Ника, Эрн и осколки кружев (СИ)

Глава 18

Первую половину дня Моника ещё пыталась занять себя мыслями и разговорами с женихом, но уже к вечеру поняла, что долго в замкнутом пространстве не выдержит. И ладно бы они с Арнаном были одни, так ведь помимо них в камере находились ещё три человека, пусть не совсем посторонних, но и не настолько близких, чтобы можно было расслабиться и пошептаться с женихом. А уж о том, чтобы без смущения посетить уборную, которая отделялась невысокой перегородкой, и речи не было. Устав от этого тягостного ожидания, Ника поймала взгляд наёмницы и приблизилась к ней.

— Как думаешь, мы здесь надолго? — спросила она, усевшись рядом с Инес на холодный пол. — В смысле, зачем твой отец отправил тебя в тюрьму?

— Его мотивы мне неизвестны, как и тебе мысли твоего брата, — наёмница склонила голову к плечу и покосилась на Динстона. — С родственниками всегда так: сначала кажется, что ты знаешь их характер и поведение в мельчайших подробностях, а потом они удивляют тебя.

— Здесь так мрачно… ни окон, ни хоть какой-то лавки, чтобы присесть или прилечь, — пожаловалась Ника, не зная, о чём ещё поговорить с Инес, которая всем видом демонстрировала безразличие к окружающей обстановке, словно ей не привыкать коротать время в камере.

— Это ты ещё не была в подземной тюрьме, — хмыкнула наёмница и неопределённо повела рукой. — Эти камеры для временного пребывания — пока решается судьба преступника, он ожидает решения суда именно здесь. В подземном уровне всё намного хуже, поверь мне.

— Ты была там? — почему-то шёпотом спросила Моника, прижавшись теснее к Инес.

— Однажды, — так же тихо ответила она. — Навещала мать после суда.

— Она ещё… — девушка прикусила язык и замолчала, не договорив.

— Жива, наверное. Но знать не хочет ни меня, ни отца, что совершенно не удивительно, — наёмница поймала заинтересованный взгляд Ники и усмехнулась. — Хочешь услышать душещипательную историю? С подробностями вроде того, как я цеплялась за платье матери и рвала на себе волосы от ужаса? Тут я тебя не смогу порадовать, — злая усмешка на губах Инес растаяла, превратившись в бесстрастную маску. — Моя мать — бизар, одна из тех, кто всегда смотрел свысока на простых людей и магов. Однажды ей стало мало раболепия слуг, и она решила, что будет очень весело снять ошейники с домашних магов, — теперь губы наёмницы сжались в тонкую линию, а в её лице словно ни кровинки не осталось — настолько сильно она побледнела. — Мать неделями наблюдала, как они сходят с ума и пытаются убить себя. Отец узнал об этом уже после того, как пришло обвинительное письмо в Храм правосудия — он всегда был слишком занят, чтобы обращать внимание на то, что творится в его собственном доме.

— Но ты злишься на него. Не на мать, которая довела живых людей до безумия, — Ника помотала головой и шумно выдохнула. — Я ведь слышала ваш разговор, хоть и сильно отвлеклась на новость о Кеване.

— Злюсь, конечно. Уделяй он больше времени матери, она бы не стала искать развлечений подобным способом, — в голосе Инес появились обвинительные нотки — она и в самом деле считала, что именно отец виноват во всём, что случилось с её семьёй. — И вообще, он мог увезти её подальше от столицы и запереть в одном из имений, а не в тюрьме.

— Инес, твоя мать чудовище, разве ты сама этого не видишь? — выпалила Моника, не задумавшись о том, что эти слова могут ранить девушку, да и не походила Инес на ранимую тонкую натуру с чувствительной душой.

— Как и ты не видишь, что твой обожаемый братец манипулирует тобой, — резко ответила наёмница, ничуть не обидевшись. — Он ведь нарочно не говорит тебе всей правды, чтобы ты оставалась зависимой от него. Думаешь, он просто так привёл с собой твоего жениха и друга? Ха! Он намеренно привязывает тебя к себе, — Инес склонилась к Нике и добавила доверительным тоном. — Знаешь, мне Кайдо кое-что рассказал. И если ты сумела преобразовать сырую магию, выжить и не сойти с ума, то Динстон Гордиан точно знает, что делает.

— О чём ты? — спросила Моника, бросив быстрый взгляд на Динстона, который делал вид, что ему совершенно не интересно, о чём они шепчутся.

— Твой брат сказал, что у него уже есть всё что нужно: власть, семья и что-то там ещё, — хмыкнула Инес, пожала плечами и мотнула головой. — Но мы обе знаем, что власти никогда не бывает мало. И разве не станет могущественней тот, рядом с которым аномальный маг, способный разрушить границу между странами, уничтожить любых врагов, стать символом и гарантом безопасности и безграничных возможностей?

— Ты точно про меня говоришь? — скептически уточнила Ника, указав на себя рукой. — Я всего лишь Моника, дочь бывшего посла и невеста аномального мага-артефактора.

— Вспомни тот разлом и магию, хлынувшую в твоё тело, — зловещим шёпотом произнесла наёмница, почти прижавшись лицом к лицу Моники. — Сколько её было, той магии? Думаешь, так просто за тобой департамент пришёл, когда ты в Сольерском каньоне сырую магию переработала?

— Я думала, что есть какие-то уловители магии, или что-то в этом роде, — нахмурилась Ника и отодвинулась от Инес. — Раз уж использование магии запрещено, то должен быть и контроль.

— Контроль… в столице стоят «уловители магии», как ты их назвала, а кому есть дело до Мисольи? — наёмница скривилась и презрительно прищурилась, всем видом показывая, насколько ей противна сама мысль о том, чтобы оказаться в Мисолье. — Убогий городишко на отшибе страны мало кому интересен, а всё же за тобой пришли.

— Но я ведь даже не маг в обычном понимании этого слова, я нулевик, — возразила Ника, не понимая, чего добивается от неё Инес.

— Нулевой резерв — это не всегда плохо. Вот ты аномальная, бизар, — словно ребёнку пояснила наёмница, не желая менять тему и отпускать Монику обратно в объятия жениха. — А знаешь, до какого ранга ты свой резерв растянуть можешь под выбросами?

— До пятого? — назвала Ника самый высокий ранг из существующих. Поймав ироничный взгляд Инес, она недоверчиво распахнула глаза и вспомнила заклятье «фортура», которое Арнан использовал во время похищения — это заклятье было из тех, что приписывают не существующему ныне седьмому рангу. — Неужто седьмого?

— До двенадцатого, — жёстко припечатала наёмница.

— Так не бывает! — ахнула Моника и вскочила с пола. Она сделала шаг назад и затрясла головой, не желая верить в слова Инес. — Выше седьмого ранга не существует!

— Это ты в книжках умных вычитала или сказал кто? — наёмница выгнула бровь и встала вслед за ней. — В Рилантии во время выброса бизары вроде тебя могут растягивать резерв до двенадцатого ранга без ущерба для своей ауры. Представь только — ты будто мыльный пузырь растёшь, тянешься в стороны.

— А потом лопаюсь, — хмуро буркнула девушка. — Представила, не полегчало что-то.

— Твоя задача — выбросы впитать, переработать и выпустить обратно, — пожала плечами Инес и нацепила на лицо вежливо презрительную улыбку, по которой Моника сразу догадалась, что Динстон уже не изображает незаинтересованность, а стоит прямо за её спиной, с интересом слушая окончание разговора.

— И много таких аномальных было, которые выбросы переработать могли? — спросила она у наёмницы, надеясь, что брат не станет переводить тему, чтобы уберечь Нику от излишних переживаний, или что он там себе в голову вбил.

— Сколько бы ни было, теперь их нет, — мрачно ответила Инес. — Ты единственная, поэтому и тягают тебя с самого детства в Рилантию.

— Я наткнулся на записи Кевана четыре года назад, — голос Динстона заставил Монику вздрогнуть. — Мне тогда показалось, что это теоретические исследования, как часто бывает у людей, увлечённых магическими науками. Но мысль о новых видах магов меня не оставляла, и я принялся копать. Ты меня знаешь, стоит только поймать ниточку, я непременно доберусь до корзины с клубками.

— Так и есть, — шёпотом сказала Ника, боясь спугнуть Динстона, который вдруг решил поговорить откровенно и без утайки.

— Я не сразу понял, что исследовал Кеван не столько аномальных магов вообще, сколько одного единственного человека, которого в своих записях называл «уникум». Такие бизары рождались только на территории Рилантии, чему способствовали выбросы сырой магии, — Динстон заложил руки за спину и принялся расхаживать по камере, натыкаясь на стены через два-три шага — пространства здесь на большее не хватало. — Кеван проделал очень кропотливую работу, досконально изучил всех известных бизаров с умением перерабатывать сырую магию. Возможно, именно тогда он сблизился с Лирейной, которая разрабатывала зелья на основе всё той же сырой магии.

— А что такое эта сырая магия вообще? — спросил Эрнард, поймал предупреждающий взгляд Моники и затих, опустив глаза в пол.

— Высококонцентрированная энергия, вырывающаяся из глубин мира. Мы не знаем точно, когда и почему возникли разломы, но именно их изучение позволило Ганеусу Великому — основателю законов магии — развить свой резерв до седьмого уровня. На тот момент это был наивысший ранг, при котором можно было пользоваться магией и не погибнуть от отдачи.

— «Диисас» именно для этого, да? — спросила Моника, осенённая очередной догадкой. И как она раньше не поняла, ведь Райан ей буквально те же слова сказал, когда устранял остаточные магические всполохи после того, как она разбила неуязвимый фиал в их с Кеваном лаборатории. — Не просто для того, чтобы устранить магические следы, а чтобы остатки сырой магии не витали в воздухе?

— Умница! Всё так, — кивнул Динстон, замер на половине шага и резко обернулся к сестре. — А теперь вспомни, что случилось семнадцать лет назад, перед тем как тебя похитили.

— Вы с отцом играли в дорелль, помнишь, у нас был набор из янтаря, который потом куда-то исчез? Это было через неделю после моего дня рождения, шёл дождь, я стояла у окна и следила за каплями на оконном стекле, — Ника зажмурилась, вспоминая один из самых печальных моментов — тот самый, когда младший из братьев поставил крест на мечтах и надеждах маленькой шестилетней девочки. — Тарит тогда сказал мне: «Ты никогда не станешь магом, Ника. Если магия не проявила себя до пяти лет, то её просто нет и не будет».

— И что случилось после? — вкрадчиво спросил Динстон, обошёл сестру и встал позади неё. — Забыла?

— Не знаю… я просто стояла у окна, — девушка обхватила себя руками, сгорбилась и опустила голову. Она не хотел вспоминать, не хотела возвращаться в тот вечер, когда узнала, что не станет магом, не зажжёт на ладони огненные цветы и не раскрасит цветными всполохами ледяные струи. — Помню ветер и дождь, помню, как вы рассмеялись — Михар обыграл тебя, а ты не желал сдаваться. Райан успокаивал тебя, говорил, что отыграешься завтра. Кевана не помню, он всегда был молчаливым и отстранённым.

— Дальше, мелкая, — Динстон положил ладони на плечи Ники и легонько сжал их. — Дальше вспоминай!

— Я не помню, — помотала она головой, не желая и дальше копаться в прошлом. — Зачем ты это делаешь?

— Затем, что ты разнесла гостиную, расплавила те самые фигурки из янтаря, которые тебе так нравились, — жёстко проговорил мужчина, разворачивая сестру к себе и вглядываясь в её лицо. — Ты покалечила Михара, впечатала Райана в стену, а Тарита вышвырнула в окно.

— Нет! — отшатнулась Моника, пытаясь заткнуть уши. — Этого не было!

— Было! А на следующий день тебя похитили, — Динстон не отпускал сестру, не давал ей шанса отойти или попытаться избежать этого тягостного разговора. — Понимаешь? У них было не больше суток на подготовку, и они успели. Будто только этого и ждали.

— Динстон, ты ошибаешься, — прошептала девушка. — Я не могла совершить такое. Не могла навредить вам.

— Сестрёнка, в тот вечер твой резерв растянулся до пятого ранга. В бальном зале дворца на моей фальшивой свадьбе ты использовала заклятья седьмого ранга, — продолжил Динстон, словно не замечая, как его слова действуют на Монику. — А в Мисольском каньоне твой резерв превысил все известные категории. Мой считыватель просто взорвался.

— И что дальше? Что со мной будет? — спросила Ника, затравленно оглядываясь и пытаясь отыскать хоть какой-то ориентир, чтобы не соскользнуть в пучину безумия подобно магам, сорвавшим с себя ошейник.

— Напомни-ка мне, Инес Маранте, мастер лиги и дочь верховного безмолвного судьи, до какого ранга сдерживают магию стены тюрьмы Храма правосудия? — обратился мужчина к наёмнице, подозвав жестом Арнана и передав в его руки ошеломлённую сестру, которая была не просто на грани нервного срыва — она буквально источала волны паники и ужаса.

— Наземная тюрьма до седьмого, подземная — до двенадцатого, — мрачно ответила Инес, вглядываясь в лицо Динстона так, будто искала в нём хоть какой-то намёк на сочувствие к сестре или же капельку человечности.

— Именно так их и строили, для защиты от разбушевавшихся бизаров, зажравшихся перевёртышей и прочих асоциальных личностей, — довольно усмехнулся Динстон Гордиан, заложил руки за спину и вскинул подбородок. — И вот вопрос: почему мой младший брат, Тарит Гордиан, оказался в подземной тюрьме? Чем он так напугал верховного судью, короля или его советника?

— Тарит тоже в тюрьме? — ужаснулась Моника, выхватив из разговора имя брата, о котором ни на миг не забывала, но надеялась, что тот сумел выбить себе тёплое местечко с его-то подвешенным языком и манерами.

— А ты решила, что я сюда пришёл чтобы, как выразилась твоя спутница, «на темницу Храма правосудия изнутри полюбоваться»? — на лице Динстона так отчётливо проступило самодовольное выражение, что Моника едва удержалась, чтобы не зарядить по этой нахальной физиономии кулаком. — Конечно, у меня был план, в котором ты должна сыграть главную роль. Как только нас навестят Кеван или Витторио Гвери, ты разрушишь эти стены, которые до сих пор являлись символом нерушимости власти.

Динстон явно ожидал оваций или заверений в его гениальности, но Моника смотрела потрясённым взглядом, в котором было больше возмущения, чем благодарности. Он снова хочет использовать её. Снова решает, что Ника должна делать, а что нет. Девушка повернулась к Эрнарду, вспомнив его рассказ после несостоявшейся свадьбы брата. Откуда ему были известны подробности жизни бывшего военного советника Кадарии — Витторио Гвери? Как владелец агентства по перевозке артефактов в провинциальном Лодваре оказался в курсе, что Витторио основал закрытые пансионы для обучения аномальных магов и перевёртышей? Неужели Динстон посвятил Эрнарда в историю своей первой любви с такими подробностями?

— Эрнард, я хочу кое-что спросить у тебя, — сказала Ника, заметив и нахмуренное лицо брата, ожидавшего другой реакции, и напряженную позу Арнана, который ждал от невесты обвинений. — Можешь и дальше изображать, будто ты так заинтересован рисунком на мраморе, просто ответь. Наше с тобой знакомство было случайным?

— Что? Конечно случайным! — Эрнард вскинул голову, отчего спутанные кудряшки взметнулись вверх. — Почему ты спрашиваешь об этом?

— Ты был посредственным начальником, который чудом не развалил дело, ты самолюбив, заносчив и тщеславен. Ты сам признался, что выбрал Лодвар, только потому что хотел сделать больно брату, — Моника смотрела на самолюбивого бывшего босса, смотрела на преувеличенную театральность его движений и демонстративно прижатые к груди руки. — Ты безответственен, и единственное, что тебя заботит — то, какое впечатление ты производишь.

— Эй, так не честно! — воскликнул он, отлепился от стены и сморщил лицо. — Я думал, мы друзья.

— Так вот, при всех своих качествах ты каким-то образом стал доверенным лицом военного советника короля, оказался в курсе подробностей его личной жизни, а после вдруг получил должность помощника Михара в Управлении магического правопорядка, — продолжила Ника, не обращая внимания на якобы уязвлённую гордость Эрнарда. — Мне одной кажется, что слишком уж много противоречий?

— Всё совсем не так! — Эрн подскочил к девушке и попытался ухватить её за рукав, но Моника оттолкнула его. — Послушай, ты ошибаешься!

— В чём же? Ты рассказал мне, что Витторио сменил имя младшей дочери и отправил её в закрытый пансион для одарённых магов. Ты откуда-то узнал, что некий тайный покровитель помог сбежать Алиене из лечебницы Святого Антонелла, — перечисляла Ника те факты, о которых не рассказывают мимоходом — о них можно узнать только из приватной беседы с тем, кто готов делиться сведениями. — А ещё я чуть не упустила одну маленькую деталь: помнишь в «Мельхиоре» ты говорил, что магические перевёртыши — чудовища и монстры? А потом вдруг оказалось, что тебе известно, что от союза перевёртышей и магов рождаются бизары — одарённые маги, гении.

— Хочешь и меня в предатели записать? — отшатнулся от неё мужчина, перестав изображать шута на ярмарке. — Ты же меня знаешь!

— Я думала, что и братьев своих знаю… — вздохнула Ника и прикрыла веки, не желая смотреть ни на кого из присутствующих. Злость на брата ушла, как и злость на Эрнарда и Арнана, не желавшего обсуждать при посторонних важные для неё темы. Появилось опустошение — бесконечная усталость от интриг, заговоров и лжи. Она отвернулась и прижалась лбом к холодному мрамору. — Я больше никому не верю.