Невыносимое счастье опера Волкова

Глава 32

Глава 32

Виктор

– Где он? Где этот смертник?

В отдел залетаю ни много ни мало почти пять часов спустя полученного от Герыча смс. С дороги, злой, как дьявол, с единственным желанием – дать Ларину в рожу. Раз, два, а то и расквасить ее в кашу, чтобы зубы потом по полу собирал, пересчитывая. Скотина!

Колотит. Герман это замечает. Проход в кабинет Шумилова собой загораживает и примирительно руки поднимает, предупреждая:

– Не пыли, Волк. Я знаю, что ты злишься. Понимаю, реально, мужик! Но не трогай его. Сам потом от начальства огребешь, мама не горюй. Оно тебе надо из-за какого-то дерьма, да еще и перед повышением?

Мозгом понимаю – прав. А руки, с*ка, уже неделю чешутся! Гнев – отвратительный советчик в подобных ситуациях – и это понимаю. Но хорошим быть, когда трогают “мое”, я не умею. А Кулагина – это мое! Моя женщина. И залезть в ее дом мог решиться только отчаянный самоубийца, тем более зная, что она для меня значит. Выходит, либо у Ларина был реально веский повод, либо… нет, при любом раскладе будет зубы пересчитать!

– Выдыхай, дружище. Пошли. Перекурим.

Бросаю еще один взгляд на кабинет полкана и киваю. Прав Герман, нужна передышка, иначе меня рванет так, что отдел по кирпичикам будем собирать. Беру гнев под контроль и выхожу за коллегой на крыльцо. Закуриваю, руки треморит. Бросаю резче, чем предполагается:

– Какого хрена он у Шумилова в кабинете, а не в СИЗО штаны протирает?

– Ситуация двоякая, Витек. Потрещать вам надо.

– Закрыть его за такую «службу», и дело с концами.

– Не закроют, ты же понимаешь. Свой, при должности, отмажут по-любому. Поэтому ВасГен не хочет поднимать бучу, иначе УСБ налетит, трясти начнут своих. Все, как кегли, повылетаем. Решайте мирно, мужики. Это реальный совет.

– Мирно? Герыч, ты себя вообще слышишь? – с остервенением выпускаю дым сквозь стиснутые зубы. – Эта гнида залез в чужой дом, это проникновение со взломом, а ты мне про мир? Может, еще обнимемся, мать твою?

– Сначала выслушай его, потому будем гарцевать.

Выслушай. Фыркаю. Легко сказать, но совсем нелегко сделать. Моя злость имеет накопительный эффект. Мозг в кашу.

Выкуренная сигарета дает выход излишкам гнева, и в отдел я в сопровождении Германа возвращаюсь уже почти спокойный. Ключевое слово – почти. Потому что как только дверь в кабинет Шумилова перед моим носом открывается – я вижу Ларина, и кулак сам летит со всей дури ему в челюсть. От души прикладываю по роже засранцу!

Командировочный, от неожиданности пошатнувшись, теряется в пространстве и валится с ног с глухим стуком, повалив за собой и пару стульев. Момент упущен, первый удар достиг цели, противник дестабилизирован. При желании я мог бы хорошенько его отмудохать! Даже делаю рывок в его сторону, собираясь поднять за шкирняк и выкинуть, к чертям, в окно второго этажа на крыши патрульных тачек, что под окнами полкана пасутся. Да Герыч держит за край кофты:

– Волков, блть, скручу щас, угомонись!

Обстановка накаляется, и успокаивать надо уже не только меня. Птица наша залетная, очухавшись, стирая кровь с разбитой губы, с ревом подскакивает на ноги, кидаясь в мою сторону. Собирается впечатать ответный удар, завязав реальный мордобой, да тут уже между нами совсем не вовремя возникает фигура Шумилова. Полковник полиции с грозным ревом:

– А ну разошлись, мать твою! – обводит присутствующих внушительным взглядом, долбанув кулаком по столу. – Сели! Это приказ. Виктор! Леонид!

– Виноват, товарищ полковник.

– Он первый начал, товарищ полковник.

– Это тебе детский сад, что ли, Ларин? Первый не первый, устроили тут, понимаешь! А ну угомонились, сели и вспомнили, что мы цивилизованные люди, а не австралопитеки доисторические – кулаками махать!

Разогнал нас, как пацанов, по углам полкан. Дёрганно, со скрипом ножек по полу отодвигая стулья и выжидательно таращась поочередно то на меня, то на Ларина. Клянусь, если бы силой мысли можно было кого-то прикончить, командировочный бы уже сдох!

Мы с Лариным переглянулись и намеренно подальше друг от друга уселись за «стол переговоров», все еще поедом сжирая друг друга взглядами. Мой удар, судя по выражению разбитой рожи командировочного, все еще не прощен. А ему, я надеюсь, четко видно, что он все еще дышит только благодаря Герману и Шумилову.

– Майоры полиции! – распыляется полкан. – Стыдно! Волков, у тебя звезд на погонах много, что ли, поубавить?

– Никак нет, товарищ полковник.

– А ты куда лезешь? Сдам сейчас со всеми потрохами управленцам из СБ и будешь потом перед ними сидеть глаза в пол. Оправдываться, какого вшивого залез в дом женщины нашего сотрудника. Этого ждешь?!

– Все было исключительно в благородных целях, товарищ полковник.

– Благородных?! – подался я через стол, пальцы в замок сцепив, чтобы не сорваться. – Назови мне хотя бы одну реальную причину, по которой я не могу дать тебе в рожу еще раз!

– Реальную причину? – фыркает Ларин, тут же поморщившись и зажимая пальцем разбитую губу. – Шляпин. Достаточно реальная причина?

– Что за чушь ты порешь? Где Кулагина, а где Шляпин?

Смешно!

– Очень близко, как оказалось. Ты бы за своей бабой лучше приглядывал, чем за мной ищеек своих посылать, Волк.

Я подрываюсь с места, моментально отреагировав на резанувшее по ушам – баба. Далеко “уйти” не получается. Герыч рывком, давит на плечи, усаживая обратно.

– Витек!

Мешком валюсь на стул, от души пообещав:

– Только выйди отсюда. Пздц тебе, Ларин.

– Лучше скажи спасибо, что хоть кто-то держит руку на пульсе! А то пздец мог бы быть не мне, а твоей Кулагиной, которая напрочь игнорирует х*йню, что вокруг нее происходит!

– Может, хватит говорить загадками? – рычит ВасГен.

– Если тебе есть что сказать, говори прямо, – поддерживаю я, когда чувствую, как пошла на новый “виток” моя злость и как стремительно идут трещины по фасаду моей выдержки.

Ларин ухмыляется. Снова морщится. Мнется, сволота такая, подогревая то ли интерес, то ли мое желание убивать. Но в конце концов заговаривает.

– Братец ее – Игнат Кулагин – должен до хрена бабок Шляпину. На крючок его взяли. Срок дали – месяц, чтобы деньги вернуть. Тогда он и решил сестричку свою, крутого московского пиарщика, подтянуть. Продать, так сказать. Она «Олир-групп» рекламу – Шляпин же списывает с Кулагина долги. Как тебе такой расклад, а, Волков?

– Это я и без тебя знаю, и до сих пор не вижу повода за ней следить.

– Игнат Кулагин выдал все явки и пароли своей сестрички. Шляпин уже выходил на нее. Презабавнейшая вышла встреча в кафе, где они с твоей милейшей племяшкой навели знатного шороху и смотались. А про звонки с незнакомых номеров и то, что твоя Тони на Шляпина собирала досье, тоже в курсе? Это ты тоже знаешь, Волков или твоя драгоценная пиарщица не сочла нужным своего мужика поставить в известность, что ее жизни угрожают?

Стискиваю челюсти. Информация в темпе переваривается, укладываясь в отчетливые картинки. Мозг напрягается. Вместе с ними и каждая мышца, каждое нервное окончание каменеет. Дерьмо! По самолюбию «чешет» мысль, что залетный узнал что-то о Кулагиной раньше меня, но тут же заталкиваю гордость на задний план. Все мысли улетучиваются после следующей, кинутой с намеком, фразы Ларина:

– По итогу той встречи Тони твоя отказалась работать на Шляпина. А вот я нашел неплохой способ засадить эту гниду.

– Что? Что ты сейчас сказал?

– Сказал, что у нас есть крутой шанс взять гендира “Олир-групп” на живца. Она ему слишком сильно нужна, чтобы Олег сам от нее отказался. А я слишком долго веду эту группировку, чтобы сейчас такой шанс просрать!

– Убью!!!

– Витёк!

– Волков!

Не слышу. Не слушаю. Раскидывая «преграды», налетаю на Ларина. Валю того со стула на пол. Завязывается потасовка. Кости хрустят, кулаки врезаются, кровища хлещет из разбитого носа командировочного. В ушах серый монотонный шум. Вокруг возня и оры. Перед глазами пелена. На живца!

Он. Собирался. Сделать. Из. Нее. Живую. Приманку. С*ка!

Удар, удар и еще удар! Как бы Ларин не пытался сопротивляться или прикрываться руками, ему конкретно досталось за все его “прегрешения”. В себя я прихожу только когда пара крепких парней меня снимают с командировочного. Оттаскивают. Выволакивают из кабинета Шумилова, захлопнув перед моим носом дверь.

– Пустите, блть! – вырываюсь, суетливо вдоль коридора прохаживаюсь, краем глаза уловив, как шарахаются по стеночкам мимо проходящие коллеги. Видок у меня, должно быть, тот еще. Адреналин лупит. Кровь кипит. Не чувствую боли в сбитых костяшках. Не чувствую ничего. Я один огромный, злющий комок нервов! Не сразу до мозга поступает сигнал о том, что меня банально трясет. Меня шатает, и коридор перед глазами, как на американских горках, едет. Мозг занят другим. Он забит жуткими картинками и мыслями. Простраивает, просчитывает, прикидывает то, что могло реально случиться, если бы Герыч не поймал командировочного в доме Кулагиной, когда тот, очевидно, вешал прослушку.

Убить. Ее бы попросту могли бы убить!

А Кулагина? Тоже, зараза, хороша! Оказывается, эта сволочь выходил на нее! Да еще и в компании Руси, так что ли?! А я об этом ни сном ни духом! Зато постоянно слышу о втираемом мне доверии! Шикарно получается, ничего не скажешь. Я, как мудак, чувствую себя виноватым за то, что частенько не договариваю, а тут буквально вопрос жизни и смерти, и Кулагина срать хотела на так обожаемое ею “доверие”. Весь мозг вынесла и выполоскала за то, что я прилетел в клуб, а сама?

О, абзац, короче…