Невыносимое счастье опера Волкова

Глава 22

Глава 22

Нина

Замираю, подставив лицо под теплые капли воды. В ванной клубится пар. Неторопливо растираю ладонями шею, плечи. Мне так классно. Легко и телу, и душе. Кажется, за спиной вот-вот прорежутся крылья. Даже лопатками двигаю, проверяя, нет ли их еще? Мягких, бархатных, как у бабочки. Давно я так себя не ощущала. Остро, каждую клеточку.

С самого возвращения в Сочи, сама того не осознавая, я жила в жутчайшем “зажиме”. В раковине, которую собственноручно и нацепила. Тесной, мрачной и сырой. Боялась даже вздохнуть лишний раз в сторону Вика. Дурная! А сейчас? Сейчас понимаю, что ничего по-прежнему не понимаю, но готова что-то менять. Я хочу что-то поменять! Мне это нужно. Нам это нужно.

Я решила. Я предложу ему отношения. Да, пока без перспектив. Пока без определенностей и конкретики по поводу будущего. Пока просто кайфовать и наслаждаться друг другом. Отсрочу свой отъезд в Москву еще на неделю. Нет, на две недели! До свадьбы Бурменцева и Синичкиной. Остальное будет видно со временем. Потом. Когда приложится, устроится и устаканится.

Не хочу загадывать. Боюсь заглядывать далеко наперед. Просто другие ведь как-то живут, да? Даже на расстоянии в тысячи километров живут и строят планы. Заводят семьи и отношения. Может, и мы сможем? Может, и мы с ним не безнадежны? Ведь, что такое полторы тысячи километров в наше время скоростных поездов и самолетов? Был бы стимул!

Если же нет, то это будут самые волшебные и яркие дни моей жизни. Честные перед самой собой и своими желаниями. В конце концов, сколько можно прятать их за амбарными замками, упиваясь исключительно работой и формальными отношениями? Я девочка! Я хочу любви и ласки! И я об этих простых потребностях забыла на до хрена лет. Пока Волков снова ураганом не ворвался в мою жизнь и не снес все засовы. Я впервые просто позволю себя быть мягкой женщиной за спиной сильного мужчины.

Улыбаюсь. Почему-то от этих мыслей так… спокойно. Они ощущаются такими правильными. Главное, чтобы не только в моей голове и сердце они откликнулись подобным образом. Зная максималиста Волкова, на моё предложение от него можно ожидать какой угодно реакции: от взрыва до спонтанного безудержного секса. Этим он и хорош! Этим он и завоевывает. Своей открытостью и честностью, своей эмоциональностью и порывистость. Очень надеюсь, что мы сможем…

Потому что, разумеется, врать я ему не буду. Прямо скажу, что не готова пока думать о чем-то большем. Я. Просто. Хочу. Его. Всего. Каждый вздох, взгляд, ласку, каждое слово и каждую улыбку. Все, что он сможет и захочет мне дать! Заберу. Спрячу в сердце, как его толстовку и футболку в укромном уголке гардеробной спрятала. И никому никогда не отдам. Мое!

Пронежившись под душем неприлично долго, наскоро обтираюсь полотенцем и им же слегка просушиваю волосы. Мужской шампунь, конечно, “так себе” для моей длинной, пушистой “гривы”, но зато убойно пахнет Виком. Мне нравится.

Напялив свежую футболку Волкова, порывисто рисую на запотевшем зеркале сердечко. Детский сад, ясельная группу, Антонина! Ну и ладно, ну и пусть. Выхожу в спальню, Вика тут нет. Странно, а я-то думала, что он под дверью сидит, караулит, планы по захвату строит…

С первого этажа доносится шум. Так, вот где мой опер? Неужто завтрак готовит? Если да, то я его расцелую! Потому что мой голодный со вчерашнего дня желудок, получивший за сутки только пять кружек чая и жалкие десять пельменей – уже в трубочку свернулся и не просит, а требует еды.

По лестнице слетаю, перескакивая босыми ногами через ступеньку и сразу же взгляд в спину Волкова упирается. С шага сбиваюсь, улыбка моментом сползает с губ.

На каком-то ментальном уровне я научилась чувствовать эмоции этого мужчины, улавливать их малейшее колебание. И сейчас они у него не просто колеблются. Шкалят. Он взбешен. Стоит, руки в карманы домашних штанов заложил. Плечи напряжены. Руки, шея - каждую мышцу, каждую вену видно. Что это с ним?

– Вик?

Оборачивается. С уверенностью могу сказать, что этот взгляд я не забуду никогда. Он будет сниться мне до конца жизни в кошмарных снах. Он наотмашь бьет чужой болью и злобой. Вкручивая тупыми шурупами в сердце чувство предательства. Моего предательства.

Ничего не понимаю…

И не успеваю понять. Просчитать варианты того, что могло случиться за жалкие полчаса моего отсутствия – тоже не успеваю. Потому что это «что» возникает передо мной в дико раздражающем клетчатом костюме, который я тысячи раз просила его выкинуть.

– Нин? Ты чего трубку не берешь? Я уже час пытаюсь до тебя дозвониться, как только сошел с самолета. Привет.

Меня будто пришибли. Как таракана. Хозяйским тапком.

Что?

Нет, нет, нет…

Смотрю на Макара – и не верю, что он здесь. В доме Волкова. Стоит, разведя руки, чай из Волковской кружки попивает, как ни в чем не бывало.

Почему сейчас?!

Перевожу взгляд с Макара на Вика. Не понимаю, как реагировать! Как вести себя с этими двумя абсолютно не похожими друг на друга мужчинами. То ли начинать рыдать, то ли ругаться, то ли просто позорно сбежать от этих таких разных, но таких ощутимых взглядов. Один – обвиняет и ненавидит. Второй – не понимает, что он только что натворил. Разрушил такое шаткое перемирие. Утопил к чертям собачьим своим появлением наш с Волковым уютный «островок» уединения. Какая ирония, что случилось это в тот день, когда я, наивная, решила, что в силах что-то изменить.

– Ну? – оживает Волков. – Чего молчишь, Кулагина? У тебя всегда есть что сказать, а тут чего язык проглотила? – грубо, жестоко. Он никогда не позволял себе разговаривать со мной в подобном тоне. Он злится. Я понимаю. Поэтому пытаюсь быть сдержанной, но, кажется, делаю только хуже.

– А что мне сказать? Я в растерянности.

– Правда, что ли? Ну так ты найди себя. Муж вон приехал, а ты трубку не берешь. Нехорошо как-то. Объясниться, наверное, надо.

Погодите, муж? Муж?! Он еще и мужем моим представился? Смотрю на Макара, тот по-прежнему словно вообще не понимает, что происходит.

Сердце срывается, проваливаясь в желудок. До меня только сейчас доходит, как все выглядит со стороны Волкова. Будто я подлая изменщица. Шлюха беспринципная, которая, будучи в браке, позволила себе вольности с чужим мужчиной. Будто я… предательница. Лгунья и обманщица. Но ведь это не так!

– Вик… – голос дрогнул, – Вик, я все тебе объясню. Не кипятись, слышишь?

– Раньше надо было все объяснять.

– Волков, не дури.

– Я не дури, Кулагина?! Или ты уже, блть, и не Кулагина вовсе?

– Я не понял, Нин, а что происходит? – встревает «бывший», похоже, только сейчас замечая, что я стою почти голая в чужой мужской футболке с мокрыми после душа волосами. Замечает, анализирует и все понимает. И пусть. И хорошо! Мне плевать, что он там себе надумал и какие сделал выводы. Меня больше беспокоят налитые кровью родные глаза Волкова, которые еще час назад смотрели на меня, как на самый дорогой бриллиант на свете. И которые теперь смотрят, как на грязь под его ногами. Это невыносимо больно. Я не хочу, чтобы он так на меня смотрел! Не выдержу просто этой ненависти.

– Макар, будь добр, заткнись! Вик, послушай меня.

Шаг к нему делаю.

– Три недели. У тебя было столько возможностей мне все объяснить, но ты молчала. На что надеялась? А вдруг пронесет? Пронесло? Муж, блть, Тони! Знаешь, какие дерьмом я себя теперь чувствую?!

– Не ори на меня, перестань, пожалуйста. Просто давай успокоимся и поговорим, как взрослые люди. Ты все не так понял. Совершенно не так, как бы глупо это ни звучало.

– Это как «не так»? Не муж?

– М…муж. Пока муж!

Волков ухмыляется. Жестоко. Ладонью затылок потирает, забывшись. Морщится. Я снова вперед подрываюсь, ну больно же дурачку, пожалеть хочу! Вот только моя жалость нынче никому не нужна. На подлете ладонь мою своей отбивает, не позволяя прикоснуться:

– Руки.

– Волков, не веди себя, как обиженный мальчишка. Ты же знаешь меня! Ты же знаешь, что я никогда бы… – губы поджимаю. Не хочу душу изливать перед бывшим мужем, перед чужим человеком. Лишний он здесь. – Макар, – за руку его хватаю, кружку из рук с чаем забираю и в спину подталкиваю на выход.

– Нинель, что происходит?

– Уйди! Уберись отсюда, пожалуйста! Уходи, Макар!

– Я документы привез, эй, хорэ истерить, Нина!

Не знаю, откуда силы в себе нахожу, но за дверь его выталкиваю. Закрываю перед его носом, проворачивая трясущимися руками все замки. К Волкову возвращаюсь. Держать себя и свои эмоции в руках пытаюсь, но меня бьет изнутри от обиды. Приходится кулаки сжать, ногтями в ладони впиваясь до боли.

– Ты знаешь, что я бы в жизни себе не позволила измены! Никогда и ни за что. Я так воспитана. Ты меня так и воспитал в наших отношениях, Вик, да боже ты мой, ты же знаешь меня как облупленную!

– Я знал . Та Кулагина, которая была со мной, честно бы мне все рассказала. А женщину, которая спит с другим, находясь замужем – я не знаю. И знать не хочу.

– Да не замужем я, Вик…

– Тогда кто этот ряженый тип у меня за дверью? Или я тупой и не понимаю значения слова "муж"? Так ты объясни, ты, видимо, в этом вопросе поопытней будешь.

– Это все просто огромная, глупая ошибка. И если ты успокоишься и выслушаешь меня, а не будешь грубить, то поймешь, о чем я говорю!

Молчит. Давит. Не физически. Морально. Режим “опера” включил и как на преступницу на допросе смотрит – уничижительно. Сверлит тяжелым взглядом, ни грамма утренней легкости в родных глаза не осталось.

Сжаться хочется. Мне не нравится такой Вик. Он меня пугает. Это не мой Вик! Я закрываюсь. Руками обхватываю плечи. Моментально чувствую, как вокруг сердца снова стены начинают расти. Меня лихорадит.

Я не хочу терять контроль. Не хочу снова в “раковину”. Не хочу снова защищаться от него. И я не хочу снова потерять этого человека. Делаю еще одну попытку к нему приблизится. На этот раз Волков не отходит. Это дает хоть небольшой, но шанс. Ладошку тяну, щеки касаюсь. Не отшатывается. На носочки встаю, обнять хочу, а уже этого он сделать не позволяет. Отходит. Гордый засранец!

– Послушай, я подала на развод. Этот брак давно в прошлом, – торопливо оправдываться начинаю. – Я не знаю, какого черта взбрело Макару в голову и зачем он приехал, но там давно ничего уже нет! Да и не было никогда. Мы чужие друг другу люди. Это был просто… блин, просто брак для галочки!

Виктор ухмыляется:

– Брак для галочки? А тебе чесалось, что ли, галочку в паспорте заиметь?

– Не хами мне. Я пытаюсь спокойно с тобой поговорить. А ты…

– А меня разносит, Кулагина, блть! Я в бешенстве. Это только у тебя все “просто” и “для галочки”. Просто соврать, просто пожениться, просто свалить, и все, когда тебе это выгодно, оставляя за собой сплошное пепелище. Совершенно не беспокоясь о чувствах других. Просто!

– О чьих чувствах я тут должна была побеспокоиться?! – шиплю зло. – Макара?! Ты понятия не имеешь, почему я подала на развод, и не тебе меня тут упрекать! А то, что произошло между нами – это совершенно другая история, и она не имеет никакого отношения к этому человеку за дверью, Волков!

– Конечно не имеет. И я это понимаю. Просто факт – тебе по херу на других.

– Неправда!

– Правда. И знаешь, что обидно? Ты дулась на меня за то, что я посмел иметь личную жизнь. Ты психовала и отталкивала! А я просто, блть, пытался жить без тебя! Тогда как ты сама пошла гораздо дальше и ни слова мне об этом не сказала.

– Я еще раз повторяю, я подала на развод!

– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Развод, не развод, какая хер разница, если ты так по-свински меня обманула? Этот штамп – это хреново, да, ты знаешь, какой я е*анный собственник, меня просто бомбит от ревности! Но я как-нибудь бы пережил! Десять лет – это не десять дней. Я бы понял. А вот то, что ты так лицемерно считала меня дерьмом за то, что у меня могла быть дочь, хотя сама приехала сюда, будучи еще замужем – вот это просто а*уеть какое открытие!

На это ответить мне нечего. Взгляд отвожу, в пол упирая. Зажмуриваюсь. Стыдно, некомфортно, холодно. Виски едва ощутимо ломит. Давление. А сердце, оно колотится, как отбойный молоток. Отчаяние накрывает. Ну, почему все так? Ну, почему я все вечно порчу? Почему?!

– Ну? Чего молчишь? Опять сказать нечего?

– Ладно, – сбавляю обороты. – Что бы изменилось, если бы я сказала, что замужем?

– Мое отношение к тебе.

– Так может, поэтому я и промолчала? – вскидываю взгляд. – Потому что я не хотела, чтобы ты от меня отворачивался? Да, вот такая я стерва. Эгоистка! Но мне нравилось, что ты так упорно игнорируешь ту десятилетнюю пропасть, что была и есть между нами.

Снова ухмылка. Снова жесткое движение умеющих мягко целовать губ.

– Держала на привязи, как собачонку.

– Не держала.

– Держала. Чтобы поиграться и опять свалить в Москву. К мужу?

– Он мне не м…

– Тебе весело было? Мне вот ни хера. Честно! Я жить перестал с того момента, как ты снова появилась, Кулагина, – губы поджимает, грудь часто вздымается часто-часто, прохаживается нервно.

– Я тоже.

– Я тот разрыв пережил только чудом. Думал, сдохну от того, как было хреново, спасла только армия. Я в одночасье потерял смысл и цель в жизни. Мне понадобилось два года. Два. Чтобы вытащить себя из дерьма, в которое ты своим смс меня загнала.

– Ты мог меня найти.

– Не мог. Это был твой выбор. Я простил и отпустил. А тут ты снова появилась, вся такая шикарная и жизнью довольная. На разрыв, с*ка! Мне-то что делать, а?!

– Вик, не кричи, пожалуйста. Перестань.

– Не могу не кричать, душу рвет, Кулагина, блть! – широким шагом ко мне подлетает, больно в пальцах сжимая подбородок, на себя смотреть заставляет. – Без тебя не могу, с тобой никак. Ни спать, ни есть, ни работать – ни хера, пока ты рядом, не клеится. Все полетело к чертям собачьим. А тебе “просто” нравилось. Просто, блть, нравилось! Я к тебе – ты от меня. Я пытаюсь по-человечески – ты задницей!

– Я не хотела. Я пыталась! – сжимаю пальцами его запястье. – Мы оба пытались все это заглушить. Не получилось! Я не собиралась тебя обманывать или мучить, мне тоже было нелегко, Вик. Я тоже любила, я тоже страдала и не находила себе места. Ровно так же, как и ты!

– Проблема в том, что я тебе не верю.

Отпускает. Отходит. Я за ним, как послушная собачонка. И унижаться гордость не позволяет, и отпустить сердце не дает.

– Из-за какой-то ерунды? Я прошу прощения, что не сказала! Да, я виновата, но не до такой же степени, чтобы спустить на меня всех собак, Волков! Ты тоже не безгрешен! Ты соврал мне про универ, ты соврал мне про родителей. Я же не спрашиваю у тебя сейчас – почему?

– Потому что чувства твои, дуры молодой, берег. Надеялся… на что-то, мать его, надеялся.

– Вот так да?

– Вот так. И знаешь что, Антонина? Это все, я устал…

Внутри что-то с треском рвется. Надежда, наверное. Или те самые бархатные крылья отваливаются, за ненадобностью.

– Мне надоело играть в одни ворота. Думать и о тебе, и о себе. Надоело, что все, что могло бы между нами получиться – нужно только мне одному.

– Это не так, Вик…

– Уезжай.

– Ч-что?

– Что слышала, – удивительно спокойно и ровно бросает Волков. – Пакуй манатки и у*бывай на хер из Сочи! Мне надоело жить, постоянно что-то тебе доказывая, тогда как от тебя в ответ один арктический холод. Ты была права тогда, в машине, у нас ничего не получается и не получится. Между нами пропасть из времени, принципов, претензий, и иду через эту сраную пропасть я один. Я зае*ался! Отношения – это работа двоих. Мы безнадежны. Потому что у тебя, Кулагина, есть только “я”.

– Ты не прав, Волков. Ты обижаешь меня. Остановись!

– Да, может, уже давно было пора начать обижать, потому что по-хорошему ты не понимаешь. Ты снова появилась, душу выпотрошила, развлеклась и, по-моему, уже достаточно. Собирайся и возвращайся в свою роскошную, сытную, столичную жизнь со своим молодым пижоном. Здесь тебе ловить нечего. Я таким, как этот твой Макар – цветочком лощеным и покладистым – не буду никогда! Со мной ты либо “со мной”, либо твое “просто для галочки” мне на х*й не прикольно. Ясно?

– Ты сейчас серьезно? Еще утром у нас все было прекрасно!

– Было. До первого столкновения с реальностью, которая сейчас порог моего дома обивает в клетчатом костюме. И так случается каждый, абсолютно каждый раз, когда начинает казаться, что у нас все хорошо.

– То есть ты вот так просто берешь и пасуешь?

– Уезжай, Кулагина. Все, хватит. Не е*и мне мозги!

– Ты правда этого хочешь? Подумай хорошо, Виктор, потому что я не хочу тебя… нас терять! У нас только-только начало что-то получаться. Не хочу! А ты?

– Я? – делает глубокий вдох, на секунду отводит взгляд и снова прямо глядя мне в глаза заявляет:

– Я правда хочу тебя забыть. Выдрать из сердца и забыть. А пока ты рядом, я этого сделать не могу. Ты бы только знала, как я ненавижу тебя за то, что всю, с*ка, жизнь, жду… Жду и жду, а ты потом берешь и мордой в дерьмо-реальность меня окунаешь. Я устал. От тебя устал. От чувств своих устал. Надоело! Просто садись в этот гребаный самолет и улетай. С концами. Ты это умеешь.

Не верю. Не понимаю. Не хочу понимать! Глаза щипать начинает, но слез нет. Горло сдавливает крик, но звука тоже нет. Только хриплое в неверии:

– Все сказал?

– Все.

Все.

Каждое слово больней предыдущего. В самое сердце, которое только-только начало раскрываться и оживать. Губы дрожат. Меня разрывает изнутри беззвучная истерика и паника. Холодная, липкая, страшная паника, что я теряю. Много чего теряю. Себя, например, вместе с Волковым, который смотрит на меня, ровно так же, как я на Макара. Как на чужого, далекого для него человека. Хочется крикнуть – но ведь это не так! Но я упорно молчу.

Мы молчим. Долго. Взглядами прощаясь друг с другом и с теми яркими редкими вспышками чего-то прекрасного и чего-то, что вопреки куче проблем и недопониманий у нас “получалось” в эти стремительно пролетевшие три недели. Молчим, пока это не становится физически невыносимым.

– Я тогда поднимусь и заберу вещи, – в конце концов, выдавливаю из себя и иду к лестнице.

– Да ради бога.

Мне снова холодно и одиноко. Я отчаянно, до последнего надеюсь, что Вик догонит. Что Вик снова пойдет вперед. На примирение. Одумается сам и меня встряхнет. Улыбнется, обнимает. Снова что-то сделает…

Но он не идет. Не в этот раз. Он устал.

Я натягиваю на себя костюм, оставляя валяться на полу его футболку. Спускаюсь. Он даже меня не провожает. Вообще не смотрит в мою сторону, когда я, замерев у двери, оборачиваюсь и из последних сил сдерживая прорывающуюся плотину из слез, чувств и эмоций, говорю:

– Береги себя, Волков.

Ответа не следует. Тогда я выхожу, закрывая очередную дверь в своей жизни.