Невероятные приключения циников в Скайриме

Глава 3. Хороший довакин — мёртвый довакин

Я стояла одетая в новенькую, подогнанную по фигуре броню, с распухшим рюкзаком за плечами и с лучшим луком, найденным в этой дыре. Оружие выбирал Бишоп, так что можно было быть спокойной. Рейнджер почти довел Алвора до нервной икоты, требуя от него лучшего дерева. Несколько раз сгибал лук, пробовал пальцем тетиву, едва не пробовал дерево на зуб, пока, наконец, сморщась, не кивнул:

— На первое время сойдет.

Кинжал я выбирала сама, как впрочем и торговалась в «Ривервудском торговце» с тамошним барыгой Луканом. Когда мой мешок избавился от ненужного барахла, а в кошельке забренчали первые септимы, я стояла готовая, как пионер, у выхода из Ривервуда. Гердур дала на прощание кое-какие ценные указания, а заодно предупредила, что до моста меня буду провожать. Просто так. На всякий случай, чтобы я не дала дёру в обратном направлении. Пф… Можно подумать, меня это остановило бы…

— Итак, о чем вы договорились с торговцем? — Бишоп догнал меня у реки, и мы направились дальше по мощенной дороге.

— Лукана недавно обокрали. Разбойники свистнули у него золотой коготь-ключ и засели в Ветреном пике — туда-то мы и пойдем, — я указала в сторону горы, к подножию которой мы и направлялись. — Там древняя гробница нордов, а эти идиоты думают, что смогут найти сокровища.

— А они там есть? — заинтересовался Бишоп.

— Разве что оружие чуть лучше моего, может немного золота, пара древних, как дерьмо мамонта, зелий…

— А что не так с мамонтами?

Я задумалась. А ведь и верно. В моем мире (где бы он ни был) мамонты давно вымерли, а здесь они вполне себе живые и свежие разгуливали по долинам целыми стадами, так что сравнение получилось неуместное.

— Да… Не важно, — мы свернули с главной дороги на едва заметную тропинку, ведущую в горы, а я продолжала блистать знаниями. — Главное в тех руинах находится ближайшая стена Слов, с помощью которой срабатывала первая часть инициации довакина. Я пока не уверена, как оно будет работать в этой реальности, но в игре, когда настоящий драконорожденный подходил к стене, в него переходила магическая сила системы «светящиеся неоновые лучи». С помощью этой силы довакин познавал слово, которое можно Кричать, то есть говорить на языке драконов. А это, чтоб ты знал, очень сильное колдунство.

— Значит, всё дело в стене… А без неё никак?

— Хотела бы я сама знать. Это сэкономило бы кучу времени, хотя… Из всего драконьего языка я все равно помню только ФУС-РО-ДА.

Мы замолчали, сберегая дыхание и поднимаясь все выше по тропинке, вьющейся среди камней и редкой травы. Погода в Скайриме была переменчивей, чем настроение бабы во время развода в ПМС: сейчас светило солнце, но на горизонте уже показались низкие облака. Рейнджер сказал, что ночью будет буря, и я была склонна ему верить. Мы торопились скорее добраться до убежища: застать буран в горах, где только камни и снег, и смерть от обморожения станет логичным концом. Не то чтобы я была против, но есть ведь и более быстрый способ самоубийства… Память услужливо подсказала, что по дороге к Ветреному пику стоит заброшенная дозорная башня, туда-то мы и направлялись, топая по обледенелой тропинке.

Мои размышления прервал Бишоп. Он вдруг замер на месте, поднял руку. Уже доверяя его инстинктам, я остановилась и на всякий случай потянулась к луку, висевшему на спине. Рейнджер бросил короткий взгляд в мою сторону и еле слышно произнес:

— Впереди два волка… Видишь их?

Я внимательней пригляделась, и действительно среди серых камней мелькнула черная шерсть. Я кивнула.

— Сможешь их застрелить?

Хм… Надо попробовать. Значит, сейчас будет моё первое убийство. В конце концов ту медведицу прикончила не я. Дрожащими пальцами вытащила из колчана железную стрелу, в отчаянии вспоминая, как Ралоф учил держать лук. Так это накладываем сюда… Древко упираем в тетиву… отводим к подбородку и плавно выдыхаем… Щелк.

Да мять тебя за алгоритмы!

Стрела просвистела совсем рядом с волчьей лобастой головой, и зверь тут же заметил нас.

— Вот, что бывает, когда доверяешь женщине лук! — выкрикнул рейнджер, спуская свою стрелу. Та вошла точно между глаз зверя, отбросив его в сторону. Еще одна настигла второго волка в прыжке, когда тот уже летел на меня — черная туша свалилась в полуметре, а я выругалась сквозь зубы.

Бишоп подошел к ближайшему волку, попытался вытащить торчащую из туши стрелу, но та не выдержала и сломалась.

— Проклятье, Питикака! — вспылил рейнджер. — Знаешь сколько времени и материалов уходит, чтобы сделать эти стрелы?! Надеюсь, от тебя есть хоть какая-нибудь польза, иначе мне придется пересмотреть нашу сделку!

— Эй! Чего орешь-то?!

— Ты не справилась с волками! ВОЛКАМИ! — разорялся Бишоп. — Их дети бьют. А что будет, когда начнется настоящая заварушка? Я не собираюсь один подставляться только лишь из-за смазливой мордашки.

— О, значит, я теперь «смазливая мордашка»? А куда делось «ты такая страшная, что твой норд сбежал»?

Бишоп зарычал от злости:

— Даэдра тебя задери, женщина! Ты сути не уловила? Или специально цепляешься к словам?

Он бросил что-то на неизвестном мне языке и, убрав лук на спину, прошел мимо волчьих туш. Оставшийся путь до дозорной башни мы брели молча. Точнее я молчала, а рейнджер что-то ворчал себе под нос, косясь в мою сторону. Иногда до меня долетало «связался», «бестолочь» и «бабуля лучше стреляла».

К вечеру, когда начало уже темнеть, а островки зелени почти перестали попадаться по дороге, сменившись сугробами, мы вышли к месту ночевки. Дальше по тропинке стояла полуразрушенная дозорная башня, в бойницах которой мелькал огонь и слышались голоса.

— Ты помнишь, сколько их там? — нехотя буркнул Бишоп.

— Трое. Два внутри и один снаружи, простые разбойники.

— Сиди тут и не высовывайся, — велел он, указав на большой валун, а сам скрылся за поворотом.

Через несколько минут послышались звуки схватки. Лязг металла и звук спускаемой тетивы. Кто-то закричал, но крик вдруг оборвался горловым бульканьем. Это раз. Снова крик, но он вдруг как-то странно удалился — ага, понятно. Кто-то улетел с обрыва. Это два.

— Иди сюда! — заорал незнакомец.

Удар, еще удар, и наступила тишина.

Так, надеюсь там не завалили моего спутника? Я выглянула из-за камня. Бишоп наклонился и вытащил из горла разбойника свой кинжал. Рейнджер толкнул обмякшее тело носком сапога, и оно перевалилось через край узкого мостка, ведущего в башню, и с глухим стуком упало куда-то на дно ущелья. Я передернулась — неприятный звук, надо признать.

— О, три-ноль в пользу рейнджера! Трибуны в неистовстве, группа поддержки ликует: Бишоп-Бишоп…

— Ох… — рейнджер закатил глаза. Убрав кинжал в ножны, направился ко входу в башню, откуда так заманчиво подмигивал горящий очаг.

Поправив рюкзак, я поспешила за ним, аккуратно обходя лужицы крови на обледенелых камнях.

Старая дозорная башня внутри оказалась такой же, какой выглядела снаружи: голые стены, сложенные из крупных камней, деревянные перекрытия и пустые окна-бойницы. На первом этаже от разбойников остался разведенный костер и несколько спальников. Бишоп проверил второй этаж, а когда вернулся снял со спины свой рюкзак и бросил его около одного из спальников. Я последовала его примеру. Рейнджер доложил пару поленьев в костер, бросил короткий взгляд в черный проем окна: за стенами уже успела разыграться буря, и ветер начал яростно завывать в щелях.

— Думаю, можно спать спокойно. В такую бурю даже зверь не высунется из норы, — Бишоп сел около костра, протянув руки к огню.

Порывшись в рюкзаке, я обнаружила кусок жареного мяса, завернутого в чистую тряпицу — Спасибо, Гердур.

— Будешь?

Рейнджер отрицательно покачал головой. Он снял со спины лук с колчаном, положил на расстоянии вытянутой руки и привалился к стене. Я молча жевала кусок, рассматривая свалившегося на мою голову спутника — Бишоп прикрыл глаза, то ли игнорируя откровенное разглядывание, то ли просто уснул. Его не разберешь. Непроницаемое лицо, словно высеченное из дерева, можно было бы назвать красивым, если бы не недельная небритость и короткие шрамы, перекроившие скулу. Хотя нет. Так даже мужественнее, простигосподи. О чем я вообще думаю? Или вот его короткие коричневые волосы свалялись и торчали ежиком — забавно, но некоторые мужики из моего мира тратили кучу времени, чтобы уложить их гелем в таком вот беспорядке. Если смотреть в целом — очень… очень привлекательный тип.

— Знаешь, что интересно?

Ответом мне было молчание.

— Интересно, что я помню каждого в Ривервуде, а тебя — нет.

И снова молчание.

— Хотя тебя-то я бы обязательно запомнила…

До меня донесся тяжелый вздох:

— Так хочется поболтать, да? — Бишоп открыл глаза и уставился своим подозрительным волчьим взглядом, — ты же не думаешь, что знаешь всех в Скайриме?

— Нет, но Ривервуд знаю весь. Это самая ближняя деревня к Хелгену — началу истории — и не такая большая, чтобы кого-то пропустить. Так откуда ты взялся?

— Прости, «красотка», но я не настроен откровенничать с тобой, — Бишоп, кряхтя, сменил позу, вытянув ноги. — Ну, а что ты сама?

— В каком смысле?

— Почему Скайрим? Если твои мысли верны, и ты не отсюда — почему тогда оказалась именно здесь?

Я задумалась. У меня были кое-какие догадки и до этого разговора, но амнезия не давала определенного ответа.

— Не знаю. Возможно, я сейчас лежу привязанная к койке в какой-нибудь лечебнице, и галлюцинирую под препаратами.

— Грезишь, значит… Паршивая у тебя, видно, была жизнь, раз грезишь о Скайриме, — усмехнулся Бишон, глядя в окно, за которым бушевала непогода, — если бы я был на твоем месте, я бы лежал где-нибудь у большого очага на мягких шкурах, с бутылкой хорошего вина и тремя обнаженными красотками. Ну, знаешь, как это бывает: одна слева, другая справа, одна сверху…

— О-о, — я закатила глаза и, застегнув рюкзак, демонстративно принялась укладываться.

— Что? Ты сама захотела поболтать, — развел руками Бишоп, — впрочем, если разговор уже надоел, то можем перейти к делу: прыгай ко мне в спальник, и я покажу, как в нем можно уместиться вдвоем…

— Спокойной ночи, — не снимая брони, я залезла в меховой мешок, оставшийся от разбойников.

Под завывание ветра и тихое потрескивание поленьев в костре попыталась уснуть, но все время что-то мешало. Слишком шумно, слишком неудобно, всего слишком. Кое-как устроившись, наконец забылась тревожным коротким полу-сном, когда даже не знаешь, спал ли ты на самом деле. Внезапно дернулась, как при падении, испугала сама себя и проснулась. С добрым утром, мать его… Я полежала так еще немного, повернулась и взглянула на рейнджера, тот сидел все в той же позе, склонив голову и скрестив руки на груди. Так, тихо выбираемся и идем наверх. Стараясь лишний раз не дышать, я ужом выскользнула из спальника. Бросив короткий взгляд на свой лук и походный мешок, махнула рукой и побрела по лестнице наверх: если всё пройдет удачно, то я уже через несколько минут попрощаюсь со Скайримом и вернусь домой, в нормальную реальность.

Когда поднялась на самый верх, ветер набросился на меня, как цепной пес на воришку. Пошатнул, заставил присесть на полусогнутых. Осторожно ступая, я подошла к краю каменной башни и посмотрела вниз. Отсюда даже дна ущелья не видно! Ух, святые нейроны, вот и конец одного несостоявшегося довакина! Сейчас соберусь с духом…

— Ты что задумала?! — в проеме показалась голова Бишопа.

— Прости, дружище, — под пристальным волчьим взглядом я отступила на самый край, — передавай привет брату. ДЕСАН-ТУ-РА-А-А! А-А-А-а-а…

Ой, зр…

!

***

А-а-а, я падаю! Дернулась от испуга и подскочила. Поленья еще тлели в очаге, а снаружи по прежнему завывал ветер. Бишоп спал, сидя, склонив голову и скрестив руки на груди.

Этого не может быть… Этого просто не может быть! Я снова здесь?! Почему я не умерла?! Мне же это не приснилось?! Да я должна лежать котлетой на дне ущелья! Может недостаточно самоубилась? Может прыжок недостаточно хорош?! Ну там в технике недобрала или в сложности переворотов. Так, нужна еще попытка.

Выбралась, лестница, ветер, а вот и рейнджер появился.

— Ты что задумала?! — во взгляде мелькнуло недоумение и испуг. Интересно.

— Надеюсь больше тебя никогда не увидеть.

В этот раз шагнула сразу, без колебаний.

***

Разбудил испуг от падения. Я подскочила в меховом мешке и, осознав, что произошло, завыла от отчаяния:

— А-а! Я застряла-а!

Бишоп подорвался, рука метнулась к кинжалу и рейнджер в доли секунды оказался на ногах. Он окинул бешеным взглядом наш угол, и убедившись, что все чисто, засунул кинжал обратно в ножны.

— Обливион тебя забери, женщина! Я думал, напала нежить. Во имя Девятерых, если застряла в мешке, зачем орать, как беспокойный драугр?

Взглянув на меня с сонным раздражением, он подбросил дрова в почти прогоревший костер. Я тихо всхлипывала над собственной судьбой, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик. Я не хочу быть здесь. Не хочу! Хочу быть нормальным, вменяемым человеком; вернуться в реальность; вспомнить, в конце концов, кто я, святые котлетки! Кстати, о насущном… В мешке отыскался кусок вяленого мяса. Затолкав его в рот, принялась жевать и думать, что делать дальше. План «А» провалился, остается план «Б» — устроить в Скайриме настоящий беспредел, довести галлюцинацию до абсурда. Может, тогда приду в себя?

— Тебе надо меньше есть, — хмуро заметил Бишоп.

— Хочешь лишить последней радости? — от моего тона температура вокруг понизилась на несколько градусов.

— Ты не бережешь запасы еда. Тебя проще пристрелить, чем прокормить в дороге.

— Кстати, на счет «пристрелить»… — во мне вспыхнула слабая надежда.

— Опять взялась за дерьмовую идею о самоубийстве? — Бишоп надел колчан со стрелами и поправил его перевязь, — выкинь из головы эту дурость.

Я задумчиво посмотрела на рейнджера в надежде прочесть на его лице ответ. Значит ли, что мои смерти реальны только для меня, а для остальных всё идет, будто ничего не было? И почему я не могу умереть? Интересно, а Бишоп догадывается, что уже два раза видел мой «прыжок веры»[1]? Хм, по нему не поймешь… Рейнджер высунулся из башни наружу, зачерпнул снега и растер лицо, смешно фыркая.

Из моей груди вырвался тяжелый вздох — выходит, что я почти бессмертна? Осталось только придумать, что делать с этим бессмертием. Интуиция подсказывала, что все не так радужно, как оно выглядит на первый взгляд.

Я вытащила из рюкзака дневник в красном кожаном переплете и чернильницу с пером, купленные накануне в Ривервуде. Писать прадедовским способом надо еще приноровиться, но мысли лучше законспектировать уже сейчас, тем более что здесь мода такая — эпистолярная. Куда ни плюнь — все строчат мемуары. Даже у последнего, завалявшегося в непролазной дыре скелета можно найти дневник с подробным описанием, как этот несчастный оказался с ножом в сердце и с палкой в жопе посреди нордской гробницы.

Бишоп вернулся в башню, увидев меня за письмом, удивленно вскинул бровь:

— Не думал, что ты обучена письму…

Я раздраженно дёрнула плечом, не желая вступать с рейнджером в перепалку — пусть думает, что хочет. Тот носком сапога растолкал в разные стороны прогоревшие головни в костре и затоптал тлеющие угольки.

— Собирайся, — мне на колени прилетел мешок, и от неожиданности я посадила на лист кляксу. — Буря уже улеглась, а рассвет еще не скоро. Разбойники в Ветреном пике пока спят, так что у нас будет фора.

— Откуда такая уверенность? — я дописала слово и подула на чернила. Нет, писать этими перьями совершенно невозможно, надо будет снова заняться техническим прогрессом. Миру нужны шариковые ручки…

Бросив средневековую канцелярщину в мешок, выбралась из спальника и потянулась. Послышался тихий смешок — Бишоп, жуя кусок хлеба, не спускал с меня оценивающего взгляда:

— Не останавливайся. Прогнись так же еще разок… — получив в ответ пожелание катиться в Обливион, он пожал плечами. — Как хочешь. Откуда уверенность? Опыт, малышка. В это время засыпают даже самые стойкие, но не волнуйся, часовых я уберу тихо, а с остальными легче разобраться, когда те сонные.

Рейнджер отряхнул руки от крошек, поднял и надел свой мешок:

— Нам пора. Догоняй.

«Мы вышли из дома, когда во всех окнах погасли огни…» — некстати вспомнилась одна песня. Башня и вправду возвышалась в предрассветных сумерках черной стеной, когда мы зашагали дальше в горы, оставляя ее позади. Идти в темноте, когда тебе в рожу летит снег, то еще удовольствие, и я уже пожалела, что мы покинули наше временное пристанище. Там хотя бы ветра не было.

Бишоп шел впереди, держа лук наготове. Рейнджер двигался уверенно и плавно, словно плыл по обледенелым камням — ни шороха, ни звука. В нем чувствовалась скрытая сила, но не ярость берсерка, который гнет подковы голыми руками, а ловкость сильного зверя. Бишоп и сам был, словно зверь. С этими своими торчащими, словно свалявшаяся шерсть, волосами и привычкой постоянно принюхиваться к запахам. Надо бы больше узнать об этом рейнджере… Кто он вообще такой? Почему его не было в игре? Кто поставил этот мод[2] в мою галлюцинацию?

Рейнджер вдруг напрягся, не оборачиваясь, прошипел сквозь зубы:

— Хватит на меня пялиться, лучше смотри по сторонам. Мы почти пришли.

Я огляделась. Вокруг были всё те же привычные взгляду камни и снег, но выше по тропинке из-под сугробов показались гранитные глыбы, уложенные в гигантские арки. Ветреный пик. Древняя гробница, где норды, жившие сотни лет назад, хоронили своих вождей и соратников. Мы двинулись дальше, с каждым шагом стараясь меньше шуметь. Из темноты начали проступать гигантские статуи, которые издали можно было принять за части скал — огромные головы орлов, уже долгие годы наблюдающие за входом в гробницу и охраняющие покой мертвых.

У подножья одной такой статуи лениво прогуливалась тёмная фигура. Разбойник. Я повернулась указать на него Бишопу, но рейнджера рядом уже и след простыл.

— Бишоп… — прошипела я, не зная куда себя деть. — Бишоп!

Разбойник вдруг схватился за горло и захрипел, медленно оседая по каменной стене. Где-то вновь раздалось сухое щелканье тетивы, а со стороны Ветреного пика начали доноситься крики и звон стали. Не получилось у Бишопа тихо убрать часовых… Я нырнула за ближайший валун, притворилась ветошью. Надеюсь, меня не заметят…

— Вот ты где! — сбоку высунулась чья-то бородатая рожа, — пора отправляться в Совнга-ард!

Рассекая воздух, на меня понеслось лезвие топора. В последний момент рука мужика дернулась, и оружие со всей мощью обрушилось на камень, выбив искры. Разбойник выругался, выпустив рукоять — из предплечья торчала стрела с красным оперением.

— Поднимай задницу! — заорал Бишоп, возникнув неизвестно откуда и снова спустив тетиву.

Разбойник пошатнулся. Выпучив глаза, страшно забулькал и завалился на снег — изо рта толчками пошла кровавая пена. Какая реалистичная галлюцинация, однако. Меня сейчас стошнит… Чья-то рука вздернула меня на ноги, и перед глазами возникло искаженное яростью лицо рейнджера:

— Бери оружие, или оставлю тебя здесь! Уж поверь, они знают, как развлечься с красивой мордашкой! — Он сдёрнул мой лук со спины, насильно сунул его в руки. Одеревеневшими пальцами я кое-как взяла оружие, достала из колчана стрелу. Рейнджер, наблюдая за моими движениями, сочно выругался и велел идти за ним.

По дороге нам попались несколько трупов с обломками стрел в доспехах, повсюду была кровь и брошенное оружие. Я не сразу заметила, как под ноги попался съехавший с чьей-то головы рогатый шлем, и кончик моего сапога случайно пнул железяку — затихший после боя Ветреный пик огласил грохот, эхом отразившийся от голых стен. Шлем ударялся о все камни, какие только нашел, и, откатившись к краю ущелья, сгинул где-то внизу.

Упс…

Бишоп медленно развернулся. Глядя на выражение его лица, я испуганно попятилась.

— Ты… Ты понимаешь, что нас не услышал только глухой?! Не пройдись я здесь раньше, и нас бы уже утыкали стрелами, как ежей. Во имя Девятерых, женщина, я вот настолько… — он свел вместе два пальца — … вот настолько близок к тому, чтобы расторгнуть нашу сделку и послать тебя в Обливион!

Пока рейнджер орал на меня, краем глаза заметила позади него какое-то движение. С площадки перед самым входом тихо скользнул один недобиток и уже схватился за рукоять меча, когда наши взгляды пересеклись. Словно в замедленной съемке я наблюдала, как мои руки сами собой вскинули лук, как легла стрела и тетива натянулась — в голове в это время было восхитительно пусто, а телом управляли инстинкты.

— Ты-ы… ме-е-еня-а… слу-у-ша-е-ешь? — медленно, словно на зажеванной пленке, протянул Бишоп, опуская взгляд на оружие.

— Се-е-ейчас бу-уде-ет фа-ата-алити-и-и! — я плавно разжала пальцы, и стрела с нарастающим свистом вырвалась вперед. Ее металлический наконечник на доли секунды сверкнул отраженным бликом, и, рассекая воздух, устремился к своей цели. Разбойник выхватил меч, но тут его голова дёрнулась, а в прорезях шлема появилось потрепанное оперение стрелы.

— Вот так, детка! — я подпрыгнула на месте, а время снова пришло в норму, — ты видел? Видел?! Кто молодец?! Я молодец!

Бишоп, не говоря ни слова, подошел к трупу и перевернул его толчком ноги. Стрела торчала аккурат в левом глазу. Рейнджер бросил на меня странный взгляд, в котором читалась настороженность, недоверие и… что-то еще.

— Надо почаще орать на тебя, может, хоть тогда начнешь лучше стрелять.

— Куда уж лучше?! — возмущенно завопила я, — посмотри на это! Я прямо чувствую, как у меня растет навык стрельбы.

Я подула себе на пальцы, как стрелок на дымящееся дуло револьвера.

— Не льсти себе. Это просто везение, — припечатал Бишоп и кивнул в сторону дверей, ведущих в саму гробницу. — Стена слов находится внутри?

Я кивнула, немного раздосадованная тем, что рейнджер не оценил мой выстрел. Бишоп легко взбежал по ступеням ко входу, на минуту замер прислушиваясь:

— Вроде тихо.

— Тогда пойдем! — я обошла рейнджера и, не спрашивая разрешения, всем весом навалилась на тяжелые двери из темного металла.

Мне не терпелось доказать Бишопу, что этот выстрел был лишь первым из многих моих триумфов, что и дальше я буду «Ворошиловским стрелком». Где тут еще разбойники? Мне нужны мишени. Дверь наконец поддалась и с тяжелым лязгом отъехала в сторону.

— Везение, говоришь… — бубнила себе под нос, — будет тебе везение.

Я зашла внутрь первой, как что-то толкнуло меня в грудь, а Бишоп закричал. Не удержав равновесия, я свалилась на спину, хватая воздух ртом. Взгляд против моей воли опустился на грудь: из темной кожи доспеха торчала стрела, а навстречу уже бежали те самые разбойники, на которых я хотела потренироваться. Ирония судьбы, мять ее за алгоритмы… Во рту сделалось солоно, и я закашлялась. Боль в груди начала разрастаться, словно круги на воде, заслоняя собой все остальные чувства. Слух, зрение… Сквозь мутную пелену выступивших слез увидела искаженное лицо Бишопа, тот склонился, что-то бормоча и копаясь в сумке — моих губ вдруг коснулось прохладное стекло.

— Ну же! Проклятье, глотай!

— Глотать? Полегче, парень… Мы… только познакомились… — выдавила смешок из себя вместе с кашлем, — а ты уже…кха-кх!.. Просишь глотать…

— Пей, во имя Девятерых! — на губы полилась терпкая жидкость, а я невольно усмехнулась.

— Не… волнуйся. Скоро увидимся… — глаза закрылись сами собой, а я облегченно откинулась навзничь, радуясь, что боль скоро пройдет. Интересно, где я пробужусь в этот раз…

***

Сердце защемило так, что не шелохнуться, не вздохнуть. Схватившись за грудь, я осторожно открыла глаза и едва не выругалась: надо мной нависал всё тот же деревянный потолок дозорной башни, рядом, привалившись к стене, спал Бишоп, а в бойницах показалось чистое ночное небо — буря уже улеглась. Я медленно вздохнула, и боль прошла так же неожиданно, как появилась. В темноте при тусклом свете тлеющих углей сложно было что-то разглядеть, но на ощупь доспех оказался цел, как и моя грудная клетка. Я тяжело вздохнула.

Ну вот! Значит всякий раз, когда я буду умирать, мне придется воскрешаться в месте последней ночевки? Отлично, я — феникс-бомж, прикрепленный к спальнику. А теперь еще снова переться к Ветреному пику и сражаться с разбойниками, святые нейроны… Кстати, почему нейроны? Откуда это выражение в моем лексиконе? Надо подумать об этом позже — есть более насущные дела. Например, не забыть сохраниться — тьфу! — поспать перед тем, как зайти в саму гробницу, а то начинать в четвертый раз порядком надоевший день уже сил нет.

— Рота подъем! Война!!! — заорала я, глядя, как Бишоп вскакивает, мгновенно выхватывая кинжал.

— Даэдр-р-ра тебя забер-ри, — прорычал рейнджер, — какого…

— Долго спишь, пора выдвигаться к Ветреному пику, — я выбралась из мешка.

Бишоп грубо выругался, кинул кинжал в ножны, взглянул на меня исподлобья:

— Запомни, женщина, я сам буду решать, когда и куда мне выдвигаться. Ни один мужик или, тем более девка, не указывали мне, что делать, а те, кто указывал, сейчас кормят червей…

Он раздраженно повел плечами, разминая затекшие мышцы, поднял с пола колчан со стрелами и со злостью закинул его на спину. У меня вырвался смешок (осознание собственной живучести подарило просто безрассудную наглость):

— У-у, кто-то спросонья еще злее, чем я. Смотри, буря улеглась, — я ткнула пальцем в окно, — рассвет еще не скоро, а в это время в сон клонит даже самых стойких. У нас будет фора…

Не уверена, что дословно повторила его слова с «прошлого» сегодняшнего утра, но хоть так. Интересно, как рейнджер теперь будет возражать сам себе?

— …часовых ты тихо снимешь, а с остальными будет проще разобраться, когда те сонные. Но, если мистер «Всё люблю держать под контролем», всё любит держать под контролем, то… что будем делать?

Бишоп едва сдержался, чтобы не отвесить какой-нибудь едко-пошлый комментарий, но вдруг подозрительно сощурился и впился в меня изучающим взглядом, словно искал ответ на незаданный вопрос.

— Бред… — наконец, заключил рейнджер сам себе и тряхнул головой, словно пес, — у меня такое чувство, что всё это я уже видел… Приснилось?

Рейнджер что-то задумчиво пробубнил и вышел из башни умываться снегом, а я торопливо достала свой дневник. Неужели у Бишопа остаются воспоминания о предыдущем развитии событий? Это надо записать. Я пролистала дневник, но пометок, сделанных до моей смерти от стрелы в грудь, естественно не было… Проклятье! Надо постараться меньше умирать, а то наверстывать упущенное слишком затратно по времени… Я снова вытащила перо с чернильницей, принялась строчить в дневнике, стараясь упорядочить рой мыслей, клубящийся в голове. Надо записать, все что со мной приключилось в предыдущие варианты развития событий.

В проходе снова появился Бишоп, неся с собой холод и свежесть. Я пересеклась с ним взглядом, ожидая удивленной реплики, мол «неужели, малышка, ты знаешь с какой стороны браться за перо», но Бишоп молчал. Только нахмуренные брови и поджатые губы выдавали его озадаченность.

— Знаешь, я почему-то не удивлен, что ты умеешь писать…

Я пожала плечами:

— Многие умеют.

— Да, но… Я почти уверен, что знал это и до сегодняшнего утра.

«До какого из них» — хотела спросить, но прикусила язык, и уже вслух добавила, — может быть это твое чутье?

Рейнджер задумчиво почесал подбородок, наконец, пожал плечами и бросил мне сумку под ноги.

— Может быть, но время поджимает. Выдвигаемся.

В этот раз мы вышли гораздо раньше. Дорога до Ветреного пика показалась дольше, но когда все-таки добрались до самой гробницы, я не сплоховала. Указав Бишопу расположение разбойников, забралась на камень повыше и уже оттуда тренировалась в стрельбе. В этот раз фаталити сделать не удалось, но одному разбойнику я попала в колено. Надеюсь, он не пойдет потом в стражники? А, нет, не пойдет — Бишоп добил.

Когда площадка перед входом в гробницу была зачищена, я слезла с валуна и направилась к дверям, ведущим в гробницу. Уверенно перешагнув через лежащий на земле пустой шлем, остановилась, дожидаясь рейнджера. Бишоп подбежал спустя несколько минут. Закончив потрошить чужие карманы, он удовлетворенно подбросил на ладони маленький кожаный кошель.

— У одного из этих нашлось, — пояснил рейнджер, выравнивая дыхание сбитое после схватки.

— Неплохо, — я протянула ладонь, — сколько там?

— Там ровно «всё принадлежит Бишопу», — рейнджер припрятал кошель, — считай это моим авансом за то, что нянчусь с тобой.

Я пожала плечами:

— Ну и ладно, не очень то и хотелось, — переведя взгляд на старые массивные двери, ведущие в гробницу, покрепче сжала лук, — идем?

Бишоп кивнул, обошел меня и положил руки на потемневший от времени металл:

— Надеюсь, в этой гробнице будет чем поживиться.

— Наверно, только как откроешь двери, откатывайся в сторону.

Рейнджер изогнул бровь, ожидая объяснений.

— Крысы, что засели внутри, будут держать дверь под прицелом, — хмуро пояснила я, невольно коснувшись места, куда в прошлый раз угодила стрела.

— Понял, — кивнул рейнджер, и его губы растянула улыбка, искрящаяся злым весельем, — слушай, а от тебя начинает появляться польза. — Он сильнее надавил на двери, и Ветреный пик огласил металлический лязг ржавых петель.

___

[1] «Прыжок веры» — отсылка к серии игр Assasin’s Creed, где герои прыгали с большой высоты, чтобы скрыться от погони или срезать путь.

[2] Мод — дополнения для игры, добавляющие в нее различные изменения: персонажи, локации, квесты, вещи и т. д. Моды не входят в официальные версии игр и устанавливаются игроками самостоятельно.