За два года до падения Тиль-Гаримму.
Урарту. Окрестности города Эребуни[18]
Гор и Асатур, сыновья достопочтимого Киракоса, наместника Эребуни, восемнадцати и семнадцати лет, тонкие и невысокие, будто девушки, безусые наглецы в дорогих одеждах с коротко стриженными черными волосами, возвращались домой из царской столицы без охраны, во всем полагаясь на резвость своих прекрасных несейских скакунов[19] вороной масти.
Обычно дорога из Тушпы[20]в Эребуни занимала восемь суток. Братья вознамерились сократить ее вдвое: пробирались горными тропами, переправлялись через водные преграды, не тратя время на поиск брода или моста, и совсем мало спали. На третий день, едва рассвело, они оказались у реки, за которой начинались земли их отца.
Белесый туман пятился в низины, воздух наполнился звонкими перепевами птиц, но небо все еще оставалось серым, неторопливо встречая день. Братья ехали в полудреме, позабыв об осторожности, мечтая о мягких перинах и сытном обеде. Гору даже приснился сон. Приятный, цветистый, такой осязаемый… Он гнался за девушкой, которую повстречал на свадьбе друга, но черноокая красавица все время ускользала, смеялась над ним и, вбегая в речку, обдала его брызгами. Он бесстрашно бросился за ней в ледяную купель, провалился с головой в омут, а вынырнув, вдруг услышал тревожный и тихий голос брата:
— О боги!
Одновременно до него донеслось ржание лошади — чужой лошади! — и то, как его Ворон ей призывно ответил. Чувство опасности можно было сравнить лишь с той же ледяной купелью.
Гор сразу открыл глаза и увидел впереди, по ту сторону брода, не меньше десяти рыжебородых косматых воинов в кожаных доспехах, на низкорослых пегих лошадях. Остановившись, чужаки жадно присматривались к нежданно-негаданно свалившейся им легкой добыче и о чем-то переговаривались.
— Скифы, — протолкнув комок в горле, сказал Асатур. — Думаешь, не пропустят?
— Ты предлагаешь сунуться им в лапы? Поворачиваем. Не торопись. Переправимся выше по течению. А погонятся — без труда оторвемся. Ни Ворона, ни Задиру им не догнать.
— Глянь-ка.
Один из скифов подняв руку, двинулся им навстречу, знаками призывая не бояться его.
— Может они заблудились? Или от нас едут? У царя Руса с ними мир. Подождем?
— Ох и не нравится мне это, братец…
Кочевник ехал, выпустив поводья, положив руки на бедра, словно показывая, что не собирается браться за оружие. Он был ненамного старше братьев, но долгие походы, частые схватки с врагом, невзгоды, да и вся кочевая жизнь гораздо раньше превратили его во взрослого мужчину.
Лицо у него было почти квадратное, лоб высокий, зеленые глаза — немного раскосые и широко расставленные, рот прятался в короткой, но густой светлой бороде. Русые сильно взлохмаченные волосы свободно ложились на плечи. Худой, но высокий, он смотрелся на своем скакуне почти смешно, как на пони, однако холодный взгляд кочевника подавлял всякое неуместное желание над ним издеваться, а лук, испещренный множеством зарубок — свидетельств чужой смерти, — взывал к уважению.
Приблизившись, он заговорил на их родном языке, хотя и с заметным акцентом.
— Меня зовут Хатрас. Мы не тронем вас. Оставьте нам своих лошадей — и можете идти, — изложил он условие скифов.
Братья переглянулись. Уж лучше смерть в бою, чем такое бесчестие.
Но сначала кое-кто поплатится за свою дерзость.
Кинжал, спрятанный в голенище, незаметно лег на ладонь, и в то же мгновение рука Асатура выстрелила, как праща, в сторону переговорщика. Тонкий клинок ударился врагу в грудь, на четыре пальца выше сердца, свалив ездока на землю.
— Ходу! — вскричал Гор, разворачивая Ворона. — Ходу! Ходу!
Они скрылись в лесу, понеслись между сосен, перелетая через бурелом и овраги. Гор вырвался вперед. Ветки то и дело хлестали по лицу, совсем рядом пролетела стрела, затем другая.
«Эйхе! Эйхе!» — быстрее ветра летел боевой клич.
А потом Гор вдруг понял, что остался один. Он натянул поводья и оглянулся.
Задира остановилась в пятидесяти шагах. Рядом с ней на земле лежал Асатур, между лопаток у него торчала стрела с дымчатым орлиным оперением.
А сзади, за деревьями, уже мелькали мчащиеся во весь опор скифы.