх, минуя стопы книг — всё вверх и вверх, и, когда высокие стены закончились, Бишоп ахнул от увиденного: везде, куда ни падал взгляд, простиралось черное подвижное море, иногда расчерченное островками книг. На головой раскинулось бескрайнее небо тяжелого болотно-зеленого цвета, от которого Бишопа тут же затошнило, но хуже всего оказалось то, что было между «небом» и «морем»… Гигантское черное облако, состоящее из щупалец и сотен глаз, которые смотрели во все стороны, моргали, следили за всем, что происходило внизу, вверху и везде. Щупальцы чудовища не прекращали свой танец ни на мгновение, а само это существо было столь неестественным… Столь чуждым. И не поддающимся пониманию. Платформа Бишопа направлялась к нему.

Рейнджер вскинул лук и приготовился дорого продать свою шкуру.

— Бишоп… — сотни глаз одновременно моргнули и уставились на рейнджера. — Безбожник, не верящий ни-в-кого и никому.

— Кто ты? — внезапно охрипшим голосом просипел рейнджер.

— Я ношу много имен. Демон знаний, Садовник людей, Хермора, ты знаешь меня как «Хермеус Мора».

— Даэдра… — выдохнул Бишоп.

— Да. Одно из моих воплощений — даэдрический Принц Знаний.

— Что тебе нужно? — Бишоп не мог поверить, что говорит с одним из демонов, именами которых пугают детей во всем Нирне.

— Ты вторгся в Апокриф. Место бесконечных знаний, и мой план. Ты не был достоин, чтобы оказаться здесь, и все же… Я сочло тебя подходящим для моей милости…

Бишоп молча ждал, когда даэдра снова заговорит с ним.

— Я заключаю с тобой договор.

Рейнджер не понял Хермеуса Мору. Он предлагает? Спрашивает? Утверждает?

— Что ты хочешь? — Бишоп напрягся. Возможно, это его шанс выбраться отсюда.

— Мои желания не познать смертному. Но я скажу то, что ты хочешь услышать… Я верну тебя в твой план, в Скайрим. Я дарую тебе знания, за которые смертные, подобные тебе, отдавали мне свои жизни и души. Ты же дашь три обещания…

Даэдра замолчал, обдумывая свои слова, а взгляд сотен глаз снова разошелся по сторонам. За движением бесконечных зрачков, было больно наблюдать почти физически — Бишоп почувствовал, как у него закружилась голова.

Наконец Хермеус Мора обратил на него свой взор:

— Твои обещания. Ты вернешься в свой план, в место под названием Ривервуд. В Сандас, семнадцатого числа месяца Последнего зерна встретишь путника. Пришельца из другого плана… Не такой как мой. Не такой как твой. Не такой как Нирн… Он другой… — Даэдра словно начал говорить сам с собой. — Ты, Бишоп из Невервинтера, безбожник не верящий ни-в-кого и никому, сопровождаешь пришельца из другого плана. Ты всюду оберегаешь его и ото всех защищаешь её. Ты сопровождал её и защищал его до тех пор, покуда не настанет час. Час, когда ты будешь говорить, говоришь и сказал ему-ей правду.

Бишоп почти перестал понимать даэдра. Рейнджер инстинктивно отступил назад, а рука крепче сжала лук…

— Что, если я откажусь?

— Ты уже согласился-согласишься-согласен. Я — Даэдрический Принц Знаний, живущий во всех временах: в прошлом, в настоящем, в будущем и вне времени. И я говорю, ты принимаешь сделку.

— Что, если я откажусь?! — Удивив сам себя, зло выкрикнул Бишоп. Ему было плевать, что думает о себе этот комок щупальцев — Бишоп не выносил, когда кто-то отдавал ему приказы, пусть даже ему это будет дорого стоить.

Хермеус Мора молчал. Щупальца монотонно плавали в невесомости, а сотни глаз, снова устроили свой бешеный танец. Когда Бишоп уже было подумал, что даэдра забыл про него, Хермеус мора заговорил снова:

— Если ты, Бишоп из Дозора Редфэллоу, урожденный Аякс, не верящий ни в кого и никому, не сдержишь обещаний, я — Хермора — верну тебя в обратно Апокриф, и ты будешь служить мне вечность…

Рейнджер поджал губы. Его лук бессилен перед безграничной властью даэдра в собственном мире, но что с таким человеком, как он, будет здесь? Медленная мучительная смерть? Безумие? Бишоп выдвинул нижнюю челюсть вперед, словно собираясь поспорить с Херморой.

— Значит, всё, что мне нужно сделать — это встретить путника, защищать его и, когда придет время, сказать правду?

— Да…

— Как я узнаю, что время пришло?

— Я сам-сама-само сообщу весть.

Бишоп в задумчивости закусил губу и посмотрел на бесполезное оружие в этом царстве щупалец, книг и темноты…

— Какие знания ты мне дашь? — наконец разлепив высохшие губы, спросил он.

— Ловкость. Магия. Сила. Ты выберешь-выбрал ловкость. Бишоп Неверящий — ты станешь-стал великим лучником. Твои стрелы не будут знать промаха, а глаз станет острым, как игла. Твоя ловкость не знает равных во всем Скайриме. Используй мой дар, чтобы сдержать обещания. Ты даешь свое слово… — Голос даэдры закончил на высокой ноте, и Бишоп в который раз не понял — спрашивает ли Хермеус Мора или приказывает.

— Я даю свое слово… — произнес рейнджер, и одно из щупалец даэдры начало увеличиваться в размерах. Оно протянулось к мужчине и оплело его руки — Бишоп задергался, но мертвая хватка не оставляла ни малейшей свободы.

— Ты даешь свое слово…

— Даю! — рейнджер задергался сильнее, когда второе щупальце обвилось вокруг его головы, и Бишоп почувствовал, как в глаза начала проникать черная пелена. Он закричал в смертельном ужасе.

— Ты даешь свое слово…

— Отпусти-и! — плотное кольцо щупалец сжималось всё сильнее. — Да, даю, проклятье! Даю!

Бишоп слышал, как хрустнуло древко лука; почувствовал, как ноги оплели еще одни путы; думал, что умирает.

Сквозь собственный крик и шум в ушах он еле расслышал:

— Бишоп из Невервинтера, ты дал три слова. Помни о них, ибо Ты теперь часть Апокрифа, а Апокриф — часть Тебя…

Черная Пустота пробила доспех, плоть и ребра, обвилась ледяной хваткой вокруг сердца. Бишоп почувствовал, будто весь лед Скайрима оказался внутри. Рейнджер уже не мог ни вздохнуть, ни выдавить и звука, а когда боль стала нестерпимой — Бишоп наконец потерял сознание и растворился в темноте…

Уже в безопасности на привычном спальнике за толстыми стенам таверны Бишоп вздрогнул. Теплой ладонью нащупал место на груди, где с той самой встречи осталось белое пятно — метка, напоминающая старый шрам от ожога. Это метка не загорала, оставаясь такой же бледной, а кожа такой же холодной, словно с груди только сняли глыбу льда. Бишоп отнял руку, боясь, что зараза Апокрифа перекинется еще и на нее.

Он неслышно выругался сквозь зубы. Вот к чему привело якшание с магией… Не будь той проклятой ведьмы и ее проклятой книги, рейнджер не оказался бы в западне у даэдра, и ему не пришлось бы караулить дурную бабу. Рейнджер тихо вздохнул, слушая шорохи таверны, голоса за стеной и размеренное дыхание Питикаки. Что за все-таки нелепое имя — Питикака? Откуда оно? Девица словно подслушала его мысли, прерывисто вздохнула. Она перевернулась на другой бок, скрипнув досками кровати, и забормотала во сне:

— …очень важный пептид… Нужно больше нейромедиаторов, милорд… снизить таурин… и ананас… пароль старый, Федор — «трусы на голове»…

Бишоп с интересом прислушивался к бессвязному бормотанию. Из всего потока он понял только несколько слов.

— Кто же ты? — прошептал Бишоп. Он вспомнил слова Хермеуса Моры про пришельца из другого мира и вырванное обещание охранять её, — и чем ты так заинтересовала даэдра?

Рейнджер бросил последний взгляд на спящий силуэт, с наслаждением потянулся до хруста в суставах и, положив ладонь на рукоять кинжала, расслабленно прикрыл глаза. Даэдра рядом нет, «ходячая беда» спит, и мимо никто не прошмыгнет. Можно отдохнуть.

***

Натан Семенович прятался от Кречета в курилке, устроенной на крыше административного здания. Бравый офицер, словно саранча, оккупировал собой все пространство, совал нос в каждую деталь, требовал писать подробные отчеты и будто поставил перед собой цель довести Натана Семеновича до благородного инфаркта. Доктор Склифосовский достал пузырек с таблетками и закинул антацид в рот — от одного появления генерал-лейтенанта в области слышимости у ученого начиналась предупреждающая изжога. Вот как сейчас… Дверь в курилку распахнулась, и Натан Семенович едва не перекрестился. На пороге стоял взмыленный Николай — главный программист их проекта.

— Святые нейроны, вот вы где! — воскликнул айтишник. Выглядел он не лучшим образом: на свитере сидело большое кофейное пятно, очки съехали набок и запотели, а сам Николай испуганно озирался по сторонам. — Кречета тут нет?

— Если бы был, я бы уже умер от изжоги, — мрачно ответил Натан Семенович и махнул рукой, приглашая программиста войти.

Николай быстро прикрыл за собой дверь:

— Хорошо, что он не курит, иначе и здесь от него было б не спастись, — программист разложил на подоконнике принесенные бумаги, — Натан Семенович, я пока не знаю с чем мы столкнулись, но что-то не так.

— Святые нейроны, неужели еще кто-то погиб в симуляции? — доктор Склифосовский начал нервничать.

— Не-не, тут хвала матери Асуса все по старому. А то что я обнаружил… Такого еще не было. Да такого в принципе не должно быть! — Николай наконец поправил очки и протянул Натану Семеновичу лист.

— Вот исходный код симуляции. А вот то, что я заметил пять минут назад! Это, между прочим, мне стоило кружки кофе.

Доктор Склифосовский сравнил полученные данные. На листках были распечатаны блок-схемы с расписанными функциями: например один блок контролировал дыхание подключенного в реале, а стрелка от него вела к блоку с дыханием в виртуале. Сон — сон. Погода на экране монитора — погода в симуляции. Все было взаимосвязано и строго контролировалось целым отделом лучших программистов страны. Коля принес подконтрольные ему разделы программы, и распечатки с разницей в несколько минут отличались…

У Натана Семёновича нехорошо засосало под ложечкой:

— Кто-то вносил изменения? — нахмурился ученый.

— Да кто смог бы?! Все права на редактирование основной части кода только у меня, и никто больше не имеет к ним доступа!

Натан Семенович вздрогнул, краска спала с лица, и абсолютно посеревший в цвет стен ученый нервно сглотнул:

— Нас взломали?..

— Исключено. У нас система надежнее, чем у Форт-Нокса.

— Откуда ты знаешь?

— Я сам ее настраивал, — мрачно процедил Николай.

— Но что же тогда?

Николай не успел открыть рот, как дверь снова распахнулась и, кажется, даже слегка померк свет — теперь на пороге стоял сам генерал-лейтенант Кречет.

— Так, господа. Наш эксперимент по прежнему не сдвинулся с мертвой точки. Так какого черта вы прохлаждаетесь здесь, когда у нас проблемы там?

— Какие проблемы? Все под контролем, товарищ генерал-лейтенант, — доктор Склифосовский переглянулся с Николаем, что не ускользнуло от Кречета.

Словно сканер, он вперил пронзительный взгляд в кофейное пятно на свитере программиста, переместил на бумаги, разложенные на подоконнике и пришпилил обоих заговорщиков к месту, словно бабочек булавкой.

— Что происходит? — он уверенно прошел вперед и, не обращая внимания на слабые попытки Николая спрятать улики, выхватил листы. Кречет быстро пробежался взглядом по бумагам, на мгновение задержавшись на общем рисунке блок-схемы. — Погодите-ка… Николай, это часть код симуляции, верно? Что происходит? Кто отдал приказ о внесении изменений? Судя по датам, это было уже после моего назначения, но рапорт я не получал.

Программист посерел вслед за Натаном Семеновичем:

— Эм-м… Рапорта не было…

— Это вы сейчас так признаетесь в нарушении ус-става? — Кречет сузил глаза и перешел на свистящий шепот, способный вызвать у неподготовленного человека приступ панической атаки. Николай не был подготовленным человеком.

— Не было нарушения, святые нейроны! Кто-то внес изменения в программу! Я обнаружил это только несколько минут назад, о чем и докладывал Натану Семеновичу!

Кречет вновь опустил взгляд в бумаги. Складка у его рта стала жестче, а брови сошлись на переносице — оба ученых обливались потом, глядя на недовольного офицера, способного доставить массу неприятностей одним словом.

— В отделение! Живо!

Генерал-лейтенант быстро собрал все бумаги, развернулся на каблуках и бросился из курилки. Ученым ничего не оставалось, как последовать за ним. Они прошли все КПП, службы безопасности и уже через несколько минут, Николай снова опустился в родное кресло за гигантскими мониторами. Кречет склонился рядом:

— Я читал твое досье, парень. — широкая ладонь легла на плечо Николая, — ты лучший специалист и разработчик нашей охранной системы. Ее могли взломать?

— Нет, — программист покачал головой, удивившись про себя резкой смене поведения Кречета.

— Код изменили изнутри, или кто-то внедрился снаружи?

— Сейчас узнаем, — программист наконец оказался в своей стихии. Он вывел на мониторы код симуляции всех подключенных и ахнул. — Святая матерь Асуса, да вы только взгляните на это!..

Строчки программы, доступ к которым был только у Николая, менялись в реальном времени. Символы и буквы набирались с невероятной скоростью! Некоторые удалялись, менялись целые пласты программного кода, будто на соседнем столе лежала еще одна подключенная клавиатура, и админский котэ вылизывал на ней свои яйца. На первый взгляд абсурдные символы кода на визуализации превращались в новые блоки: заданная солнечная погода в симуляции вдруг сменилась тучами и сильным ветром в Скайриме. А места с относительно безопасными маршрутами вдруг начали кишеть волками, медведями, грязекрабами и еще чертовой кучей разных агрессивных тварей.

Николай попытался остановить программное безумие, но внесенные изменения тут же перестраивались, подчиняясь одним им известным алгоритмам.

Кречет сжал плечо программиста чуть сильнее:

— Коля. Скажи, что ты сможешь это исправить.

— Не могу!

— Коля, нас всех на кол посадят за десять миллиардов, если ты это не исправишь.

— Я не могу, святые нейроны! — программист едва не рыдал. — Программа меняется сама по себе! Эта чертова игра ожила!

Повисла гробовая тишина. По крайней мере так показалось трём людям, склонившихся у монитора с кодом. Остальные сотрудники работали в обычном режиме, не подозревая о случившейся катастрофе: кто-то смеялся, кто-то обсуждал состояние подключенных объектов, а кто-то отирался у кофе-машины.

— Что значит «ожила»? — первым очнулся Натан Семенович. — Искусственный интеллект?

— Вряд ли ИИ… — пробормотал Николай, озадаченно глядя на бегающие символы на экране. — Совершенно точно код меняется изнутри — никто, кроме меня сейчас не подключен к редактированию. Это не вирус, системы безопасности молчат, значит, взлома не было… Но игра, точнее виртуальная симуляция наших подключенных, по какой-то причине просто начала жить собственной жизнью, — Николай замолчал, обдумывая свои слова.

— Чем это грозит? — Кречет задал мучающий всех вопрос.

— Для подключенных — это будет абсолютно непредсказуемый мир, живущий по своим законам. Для нас — хрен его знает… Если это ИИ, то он может начать развиваться, и тогда последствия могут отразиться и на реале.

— Черте что, — Кречет Максим Борисович выпрямился, скрестил руки на груди. — Нужно останавливать симуляцию, пока не выясним, что за херня творится с программой.

— Ни в коем случае! — Натан Семенович подпрыгнул на месте, — симуляции нельзя прерывать, иначе все подключенные погибнут, и весь эксперимент отправится коту под хвост!

— Значит, надо выводить заключенных — тьфу, ты! — подключенных из виртуала…

— Адаптация мозга не завершена ни у одного подопытного…

— Подопытными можно и пожертвовать. Спишем на боевые потери… — процедил Кречет.

— А десять миллиардов, потраченных на эксперимент, тоже спишем на боевые потери?! — разгорячился доктор Склифосовский, — если выдернуть ребят из виртуала, как штепсель из розетки, то «питание отрубится», а мы не получим результатов! Это будет самое дорогое убийство в истории… Нельзя прерывать эксперимент…

Ситуация зашла в тупик. Генерал-лейтенант сложил руки за спину и принялся мерить зал шагами. Какой-то лаборант испуганно шмыгнул мимо него; внизу у подключенных запищал датчик сердечного ритма, и медсестры бросились к мирно лежащему телу, чтобы проверить показатели. Кречет наблюдал за работой отделения с хозяйской суровостью, пока взгляд не уперся на одну дамочку, которая ушла в виртуальную самоволку.

— Что нужно, чтобы приостановить эксперимент без потерь? — Кречет почесал гладко выбритый подбородок.

— Найти хотя бы часть подключенных и вернуть им память, чтобы открыть игровые интерфейсы.

— И как именно эта ваша доктор Витальева хотела это провернуть? — Кречет озвучил давно вертящийся на языке вопрос.

Натан Семенович снял очки и, протирая их полой халата, начал терпеливо объяснять:

— Это сложно будет понять человеку далекому от науки. Здесь нужна тонкость восприятия, нужно понимать с какими материями нам приходится работать, ведь…

— Вы издеваетесь надо мной? — начал закипать Кречет, — короче, доктор Склифосовский.

— Доктор Витальева занимается изысканиями в области нейрофизиологии и психиатрии, применяя методы программирования. Когда первый игрок погиб, а остальные подключенные получили амнезию, у нее возникла теория: что, возможно, таким образом сознание защищается, как при посттравматическом расстройстве. Когда происходит что-то страшное, наш мозг способен затереть полученное воспоминание, чтобы не травмировать психику. И доктор… Анна Абрамовна выдвинула гипотезу о том, что здесь произошло нечто подобное. Процесс перехода оказался для наших подопытных таким страшным шокирующим событием, что их мозг предпочел забыть об этом и создал для них новые ложные воспоминания…

Натан Семёнович замолчал, переводя дух, а Кречет, внимательно слушающий его, начал нетерпеливо постукивать кончиком начищенной до блеска туфли. Доктор Склифосовский, видя его нетерпение вновь продолжил:

— Мозг подключенных, — Натан Семенович указал на неподвижные тела, лежащие под аппаратами жизнеобеспечения, — не может адаптироваться к компьютерной симуляции должным образом поскольку считает, что никакой симуляции нет. Их мозг воспринимает игру как единственную реальность. В этом заключается главная проблема. Мозг подключенных просто не знает, что ему нужно перестроиться — ему и так хорошо, если можно так выразиться. По этой же причине у всех подключенных до сих пор нет игровых интерфейсов, и поэтому же у них есть ложные воспоминания о своей мнимом жизни в Скайриме. Мы должны напомнить им, что они находятся в игре; что есть другой реальный мир, и помочь ребятам вспомнить процесс перехода. Анна Абрамовна считает, что когда подопытные разблокируют свои реальные воспоминания, они разблокируют и игровые интерфейсы, которые мы в них программно заложили. А именно этого мы и добиваемся…

Натан Семенович выдохся. Он достал платок из кармана и промокнул пот на лбу.

— Хорошо, я вас понял. Более или менее, — Кречет не спускал с него глаз, — но каким образом ваша доктор Витальева хотела помочь подключенным, если сама лишилась памяти?

— Мы разрабатывали сыворотку, временно блокирующую стресс при подключении. Она позволяла сохранить память во время перехода, делала процесс адаптации более легким. Проблема состояла в том, что сыворотку нельзя было вводить в неподготовленный организм, да и сам препарат еще не был протестирован должным образом. Мы не могли ввести его ребятам, находящимся в виртуале.

— И тут ваша Анна Абрамовна оказалось впереди планеты всей. Наплевав на устав, протокол и нарушив кучу правил, — заключил Кречет.

— Да, — поник Натан Семенович, — у нее на то были свои причины, и я не берусь её судить, а в чем-то даже и понимаю… Как бы то ни было, она получила не до конца доработанную сыворотку и сохранила память при переходе лишь частично — именно поэтому она всё помнит про Скайрим, догадываться, что находится в симуляции, но мало что помнит про себя саму.

— Взять бы всех тут и под трибунал, — задумчиво огладил подбородок генерал-лейтенант, — но где тогда взять новых специалистов… Давайте-ка подведем итоги: всё что нужно, это пробраться в трезвом уме и собственной памяти в симуляцию и объяснить подключенным про эксперимент…

— Не совсем, — стушевался доктор Склифосовский, — они вам просто не поверят. Нужно провести ряд мероприятий, начиная от гипноза, заканчивая наркотическим вмешательством, чтобы извлечь заблокированные воспоминания. Все, что нужно делать, знает доктор Витальева — именно ее первой предстоит убедить в виртуальности происходящего. К тому же, как мы видели, это будет довольно просто — она и сама хочет разобраться что к чему… Николай, выведи ее симуляцию на экран…

Программист, внимательно следивший за разговором, тут же увеличил окно, в котором доктор Витальева выходила из таверны в сопровождении всё того же мрачного охотника.

— Значит, надо попасть в Скайрим; вернуть нашей нарушительнице память; вместе с ней найти подключенных и всем вставить по интерфейсу. А вы в это время должны разобраться с этим… феноменом, — Кречет указал на код компьютерной симуляции, который продолжал меняться по собственной воле (в этот момент из-под Колиного контроля вышло поведение собак в селениях).

— В идеале оно, конечно, так, — устало согласился Натан Семенович, — только где же взять нового испытуемого, обладающего навыками выживания, самообороны, рядом необходимых качеств и с высоким уровнем психологической устойчивости. Ну и с допуском к секретной информации, само собой…

— Есть такой испытуемый… — на суровом лице генерал-лейтенанта вдруг расцвела хищная улыбка, — доводите до ума свою сыворотку, доктор Склифосовский, я лично отправляюсь в Скайрим.