Ника, Эрн и осколки кружев (СИ)

Глава 16

Моника думала, что их будут держать в гостевых апартаментах до лета, а то и до дня зимнего солнцестояния, но оказалось, что фамилия верховного судьи творит чудеса и буквально заставляет стражников и посыльных сжиматься от ужаса. Казалось бы, в королевском дворце бояться должны собственно короля или его советников, а не главу Храма правосудия, но на деле всё оказалось совсем наоборот: вчерашний стражник уже трижды извинился за усердие и рвение при выполнении должностных обязанностей, а слуги с антимагическими ошейниками и вовсе чуть ли не падали ниц перед наёмницей Лиги.

Расторопная служанка дышала слишком часто и поверхностно, опасаясь доноса от той, что посмела назвать верховного безмолвного судью по имени. Ника с удовольствием приняла помощь при купании, которая заключалась в переключении режимов воды и массаже после ванны. Растирание солью и маслами подарило девушке ощущение блаженства и немножко сожаления — надо было соображать чуть быстрее и сразу заявить тому полицейскому, что она бизар. Не пришлось бы ночевать в сомнительных местах и биться на дуэли с бандитами, как и выпрашивать приличную одежду.

Все эти мысли оказались приправлены горечью, которая никак не уходила из сердца Моники — даже вкусный ужин и мягкая постель не сумели разогнать мрачные мысли. Кайдо внезапно исчез, Арнан возможно в опасности, а Эрнард стал вести себя слишком уж странно: не кривлялся, не паясничал и молчал. Заставить бывшего босса замолчать не смогло женское платье, бывшая любовница, узнавшая его в дамском гардеробе и даже разбитая голова и предсмертное состояние. Отчего же он вдруг стал послушным и тихим? Это настолько не вязалось с характером Эрна и его привычным поведением, что Ника ещё больше уверилась в своих подозрениях насчёт него.

Шагая за странным мужчиной в капюшоне, девушка то и дело оглядывалась на бывшего босса, пытаясь отгадать, что с ним происходит. Этим утром он не прикоснулся к еде, не поменял одежду и, кажется, даже не умылся, а на заглянувшего безмолвного исполнителя и вовсе не отреагировал, словно его перестало что-либо волновать. Моника начинала беспокоиться. Кайдо ведь не просто так отправил Эрнарда с ней во дворец, считая его при этом шпионом Динстона, — наверняка у него был какой-то план. Девушка не верила, что наёмник Лиги, мастер, обучивший десятки людей, стал бы так беспечно поступать, отослав необученную ученицу вместе со взбалмошным магом выслеживать некоего предателя.

Безмолвный исполнитель остановился перед невзрачной дверью, отошёл к стене и замер. Инес не стала дожидаться приглашения, с решительным видом распахнула дверь и шагнула внутрь. Монике ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Она подтянула Эрнарда за локоть к себе и вошла в кабинет судьи — именно так она поняла назначение комнаты, в которой кроме массивного стола и крепкого кресла для хозяина помещения ничего не было. Абсолютно пустые серые мраморные стены без единого украшения и такой же пол, под потолком люстра с несколькими свечами и боковые лампы на обычном масле без какой-либо магии — вот и всё убранство в кабинете человека, имя которого наводит страх на половину Рилантии.

— Инес, должно быть случилось что-то чрезвычайно важное, раз ты добровольно пришла ко мне, — тихим голосом проговорил верховный безмолвный судья, не отрывая взгляда от документов, лежавших перед ним. — Рассказывай и уходи, я занят.

— Ты всегда был слишком занят для меня, — хмыкнула наёмница и приблизилась к столу отца. — Потому я и ушла — не хотела всю жизнь провести за столом с бумажками. Ты хотя бы знаешь, какая погода в столице?

— Согласно сводке, весна в этом году весьма прохладна, но уже через несколько недель созреют снежные ягоды, что означает приход оттепели и соответственно лета, — так же негромко сказал Эссуа Маранте. Этот тихий голос звучал не властно и не зловеще, но Моника почему-то поёжилась — так говорят те, кто уверен в своих полномочиях настолько, что доказывать их окружающим считает излишним. — Ещё что-то?

— Да, — скривилась Инес и обвела взглядом серые стены. — Тебе не помешали бы окна, чтобы иногда дышать не бумажной пылью, а свежим воздухом.

— Инес, я действительно занят, — верховный судья поднял голову, оставив бумаги, и всмотрелся в лицо дочери, которую не видел, судя по всему, несколько лет — так жадно его взгляд ловил изменения в девушке.

— Ты ведь в курсе, что в Рилантии назревает переворот? — сходу спросила Инес, отставив пустые разговоры.

— Он не назревает, он уже состоялся, лет так восемь назад, — кивнул Эссуа Маранте и сложил руки домиком, уткнувшись подбородком в выставленные указательные пальцы.

— И ты ничего не делаешь? — прищурилась наёмница и сделала шаг назад, чуть не наткнувшись на Монику, стоявшую за её спиной.

— В то время я только вступил в должность верховного судьи, — ответил он и склонил голову вбок. — Заикнись я, что хотя бы краем уха услышал о готовящейся смене власти, меня бы в ту же минуту избавили от бремени жизни, как и тебя.

— О, так ты о моей жизни беспокоился? — фыркнула Инес и изогнула губы в презрительной ухмылке. — Поэтому позволил перевёртышам устроить бедлам в Саранте, а потом и во всей стране?

— Ты излишне эмоциональна, Инес, — в голосе Эссуа Маранте появился упрёк, мужчина качнул подбородком в сторону сжавшейся Моники и Эрнарда, уставившегося в стену безразличным взглядом. — Не стоит показывать свои чувства и мысли, тем более, при посторонних.

— Маме ты то же самое сказал перед тем, как отправить в тюрьму? — вспылила наёмница, вынув откуда-то из складок плаща кинжал.

— Твоя мать сама выбрала свою судьбу, — ответил судья безразлично, а затем уже прямо указал на Нику. — Представь мне своих спутников.

— Это Ника, ученица Лиги, а это… эм… как тебя зовут-то? — Инес несколько раз помахала рукой перед лицом Эрнарда, привлекая его внимание, но он остался безразличным.

— Это Эрнард, мой друг, — тихо сказала Ника, уже всерьёз беспокоясь за состояние бывшего босса.

— Он меня не интересует, — пренебрежительно махнул ладонью судья и наставил палец на Монику. — Ты… как твоё полное имя, фамилия?

— Меня зовут Моника Гордиан, — девушка ещё ни разу в Рилантии не назвалась полным именем, но под жёстким взглядом Эссуа Маранте не стала лукавить или умалчивать — он всё равно узнал бы всё, что пожелает, при его-то полномочиях.

— Сестра Динстона Гордиана? — уточнил мужчина, прищурившись. Ника кивнула и увидела, как в глазах верховного судьи блеснул интерес. — Передашь брату, что я узнал имя. Кеван. Кеван Гордиан.

— Вы знаете Кевана? — Ника не ожидала услышать имя брата, поэтому растерялась и пошатнулась от удивления.

— Мы не знакомы лично, но именно он консультирует советника короля по вопросам воздействия выбросов сырой магии на рождение бизаров и перевёртышей, — кивнул верховный безмолвный судья и пригвоздил Нику взглядом к полу. — Как оказалось, Кеван — гениальный целитель и добрый друг короля.

— Мой Кеван? Вы, наверное, что-то путаете, — девушка снова покачнулась, вцепилась пальцами в рукав пальто Эрнарда и едва устояла на ногах. — Кеван работает в целительском корпусе Венитара, в Кадарии. Он не может быть другом рилантийского короля.

— Ещё кое-что. Динстону будет интересно, что невестой Кевана была Алиена Гриффи, — ошеломил судья Монику очередной подробностью, в которую даже верить не хотелось. — Она погибла несколько месяцев назад в своём родовом имении — несчастный случай.

— Да уж… несчастный… случай…

Ника вспомнила своё похищение, родовое кольцо, брошенное ей в подвале того самого имения, стеклянный взгляд Алиены, ставшей жертвой собственного смертельного артефакта, и чуть не задохнулась от мысли, что эта самая женщина была как-то связана с Кеваном. С тихоней Кеваном, который всегда был спокойным и отрешённым, который никогда не вмешивался ни во что, ему и дела не было до политики, до мелких дрязг, да вообще ни до чего не было дела. Его заботили только лечебные порошки и заклятья. И этот Кеван вдруг оказался не только женихом Алиены, но и другом короля враждебной страны, консультантом его советника… и тем самым предателем, о котором говорил Кайдо.

— Что с вами, Моника? Вам нехорошо? — любезно поинтересовался судья, наблюдая за тем, как Ника жадно хватает воздух и беспомощно скребёт пальцами грудь под кожаным дублетом.

— Мне нужно на свежий воздух, — пробормотала она прерывисто. — Эти стены давят на меня, не могу дышать…

— А вот это скверный признак, инорина, — равнодушно изрёк Эссуа Маранте, нажав на рычаг под столом. Одна из стен начала расходиться в стороны, открывая длинный коридор, вытесанный из того же самого серого мрамора. — Это ведь не простой мрамор — не чета розовому и красному — его добывают в карьерах рядом с разломами. Этот невзрачный камень защищает от выбросов и наведённых заклятий, от подслушивающих амулетов и следящих чар, от действия артефактов и от лишних глаз.

— Выпустите меня! Мне плохо! — закричала Моника, бросившись к двери, которая оказалась заблокирована.

— Инес, помоги девушке, кажется, у неё истерика, — безмолвный судья повернулся к дочери, указал рукой на коридор и приглашающе махнул ладонью.

— Что всё это значит? — спросила наёмница, глядя в глаза отца.

— Я не могу сейчас пойти против советника короля, но, поверь, всё будет хорошо, — на лице Эссуа Маранте не единый мускул не дрогнул, он стоял с безразличным выражением, будто не отправлял собственную дочь в тюрьму Храма правосудия, из которой никто никогда не выходил живым. — Уже скоро мы сможем навести новые порядки в Рилантии.

— Ты предал свою страну, — в голосе Инес сквозили горечь и ярость, обида и разочарование. — Предал меня?

— Поверь, так нужно, — коротко бросил судья, но теперь он выглядел уже не таким уверенным в своих словах.

Моника отчётливо ощущала его сомнения, но не могла сейчас думать о судье, ведь её собственная жизнь, кажется, окончательно разрушилась, рассыпалась как пепел от горящей бумаги. Рилантийские кружева, самые красивые в мире, которые сами по себе — уже произведение искусства, оказались фальшивой пародией на красоту. За глянцевыми фасадами и величественными статуями столицы Рилантии скрывались гниль и вонь трущоб, а те, кто должны были обеспечивать безопасность и следить за исполнением законов, сами оказались ничем не лучше бандитов и скорых на расправу убийц.

— Ты сгноишь меня в тюрьме, как маму? — прорычала Инес, так и не решившись и не пустив в ход кинжал, который до сих пор держала в руке. — Закроешь там навсегда, а сам и дальше станешь изображать справедливого судью?

— Хотя бы раз сделай так, как я говорю, — устало ответил безмолвный судья, качнул головой и прикрыл веки, будто в ожидании удара. — Пожалуйста.

— А где все твои холуи? — с вызовом бросила наёмница, шагнув к отцу и склонившись над его столом. — Почему не сковывают мне руки и не отбирают оружие?

— Я не отдал приказ об аресте, я прошу тебя добровольно пройти по этому коридору, — Эссуа Маранте распахнул веки, посмотрел на дочь, резко перевёл взгляд на свисающую с потолка люстру, а затем снова вернулся к Инес, качнув головой и явно намекая, что не всё так просто.

Наёмница несколько мгновений изучала лицо отца. Затем она покосилась на люстру, подхватила с одной стороны Монику, с другой Эрнарда, и быстрым шагом двинулась по коридору ни разу не обернувшись на кабинет верховного безмолвного судьи. Ника шагала рядом с Инес, пытаясь хоть как-то поймать разбегающиеся мысли. Перед глазами то и дело вставало лицо Кевана, его лёгкая улыбка и добрый взгляд. Потом Моника снова видела ту самую лабораторию, в которой когда-то разбила неуязвимый фиал с вплетённым заклятьем слабости — раньше она считала, что всё в той лаборатории принадлежало Райану, но это не так. Они ведь делили её на двоих, два брата, близнецы и соратники, такие заботливые и великодушные.

Моника не желала верить, но теперь надпись на листке, прикреплённом к фиалу, отпечатывалась в памяти: «Отправить в Храм правосудия, лично в руки безмолвному судье Эссуа Маранте». Неужели Кеван уже тогда хотел навредить отцу Инес и именно поэтому в его лаборатории появился тот самый фиал? Райан, конечно, всё уладил, оправдал и Кевана, и его опыты, сказав, что хотел изучить этот артефакт, но Ника уже не знала, кому можно верить. Замешан ли Райан, или он просто по привычке прикрыл спину брата?

Коридор никак не заканчивался, и Моника вдруг поняла, что и Храм правосудия, и эта самая тюрьма для особо опасных преступников являются пристройкой к королевскому дворцу. Те самые невзрачные мраморные стены, которые она видела с набережной, оказались тюрьмой. Надо же, как удобно, должно быть: дворец правителя и тюрьма настолько близко, что любой нарушитель королевского режима отправится в серые застенки Храма со следами от подушки на лице — настолько мало времени займёт этот путь.

Переключившись на эту мысль, Моника вдруг хихикнула, представив напыщенного перевёртыша из допросной комнаты в подштанниках и мягких тапочках среди этих стен. Эта картинка так живо нарисовалась в воображении девушки, что она чуть не расхохоталась в голос. Неужели очередная истерика? Нике не хотелось показывать перед стражниками или безмолвными исполнителями свою слабость, но она не могла ничего с собой поделать. Даже вид молчаливых мужчин в капюшонах, появившихся в конце коридора, не смог заставить Монику перестать хихикать. Вряд ли серый мрамор стен тюрьмы хоть раз видел смеющихся арестантов — и снова едва сдерживаемый смех, который девушка уже даже не пыталась унять.

— Тяжко, наверное, вам аристократам — слабая душевная организация и нервы ни к мунду… — процедила Инес, повернув голову к Нике. — Держи себя в руках, ученица, вряд ли мастеру понравилась бы твоя истерика.

— Я просто, ик… просто… — Моника согнулась пополам, заставив остановиться всю троицу. — Не могу… представила Тилио Партано из департамента контроля над магами, ик… в подштанниках и с перьями на волосах.

— А, эти, — скривилась наёмница и понимающе кивнула. — Я бы весь департамент распустила, а самых рьяных как раз-таки сюда и засунула, — она посмотрела на камеру, напротив которой остановилась Ника, и обратилась к встречающим исполнителям. — Эй, уважаемые, а нам можно любую камеру на свой вкус выбрать? Мне вот эта нравится.

— Эта камера уже занята, — проговорил один из безмолвных, изрядно удивив Монику, которая действительно думала, что безмолвные исполнители не имеют голоса.

— Ничего-ничего, — добродушно улыбнулась Инес, толкнула Нику в бок и заставила посмотреть в сторону камеры. — В тесноте, да не в обиде, правда же, Моника?

— Это же… я же… — девушка увидела в маленьком окошке силуэты двух мужчин, но не сразу поняла, что их лица ей знакомы. Встретившись взглядом с женихом, она вздрогнула и побледнела.

— Вот видите, и ученица моя согласна потесниться, — ответила за неё наёмница и снова толкнула Монику локтем.

— Не положено, — отрезал безмолвный исполнитель и нахмурился.

— Для дочери верховного судьи можно сделать исключение, — улыбка на лице Инес стала ласковой, и такой открытой, что даже Эрнард встрепенулся и потянулся к наёмнице. — Я же, так сказать, сама по доброй воле сюда пришла, без сопровождения и наручников, — пропела девушка, отодвинула от себя Эрнарда и подмигнула безмолвному исполнителю, пользуясь впечатлением, которое её внешность производит на мужчин. — Ну кому какая разница? Здесь или в другой камере — мы ведь всё равно уже не выйдем.

— Как хотите, — пожал плечами исполнитель, открыл замок на металлической двери и пропустил троицу в камеру. — Указаний насчёт вас и вправду не поступало.