За два года до падения Тиль-Гаримму.
Урарту. Долина реки Аракс
Номарх Бортаксай был похож на сову и своей огромной головой, словно вросшей в плечи, и глазами, и даже тем, как он держался в седле, когда его небольшое грузное тело мерно покачивалось на лошади в такт движению. Дружинников Арпоксая номарх встретил настороженно. До знакомых мест, родных кочевий, оставалось еще три дня пути. И коли уж гонцы решили перехватить Бортаксая по дороге, значит, что-то случилось. Что-то серьезное. Замешанное на крови. А тут еще прозвучало имя одного из его лучших воинов.
— Как, говоришь, его зовут? — сипло переспросил номарх, заерзав в седле, и посмотрел на чужака.
Тот поежился под взглядом, который не предвещал ничего доброго, и повторил:
— Тарс, сын твоего кузнеца.
— Тарс… Тарс… Знаю такого. И что он сделал? Чем он провинился перед Арпоксаем, пока был со мной в походе? Может, струсил? Неужто он настолько испортил воздух, что ветер донес его до твоего господина и ему изменил аппетит?
— Мы не сделаем ему ничего плохого. Но я хотел бы знать, где он, и приставить к нему своих людей, чтобы они присматривали за ним.
— А я хотел бы присматривать за твоей женой… Так что будем делать?
— Я не женат, о номарх, — стушевался дружинник. Он никак не мог понять, шутит Бортаксай или нет. Как можно шутить с абсолютно каменным лицом?
— Не женат? На что ты намекаешь, собака? Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою жену? Так ты за этим приехал в мой стан, за этим переправился через Аракс, только за этим?! А Тарс — это что, повод?
— О, номарх, я всего лишь исполняю волю своего господина…
— Да я велю содрать с тебя кожу, лоскут за лоскутом, а твой господин, чьим именем ты прикрываешься, еще и поблагодарит меня, что я проучил такого мерзавца, как ты…
Лоб дружинника покрылся испариной, даже в бою ему не было так страшно, как теперь перед вождем, в чьей власти он оказался. Арпоксай далеко, а Бортаксай — вот он, в двух шагах. Поди теперь объясни ему, что ты вовсе не хотел его обидеть.
Слава богам, что обошлось: дружинников верховного вождя всего лишь отогнали как приблудных собак, велели ждать решения.
Бортаксай между тем позвал Атрая, предводителя стражи. Только кликнул, а тот уже рядом. Крепкий приземистый воин — средних лет, с гривой русых волос, которой позавидовал бы и горный лев, подъехал на лошади к своему господину, выразил почтение, весь обратился в слух.
— Что думаешь? — поинтересовался его мнением номарх.
— Мои люди пытались порасспросить наших гостей — впустую. Они точно воды в рот набрали. Кровная месть? Это вряд ли. Тарс в походе с нами был. Родня его тоже. В стойбище никого кроме женщин и детей не осталось. Да и не стал бы Арпоксай с тобой ссориться. Через тебя бы все решил, а не решил бы — тогда и отправил бы своих псов. Нет, тут что-то другое…
— Что? Мне с Арпоксаем тоже ссориться не хочется. Даже из-за Тарса. Что он мог натворить? Может, какую девку испортил?
— А зачем тогда за ним приглядывать?
— Тогда думай, думай, Атрай.
— Может… и ни причем он здесь?. . .
— Как это?
— Есть у него побратим, Хатрасом зовут, дружинник Арпоксая. Водит дружбу с его младшим сыном, Плитом. Бешеный пес, каких поискать. Прошлой весной на празднике Ареса он стал вторым в стрельбе из лука, и там…
— А лучшим… лучшим ведь, кажется, Плит был?
— Да, мой господин. Плит. Но у сына Арпоксая язык так же остер, как его стрелы. Он после этого, на пиру, довел Хатраса до белого каления. Они и подрались. Хорошо подрались. Дружинники Арпоксая кинулись их разнимать, так он четверых разбросал как щенков.
— Силен?
— Не столько силен, и посильнее есть, но… ярости на все твое войско хватит. Вот думаю, как бы с ним какая беда не случилась. И где, у кого он помощи тогда будет просить, как не у своего побратима?
— Похоже… похоже… Вот что: найди Тарса, скажи ему о своих подозрениях. Дай ему пару лошадей для смены, и пусть скачет, ищет Хатраса. Скажи, день у него есть. До вечера я дружинников Арпоксая подержу рядом с собой, потом буду долго удивляться, как это юноши не понимают моих шуток, и только тогда отправлю их к кузнецу. А его отец пусть им расскажет, что сын уехал еще с утра по своим делам и куда — неизвестно. Пусть ищут.