Весна 685 г. до н. э.
Столица Ассирии Ниневия
Царскую резиденцию окружала стена из плотно подогнанных друг к другу каменных блоков, с квадратными башнями и двойными воротами, отгородив от Ниневии территорию более чем в десять ику[30]. Дворец и парк располагались на искусственной террасе, возвышавшейся над хозяйственными и прочими постройками почти на шестьдесят локтей; ее отвесные склоны были украшены многочисленными фризами и массивными плитами из алебастра с затейливым орнаментом. Высокий пандус внизу и вверху охраняли гигантские статуи крылатых быков с человеческими головами. За центральным входом тянулись длинные галереи с мраморными колоннами, за которыми шли просторные залы, царские покои, зиккурат; в дальнем углу, ближе к парку, гордости Син-аххе-риба, — с редкими деревьями, цветами и прирученными животными, с пещерами, водопадами и искусственными озерами — располагалась женская половина дворца. Именно там на время пира укрылись от суеты этого мира царь и его царица.
Они давно не проводили вместе так много времени.
И хотя страсть осталась в прошлом, пришло другое: нежность, теплота, а главное — ощущение того, что рядом находится близкий человек. Ни с одной женщиной Син-аххе-риб не чувствовал себя так спокойно и уверенно, как с Закуту.
Дав ей слово не вспоминать о государственных делах, он вдруг понял, что ему придется молчать и с удовольствием согласился с этим. Сначала они занимались любовью в просторной и прохладной спальне, затем вместе купались в бассейне, потом спустились в парк, нашли укромное место под платаном на берегу ручья, и здесь принялись играть словно дети — плескаясь водой.
Когда стало темнеть, Закуту спросила, не пора ли им вернуться во дворец, но Син-аххе-риб покачал головой:
— Не хочу… Побудем здесь еще.
— Что с тобой случилось во время похода? Это все из-за того покушения?
— Из-за покушения? Ну что ты! Смерть неизбежна, рано или поздно это случится. Нет… Знаешь, я повстречал в походе сотника, и мы долго беседовали. Он даже не догадывался, с кем говорит.
— О чем?
— О его семье, как он живет, чем дышит. И я позавидовал ему.
— Чему же? Ведь он простой воин, которых у тебя тысячи.
— Он верит в своих сыновей. Верит, и не ждет от них удара в спину, иначе не бился бы с ними рука об руку в одном строю.
— Глупости. Твои сыновья любят тебя… Ты опять выходил один в город?
— Со мной был Чору.
— На вас напали и чуть не убили. Как такое могло случиться? Они знали, на кого охотятся?
— У тебя есть в этом сомнения? Шумун спас меня.
— А Чору жив?
— Врач говорит, он выкарабкается.
— Убийц допросили?
— Да. Но они не выдали сообщников. Ты знаешь, кто может за этим стоять, Закуту? — спросил вдруг Син-аххе-риб, пристально посмотрев в глаза жене, так что ее пробрала дрожь. Впрочем, царица не подала даже виду, что испугалась его подозрений.
— У тебя немало врагов после Вавилона.
— Ты тоже не можешь мне простить его?
— Я? Что — я? Тебе не может простить этого все жречество.
— Да… да. . . — сказал Син-аххе-риб, а сам подумал: «Хочешь не хочешь, а этого разговора не избежать. Она нарочно заманила меня сюда, чтобы отговорить, заставить — не мольбой, так посулами — отказаться от намеченной цели».
— Чего ты хочешь? Я не буду менять своего решения, — строго сказал он. — По возвращении Арад-бел-ита с армией от Тиль-Гаримму я объявлю его наследником трона. Через год сделаю его соправителем.
— Я ждала этого, и ты прав: тебе пора отдохнуть, — неожиданно сказала Закуту.
Син-аххе-риб ожидал от нее чего угодно — слез, упреков, молчаливой ярости, но только не согласия. И замолчал. Нет, нет, он попытался ответить, вздохнул, набрал полные легкие воздуха, но тут почувствовал, что не может собраться с мыслями. Это было как внезапный удар в тыл вражеской конницы на поле боя, когда не знаешь, как отвести угрозу.
А Закуту погладила мужа по волосам, положила ему на грудь голову, и прошептала:
— Я помогу тебе помириться со жрецами. Они слушают меня. А что же будет с моим сыном?
— Он и мой сын, — смягчился Син-аххе-риб. — Я намерен подтвердить его статус наместника и правителя Вавилонии[31].
— Я буду рада, но мы оба знаем ее цену без Вавилона.
— Ниппур, Борсиппа, Сиппар, Кута[32]… Это тоже Вавилония. Все эти древние и славные города будут лежать у его ног. Неужели этого мало?. . Ашшур-аха-иддин мне так же дорог, как и тебе.
— Муж мой, господин мой, — благодарно поцеловала его Закуту.
Син-аххе-риб в ответ коснулся устами ее лба.
— Одна ты у меня, единственная, на кого могу положиться и кому могу довериться. Думаешь, я не знаю, что имя Арад-бел-ита вызывает неприятие у многих? Мне будет непросто сломить сопротивление, но я уничтожу каждого, кто пойдет против моего сына.
— Это не враги, это твои подданные… Ради чего? Чего ты добьешься, кроме того, что разозлишь их и вызовешь ненужные бунты? Ты собираешься поднять на них меч?
— Если понадобится.
— Но в этом нет необходимости. Что ты докажешь, объявив Арад-бел-ита наследником трона, кроме того, что ты сомневаешься в его праве и своей силе?
— Что ты задумала?
— Исполнить твой план. И для этого вовсе незачем дразнить всех этих шакалов, которые питаются объедками с твоего стола.
— Говори.
— Ты действительно устал. У тебя есть взрослые и сильные сыновья. Отдай им власть, но не отрекайся от трона. Не надо никому ничего доказывать, угрожать, требовать признания своей правоты. Отойди в сторону. Молча. С достоинством, как тебе и подобает. Ты поставил своего старшего сына во главе армии, и для всех это стало лучшим доказательством твоих пристрастий. Неужели этого недостаточно? Оставайся в Ниневии, забудь на время о государственных делах и войне, об изменниках, о льстецах, обо всем, что портит тебе счастливую жизнь. А Арад-бел-ит взойдет на трон, как только будет этого достоин и готов к этому.
Син-аххе-риб задумался. Закуту почти убедила его, но сознаться самому себе в ее правоте было непросто. Признать, что она победила?
— Зачем ты встречалась в мое отсутствие с наместниками? — недоверчиво спросил он.
— О ком из них тебе рассказать?
— Набу-дини-эпиша.
— Что же тут особенного? Он занимался устроительством праздника, и я хотела узнать из первых уст, какие игрища он затевает, чтобы развлечь горожан и вельмож.
— И что же он затевает?
— Сегодня лучшие борцы Ассирии показывали Ниневии свою силу и ловкость, завтра состоятся гонки колесниц. Я включила в состязание и моего Аракела, и твоего Нимрода.
— Да, это хорошо. А что забыл во дворце наместник Харрана? Это ведь о нем ты отзывалась как о самом храбром воине Ассирии.
— Мой господин, — кокетливо наклонила голову царица. — Ты не представляешь, как приятно мне слышать нотки раздражения… и ревности в твоем голосе.
— Закуту! — грозно произнес Син-аххе-риб. — Что он здесь делал?
— Напрасные хлопоты. Он умолял о снисхождении и счастье, что может подарить ему царь Ассирии через его жену.
— Что он хотел? — начал проявлять нетерпение царь.
— Твою внучку, непревзойденную принцессу Хаву.
Син-аххе-риб не ожидал такого ответа.
— Скур-бел-дан?. . Да он свел в могилу пять жен, говорят, еще двадцать живут как рабыни. У него три сотни наложниц. И он смеет надеяться, что породнится с царем? Я посажу его на кол за подобную дерзость. Чтобы моя Хава!. .
— О боги! Напротив, это приструнит его и сделает покладистым. Хава — твоя любимица, и к тому же молодая тигрица, и ты это знаешь. Как только она войдет в его дом, наместник станет самым преданным другом твоему сыну Арад-бел-иту. А ты знаешь о военных талантах Скур-бел-дана. Давно настала пора подумать о том, какую пользу можно извлечь из красоты и положения твоей внучки… Пока она молода и привлекательна.
И снова Син-аххе-риб вынужден был согласиться с женой. Ополченцы из провинции Харрана во главе со своим военачальником не раз проявляли достойные качества на поле боя. Даже Гульят, который нередко конфликтовал со Скур-бел-даном, признавал, что это самая боеспособная часть ассирийской армии.
— И он хочет взять ее в жены?
— Он был осторожен. И в мыслях, и в словах. Умолял меня быть посредником между ним, тобой и Хавой.
— И Хавой тоже? — удивился Син-аххе-риб, — то есть ему небезразлично ее мнение об этом браке?
— Это твоя внучка. Твоя любимица. И он не может не уважать ее желаний. Если она будет против, он откажется от своих замыслов.
— А она будет против. Ей нравятся молодые и красивые юноши, можно ли корить ее за это?
— Ты о Нимроде? Об этом дерзком мальчишке? Что даст тебе брак Хавы с представителем знатного, но бедного рода?
— Я знаю, ты недолюбливаешь его. Но я могу позволить себе каприз любимой внучки. И… неужели ты считаешь, что мне стоит искать покровительство моих наместников? А может, отправить их всех на плаху? — насмешливо спросил Син-аххе-риб. — Они снова набрали силу. Ты помнишь, что сделал мой отец, когда принял решение очистить от скверны Ассирию, ее города и провинции[33]?
— Дорогой, я не думала, что это настолько ранит твои чувства, — покорно сказала Закуту.
Но царь вовсе не хотел ссориться с ней снова.
— Хорошо, я поговорю с ней. . . А сейчас иди ко мне… Этой ночью я не хочу возвращаться во дворец.
— Мой господин, — улыбнулась царица, подставляя губы для поцелуя.