Норвежские сказки

Пер Гюнт

Жил-был в старину стрелок; звали его Пер Гюнт. Он вечно бродил по горам да стрелял медведей и оленей; в те времена лесов на горах было куда больше, и водилось в них страшное зверье. Раз поздней осенью отправился он в горы. Все пастухи и пастушки вернулись уже с сэтеров домой; только три пастушки еще замешкались на своем сэтере. Когда Пер поднялся на Гевринг, — он хотел ночевать на одном из сэтеров, — было темным-темно, не зги не видно. А собаки вдруг как зальются, ему даже жутко стало. Прошел немного и наткнулся на что-то; ощупал — что-то холодное, липкое, большое. Что бы это такое? С пути он, кажется, не сбился, а понять не может, на что такое наткнулся… Даже мороз по коже пробежал.

— Кто тут? — спросил Пер, когда оно зашевелилось.

— Лихо! — отозвалось в ответ.

Перу Гюнту это ничего не объяснило, но он свернул с дороги, — думает: «Куда-нибудь да выйду». Вдруг опять наткнулся на что-то; ощупал — что-то большое, холодное, липкое.

— Кто это? — спросил он.

— Лихо! — отозвалось опять в ответ.

— Ну, кто бы ты ни был, пропусти меня! — сказал Пер; он понял, что попал в заколдованный круг.

Лихо отодвинулось, и Пер прошел на сэтер. И внутри загородки было не светлее. Пришлось пробираться по стенам ощупью, отставить ружье и положить в сторону сумку. Вдруг он опять ощупал руками что-то большое, холодное, липкое.

— Кто это? — крикнул Пер.

— Большое Лихо! — отозвалось в ответ, и Пер, куда ни поворачивал, всюду натыкался на Лихо.

«Дело плохо, — подумал Пер, — если Лихо и снаружи и внутри; но я все-таки справлюсь с этим упрямцем». Взял он ружье, вышел и стал ощупью добираться до головы Лиха.

— Кто тут? — спросил он, ощупав башку.

— Я, большое Лихо Этнэ-долины! — сказал тролль. Пер приложился и дал три выстрела через голову ему.

— Выстрели еще раз! — сказало Лихо. Но Пер знал, что если он выстрелит еще раз, то попадет в себя. После того Пер с собаками взялись за тролля и оттащили его, так что могли наконец попасть в хижину. А в это время кругом гремел хохот.

— Пер Гюнт хорошо тащил, а собаки еще лучше! — слышался голос.

Утром Пер Гюнт собрался на охоту. Вышел он и увидал женщину, которая манила овец и козлов на скалу. Когда же он поднялся туда, ни женщины, ни скота уже не было, а только стадо медведей.

«Вот сроду не видал, чтобы медведи стадами ходили», — подумал Пер, но когда подошел поближе, и медведи исчезли все, кроме одного. А из-за скалы слышалось:

— Нет, беда-то Перу самому, а не поросенку моему; Пер не умывался сегодня! — отозвалось в ответ со скалы. Пер живо спрыснул руки водой, что у него всегда при себе была, и застрелил медведя. В скале захохотало и загремело:

— Эх, берег бы поросенка-то!

— Я забыл, что у него лейка с собой! — отозвался другой голос.

Пер содрал шкуру с медведя, тушу сбросил по скату вниз, а голову и шкуру взял с собой. На обратном пути попалась ему горная лисица.

— Гляди, ягненочек мой, какая жирная! — раздалось в одной скале.

— Гляди, как высоко Пер подымает хвост! — раздалось в другой, когда Пер поднял ружье и убил лисицу. И с нее он снял шкуру и взял с собой. Вернувшись на сэтер, Пер воткнул головы с разинутыми ртами на колья изгороди. Потом он развел огонь и стал варить кашу. Но повалил такой дым, что все глаза ему выело, и он должен был открыть окошечко. Вдруг в окошко просунулся длинный-длинный нос, почти до самой печки.

— Вот тебе! Видал такой носище? — сказал тролль.

— А ты едал такую кашу? — сказал Пер Гюнт и вылил ему на нос кашу. Тролль заревел и бежать, а кругом во всех скалах и пригорках поднялся хохот и крики: «У Гури рыло в каше! Рыло в каше!»

Потом все стихло, но ненадолго. За дверями поднялся шум, гам. Пер выглянул и увидал повозку, запряженную медведями; они взвалили на нее большого тролля и въехали в скалу. Вдруг из трубы спустилось ведро с водой и залило огонь в очаге, так что Пер очутился в потемках. Во всех углах загоготало и заговорило:

— Ну, теперь Перу не лучше придется, чем пастушкам на Вала-сэтере!

Пер опять развел огонь, взял собак, запер хижину и пошел на север, к сэтеру Вала, где еще оставались три пастушки. Прошел он конец дороги, глядит — впереди зарево, весь Вала-сэтер точно в огне. В ту же минуту завидел он стаю волков; одних застрелил, других убил прикладом. Пришел на Вала-сэтер — там темным-темно, никакого пожара, но в хижине было четверо чужих парней, которые забрались к девушкам. Это были четыре горных тролля; звали их Густ, Трон, Тестель и Рольф. Густ стоял за дверями настороже, пока другие сватались к девушкам. Пер выстрелил в него да не попал, и тот убежал. Когда Пер вошел, девушкам плохо приходилось; две были сами не свои от страха и только Богу молились, а третья, по имени Гайльн Кари, побойчее, не испугалась, а сказала, что они рады будут принять троллей: пусть приходят, им хочется посмотреть — на месте ли сердце у таких молодцов. Когда тролли заметили Пера, они начали жаловаться, что темно, и попросили Рольфа развести огонь. В эту минуту собаки набросились на Тестеля и повалили его на очаг, так что зола и уголья разлетелись во все стороны.

— Ты видал моих змеек, Пер? — спросил Трон; это он так волков называл.

— Я и тебя отправлю вслед за твоими змейками! — сказал Пер и застрелил его. Потом убил Тестеля прикладом, а Рольф удрал через трубу. После того Пер проводил девушек домой; они не смели тут больше оставаться.

Под Рождество Пер Гюнт опять был на охоте. Слыхал он, что в Девре есть такой крестьянский двор, куда в сочельник сходятся все тролли, так что хозяевам приходится на это время уходить к соседям. Пер был охотник до троллей, и захотелось ему пойти туда. Надел он платье похуже, взял с собой своего ручного белого медведя, дегтя, смолы, шило, щетинки с дратвой, зубчатые клещи да сапожный подпилок и пошел. Пришел в тот дом и стал проситься переночевать.

— Господи помилуй! — сказал хозяин. — Нам самим-то приходится выбираться из дому, — к нам каждый сочельник видимо-невидимо троллей набивается.

Но Пер Гюнт объявил, что очистит им дом от троллей, ему и позволили остаться ночевать, да еще вдобавок свиную шкуру дали.

Медведь улегся за печкой, а Пер вынул шило, щетинку с дратвой и стал сшивать из свиной шкуры большой башмак. Потом продернул в края крепкую бечевку, чтобы можно было стянуть весь башмак, да приготовил клещи и подпилок.

Вдруг появились тролли с музыкантами и скрипкой и давай кто плясать, кто поедать рождественское угощение, что стояло на столе, а кто поджаривать на очаге жир, лягушек, жаб и другие гадости; эту провизию они с собой принесли. Потом заметили они башмак, который Пер сшил. На большую, видно, ногу сшит! И вздумали они примерять его, да все зараз и влезли туда одной ногой; а Пер как дернет за веревку, защемил клещами и стянул башмак крепко-накрепко; вот они и сидели все в капкане. А тут медведь высунул нос на запах жареного.

— Поесть захотела, белая кошка? — сказал один из троллей и бросил медведю в пасть жареную лягушку.

— Царапай, бей их! — сказал Пер Гюнт. Медведь рассвирепел и давай дубасить и царапать троллей, а Пер Гюнт схватил сапожный подпилок да тоже начал гладить их, точно хотел с них шкуры содрать. Пришлось троллям убираться, а Пер себе остался и жил рождественской провизией все праздники припеваючи. С тех пор о троллях и слыхом не слыхать было много лет. Потом хозяину того двора понадобилось однажды около Рождества нарубить дров; вдруг в лесу подходит к нему тролль и кричит:

— А что, белая кошка еще у тебя?

— Лежит за печкой, да еще семь котят принесла, больше и злей самой!

— Ну так ноги нашей не будет больше у тебя! — ответил тролль.