Над двором пастора в Воге возвышается поросший соснами небольшой отрог горного хребта с ущельями и отвесными скалами. Это «Гора Великана», которую воспел норвежский поэт Сторм. В одной из ее скал природа соорудила нечто вроде ворот. Стоя на мосту, перекинутом через бешеную реку, или по ту сторону, на лугу, и глядя на эти ворота, виднеющиеся сквозь листву плакучих ив, да призвав на помощь чуточку воображения, увидишь даже двойные ворота, соединенные готической аркой. Старые белоствольные березы стоят, словно колонны, по сторонам; вершины их, однако, не достигают арки; под ней уместилась бы церковь Воге со всем, с колокольней и со шпицем. Это и не простые ворота или дверь, а вход во дворец великана, «Ворота Великана», сквозь которые свободно пройдет огромнейший великан о пятнадцати головах. В старину, когда люди и тролли больше якшались между собой, если кто хотел попросить у великана взаймы денег или поговорить с ним о другом деле, бросал в эти ворота камень и кричал: «Отвори, великан!».
Несколько лет тому назад я зашел на пасторский двор. Вся семья была на сэтере, дома оставался только один старик, который по моей просьбе и свел меня к Воротам Великана. Мы постучали в них, но никто не явился отворить. Меня не удивило, что великан не желал принять нас или что он вообще теперь на старости лет так редко дает аудиенции: если судить по многочисленным знакам, оставленным на воротах камнями, посетители сильно докучали великану.
— Одним из последних видел его Иоганн из Блессома, сосед пастора, — сказал мой проводник. — Но лучше бы ему не видать его! — прибавил он.
Этот Иоганн был в Копенгагене, — он вел тяжбу, а тут у нас в те времена правды нельзя было добиться, и кому хотелось этого, тому приходилось искать ее в Копенгагене. Так сделал и Иоганн, так сделал потом и сын его, у которого тоже была тяжба.
Вот подошел сочельник; Иоганн потолковал с важными господами, справил свои дела и идет по улице такой скучный, — стосковался по дому. Вдруг глядит, мимо проезжает человек из Воге, в белом кафтане с пуговицами, словно серебряные далеры, высокий, толстый такой. Иоганну показалось, что он узнает его, но тот ехал очень быстро.
— Спешишь ты! — сказал Иоганн.
— Да, спешу, — отозвался тот, — надо к вечеру поспеть в Воге.
— Ах, кабы и мне попасть туда! — сказал Иоганн.
— Можешь стать позади на полозья, — сказал он. — Моя лошадь в двенадцать шагов пробегает милю.
Поехали, и Иоганну пришлось крепко держаться за задок саней, чтобы не свалиться с полозьев, — санки неслись по воздуху так, что не было видно ни земли, ни неба.
В одном месте они останавливались на минуту отдохнуть, но где, этого Иоганн не мог различить, потому что они в ту же минуту помчались дальше; ему казалось только, что там на шесте торчала мертвая голова. Когда они проехали конец, Иоганн стал зябнуть.
— У! Я позабыл одну рукавицу там, где мы отдыхали; теперь рука мерзнет.
— Ну, придется потерпеть, — сказал человек, — да и недалеко уже до Воге; мы отдыхали-то на полдороге.
Не доезжая до моста, человек остановился и ссадил Иоганна.
— Теперь тебе недалеко до дому, — сказал он, — ступай, но смотри, не оборачивайся назад, когда услышишь позади гром и увидишь молнию.
Иоганн обещал и поблагодарил за провоз. Человек направился через мост, а Иоганн через холм к Блессому. Вдруг слышит гром в Горе Великана, и всю дорогу перед ним осветила молния, так что стало светло, как днем; иголку и ту нашел бы. Позабыл Иоганн про наказ того человека и повернул голову, чтобы взглянуть в ту сторону. Смотрит — Ворота Великана стоят настежь, и такой свет из них льется, точно там тысячи свечей зажжены. В воротах же стоит великан — тот самый человек, который привез его. Но с тех пор голова у Иоганна так и осталась свернутой на сторону.