Норвежские сказки

Пейк

Жили-были муж с женой; были у них сын да дочь — близнецы, лицом в лицо, так что и различить их можно было только по платью. Сына звали Пейк. Пока родители были живы, он ничего не делал, — охоты ни к чему не было, разве только людей дурачить да потешаться над ними. И такой он был проказник, что никого в покое не оставлял. Когда родители померли, он еще хуже стал; работать по-прежнему не хотел, проживал, что от родителей осталось, да ссорился с людьми. Сестра трудилась и работала, не покладая рук, а все не хватало, она раз и стала выговаривать брату за лень.

— Чем мы жить будем, когда ты спустишь все добро? — спрашивает сестра.

— Тогда пойду да надую кого-нибудь! — говорит Пейк.

— Поздно будет! — говорит сестра.

— Увидим!

Вот и прожил он все до последнего. Снарядился и пошел. Шел-шел, вот и баронский двор. Барон стоял на крыльце, увидал парня и спрашивает:

— Ты куда идешь, Пейк?

— Вот иду посмотреть, нельзя ли кого-нибудь надуть! — говорит Пейк.

— Так надуй меня!

— Не могу! — говорит Пейк. — Все свои штуки дома оставил.

— Сходи за ними! Мне страсть хочется посмотреть, правда ли ты такой веселый плут, как люди говорят.

— Невмоготу мне идти! — говорит Пейк.

— Я дам тебе лошадь и седло!

— Мне и сесть на лошадь невмоготу! — отговаривается Пейк.

— Мы тебя подсадим на седло, а там уж ты удержишься! — говорит барон.

А Пейк мнется на месте да в затылке скребет, точно всю кожу с головы содрать хочет. Подсадили его; поехал, из стороны в сторону покачивается в седле. Барон до слез нахохотался: сроду такого наездника не видал. Но только что Пейк спустился под гору и въехал в лес, где барон уже не мог его видеть, выпрямился, точно прирос к седлу, и поскакал во всю прыть, как будто и лошадь и сбруя у него были краденые. Приехал домой и продал лошадь и седло.

А барон-то все ждет его да посмеивается, вспоминая, какой у него вид был, когда он ввалился на лошадь, точно куль с овсом, и поехал так, как будто не знал, на которую сторону ему свалиться. Но время шло, а Пейка нет как нет. Догадался барон, что Пейк одурачил его, хоть у него и не было с собой своих штук, выманил у него лошадь с седлом. Сильно разгневался барон и порешил отправиться казнить Пейка.

Пейк узнал точно, в какое время барон явится, и велел сестре поставить на огонь смоляной котел да влить туда чуть-чуть воды. Как только барон ступил на порог, Пейк схватил котел с очага, поставил на чурбан и давай мешать — будто в нем каша варится.

Смотрит барон, как это каша на чурбане бурлит, дивится и от удивления позабыл даже, зачем пришел.

— Что ты хочешь за этот котел? — спрашивает у Пейка.

— Я не могу с ним расстаться! — говорит Пейк.

— Почему? Я тебе хорошо заплачу!

— Да ведь с ним ни хлопот, ни забот, ни дрова рубить, ни за провоз платить!

— Все равно! Я дам тебе сто далеров! — говорит барон. — Ты надул меня — выманил лошадь с седлом и сбруей, но я тебе, так и быть, прощу это, если отдашь мне котел.

— Ну, делать нечего! — говорит Пейк.

Вернулся барон и созвал гостей на пир. Кушанья должны были вариться в новом котле. Котел поставили посреди пола.

Гости думали, что барон свихнулся, подталкивают друг друга локтями, посмеиваются, а барон похаживает вокруг котла, хохочет и приговаривает: — Вот сейчас закипит, вот сейчас закипит! — Но котел так и не закипел. Догадался барон, что Пейк опять его надул, и порешил сейчас же поехать казнить его.

Когда барон явился, Пейк стоял у овина.

— Что же, не кипит? — спрашивает у барона.

— Не кипит, и ты за это ответишь! — говорит барон и уже меч вынул.

— Понятное дело! — говорит Пейк. — Ты ведь забыл прихватить чурбан.

— А ты не врешь опять? — спрашивает барон.

— Да, конечно, все дело в чурбане; без него не закипит! — уверяет Пейк.

Ну, сколько же он возьмет за чурбан? Да уж следовало бы триста далеров, но для барона можно уступить и за двести. Взял барон чурбан, привез к себе и снова созвал на пир гостей, а котел поставил на чурбан посреди залы. Гости думали, что он не в уме, и смеялись над ним, а он знай хохочет да приговаривает: — Сейчас, сейчас закипит! — Только и на чурбане вышло то же, что на полу. Догадался барон, что Пейк снова надул его своими штуками, вырвал у себя от гнева клок волос и отправился казнить Пейка безо всякой пощады.

Но Пейк уже приготовился его встретить: заколол барана, собрал кровь в пузырь, завязал его, засунул за пазуху сестре и сказал ей, что надо делать.

Барон явился и спрашивает:

— Где Пейк? — а у самого даже голос от гнева дрожит.

— Ему так нездоровится, что он на ногах не стоит, — говорит сестра. — Сейчас прилег уснуть.

— Поди сейчас, разбуди его! — говорит барон.

Она отнекиваться, — он-де такой вспыльчивый.

— Я еще вспыльчивее! — говорит барон. — И коли ты его не разбудишь, я… — и он схватился за бок, где у него меч был прицеплен.

Нет-нет! Уж лучше она разбудит брата. Подошла она, стала будить, Пейк как вскочил, схватил нож да всадил ей в грудь, в то самое место, где у нее спрятан был пузырь с бараньей кровью. Кровь брызнула струей и залила девушке всю грудь, а сама она упала на пол, как мертвая.

— Что же это ты делаешь, бездельник? — говорит барон. — Ты убил сестру, да еще на глазах господина!

— Не велика беда, пока из меня самого дух не вышел! — говорит Пейк, взял рог, протрубил на нем свадебную песнь, потом приставил сестре ко рту и вдунул в нее жизнь: встала она как ни в чем не бывало.

— Что такое? Ты можешь убивать людей и снова вдувать в них жизнь? — спрашивает барон.

— А как же иначе при моей горячности? — говорит Пейк. — Не то я бы всех вокруг себя давно поубивал. Я страсть горячий!

— Я тоже горяч! — говорит барон. — Надо мне приобрести этот рог. Я дам тебе за него сто далеров и прощу тебе твои обманы: и то, что ты лошадь у меня выманил, и что надул котлом и чурбаном.

Пейку, разумеется, было очень тяжело расстаться с таким рогом, но для барона, делать нечего, расстался. Барон взял рог и поскакал домой во весь опор. Приехал, и не терпится ему поскорее попробовать рог, он и давай придираться к жене со старшей дочерью; те не стерпели, стали ему перечить; он выхватил меч да и проколол обеих. Они упали на пол мертвыми, а все остальные разбежались от страха.

А барон себе ходит по комнатам да говорит, что тут большой беды еще нет, пока в нем есть дух, и тому подобное, чего от Пейка наслушался. Потом вынул рог, протрубил и стал вдувать жизнь в убитых, но сколько ни дул — и день, и другой, — толку не вышло; мертвыми были, мертвыми и остались. Пришлось похоронить их да еще поминки справить.

Теперь-то уж несдобровать Пейку! Но Пейк опять взялся за свои штуки и говорит сестре:

— Переменись со мной платьем, забирай все наши пожитки и уезжай во всю прыть.

Она поменялась с ним платьем, забрала пожитки и уехала поскорее, а Пейк сидит себе в ее платье, барона дожидается.

— Где Пейк? — спрашивает барон грозно.

— Сбежал! — говорит Пейк.

— Ну, будь он дома, я бы его убил! — говорит барон. — Этаких плутов нечего щадить!

— Он знал, что барон приедет казнить его за его штуки, вот и сбежал, а меня тут оставил холодную, голодную! — говорит Пейк, а сам так умильно поглядывает, точно девица.

— Хочешь со мной поехать? У меня сыта будешь! Нечего тебе тут в хижине голодать! — говорит барон.

Пейк, разумеется, согласился, барон взял его с собой, велел его учить всему и держал как собственную дочку. И стало у барона опять как будто три дочки: Пейк занимался рукодельями, играл, забавлялся с дочерьми барона и был с ними вместе день-деньской.

Прошло порядочно времени, приезжает к барону князь свататься.

— У меня три дочки, которую хочешь? — говорит барон и позволил князю пройти к баронессам в рукодельню, познакомиться с ними. Князю полюбился более всех Пейк, ему он и бросил на колени шелковый платок. Стали готовиться к свадьбе, явились родственники барона и князя, отпировали свадьбу, а к вечеру Пейк и сбежал; больше ему нельзя было оставаться. Невеста пропала. Пришлось гостям в самый разгар пированья по домам разъезжаться.

Барон и рассердился, и опечалился, и стал раздумывать, как же все это вышло?

Потом сел он на лошадь и поехал прогуляться, уж очень невесело ему было дома. Выехал в поле, а на камне Пейк сидит и на дудочке играет.

— Так ты тут сидишь, Пейк? — говорит барон.

— Ну да, а то где же мне еще сидеть? — говорит Пейк.

— Ты надувал меня раз от разу все хуже, теперь иди за мной, я тебя казню!

— Уж коли нельзя отделаться, так пойду!

Пришли они во двор, велел барон приготовить бочку и засадить туда Пейка. Потом бочку заколотили и вкатили на высокую скалу: там Пейк должен был оставаться три дня — размышлять о своих грехах, прежде чем его сбросят в море.

На третий день проходит мимо один богатый человек, а Пейк сидит в бочке да поет:

— Прямо на небо в рай я полечу, но петь среди ангелов я не хочу!

Человек услыхал это да и спрашивает Пейка, что он возьмет с него за то, чтобы пустить его на свое место.

— Да уж недешево! Не каждый день ведь найдешь готовый экипаж, чтобы лететь на небо!

Человек согласился отдать Пейку все свое богатство, выбил дно у бочки и влез в нее сам вместо Пейка.

Пришли спускать бочку вниз по крутизнам.

— Счастливого пути! — говорит барон, думая, что в бочке-то Пейк. — Теперь ты живо будешь в море. Конец всем твоим штукам!

Не докатилась бочка до половины горы, как разлетелась вдребезги вместе с тем, кто сидел в ней. Вернулся барон домой — глядь, Пейк на крылечке сидит, на дудочке играет.

— Так ты здесь? — говорит барон.

— Ну да, здесь, где же мне быть еще? — говорит Пейк. — Я думаю нанять тут дом и помещение для моего скота, лошадей и прочих богатств!

— Куда же я сбросил тебя, что ты так разбогател?

— Прямо в море! — говорит Пейк. — Очутился я на дне, а там всяких богатств непочатый край: целые горы золота, всякого добра; стадами ходят лошади, рогатый скот!..

— Сколько возьмешь, чтобы сбросить меня туда? — спрашивает барон.

— Ты с меня ничего не взял, и я с тебя ничего не возьму! — говорит Пейк.

Заколотил он барона в бочку, вкатил на скалу да и сбросил оттуда, а сам вернулся на баронский двор, женился на младшей дочке и стал править баронством. Штуки же все свои припрятал так далеко, что никто больше и не слыхал о Пейке-плуте.