Глупые мужья и бедовые бабы

Жили-были две бабы, и повздорили они, как часто у баб бывает, а так как не о чем другом было вздорить, то и повздорили о том, чей муж глупее. Чем больше они спорили, тем больше кипятились, под конец чуть друг другу в волосы не вцепились. Известно ведь, стоит только начать ссориться — нескоро кончишь, да и плохо дело, коли у кого ума нет. Одна баба говорит, что нет такой вещи, которой бы ее муж не поверил, если она захочет; ей стоит только сказать, что это так, и он поверит всякой чепухе не хуже любого тролля. А другая говорит, что нет такой вещи, которой бы ее муж не сделал, если она заставит; стоит сказать ей, что так надо, и он все исполнит, такой рохля.

— Ну, попробуем же одурачить их хорошенько, чтобы узнать, который глупее! — На том и порешили.

Когда один из мужей вернулся из лесу, жена его и говорит:

— Ох, горе мне, бедной! Ведь ты совсем болен! Того и гляди с ног свалишься!

— Я только проголодался очень, — говорит муж, — а так ничего.

— Час от часу не легче! — вопит жена. — На что ты похож? Краше в гроб кладут! Ложись скорее в постель! Ох, недолго ты протянешь! — И добилась-таки, что муж поддался ей, поверил, что он при смерти, позволил жене уложить себя, скрестить руки, закрыть глаза и, наконец, уложить в гроб. Жена, чтобы он не задохся в гробу и мог видеть, что кругом делается, просверлила по бокам дырочки.

Другая жена взяла пару гребней и села шерсть чесать, а шерсти-то у нее и не было. Муж вернулся и смотрит: что это она дурачится?

— На прялке без колеса много не напрядешь, но и гребнем шерсти не начешешь, коли шерсти нет! — говорит он жене.

— У меня шерсти нет? — говорит жена. — Шерсть-то у меня есть, да ты ее не видишь, — очень уж тонка. — Потом она взялась за прялку и стала прясть — опять без шерсти.

— Нет, это ни на что не похоже! — говорит муж. — Жужжит-жужжит на своей прялке, а на ней ничего нет.

…повздорили о том, чей муж глупее.

— Ничего нет? — говорит жена. — Шерсть так тонка, что не с твоими глазами ее видеть.

Покончив с пряжей, она наладила ткацкий станок и стала ткать. Поткав, сняла со станка материю, поваляла ее, потом села кроить и шить мужу платье, а когда окончила, повесила на чердак. Муж не видал ни материи, ни платья, но в конце концов поверил, что оно слишком тонко, оттого он и не видит его.

— Да уж, тонко-то, тонко! — говорит.

А жена зовет его на поминки.

— Сегодня соседа хоронят. Надень новое платье. — Помогла она ему надеть обновку, — а то как бы еще не разорвал платья, материя-то такая тонкая!

Пришли они на поминки, а там уж угощаются вовсю, и гости не стали, разумеется, печальнее, увидав мужа в новом платье. Понесли покойника на кладбище, а он глянул в дырочку и давай хохотать:

— Мочи моей нет! Ведь сосед-то голёшенек идет меня хоронить!

Услыхали провожатые и сейчас же открыли гроб. Другой муж, что был в обновке, и спрашивает:

— Как же так, покойник в гробу хохочет? Ему бы скорее плакать!

— Слезы никого из могилы не выплачут! — сказал первый; слово за слово, разговорились и разузнали, как все было, как их бабы провели. Пришли мужья домой и распорядились как нельзя умнее, а если кто хочет знать как, пусть спросит березу.

Загрузка...