Сознание возвращалось к Монике рывками: вот она слышит яростный крик Динстона, а потом вдруг тишина; затем до Ники доносится шёпот Кевана и бесстрастный голос Арнана, и снова тишина. Когда девушка окончательно пришла в себя и открыла глаза, она увидела Кевана — у него была разбита губа, на левой челюсти набухал синевой огромный кровоподтёк. Брат заметил взгляд Моники, слабо улыбнулся и приложил палец к губам, явно намекая на то, что Нике стоит послушать разговор рядом с ней. А послушать было что — Динстон продолжал изрыгать проклятия в сторону Арнана, бесясь от того, что жених Моники почти не реагирует на его выпады.
Такой он Арнан: чем сильнее эмоции, тем старательнее он их прячет, скорее по привычке, чем осознанно. И не мудрено — когда твой отец, член совета магов, пытается выжать из тебя магическую искру при нулевом резерве, приходится учиться скрывать истинные чувства. Любая уязвимость развязывала руки отцу, который будто только и ждал очередной промашки, желая надавить побольнее и использовать слабости Арнана против него. Моника снова вспомнила тихую грусть в голосе любимого, когда он говорил о своём детстве… тогда в съёмных апартаментах лучшей гостиницы Лодвара Арнан впервые открылся ей, показал свои чувства, но она не поняла этого.
— Что-то интересное? Ты так пристально смотришь на свою сестричку, будто хочешь взглядом дыру прожечь, — раздался где-то рядом с Никой голос Татии Кревено. — Признаться, я удивлена, что она до сих пор жива… с её-то взбалмошностью и недалёкостью.
— Ты! — вскрикнул Динстон и направил свою злость на фиктивную невесту. Моника повернула голову и прикрыла глаза, наблюдая за братом сквозь ресницы. — Где твой отец⁈
— Провалился в разлом, переломав перед этим ноги и руки, — ответила Татия безразличным голосом, а Моника задумалась, притворяется бывшая подруга или ей действительно нет дела до смерти отца.
— Уверена, что он мёртв? — спросил Динстон, прищурившись и вглядываясь в Татию.
— Земляной вал его буквально перемолол, как курицу перед обедом, — сообщила она ужасные подробности всё с тем же безразличием.
— Почему ты здесь? — Динстон будто бы не знал, куда деть руки — он двигал ими слишком активно, то сжимал кулаки, то потирал пальцы.
— А где мне ещё быть? Я следила за Кеваном, как ты и просил, он ринулся в портал, а я за ним, — Нике не было видно лицо Татии, но она подозревала, что бывшая соседка сейчас закатила глаза и приподняла верхнюю губу, беззвучно фыркнув. — Можно подумать, мне больше делать нечего, кроме как следить сначала за твоей сестрой, а потом за братом. Что дальше прикажешь делать? Сопровождать твою мать в уборную?
— Ты омерзительна, — буркнул Динстон и сместился в сторону. — Даже странно, что ты не сбежала.
— Уверяю тебя, женишок, это взаимное чувство, — ядовито заметила Татия. Моника снова пожалела, что не может закатить глаза — на фоне этой перепалки, которая подозрительно похожа на выяснение отношений, Ника даже забыла про боль, которая вроде бы действительно утихла.
— Ой, да вы оба друг друга стоите, два омерзительных, циничных и эгоистичных человека! — заявил Эрнард недовольно.
— Помолчал бы, — вскинулась Татия, появившись в поле видимости Моники. — Сам-то ты чем лучше? Обманывал единственную подругу, шпионил и притворялся, — она скривила губы и наставила палец на бывшего босса Ники. — Ты такой же, Эрнард.
— А что это у вас на руках? — спросил Эрнард вместо ответа. Моника чуть скосила глаза, пытаясь увидеть то, на что указывает мужчина, и удивлённо распахнула веки. — Ого! Да вас сырая магия пометила! Похоже на метку Ники, но рисунок совсем другой.
— И у тебя магическое клеймо, — ошеломлённо проговорила Татия, обернулась к Динстону и пожала плечами. — А… э-э-э… что происходит?
Моника поднесла к глазам обе руки и увидела, что на её левой руке появилось магическое клеймо, не такое, как на правой, а изящное и будто даже ажурное — тонкая полоска, так похожая на рилантийское кружево. Залюбовавшись узором, Ника не сразу заметила, как Арнан трогает пальцем своё запястье с абсолютно такой же меткой. Моника опустила руки, вспомнив, что изображает беспамятство, украдкой покосилась по сторонам и вздохнула — она лежала посреди поля боя. В королевском саду не осталось следов лабиринта из живой зелени: земля будто изломана и накрошена сверху рукой безумного архитектора.
— Вижу, никто из вас не увлекался историей магии, — проговорил Тарит, тихонько рассмеялся и подмигнул Монике, заметив, что она уже пришла в себя и крутит головой по сторонам, ужасаясь разрушениям в некогда красивом саду. — Я бы рассказал вам сейчас, что это за клеймо и почему оно идентичное на запястьях Динстона и Татии, у Арнана и Моники другой рисунок, но их метки тоже идентичны…
— Ну⁈ — нетерпеливо воскликнула Татия, взмахнув рукой. — Так чего же ты тянешь?
— Посмотрите в сторону дворца, — Тарит указал на что-то позади Моники и склонил голову к плечу. — Видите, это Верховный безмолвный судья, который уже взял под контроль армию Витторио Гвери и отчаявшихся безмолвных исполнителей, — младший из братьев Гордиан сложил руки за спиной, качнулся на пятках и скривил уголок губ. — Если включить логику и вспомнить о мотивах Эссуа Маранте, сейчас он придёт нас арестовывать.
— За что? — вскинулся Эрнард, потеребив опалившийся от избытка магии ошейник.
— Хм… дай-ка подумать, — Тарит прижал палец к губам и нарочито медленно продолжил. — Мы разрушили половину королевского дворца, уничтожили темницу Храма Правосудия, которая являлась гарантом нерушимости власти. Так же мы устроили государственный переворот в соседней стране, практически обезглавив рилантийскую армию в столице же Рилантии, — брат оседлал любимого конька, найдя благодарных слушателей. — Если вам и этого мало, я могу добавить побег из тюрьмы, убийство военного советника короля, открытие разлома в Саранте.
— Но Эссуа Маранте же на нашей стороне… — Эрнард с сомнением покосился в сторону дворца и снова потёр ошейник. Ника невольно проследила за взглядом бывшего босса: стены дворца устояли, но окна зияли пустыми проёмами, разбитые стёкла щерились острыми гранями, а сияющие крыши дворца, когда-то яркие и величественные, почти полностью осыпались на землю.
— Он на своей собственной стороне, — веско припечатал Тарит, повернулся к Инес и прищурился. — И единственный вопрос, на который у меня нет ответа: на чью сторону встанет Инес Маранте. Инорина?
— А ты, смотрю, самый умный, да? — спросила наёмница с раздражением. — Разгадал отцовские намерения, нашёл слабое звено в вашей милой почти семейной компании, — её голос сочился ядом, а верные кинжалы вертелись в руках с немыслимой скоростью. — И ведь на вид не скажешь, что в такой юной голове прямо-таки кладезь полезной и интересной информации.
— Я люблю читать. В основном — исторические хроники, — пожал плечами Тарит, улыбнулся детской почти наивной улыбкой и пригладил волосы пятернёй. — Учиться на ошибках королей и прочих приближенных к власти, следить за тем, как раз за разом повторяется история, которая никого ничему не учит — что может быть интереснее?
— Сразу видно, что ты отпрыск дипломата: уклончивый, осторожный, тактичный до отвращения. Я росла среди политиков и тактиков — на меня твои речи и ужимки не действуют, — Инес убрала кинжалы и растянула губы в притворной улыбке. — Отвечу на твой вопрос: я не займу ничью сторону. Я — мастер Лиги Трилистника, и мне плевать, казнят вас всех или кого-то одного.
— Благодарю за честный ответ, инорина, — чопорно поклонился ей Тарит, обернулся к остальным и развёл руками. — Эссуа в сотне шагов от нас. Вы готовы услышать обвинения?
Ника попыталась встать, зашипела от боли и откинула голову на землю. Ей не хотелось предстать перед Верховным судьёй беспомощной, но резкая боль в животе быстро остудила пыл. Нике казалось, что про неё все забыли, решая важные вопросы и играя в политиков. Братья так старались утереть нос друг другу и своим врагам, что даже не подошли поинтересоваться, как себя чувствует их единственная сестра. Да и Арнан хорош — зачем-то ввязался в эти игры, позволил Динстону взять с себя клятву, отталкивал Монику и даже чуть не умер дважды по указке старшего из братьев Гордиан.
— Подожди, я помогу тебе подняться, — Арнан оказался рядом почти мгновенно, упал рядом с Никой на колени и сначала приподнял её за плечи, а затем поставил на ноги, удерживая девушку под мышки.
— Я думала, вы про меня забыли, — обиженно сказала Моника, опёрлась спиной на грудь Арнана и прикрыла глаза, сдерживая стон боли. А ведь она, как ни странно, очень подходит к обстановке — израненная земля с трещинами разломов так похожа на Нику сейчас… слабая, истерзанная и поникшая.
— Разве можно забыть про тебя, девочка моя? — тихонько прошептал ей на ухо Арнан. — Я видел, как ты пришла в себя, наблюдал за движением твоих ресниц и за тем, как ты неумело изображала беспамятство, — он повернул голову к Кевану и поинтересовался. — Ты ей что-то дал?
— Лёгкое заживляющее зелье, оно ускоряет регенерацию, но на это потребуется чуть больше времени, — ответил Кеван, потрогал разбитую губу и скривился. — Передозировка сильнодействующей настойки не предполагает использование чего-то действенного, да и нет у меня ничего другого — всё отобрал Гвери.
— Сколько времени потребуется? — уточнил Арнан, погладив Нику по щеке.
— Неделя, может две, — Кеван покачал головой и развёл руки в извиняющем жесте.
— Спасибо, это лучше, чем ничего, — проговорил Арнан, сильнее прижал Монику к себе и развернулся вместе с ней к Верховному судье, который шагал по разрушенному королевскому саду с видом великого благодетеля.
— Подождите! — вскрикнула Моника, повернула голову к Кевану и затараторила.— –Я хочу знать, почему Кеван предал нас. Почему ты действовал заодно с Витторио Гвери?
— Это длинная история… не уверен, что у нас достаточно времени, — негромко ответил Кеван, опуская взгляд. Он поддел носком сапога попавшийся под ноги цветок, наклонился и поднял его, прижав к лицу и вдыхая аромат — даже здесь среди хаоса и разрушений он продолжал видеть красоту.
— Хотя бы кратко ты можешь сказать? — едва сдерживая слёзы попросила она брата, желая разобраться с этим вопросом до того, как их снова разделят. И снова подумала о том, какой Кеван всё-таки чувствительный и сентиментальный — непросто ему пришлось в тени братьев с их лидерскими замашками и претензией на гениальность.
— Мне было пятнадцать, я был юн и влюблён в свою сокурсницу. Мне казалось, что мы созданы друг для друга, — начал Кеван, осторожно разглаживая пальцами смятые лепестки и не поднимая глаз. — Витторио Гвери ожидал аудиенции у отца, чтобы заключить нашу с Лирейной помолвку, когда ты разрушила половину особняка. После этого всё изменилось — я сказал Витторио о твоём потенциале и всерьёз верил, что это повысит мои шансы на брак с его дочерью. Наши с Лирейной матери — перевёртыши, наследственность хорошая, а союз детей посла и военного советника сам по себе являлся хорошей сделкой, — Кеван прижал цветок к разбитым губам будто целуя и наконец поднял взгляд, полный сожаления. — После того как тебя похитили и увезли в Рилантию, я начал сомневаться — ведь это случилось почти сразу после нашего разговора с Виттторио.
— И ты не догадался, что это сделал он? — спросила Ника, жалея наивного и доверчивого юношу, каким был в те годы Кеван. Да и не особо он изменился, остался таким же застенчивым и полным веры в людей.
— Повторяю, мне было пятнадцать… я предъявил Витторио свои догадки, на что он сначала отмахнулся, а после… обвинил меня в соучастии. Он сказал, что в случае моей болтливости расскажет всем, что именно я подсказал как лучше тебя похитить, когда не будет слуг и ты останешься одна в комнате, — на глазах Кевана закипели слёзы, и Ника чуть не расплакалась от понимания того, как все эти годы страдал её брат. — Он умело манипулировал моим чувством вины, я даже сам поверил, что именно так всё и было.
— Ты мог сказать отцу обо всём, он бы понял, — прошептала Моника, сжала холодные пальцы Кевана и всхлипнула.
— Я рассказал, — ответил Кеван, отстраняясь от сестры и не принимая сочувствия — он хотел страдать, хотел наказать себя за те поступки. Ника понимала брата как никто другой — ведь она также искала страданий, когда считала, что Арнан погиб по её вине.
— Что⁈ — вмешался в разговор Динстон, резко разворачивая Кевана к себе лицом. — Отец знал обо всём?
— Конечно, именно с его подачи я продолжил общение с Гвери, втайне мечтая всё же заполучить Лирейну в жёны, — убитым голосом проговорил Кеван. — А потом вдруг объявили о вашей с ней помолвке…
— И ты снова отправился к Витторио? — предположил Динстон.
— Да, я кричал на него… в меня будто мунд вселился, я обезумел и почти не помню наш с ним разговор, — Кеван уронил цветок и начал растирать пальцы, как делал всегда, когда нервничал. — Но на следующий день, когда я пришёл к отцу, я понял, что не могу ничего сказать ему… магия начинала душить меня при любом упоминании Витторио.
— Ты дал магическую клятву, — кивнул Динстон, возвращаясь к привычному состоянию спокойного и уравновешенного политика, как будто это не он изрыгал проклятия всего полчаса назад.
— Да, но я не знаю, о чём поклялся, — ещё тише, чем обычно, ответил Кеван. — Я почувствовал, что освободился от клятвы, около часа назад, почти сразу кольцо Моники напиталось кровью и меня призвал её жених. Так что Витторио Гвери точно мёртв. Наши с Татией клятвы развеялись.
— С отца я ещё спрошу за бездействие и свою помолвку с дочерью врага, — жёстко сказал Динстон, резко развернулся, нацепил на лицо язвительную улыбку и обратился к Верховному судье, который приблизился почти вплотную. — Эссуа, ты так внезапно исчез и столь же внезапно появился, что мне невольно пришлось примерить на себя роль обманутого партнёра.
— Ну что ты, Динстон, я спешил на помощь к своему королю, — в тон ему ответил Эссуа Маранте, а затем печально вздохнул и сложил руки на животе. — К сожалению, я опоздал. Король пал, королевство обезглавлено.
— Его убили? — равнодушно поинтересовался Динстон.
— Один из амулетов, подаренных военным советником, внезапно вышел из строя и умертвил нашего правителя, — так же спокойно ответил Эссуа и сделал ещё один шаг к Динстону.
— Надо же было такому случиться… — улыбка на губах Динстона из язвительной превратилась в заговорщицкую, не хватало ещё перемигивания или дружеских объятий, чтобы все вокруг поняли, что ни Динстон, ни Эссуа не опечалились судьбой короля.
— Превратности судьбы, — развёл руками Эссуа Маранте. Безмолвные исполнители, стоявшие за спиной судьи, как и полагается, молчали, стражники и остатки армии переглядывались — теперь они подчинялись Эссуа, а значит зависят от его решений.
— Я выполнил свою часть соглашения, теперь очередь за тобой, — сказал Динстон после недолгого молчания.
— Не совсем, осталась маленькая, несущественная деталь, — Верховный безмолвный судья прищурился и оглядел стоящую перед ним компанию внимательным взглядом. — Мне нужен виновник произошедших событий, тот, кто ответит перед страной за свои злодеяния.
Лёгкий кивок Динстона в сторону Кевана, и вот уже безмолвные исполнители слаженно окружают пособника Витторио Гвери. Моника ахнула и вырвалась из крепких рук Арнана, бросилась на защиту Кевана, но её перехватил Эрнард, зорко следящий за бывшей помощницей. Ника билась в его руках, кричала и взывала к родственным чувствам Динстона, но брат остался равнодушным к её мольбам — он просто отвернулся от неё и сделал вид, будто его это не касается.
— Кеван Гордиан, вы обвиняетесь в попытке государственного переворота, воздействии на короля Рилантии запрещёнными зельями, а также в том, что использовали свой магический талант не во благо, а во вред, — бесстрастно проговорил Эссуа, кивнул безмолвным исполнителям, которые уже не просто окружили Кевана, а выставили оружие и приготовились исполнить волю Верховного судьи. — Вы приговариваетесь к смерти. Казнь будет приведена в исполнение после официального собрания на центральной площади Саранте.