Жали на поле пять баб; все были бездетные, и всем хотелось ребеночка. Вдруг видят в поле огромное гусиное яйцо, чуть не с человечью голову.
— Я первая увидала! — сказала другая.
— Нет я, я первая! — завопили остальные. Слово за слово, и так они разозлились, что вот-вот вцепятся друг в дружку.
Но наконец как-то столковались и порешили, что яйцо будет общим, и они сообща, поочередно, высидят его.
Первая сидела на яйце неделю, важничала и била баклуши, а другие работали и за себя и за нее. Под конец одна из тех принялась язвить ее.
— Небось и ты до срока не вылупилась! — сказала та, что сидела на яйце. — А только сдается мне, что из яйца-то скорее выйдет человек; чудится мне, в нем кто-то лопочет: «Селедки, каши, каши с молоком!» Вот теперь поменяемся, ты будешь высиживать неделю, а мы тебя кормить!
Когда и пятая отсидела свою неделю, она явственно расслышала, как птенец лопочет в яйце: «Селедки мне, каши, каши с молоком!» Она взяла да проколупнула дырочку в скорлупе, и вот вместо гусенка оттуда вылез ребенок, урод ужасный, с огромной головой и маленьким туловищем, и, как вылез, сейчас же залопотал: «Селедки мне, каши, каши с молоком!» Так они и прозвали его: Лопотун-Гусиное яйцо!
Сначала-то они были рады и такому уроду. Да ненадолго! Он стал таким обжорой, что поедал все, что у них было. Сварят они горшок киселя или каши, думают — на всех шестерых хватит, а он враз один все слопает. И не захотели они держать его больше при себе.
— Я еще ни разу сыта не была с тех пор, как этот оборотень вылупился! — сказала одна. А Лопотун-Гусиное яйцо как услыхал, что и другие говорят то же, сказал, что обойдется и без них. Коли им его не нужно, так и ему их не нужно! И ушел со двора.
Долго ли, коротко ли шел, пришел во двор к мужику, — а двор-то лежал в каменистом поле, — и просит работы. Мужику нужен был батрак, он взял его и велел ему убирать камни с поля. Лопотун-Гусиное яйцо давай таскать камни один за другим, и малые и большие, даже такие, что на нескольких лошадях не увезти бы, и все их в карман себе клал. Живо покончил все и спрашивает еще дела.
— Да ты же должен убрать все камни с поля! — сказал крестьянин. — Нельзя же кончить, если даже и не начал.
Лопотун-Гусиное яйцо сейчас в карман за камнями и в минуту целую гору из них сложил. Увидал мужик, что дело-то и впрямь покончено, и рассудил, что с этаким батраком силачом надо держать ухо востро. Однако позвал его в дом; «Пора поесть», — говорит. Лопотун-Гусиное яйцо был того же мнения и съел в один присест все, что было приготовлено и для хозяев, и для работников, и все-таки сыт не был.
«Ну, на работу-то он ретив, да такой обжора, что твоя пропасть без дна! Не успеешь оглянуться, слопает и тебя самого со всем добром!» — подумал хозяин и сказал батраку, что больше дела для него нет и ему лучше всего отправиться прямо к самому барону во двор.
Лопотун отправился туда и сейчас же нанялся в работники, — там было вдоволь и еды, и работы. Взяли его служить на побегушках и помогать девушкам таскать воду, дрова и справлять всякую мелкую работу. Он спросил, за что же ему взяться сначала.
— Ну хоть дров пока наколи!
Только щепки кругом полетели, как он принялся колоть дрова; колол, колол и живо покончил со всем запасом дров, расколол даже все бревна, и плахи, и строевой лес — все, что было во дворе; пошел и спрашивает:
— А теперь что делать?
— Да коли себе пока дрова!
— А если нечего больше колоть?
Как так? Пошел смотритель в сарай, — правда! Да не только все дрова переколоты, а и бревна, и строевой лес тоже. Обидно! И смотритель велел Лопотуну сейчас же отправляться в лес и нарубить вновь столько же бревен, сколько он расколол на дрова, — иначе ему и есть не дадут!
Пошел Лопотун-Гусиное яйцо к кузнецу и велел выковать топор в тридцать пудов. После того отправился в лес, и за дело — валит и ели, и мачтовые сосны, и все что только нашлось на баронской даче и в бору. Он не обрубал верхушек, не обчищал нижних ветвей, а прямо так и рубил под самый корень; деревья и лежали, словно их ураганом свалило. Потом он наложил на сани огромный воз и впряг в него всех лошадей, но они с места его не сдвинули. Тогда Лопотун-Гусиное яйцо уцепился за лошадиные головы, чтобы стащить лошадей с места, да и оторвал им всем головы. Выпряг он лошадиные туши, побросал их в поле, а воз потащил сам.
Явился он во двор, а барон с лесничим стоят на крыльце, ждут его на расправу. Лесничий-то видел, как Лопотун-Гусиное яйцо с лесом расправлялся, и доложил барону. Но когда Лопотун-Гусиное яйцо показался, таща за собой чуть не пол-леса, барон и рассердился, и испугался. С эдаким силачом надо поосторожнее!
— Вот так работник! — сказал барон. — А сколько же тебе нужно съесть враз? Ведь ты, верно, проголодался?
Лопотун-Гусиное яйцо объявил, что коли хотят накормить его досыта, надо сварить кашу из двенадцати бочек крупы. Зато уж после того он и передышку сделать может, пока снова захочет есть.
Скоро такую уйму каши не сваришь, и ему пока велели натаскать в кухню дров. Он взвалил всю поленицу на сани и потащил, да застрял в дверях и опять чуть бед не натворил: как дернет сани — дом затрещал, чуть совсем не развалился. Когда обед был готов, Лопотуна послали скликать народ с поля. Он как гаркнет, — эхо словно гром прокатилось по горам и долам. Но показалось ему, что люди не больно торопятся на его зов, он и начал браниться с ними, а двенадцать человек так и совсем уложил.
— Двенадцать человек уложил! — сказал барон. — Ешь ты за двенадцатью-двенадцать, а работаешь?
— За стольких же с лишком! — сказал Лопотун-Гусиное яйцо.
Поел он, и велели ему идти на гумно молотить. Взял он, выдернул из крыши коньковый прогон и сделал себе из него цеп, а чтобы крыша не рухнула, всадил на место балки огромную сосну — как была, со всеми ветвями и сучьями, — потом начал колотить своим цепом по гумну, по сену, по соломе… И натворил же он беды! Зерно и шелуха все смешалось в облаке пыли; словно туча встала над баронским двором!
Когда он кончал свою молотьбу, в страну вошел неприятель. Барон и велел Лопотуну-Гусиное яйцо взять с собой народу и идти воевать. Барон-то надеялся, что его там ухлопают. Но Лопотун-Гусиное яйцо отказался от войска, — один пойдет.
«Что ж, тем лучше! Значит, наверняка отделаемся от него», — подумал барон.
Лопотун-Гусиное яйцо потребовал себе железную дубинку.
Отправили гонца к кузнецу. Тот выковал палицу в пять пудов, но Лопотун-Гусиное яйцо сказал, что ею разве только орехи колоть. Сковал кузнец палицу в пятнадцать пудов. «Ею разве только сапоги гвоздями подбивать!» Тут уж кузнец отказался. Тогда Лопотун-Гусиное яйцо сам пошел в кузницу и выковал палицу в пятьдесят пудов; поворачивали ее на наковальне сто человек. «С этой еще можно будет как-нибудь обойтись», — думалось Лопотуну-Гусиное яйцо.
Теперь нужно ему было дорожную кису для припасов. Сшили ее из пятнадцати воловьих шкур и битком набили припасами. Вот он и поплелся в горы, — киса за спиной, палица на плече.
Как только неприятель завидел его, сейчас выслал к нему одного из своих спросить, будет ли он биться с ними.
— Погодите, дайте поесть, — сказал Лопотун-Гусиное яйцо, растянулся на холме и принялся уписывать припасы из своей огромной кисы.
Но неприятель ждать не стал, а принялся обстреливать его. Шум, треск и настоящий град из пуль!
— Что мне эти ягодки! — сказал Лопотун-Гусиное яйцо, и знай себе уплетает за обе щеки; киса-то, что твой вал, загородила его от пуль.
Тогда неприятель принялся палить в него из пушек и мортир.
А он только ухмыляется, как его ядром зацепит.
— Пустяки! — говорит.
Тут бомба и влети ему прямо в глотку.
— Тьфу! — и он выхаркнул ее обратно. Вслед за тем ядро шлепнулось в масленку с маслом, а другое выбило у него кусок из рук.
Рассвирепел он, схватил палицу, ударил по земле да как гаркнет!
— Что вы дуете в свои дуды? Куски изо рта у меня вырывать хотите своими ягодками? — И так застучал дубинкой, что горы затряслись, а неприятеля, как шелуху, ветром развеяло. И война кончилась.
Опять вернулся Лопотун-Гусиное яйцо ко двору и опять работы просит. Барон осердился, что никак его с рук сбыть не может, и решил отправить его в ад.
— Ступай к черту, стребуй с него подать! — сказал барон.
Лопотун-Гусиное яйцо кису на спину, дубину на плечо, и марш. Идти было недалеко. Но когда он добрался до места, оказалось, что самого черта не было дома, — уехал на допрос, — а дома осталась только его мать. Она знать не знала, что за подать такая, и велела Лопотуну-Гусиное яйцо прийти в другой раз.
— Завтра, завтра, не сегодня! Врешь! — сказал он. Раз он тут, он тут и останется, пока не получит своего. Спешить ему некуда.
Но когда киса у него опустела, ему стало скучно ждать, и он приступил к чертовой матери: подай да подай ему подать!
— Ну нет! Не на таковскую напал! Упрется, так с места ее не сдвинешь, как вон старую сосну! — объявила она.
А сосна эта росла у входа в ад и была такой величины, что пятнадцать человек еле обхватывали ее. Но наш молодец влез на самую макушку да и закрутил ее, как ветку какую-нибудь, и спрашивает чертову мать — отдаст или нет она ему подать?
Тут уж не до споров было, живо собрала она ему кучу денег — сколько влезло в его кису. Забрал он ее и зашагал домой. Только ушел он, вернулся сам черт. Услыхал он, что Лопотун-Гусиное яйцо ушел с его казной, сначала обрушился на мать, а потом пустился вдогонку за молодцом. И вправду догнал: он-то был налегке, да догонял где пешком, а где и на крыльях, а Лопотун-Гусиное яйцо все шагал, да еще волок тяжеленную кису. Однако как завидел молодец черта, пустился наутек со всех ног, а палицей по воздуху крутит у себя за спиной, чтобы черт не схватил его. Черт и так, и сяк — никак не может ухватить палицу. Добрались до глубокой, широкой расселины; Лопотун-Гусиное яйцо перемахнул с одного края горы на другой, черт за ним; да сгоряча наткнулся на палицу, слетел в расселину и ногу сломал.
— Вот тебе подать! — сказал Лопотун-Гусиное яйцо барону и высыпал деньги на крыльцо, — затрещало, чуть не подломилось.
Барон поблагодарил его и обещал дать ему богатую награду и уволить его домой, если хочет.
Но тот одного только хотел — еще работы.
— Что мне теперь делать? — приставал он. Думал-думал барон и велел ему отправиться к горному троллю, который украл меч его деда из замка по ту сторону пролива; в этом замке никто и не смел жить.
Лопотун-Гусиное яйцо уложил в кису несколько возов с провизией и опять пустился в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли шел он по горам, по долам, по диким скалам, только пришел он к высоким горам, где полагал найти тролля, укравшего дедовский меч у барона.
Но тролля не было снаружи, а в самую гору попасть Лопотуну никак было нельзя.
Взял он и пристал к артели каменотесов, что ломали камень тут в горах. Такого товарища у каменотесов еще не бывало; от его ударов гора трескалась, и отскакивали глыбы с дом величиной. Но вот пришло время отдохнуть и закусить, берется Лопотун-Гусиное яйцо за кису, глядь, одного воза как не бывало, съеден дочиста.
— У меня самого аппетит здоровый, — сказал Лопотун, — но у того, кто тут побывал, еще лучше, — он и кости все съел!
Так прошел первый день, и на второй было не лучше. На третий день отправился Лопотун опять на работу и взял с собой третий воз, да и улегся позади него, — как будто спит.
Вдруг из горы выходит тролль о семи головах и давай пожирать припасы.
— Вот-то попирую! Сколько тут припасли для меня! — говорит.
— Ну, это еще посмотрим! — сказал Лопотун, ударил палицей — так все семь голов и скатились.
Потом вошел он в гору, откуда вышел тролль. Глядит, конь стоит и ест из бочки раскаленную золу, а позади него стоит бочка с овсом.
— Что ж ты не ешь овса? — спросил Лопотун.
— Да я повернуться не могу! — ответил конь.
— Так я поверну тебя!
— Нет, лучше оторви мне голову! — попросил конь.
Лопотун так и сделал. Конь-то и скинулся добрым молодцем. Рассказал он, как тролль захватил его в гору и заколдовал, и помог Лопотуну найти меч. Он был спрятан на кровати под тюфяком, а на кровати-то лежала старуха, бабка тролля, и похрапывала.
Вытащили они из-под нее меч, вышли и решили плыть домой морем. Только отплыли, прибегает на берег бабка тролля. Как ей достать молодцов? Дай выхлебаю все море! Пила-пила, поубавилось воды, а всего моря все-таки не выпила, — лопнула.
Вышли Лопотун-Гусиное яйцо с товарищем на сушу, и послал Лопотун сказать барону, чтобы тот прислал лошадей за мечом. Выслал барон четверку лошадей, они и с места не сдвинули меча; выслал восьмерик, потом дюжину — все то же, меч ни с места. Тогда Лопотун-Гусиное яйцо один взял и снес его барону.
Барон, увидав Лопотуна, глазам верить не хотел, но делать нечего, похвалил и обещал ему всякие милости. А Лопотун-Гусиное яйцо все свое: работы ему давай. Барон и велел отправиться ему в тот замок, в котором никто не смел жить, и оставаться там, пока не выстроит моста через пролив, чтобы люди могли переправляться туда. Если он справится с этим — барон щедро наградит его и даже выдаст за него дочку.
«Ему-то не справиться!» — усмехнулся Лопотун-Гусиное яйцо.
А из того замка еще никто живым не возвращался; все, кому приходилось ночевать там, оказывались изрубленными в куски или исщипанными насмерть, и барон полагал, что теперь-то наконец отделается от молодца.
Отправился Лопотун в путь; забрал с собой кису, здоровенный суковатый чурбан, топор, клин и связку сосновых щепок, да взял калеку-карлика с баронского двора.
Пришел к проливу, а там ледоход, и вода бурлит и несется, что твой водопад, но он себе преспокойно зашагал по воде и переправился на другую сторону.
Обогревшись и поев, он решил соснуть. Только немного он поспал, пошел такой треск и шум, точно весь дворец рушился. Дверь распахнулась, и выставилась разинутая пасть — от порога до самой притолки.
— Постой, вот тебе закуска! — сказал Лопотун и бросил в пасть карлика. — Да покажись мне; может быть, мы с тобой старые знакомые!
Так оно и было. Это сам черт тут действовал. И стали они в карты играть, — черту хотелось отыграть хоть что-нибудь из той подати, которую Лопотун отнял у его матери. Но сколько ни играли, все Лопотун был в выигрыше: он поставил кресты на самых лучших картах. И вот, когда он обыграл черта дочиста, тому пришлось отдать Лопотуну все золото и серебро, что было в замке.
Но сколько ни играли, все Лопотун был в выигрыше…
Вдруг огонь у них потух, и стало так темно, что нельзя было различать карт.
— Постой, сейчас нащеплю лучин! — сказал Лопотун, всадил топор в чурбан и всунул в щель клин, но чурбан был кривой, косой, суковатый и никак не хотел расколоться, как Лопотун ни колотил по клину обухом.
— Вот, говорят, ты больно силен! — сказал он черту. — Поплюй в кулак, всади когти и раздери чурбан; покажи, на что годен.
Черт так и сделал, всунул оба кулака в щель и давай изо всех сил стараться разодрать чурбан, а Лопотун как выдернет клин, черт и очутился в тисках, а Лопотун еще принялся охаживать его топором по спине. Взмолился черт, просит выпустить его, но Лопотун и слышать ни о чем не хотел, пока черт не пообещал никогда больше сюда не являться и не бесчинствовать здесь, да еще вдобавок выстроить к концу ледохода через пролив мост, чтобы людям можно было переезжать сюда во всякое время года.
— Тяжеленько это! — сказал черт, но делать было нечего, согласился и только выговорил себе первую душу, что перейдет через мост. Это будет мостовая пошлина.
Лопотун на это согласился, освободил черта, и тот отправился домой, а Лопотун улегся спать и проспал до бела дня.
Явился барон посмотреть — изрублен ли молодец в куски или нечистая сила защипала его. Долго пришлось ему шлепать по деньгам, пока он добрался до кровати; везде валялись груды золота и серебра, а сам Лопотун лежал и храпел.
— Спаси Господь меня и дочку мою! — сказал барон, увидав, что Лопотун живехонек. Да, все было отлично, нечего говорить, но и о свадьбе еще нечего было говорить, — мост-то не был готов.
Но вот в один прекрасный день и мост явился. Черт стоял на нем и требовал выговоренной пошлины.
Лопотун предлагал было барону попробовать с ним мост, но у того не было ни малейшей охоты. Тогда Лопотун сам уселся на коня, а впереди себя на седло посадил баронскую скотницу, толстую-претолстую, ни дать ни взять чурбан, и поехал с нею по мосту; только загромыхало!
— А где же пошлина? Где душа? — крикнул черт.
— Она тут вот, в чурбане! Хочешь взять, так поплюй в кулак и вытащи! — сказал Лопотун-Гусиное яйцо.
— Нет, спасибо! Лишь бы она меня не взяла, а я-то ее брать не буду! — сказал черт. — Один раз ты меня защемил, в другой раз не удастся! — сказал и — поминай его как звали, улетел к своей матери; с тех пор и слыхом о нем не слыхали.
А Лопотун-Гусиное яйцо вернулся к барону за обещанной наградой. Барон начал вилять, чтобы как-нибудь отделаться от своего обещания, и Лопотун сказал, что лучше всего будет, если барон приготовит здоровую кису с провизией, а награду уж он сам себе возьмет. Когда киса была готова, Лопотун-Гусиное яйцо вывел барона во двор да и дал ему пинка, так что барон взлетел на воздух, а вслед за ним, чтобы он с голоду не умер, Лопотун швырнул и кису с провизией. Так вот, если тот еще не вернулся, значит, и до сих пор болтается с своей кисой между небом и землей.