Невыносимое счастье опера Волкова

Глава 50

Глава 50

Виктор

После всех событий тема замужества первый раз всплывает у нас с Кулагиной, когда я только возвращаюсь из командировки. Тогда, когда мы наводили порядок на кухне после ужина, в голову мне влетает стремительная мысль. Очевидная, на первый взгляд. Ее я, как бы невзначай, и озвучиваю:

– Пора нам расширять жилплощадь, Кулагина. Скоро родится лялька, и большому человеку нужна будет своя комната. Что скажешь?

В этом доме у нас всего две спальни – наша и Ру. Еще одну детскую сделать просто физически нет возможности.

Тони, перехватывает кухонное полотенце и дрыгает в мою сторону пальчиками:

– Что-то я не вижу кольца на своем безымянном пальце, Волков. Не рановато официально съезжаться?

Коза улыбается. А у меня взлетают брови. Едва, блдь, не на макушку! Неожиданно. Крайне. Настолько, что я впадаю в легкий ступор. А выражение у меня на лице, видать, рисуется такое фееричное, что Кулагина начинает не просто улыбаться, а хохотать в голос. Забирает у меня из рук тарелки и отворачивается к посудомойке, продолжая тихонько глумиться.

Черт!

Признаю, о предложении я позорно забыл. События закрутили. Нам было совсем не до формальностей. А в нашем случае это именно она. И все равно – это вообще ни разу меня не красит.

Вот это ты косяк, конечно, Волков!

Почесывая подбородок, мысленно отмечая, что пора бы побриться, размышляю.

Нет, Кулагина никогда не заводила прямого разговора о свадьбе. В ЗАГС не рвалась. Силком меня туда не тащила. Не наседала. Да и для меня штамп никогда не был принципиален. Если двое любят друг друга, то им и без свидетельства о браке живется прекрасно. Если чувства остынут, то никакие записульки от измен не спасут. Так что, да. Этот вопрос подвис в воздухе. Но, если подумать, куда тянуть? Оба определились. Она моя. Я ее. И это железобетонно. Вместе на всю жизнь. Так что, пожалуй, и правда пора.

Как я сам до этого не додумался, идиот?

Ру хохотнув, отрывается от телевизора и подкалывает:

– Чип, опять косячишь?

Я перевожу взгляд с одной мартышки на другую:

– Спелись, да? Ладно. Понял. Кольца, говоришь, нет? Будет тебе кольцо, Кулагина. В самое ближайшее время.

– Да брось, Вик, я же шучу! – закатывает глаза конфетка, обнимая меня за шею, чмокает в щеку. – Не надо мне кольца, я и без него тебя люблю.

– А я нет.

– Не любишь?

– Не шучу, – перехватываю ее поцелуй, клюнув в веснушчатый нос, – и только попробуй, – щиплю за ягодицу, – когда я встану на одно колено, сказать мне “нет”, конфетка.

– Уф, теперь мне стало любопытно, что же в таком случае случится?

Переглядываемся. Мой взгляд на губы ее западает. Розовые, вкусные, мягкие. Мои. Впитаться бы в них смачно и со вкусом! Но тут Ру. И я всего лишь подмигиваю:

– А ты проверь, если не боишься.

Следующие две недели опять получаются суматошными. Сборы и “оттранспортировка” Русланы в лагерь. Отъезд Тони в Москву на плановый осмотр к Косовой, с которой она категорически отказывается расстаться. И моя новая должность, с повышением до подполковника. У нас с конфеткой даже нет времени, чтобы как следует отпраздновать это событие. Работа засасывает с головой. Полнейший аврал.

Пока привыкаю к месту “зама” Шумилова, чуть ли не ночую в отделе, зависая там сутками. Бумажной волокиты прибавилось в разы. А с ней и ответственности. В общем, заморочек вагон и еще два сверху. Голова пухнет от задач. А вместе с ней разносит и желание послать все к чертям собачьим. Потому что ситуация, когда у меня нет времени на личную жизнь начинает подбешивать. Я уже искренне и от души пожалел, что вообще повелся на увещевания ВасГена.

Но один хер, чем бы я не был занят, в голове держу две вещи – кольцо и предложение. Они там уже живут по умолчанию. Две самые важные и первоочередные задачи. Первую я выполнил. Кольцо купил. А вот вторая идет с пробуксовкой. Хочется-то как? Красиво. Романтично. Пафосно. Так, чтобы на всю жизнь запомнила и внукам рассказывала.

Ага, размечтался...

Эпизод с предложением я пытаюсь провернуть во всей этой будничной канители раз пять. Без преувеличения. Каждый раз в новой локации. И каждый раз – провал. Либо момент не тот, либо он упущен, либо нам с конфеткой мешают, либо нам попросту не до того. В таком ритме жизни каждую секунду рядом друг с другом мы буквально вырываем у рутины, какие уж тут распыления на сантименты?

Тони, кстати, больше тему с замужеством не поднимает.

Короче, почти до конца июля я лихорадочно пытаюсь подобрать правильный момент для предложения. Ну, так, чтобы дернуло. Чтобы загорелось. Вспыхнуло. На одно колено упасть, в речах рассыпаться и наповал ее сразить. Но чем дальше, тем больше убеждаюсь, что правильность – это вообще не наш конек.

Нина

– Я соскучилась по нему, Синичкина.

– Ничего, это даже бывает полезно. Скучать.

– Он почти живет на своей работе после этого дурацкого повышения! – топаю ногой, канюча. – Я хочу обратно своего опера Волкова. Не надо мне никаких подполковников. И женой генерала уже быть не хочу! Виктора хочу. Домой. Ко мне. Сейчас же.

– Нинуль, ну так не бывает. Вот на должности освоится, и все вернется в прежнее русло. Надо просто потерпеть. Представляешь, сколько на него сейчас новых обязанностей свалилось? Сколько ответственности давит? А ты ему такими истериками совсем не помогаешь.

– Не будь такой разумной, Услада. Бесишь! – закатываю глаза, прохаживаясь вдоль веранды дома. Хочется орать от бессилия.

Синичкина смеется, ни капли не обидевшись:

– Узнаю “голос” беременности.

Погода сегодня шепчет. Солнышко припекает, небо голубее голубого, ни дуновения ветерка. В такую погоду на берег бы. Но увы и ах… У Волова появилась новая любимая. Работой зовут.

Блин!

Психую, топнув ногой.

– Я не хочу терпеть, Лада. Совсем не хочу. Месяц уже терплю. Нет, я сейчас ему позвоню и закачу скандал! А еще лучше заявлюсь в отдел и устрою там концерт с фейерверками и фанфарами.

– Нина!

– Ну, что?

– Не глупи! Ты представляешь, каково будет Вику, если ты закатишь истерику? Тем более у него на работе, при его подчиненных? Ау, Кулагина, ты в адеквате? Ты сегодня не с той ноги что ли встала?

– О, я представлю. В красках представляю!

– Он винить себя начнет. Ругать. Злиться. Нервничать. Еще поссоритесь ненароком! У меня Ромка знаешь, как каждую мелочь, связанную со мной, близко к сердцу принимает? А твой Волков вообще эмоциональный максималист. Не надо так! Мужика поддержать надо, а не мозг ему выносить, Нин.

– И пусть винит себя и ругает! Я тут, между прочим, с каждым днем все больше в бегемота его стараниями превращаюсь, а его рядом нет. К тому же Руслана в лагере, ты в Москве, Белова укатила в отпуск. Я одна! У меня шалят гормоны. Я хочу секса, обнимашек и любимого мужика под боком. А не вот это вот все.

– Антонина, – притворно возмущается подруга. – Я тебя не узнаю! Женщина, куда ты дела мою разумную подругу? – смеется Синичкина.

– Задушила, – бурчу в трубку. – Не беспокойся, все прошло быстро. Клянусь, она сильно не мучилась.

Мы с Ладой прыскаем со смеху. Перекидываемся еще парой-тройкой новостей, пока Ромка не отбирает у меня мою единственную отдушину – свою жену. У них сегодня по плану семейный день: поход с детьми в аквапарк, кино, кафе и так далее по списку.

Вот! Даже Ромыч – генеральный директор огромного холдинга – находит время для своей семьи. А заместитель начальника районного УВД сидит в своем кабинете, как жопой к стулу приклеенный. Ну, что за беспредел?

Я блокирую телефон и падаю пятой точкой на ступеньку. Подпираю голову кулаком и вздыхаю. Тяжело-тяжело. Грусть на легкие давит. Нет, конечно, я не буду звонить Вику и на ровном месте закатывать скандал.

Наверное.

А может, и буду.

Я скоро полезу на стенку от одиночества! Я правда все понимаю. Что ему сейчас сложно. Что он тоже сейчас разрывается. Знаю, как сильно Вик хочет быть рядом со мной двадцать четыре на семь. Знаю, что нельзя быть такой единоличницей и эгоисткой! Но иногда у меня окончательно сдают нервы. Вот как сегодня! Когда я в очередной раз проснулась утром в кровати одна. И весь день могу довольствоваться только его смс. Редкими. Потому что даже на них у Волкова в данный момент не хватает времени.

Мне же попросту некуда себя деть. Я от скуки и тишины уже не знаю, к какому лучше углу прибиться. Даже в Сочинском офисе, как назло, все прекрасно работает без моего прямого участия. Бр-р-р!

Хочется просто взять и встряхнуть его хорошенько. Виктора. За шкирку! Отвлечь от служебной белеберды. Заставить обратить внимание на меня. На минуточку, без пяти минут мать его ребенка и любимую женщину! Да так заставить, чтобы дезориентированный Волков вообще о службе на время заб…

О-о-о, точно!

Я подскакиваю на ноги. Губы расплываются в улыбке. Меня осеняет. Неожиданно. До дрожи. Подбрасывает от нетерпения, а по рукам мурашки. В голову проскальзывает идея. Капец, какая! Отчаянно-безумная. Прокручивая в уме, признаю, мне даже немножечко стыдно за себя. С другой стороны, а почему бы и нет?

Если гора не идет к Антонине, то что мешает Антонине пойти к горе?

Ух, это ужасная затея! Просто самая ужасная из всех ужасных! Но зато она сто процентов сработает. Не может не сработать! У Виктора будет без вариантов. Если только он не решится выпрыгнуть в окно. Или выгнать меня из кабинета. Но последнее, надеюсь, ему не позволит провернуть внутренний собственник. Ну, не захочет же он, чтобы я по всему УВД нагишом щеголяла перед его коллегами, правильно?

Правда потом мне за такое хорошенько от моего мужика прилетит, но что поделать? Как по мне, риск оправдан. Как по-другому заставить Виктора хотя бы на денек забыть о работе? Только радикальными мерами.

Прежде чем успеваю передумать, возвращаюсь в дом. Залезаю в душ. Привожу себя в порядок. Наношу на кожу изумительно пахнущий крем. Сладкий, как карамелька. Пару “пшиков” туалетной воды за ушком и на ключицы, и топаю на цыпочках в спальню.

Порывшись в комоде с нижним бельем, нахожу то самое . Вот оно, мое “коронное”. Пошло-откровенное. В котором я делала фотки на день рождения Волкова. Бельишко с бантами на сосках, которое из-за увеличившейся груди теперь смотрится еще круче.

М-м-м, и пусть только попробует устоять…

Осталось только придумать, что накинуть сверху. Не плащ же в июле месяце?

Виктор

– В общем, закрывай это дело, Герыч, – размашисто чиркаю свою подпись, – и передай Рыбкину, чтобы завтра заглянул в оружейную, – захлопнув папку, отдаю бумаги, – ствол забрал.

– Никак Шумилов дал добро на его перевод в опера?

– Неохотно, но я за него поручился. Погоняй его там, как надо, чтобы нам не пришлось его потом опять по больничкам проведовать с апельсинами. И сам будь осторожен. С Ваней никогда не знаешь, с какой стороны прилетит.

Герман понятливо хмыкает.

– Так точно, товарищ подполковник, – язвит и поднимется из-за стола коллега. Кивает на кипу бумаг, уныло зависших перед моим носом, – смотрю, ты вовсю наслаждаешься новой должностью?

– Издеваешься? В гробу я видел эту должность.

– А что? Сидишь в тепле, тяжелее шариковой ручки ничего не поднимаешь, чаи гоняешь и секретаршу по селектору муштруешь. Кайф? Кайф.

– Мне бы обратно, “на землю”. Кайф – это свобода передвижений. Лучше за отморозками по городу гонять, чем целыми днями тут геморрой высиживать. Еще и форма эта гребаная, – дергаю, стягивая галстук. – Ненавижу. А по гражданке по уставу не положено.

– Ну, не всем нам отморозков гонять до глубокой старости, Волк. У тебя скоро пополнение. Ты у нас теперь человек семейный. Риск тебе теперь прописан дозированно, и то, только в экстренных случаях. Так что, – тянет руку друг, – давай, не кисни.

– Премного благодарен за “поддержку”, дружище.

– В пятницу соберемся в баре? Потрещим, пропустим по стаканчику.

– Как пойдет. Если разгребу дела.

– Точно, все время забываю, что ты нынче большой начальник, – закатывает глаза Герыч.

– Давай уже, – швыряю в него шариковой ручкой, – маршируй отсюда, майор.

Герман ржет.

– Ладно, помчал. Надо опросить свидетелей по вчерашнему нападению. Чую, что-то интересное намечается, – блестит азарт в глазах коллеги, когда он потирает руки.

Я искренне новому старшему оперуполномоченному завидую. Вот прям хорошенько так. От души. Но ни слова не говорю. Только проводив унылым взглядом, полным ненависти к опостылевшему кабинету, тихо выругиваюсь себе под нос.

Дверь закрывается, отрезая меня от вечного коридорного шума. Там кипит жизнь. Тут кипит только мой мозг. Бросаю взгляд в окно. На лето, которое во всех смыслах “проходит мимо меня”, и что-то накатывает. Достаю из верхнего ящика стола черную бархатную коробку с кольцом. Открываю и долго кручу в руках.

Красивое. С первого взгляда на него в ювелирке запал. Взял, даже не раздумывая. Идеально будет на пальчике Кулагиной сидеть.

Вот только я уже третью неделю не могу его конфетке презентовать.

Ну, и какого я торможу? Жду повода, момента, вспышки? Ну это же, пздц, как глупо! Что мешает мне прямо сейчас сорваться с работы и поехать к ней? Работа? Да плевать. Просто, с ходу, взять и встать на одно колено. Сказать уже это треклятое: выходи за меня, Кулагина. Образно выражаясь. Что мешает? Да ни хера!

Можно вечность подбирать правильные слова и время. И так и не подобрать. Глупости все это. Формальности. Нам есть что и без предложения внукам рассказывать, так что… так что да, сегодня я буду ужасным заместителем начальника. Да простит меня Василий Генадич, свалю с работы по старой доброй оперской памяти. Надеюсь, что Кулагина дома и не успела еще никуда уехать.

Я уже засовываю коробку с кольцом в карман брюк и хватаю со спинки кресла китель, когда в дверь раздается стук. Герыч что-то забыл?

– Да, – бросаю, – войдите.

Оборачиваюсь к двери и зависаю, когда она открывается. Рука с пиджаком так и замирает. В кабинет проскальзывает не Герман. Моя Тони.

Конфетка закрывает за собой дверь. С громким двухкратным щелчком проворачивает ключ в замке и, загадочно улыбаясь, с придыханием выдает:

– Сюрприз.

Нина

Выражение лица Волкова просто потрясающее. С него бы картины маслом писать. Жаль, я не художник и кисточек у меня нет. Но зато я очень удачно сумела застать своего трудоголика врасплох.

Хорошо, Герман попался на пути и мимоходом упомянул, что его друг сейчас “совершенно один” и “дико скучает”. Это подстегнуло. Значит, я на правильном пути.

– Конфетка? – делает шаг ко мне сбитый с толку Вик. – Что ты тут делаешь?

Я говорила, что я обожаю мужиков в форме? А свой мужик в форме – чистый визуальный оргазм! Я кайфую, глядя на него во все глаза, хоть и знаю, как Виктор не любит всю эту «шелуху». Ворчит постоянно. Каждое утро! Сетует, как раздражают его брюки, кители и рубашки. Вот бы по гражданке и бла-бла-бла…

– Мне сказали, что ты тут скучаешь?

– Допустим…

– Я подумала-подумала и, – хватаюсь за лямки сарафана, – приехала скрасить твой унылый досуг, – легким движением скидываю их. Передергиваю плечиками, и белая, воздушная ткань легким облаком падает к моим ногам. Оголяя. Выставляя напоказ секси белье.

– Пздц! – задыхается мой Вик. – Кулагина!

– Многословно, – подкалываю.

Волков отмахивается. Его глаза превращаются в два горящих прожектора. Ярких, обжигающих до самого нутра! Он запускает пальцы в волосы, слегка ерошит. Такой мило-растерянный. Ощупывает взглядом всю. С ног до головы. Рассматривает медленно и долго. Сглатывает тяжело, когда узнает надетый на меня комплект белья.

– Сумасшедшая!

О да, еще какая!

Мой красавчик восхищенно улыбается. Нервно одергивает ворот рубашки. Я наблюдаю за ним. У меня сердце то колотится, то замирает. Летает, как на американских горках.

– Кулагина, ты в курсе, что все кабинеты начальства напичканы камерами?

Признаю, тут я немного тушуюсь. Оглядываюсь. Но потом “догоняю”, что, если бы камеры в кабинете Вика в данный момент функционировали, он бы уже давно меня обматерил. А потом укутал во все, что только попадается под руку, и спрятал где-нибудь в шкафу. Но так, как он даже не думает этого делать, я беззаботно пожимаю плечами:

– Значит, не только для тебя получился сюр-приз, – развожу руками и, улыбаясь, переступаю через ткань у своих ног. – Я соскучилась, – делаю шаг, каблучки босоножек соблазнительно цокают в тишине кабинета.

– Меня уволят, конфетка.

Волоски на руках дыбом встают.

– Да ладно?

– За твой стриптиз выпнут на хер с понижением до лейтенанта, – делает шаг ко мне Волков, откидывая китель на стол. – Будешь меня такого любить?

– Может, я этого и добиваюсь?

Бровь Виктора взлетает.

– А как же – хочу быть женой генерала?

– К черту. Тебя хочу. Дома, рядом.

Воздух между нами искрит и полыхает. Мы делаем еще шаг навстречу друг другу.

– Ты выглядишь просто ох*енно! – шепчет Вик, сжимая ладонями мою талию. – Пздц, как ох*енно, Кулагина! – повторяет с надрывом.

Я смеюсь, а Волков улыбается. Подхватывает под попу и усаживает на стол. Легко и быстро, как пушинку! Его взгляд шальной, хмельной, дурней дурного.

Я раздвигаю ноги, он между ними встает. Пальцы в волосы мои запускает и на себя тянет. К себе. Каждое движение резкое. Все тело в напряжении. Он натянут, как струна. Держит себя из последних сил.

– Хочу взять тебя прямо здесь. На этом столе, – уничтожает своей прямолинейностью.

– Я вся твоя. И только твоя.

– Ты когда-нибудь меня убьешь, конфетка, – своим носом о мой трется. – Нам охереть, как повезло, что в кабинете меняют камеры, – касается подушечкой большого пальца моих губ, – я про наблюдение не шутил… – надавливает, заставляя их приоткрыть на выдохе.

– Тогда самое время пошалить, – ловлю его палец губами, – пока их не починили, – облизываю, веду язычком от основания, посасывая. Безумный взгляд Волкова чернеет на глазах. Его заволакивает туманом. Зрачки расширяются до размера вселенной, засасывая и меня в свою черноту. Я понимаю – все. Дожала мужика!

Вик срывается. Грубо дергает меня на себя, задницей по столу прокатывая. В губы мои яростно впивается. Ворует вздох и пикнуть не успеваю! Целует так, что сознание плывет. Языком мои губы раздвигает и захватывает полный контроль.

Я охотно поддаюсь. И не думаю сопротивляться его напору! С не меньшей жаждой отвечаю на его грубое вторжение языком в мой рот. Ногами за талию обвиваю и тихонько постанываю, ерзая. Его член больно упираться в меня. Приходится напоминать себе: главное – не потерять контроль! Крышу рвет с реактивной скоростью, и нас ведь реально могут застукать. Эта мысль делает ситуацию в сотни раз пикантнее, а ощущение острее. На пике. На грани…

Движения губ Вика лихорадочные. Руки его по телу моему шарят. Щиплют, щекочут, заводят! Поцелуи стремительные, влажные, ненасытные. В губы, в подбородок, в щеку, в шею. Их много, часто, быстро и везде! Волков зацеловывает нетерпеливо, касаясь лица, плеч, ключиц. Клеймит, присваивает, наслаждается!

Я вздрагиваю и подаюсь вперед, когда его ладонь оказывается сначала у меня на животе, а потом и между ног. Перед глазами мушки пляшут, и я зажмуриваюсь. Вик начинает ласкать меня поверх бархатных трусиков. Надавливая и выводя круги. Там уже мокро. Они уже насквозь. Мне уже мало!

Я буквально таю в его руках, как та самая “конфетка”. Нащупываю пальчиками пуговицы на его рубашке и расстегиваю. Путаюсь, сбиваюсь, злюсь, порываясь вырвать их с корнем! А справившись, стягиваю рубашку с Волкова и отшвыриваю куда-то в сторону.

Слышится звон. Стук. Кажется, я сшибаю что-то с подоконника. Ваза? Статуэтка? Цветок? Пофиг! Горячие губы Вика обхватывают бант на моем соске. Зубы прикусывают горошину. Не больно, но приятно-ощутимо! Язык его очерчивает ареолу, разгоняя импульсы по всему телу. Я сжимаю зубы, приглушая громкий стон наслаждения, прошибающего от самой макушки. Боже-е-е…

– Вик, – всхлипываю.

– Почему ты не надевала это белье дома? – шёпот с надрывом.

– Берегла для особого случая.

Откидываюсь спиной на стол. Даю Вику больше пространства для маневра его губ. Влажных, горячих, любимых. Он повторяет свою ласку ртом на груди. Меня взрывает! Спина выгибается, ногти впиваются в плечи Волкова. Я жмусь к нему ближе. Трусь промежностью о грубую ткань его брюк и сквозь стиснутые зубы рычу:

– Хочу тебя… давай же… пожалуйста…

Волков, выругавшись, отстраняется. Я в полубессознательном состоянии наблюдаю, как он расстегивает ремень. Суетливо дергает собачку на брюках. Приспускает их вместе с боксерами, выпуская из трусов свой невероятно шикарный член. Я невольно облизываю губы, жадно сглатывая слюну. В горле резко пересыхает. Вик шарит рукой по ящику стола и ругается:

– С*ка, у меня нет резинки. Они все в тачке, конфетка…

Я хрипло нервно смеюсь. Кто-то не готовился к сексу на рабочем месте?

– Поверь, нам они теперь не к чему.

Но я, впечатленная зрелищем, уже и так не хочу. Я сегодня вообще кладезь шебанутых идей! Спрыгиваю со стола и опускаюсь перед Виком на колени. Веду ладошкой по темным волосам на лобке и облизываю языком свои пересохшие губы.

Хочу.

Очень сильно хочу ощутить его тяжесть во рту.

– Конфетка?

– Тш-ш…

– Ты что выдум-м-м…, – перебивает сам себя Волков, – ах*еть! – выносит вердикт, когда я слизываю язычком каплю спермы. Пробуя его желание на вкус. Глаза непроизвольно зажмуриваются и тут же распахиваются.

Он большой и горячий. Возбужденный. Красивый, зараза! Выступающие венки, натянутая от напряжения плоть. Не уверена, что я смогу взять его полностью, но…

Поднимаю на Вика взгляд снизу вверх. В его глазах молчаливый восторг. Мне нравится. Это окрыляет. Мысль, что я стою перед ним на коленях, а в моих руках целиком и полностью его удовольствие, зажигает. Что только я контролирую ситуацию – заводит до мурашек.

Я хочу попробовать большее. Не прерывая зрительного контакта, касаюсь губами головки. Рот наполняется слюной. Я обхватываю и беру ее в рот. Тихонько постанываю. Облизываю. Шикарно!

– Ох, Конфетка…

– М-м, так хорошо?

– Зае*ись…

Да, мой мужчина явно сегодня не красноречив. Но грязные словечки, которыми Вик кидается, только больше подстегивают. Я устраиваюсь на коленях удобней и беру его глубже.

Зажмуриваюсь. Стараюсь дышать ровно и расслабить горло, чтобы убрать лишнее сопротивление. Начинаю посасывать. Прохожу по всей длине язычком. Помогаю себе ладонью. Обхватываю ствол пальчиками и сжимаю. Веду быстро, резко, крепко. Сама ерзая от нетерпения и возбуждения, плотнее свожу бедра. Это очуметь, как приятно!

У нас в постели уже было многое, но до минета дело не доходило. Поэтому действую я чисто на инстинктах. Прощупывая, угадывая, что и как Вику может понравиться. Ласкаю, стараюсь, принимаю его максимально глубоко. Как никогда сильно хочу доставить своему мужчине удовольствие на грани.

У меня это получается.

Ладонь Вика собирает в хвост мои разметавшиеся по спине волосы. Он наматывает их на кулак. Немного больно, но не смертельно. Волков помогает брать себя глубже. Подсказывает своими движениями, чего хочет. Направляет. Чуть ускоряет темп проникновения. Сам подается вперед бедрами. Толкается в меня, задыхаясь и грубо постанывая от наслаждения.

Пульс шарашит на запредельных. Я вся горю. Изнемогаю. Схожу с ума от собственного сжигающего желания. Я даже не представляла, что доставлять кому-то удовольствие может быть круче любой самой жаркой прелюдии!

Это безумие. Сумасшествие! Крайняя степень идиотизма – делать это у него в кабинете, куда в любой момент могут постучать. Я точно закрыла дверь?! Точно провернула ключ в замочной скважине?! Камеры точно отключены?!

Уже плевать! Не помню. Не важно. Все мысли только о потрясающе отзывчивом члене у меня во рту и тихих грудных стонах Волкова. Приятных, как божественная мелодия. Ему хорошо, а меня уносит.

Я стараюсь, лижу, посасываю, ласкаю его. Принимая в себя до тех пор, пока не чувствую, как он напрягается. Мышцы пресса под моей второй ладошкой каменеют. Подступает разрядка.

Вик тянет меня на себя, заставляя встать с колен. Хочет остановить и прервать. Я протестую. Скидываю его руку со своего плеча и продолжаю действовать языком, обхватывая член губами до тех пор, пока с грудным стоном и моим именем на губах Волков не доходит до финиша. Содрогается, кончая.

– Конфетка… Ох, бляяять!

Я зажмуриваюсь. В рот ударяет горячая сперма. Ее много. Но я выпиваю до капли. Пьянею от собственной смелости. От его вкуса на моем языке. Чуть солоноватого, но до чертиков приятного от мысли, что это сделал с ним я! Ощущение власти над своим мужчиной топит с головой. Мне понравилось.

Я отстраняюсь и облизываю губы. Поднимаюсь с колен. Улыбаюсь от выражения полной дезориентации на лице Виктора. И тихонько взвизгиваю, когда он стискивает меня в своих медвежьих объятиях, возвращая обратно попой на столешницу.

Взгляд у него ошалелый. Движения пылкие, лихорадочные. Вик нападает на мои губы. Зацеловывает. Быстро-быстро. Покрывает поцелуями лицо, кусает губы и шепчет, много и часто, сбивчиво, на вздохах:

– Люблю… люблю… Больше жизни люблю, Кулагина!… Похуй на правильный момент… Тони, выходи за меня, а? Давай поженимся?... Хочу, чтобы ты окончательно стала моей, конфетка… Только-только моей!

Когда до моего мозга доходит смысл услышанного, я теряюсь. Слегка. Торможу Вика, упираясь ладонями ему в грудь. Мамочки, как бахает его сердце! Сильное, мощное, в ладонь мою ударяется “с разбега”.

Я заглядываю в его глаза. Они полыхают! Восхищением, трепетом, гордостью. Такой шквал чувств в его взгляде! И все обращены ко мне. На меня. Я неожиданно тушуюсь. Решаю свести все к шутке, глупая. Бросаю:

– Так вот как оно работает? Всего-то надо было сделать минет, и ты готов вести меня в ЗАГС?

Вик бледнеет. Краска сначала стремительно отливает от его лица. А потом, хлынув с новой силой, приливает к щекам. Мой опер краснеет. Мой мужик в натуральную смущается! Зависает, как будто я ему сейчас пощечину влепила.

Я понимаю, что я конченая дура! Ляпнула такую ерунду! Испортила такой моментище! Тут же об этом жалею и обхватываю ладонями его щеки, тараторя:

– Я пошутила. Я просто неудачно пошутила! Прости, пожалуйста! Конечно, я так не думаю, Вик!

Волков ничего не говорит. Лезет в карман брюк, которые все еще висят приспущенные у него на бедрах. Порывшись в кармане, достает…

– Блин, Вик…

Блин-блин-блин! Смотрю на черную бархатную коробочку в его пальцах, и теперь уже меня смущение топит с головой. Он подкидывает ее в своей ладони и тут же ловит. У меня сердце вместе с колечком прыгает в груди.

– Иногда я так хочу промыть тебе рот с мылом, Кулагина! Честное слово.

– Вик, прости, я такая идиотка…

– Я уже две недели подбираю удачный момент, чтобы тебе предложение сделать. Весь мозг себе вынес! А ты мне про минет, серьезно?

– Я взяла и снова все опошлила, прости…

Волков хмурит брови. Я всем своими видом транслирую глубочайше раскаяние. Смотрю на него взглядом покорной лани. По крайней мере верю, что именно такой у меня сейчас взгляд. Да, вот такая я несдержанная дама. Портить все – люблю, умею, практикую. Идиотка – одним словом.

Наступает крайне неловкий момент. Я, все еще полуголая, сижу у него на рабочем столе. Он, все еще в спущенных брюках, стоит у меня между ног и сжимает в ладони заветное колечко в коробочке. В дверь кто-то стучит. Мы оба не обращаем на это никакого внимания. У нас тут личная драма, нам не до посетителей! Даже когда дергают ручку – сердечко всего на мгновение сбивается с ритма от испуга. Но дверь не поддается. Время, кажется, замирает. А потом…

Мы переглядываемся. Сначала робко другу другу улыбаемся. А дальше и вовсе начинаем дружно хохотать. С губ Вика срывается низкий грудной то ли смех, то ли стон отчаяния. Будоражащий каждую клеточку. Слишком он заразительный и искренний, что мне сложно устоять и не рассмеяться в ответ. Мы два совершенно ненормальных человека! Но самое главное – на одной волне.

Я обнимаю его за шею, прижимаясь. Ладошкой колючую щеку глажу, повторяя на ушко:

– Прости…

– У нас даже с предложением какая-то задница, Кулагина. Я хотел красиво. Так, чтобы было, что вспомнить. И что в итоге вышло?

– О-о, это было красиво, – протестую, – и нам точно будет, что вспомнить!

– Но нашим детям мы об этом рассказывать не будем…

– Ни за что! – округляю в притворном ужасе глаза. – Я сгорю со стыда!

– А Ру будет спрашивать, когда вернется.

– Тогда нам срочно надо придумать “рабочую версию”.

– Надо. А эту оставим только для нас двоих.

– Это будет наш маленький, м-м, приватный секрет.

Переглядываемся и смеемся. Целуемся. Обнимаемся. Делим этот потрясающий момент поровну. На двоих. Я снова тянусь и чмокаю Вика в губы. Раз. И еще. И еще пару тройку раз – не могу им насытиться сполна! А когда все-таки отпускаю его из своего захвата рук и ног, Волков открывает коробочку.

Я вижу, как, несмотря ни на что, руки Вика дрожат. У меня дыхание перехватывает. Он волнуется, как мальчишка.

Там колечко. Аккуратный золотой ободок и изящный камушек на черной бархатной “подушечке”. Элегантно и совсем не вычурно. У меня душа замирает.

Волков достает его и берет меня за руку. Мы встречаемся взглядами, Вик подмигивает. У него волнительно-шутливое настроение. У меня же на глаза слезы наворачиваются и губы дрожат. Да что там, кажется, что меня уже всю охватывает легкий тремор. Это все гормоны. Это они, предатели!

– Конфетка… – начинает Вик, чувствуется, что он тщательно пытается подбирать правильные слова, от этого сердце сжимается все сильнее и сильнее, – хочу предупредить, я не могу обещать, что дослужусь до генерала, – улыбается, я смеюсь сквозь слезы. – Я совершенно точно не перестану косячить. И гарантирую, что буду ревновать тебя всю жизнь.

– Даже когда мне будет восемьдесят и вставная челюсть?

– Тем более тогда!

– Дурачок…

– Но еще сильнее я буду тебя любить. Уже, – поправляет сам себя. – Уже больше десяти лет, не переставая ни на мгновение, люблю, Кулагина.

– Мы потеряли десять лет, Вик…

– Мы их не теряли, – упрямо качает головой, – мы дали друг другу выбор и свободу. Дали попробовать себя в других отношениях. Лично я без тебя не смог. Тебя ждал, конфетка. Знал, что вернешься. А ты?

– А я обещаю, что больше тебя никогда не разочарую! Клянусь, что буду стараться стать самой лучшей женой, подругой и любовницей для тебя, Волков. Обещаю, что ты не пожалеешь ни на мгновение… Веришь?

– Верю. Ты выйдешь за меня, Кулагина? Готова поменять фамилию?

Я часто-часто моргаю и киваю, прошептав всего одно короткое:

– Да! – опомнившись, добавляю, – конечно, готова! – на большее у меня не хватает голоса. Он срывается на хрип. А я срываюсь в неожиданно накатившую истерику.

Шмыгаю носом, стираю со щек слезы-градины и с замиранием сердца наблюдаю, как колечко занимает свое место на пальце. Всеми силами отодвигаю на задворки мысль, что такое могло бы быть уже в мои далекие двадцать лет. Повторяя себе: всему свое время. Даже любви…