Глава 18 Здравствуй, папа номер два!

Здравствуйте, любезные. Я король, дорогие мои.

Евгений Шварц.


Глупо, конечно, но во время посещения этого Нотр-Дам-де-Аккуль, я искоса поглядывал на Катерину, и видел, что девушка исподтишка косится на меня. Словно мы друг за другом подглядываем. Глупо!

За ужином молчали. Я не знал, о чём заговорить, чтобы не смутить девушку в очередной раз. Я же балда! Как ляпну что-нибудь, и опять не угадаю. Катерина тоже молчала, не знаю почему. Словно между нами в очередной раз чёрная кошка пробежала.

— Дай мне Евангелия, — только и проронила девушка, когда ужин закончился, — Я перед сном хочу почитать Святое писание.

Наутро она казалась невыспавшейся и заплаканной. Вот, не хотел же давать, чтобы не расстраивать! Но, как не дать⁈ Ещё больше расстроишь!

В таком отвратном настроении мы и отправились в путь. И, хотя места вокруг были живописные, погода приятной, люди приветливыми, а трактиры уютными, это путешествие оставило у меня самые мрачные воспоминания. Между нами возник холод отчуждения. Вот зачем, зачем я ляпнул про Матерь Божью⁈ Зарекался же!

Дорога, как и предрекал улыбчивый Шарль, заняла менее двух дней. Перпиньян оказался крошечным… даже язык не поворачивается назвать это городом! Так, крохотный посёлок. Хотя и укреплённый!

— Любезный, как пройти в канцелярию папы? — остановил я ближайшего прохожего.

Тот что-то буркнул в ответ и поспешил дальше.

— Это тебе не Франция! — хмуро заметила Катерина, — Это провинция Руссильон, Арагонское королевство! Здесь больше по-испански разговаривают. Кстати, папа Бенедикт, как раз из Арагона родом, хотя и не из Перпиньяна, а из Ильуэки…

— Тогда… мне придётся выучить испанский?..

— Не нужно… Здесь половина разговаривает по-испански, а вторая половина по-французски. Да и морской порт в Перпиньяне. Тоже накладывает отпечаток. Просто спросить второго прохожего…

И в самом деле, второй прохожий вполне сносно объяснялся по-французски!

— Канцелярия папы? — почесал он в затылке, — Так вот же, прямо в крепости!

— Точно? — на всякий случай переспросил я, — Не при церкви какой-нибудь? Не при монастыре?

— Точно! — уверенно ответил прохожий, — Не сомневайтесь, ваши милости!

— Давай мне рекомендательное письмо к папе, — протянула руку Катерина, когда мы подходили к папской канцелярии, довольно скучному зданию, выложенному из красных кирпичей.

— Зачем⁈ Я и сам могу отдать письмо в канцелярию!

— Это письмо от графов де Мино, и лучше, если отдаст его сам представитель рода де Мино.

— Ты уверена?

— Иначе будет странно. Графиня де Мино приехала лично, а её письмо отдаёт совершенно посторонний человек!

— Я не посторонний. Я не какой-то там посторонний! Я Эдуард, принц Уэлльский!

— Самозванец ты, а не принц Уэлльский! Принцем будешь, когда тебя твой папаша, Генрих Четвёртый, своим сыном официально признает! А пока — самозванец!

— Ну, знаешь! Меня специально укрыли, как первенца! Чтобы избежать покушений на мою особу! Ибо я наследник!

— Ладно… наследничек… посмотрим, что скажет тебе его Святейшество! Давай письма!

— Ой-ёй-ёй! Подумаешь, письма! Я вообще без писем могу! Вот они…

Вас, может, удивят такие споры. Наверное, это нервное… Мы вступали на очень тонкий лёд и легко могли провалиться. С очень печальными последствиями!

* * *

Сухощавый, совершенно лысый человек в чёрной сутане, равнодушно принял у нас рекомендательное письмо к папе и аккуратно внёс запись об этом в открытую книгу перед собой.

— Где вы остановились? — уточнил он.

— Пока нигде, — пожал я плечами, — Поищем подходящий трактир…

Гусиное перо замерло в руках священника. А может, это был монах?..

— И куда же мне сообщить о решении папы⁈ — ехидно уточнил он, — У вас родственники в Перпиньяне есть?

— Нету…

— О, Господи! — поднял канцелярист глаза к потолку, — В Перпиньяне сейчас, конечно, посвободнее, чем год назад, когда Папа собирал Совет… Тогда одних епископов собралось больше шестидесяти человек! А ведь, были ещё и кардиналы, и патриархи и архиепископы, и светских вельмож понаехало! А уж простых священников и мирян было вообще без счёта! Но, год назад, когда Пизанский собор — безбожники! — объявил о низложении и римского и нашего папы… хотя, разумеется, его Святейшество с негодованием отверг это безбожное решение… да, многие поразъехались… Но, далеко не все! Вы не найдёте места в трактирах, господа! А если у вас нет в Перпиньяне родственников, то вы не сможете снять и частный дом. Их просто не осталось, свободных! И куда же мне прикажете направить ответ⁈

— Мы снимем трактир! — уверенно сказал я, — И неподалёку от вас! Тогда и сообщим, какой именно. А вообще, мы можем заглядывать сюда ежедневно. Других дел у нас в Перпиньяне нет.

— Ну, что ж… — перо опять заскрипело по книге, — Заходите, справляйтесь… Трактир вы здесь не найдёте, и не мечтайте! Придётся вам поселиться где-то в одном из окрестных сёл. Старайтесь выбрать поближе. И заезжайте сюда почаще! Я с удовольствием скажу вам, когда папа вас примет… если он решит вас принять!

— А нельзя ли ещё одну справку? — скромно поинтересовался я.

— Что именно? — с любопытством уставился на меня лысый канцелярист.

— Не подскажете, где бы мы могли отыскать кардинала Базиля Корбини и кардинала Жеральда ля Фальеро? У нас есть письма для этих святых отцов…

— Эти?.. — я увидел, как любопытство в глазах монаха или священника сменилось глубоким удивлением, — Эти кардиналы, хоть и не входят в ближний круг папских приближённых, которые вместе с ним покинули Авиньон, но они прибыли по первому зову его Святейшества на Совет, и пользуются величайшим доверием и уважением папы… Здесь все знают, где живут эти почтенные монсеньоры! Обоих вы найдёте в церкви Санта-Мария-де-Регали, где они устроились на подворье. И сами, и их приближённые монахи. Как я говорил, трудно найти сейчас место в Перпиньяне!

— А где резиденция… самого папы? — с замиранием в голосе, уточнила Катерина.

— Папа выбрал своим местожительством эту же крепость, где вы сейчас находитесь, — слегка улыбнулся канцелярист, — Только в дальнем крыле.

— Эту⁈ — не поверил я, — Вот эту… вот прямо здесь⁈ О, Господи!

— Папа живёт смиренно и возвышенно… Ему достаточно.

— И всё же… это папа!

— Конечно, — я заметил, как остро сверкнули глаза канцеляриста, — Конечно, мы все верим, что скоро папа вернётся в Авиньон… как законный понтифик! И тогда никто не посмеет… впрочем, что это я? Может, у вас есть ещё вопросы?

— Нет, благодарю вас! — вежливо попрощался я.

— Храни вас Бог! — привычно откликнулся канцелярист.

* * *

— Мне кажется, ты просто истекал тщеславием! — упрекнула Катерина, когда мы вышли из канцелярии, — Дескать, я!.. В любом трактире!.. Эх, Андреас! Скромнее надо быть!

— Я постараюсь, — смиренно ответил я, за что заслужил очень подозрительный взгляд Катерины, — Я постараюсь быть скромнее. Но попробовать-то можно? Ну, вот, вроде бы неплохой трактир… Ты подождёшь минутку? Я поговорю с хозяином…

— Ну, иди! — ехидно ухмыльнулась девушка, — Поговори…

Разговор вышел долгим… Чуть не четверть часа я уламывал бедного трактирщика, всё прибавляя и прибавляя флорины…

— Фу-у-у… — вышел я, наконец, к ожидающей девушке, — Разгружаемся здесь! Но, как они, оказывается, зажрались! Не поверишь, он стребовал по сто двадцать пять золотых флоринов! За каждую из двух комнат! И это всего за два дня, до ближайшего воскресенья. Потом будут другие расценки. И за стол отдельная плата… Да в любом столичном городе этого хватило бы на год! А в этой дыре… Тьфу! Если бы не крайняя нужда, я бы здесь и на секунду не остался!

— У всех крайняя нужда, — философски ответила Катерина, — здесь и сейчас решается вопрос о политическом раскладе во всей Европе!

— Этот вопрос уже два года решается! — возразил я, — Сама же мне рассказывала, что из Авиньона папа уехал два года назад. И сразу начал хлопотать о созыве Совета. И что? Где, потрясшее весь мир, решение этого Совета? Где объединившееся под единую руку духовенство всей Европы? А два года — это не шутки. Это большой срок. Но ничего нету.

— Вот, сейчас ты отсыплешь папе две-три сотни бочек золота, и тогда начнётся движение! — возразила Катерина.

— Уже не уверен, — признался я, оглядываясь на невзрачное сооружение крепости, — Если папа, после грозного и пышного Авиньона, согласился жить в этом убожестве… Если не выбрал себе более достойного жилища… У меня все планы пошли насмарку! Я теперь даже не знаю, брать ли с собой на встречу роскошную трость⁈ Или она только мешать будет, глаза папе мозолить?..

— Если ты будешь предлагать полмиллиона золотом… или на сколько вы там сойдётесь? то трость по сравнению с этой суммой покажется сущей чепухой! — заметила девушка.

— Это понятно… Но тут важен первый взгляд, первое слово, первое впечатление… и тут трость может помешать.

— Тогда поставим вопрос по-другому: тебе лучше с тростью или без?

— С тростью! — уверенно ответил я, — С тростью я чувствую себя более спокойным, а если начинаю волноваться, я просто крепче стискиваю рукоять. А на лице волнение не отражается.

— И какие тогда вопросы?..

— Согласен. Все вопросы отпали. Кроме одного: мы прямо сейчас идём искать наших кардиналов?

— Разумеется. Отправим Трогота и Эльке размещаться в гостинице. А сами — в церковь. Ты обратил внимание, что это опять церковь Святой Девы Марии⁈ Случайно ли это? Не боишься, что она отомстит тебе за твоё богохульство?

— Не боюсь… Если это богохульство, то не моё, а Евангелистов! Пошли…

* * *

При встрече с каждым из кардиналов, я искоса, незаметно, всматривался в их лица. Какие эмоции промелькнут? Воспоминания? Досада? Гнев? Раздражение? Страх? И знаете что? Ничего у них не промелькнуло! Это же какой нужно иметь богатейший опыт, чтобы вот так, едва улыбаясь кончиками губ, взять письмо, прочитать о том, как тебя грубо шантажируют, и не измениться в лице ни на йоту⁈ Ласково кивнуть в ответ и елейным голосом пообещать полнейшую поддержку и содействие? Удивляюсь! Нет, честное слово, удивляюсь! Я бы так не смог. Может быть, когда-нибудь, ближе к старости, когда жизнь меня основательно потреплет и вывернет наизнанку… да и то, не уверен!

В любом случае, оба кардинала окинули нас, вроде бы, лёгким, скользящим взглядом — мне показалось, что они даже печень у меня смогли рассмотреть со всех сторон! — и заверили, что прямо сейчас, вот, сию минуту, они начнут хлопоты перед папой о нашем деле.

— Когда ля Фальеро на тебя посмотрел, ты моргнула! — укорил я Катерину, когда мы шли обратно.

— Ну и моргнула… — пожала плечами девушка, — Людям это свойственно: моргать! А ты, наоборот, выпучился и не моргал!

— Я выпучился не тогда, когда он нас оглядывал. Я выпучился с первой секунды! Ну, вроде, пожираю глазами такую важную персону. Пусть думает, что я перед ним благоговею!

— То есть, вёл себя неестественно!

— Как раз естественно! Ещё полгода назад ты бы тоже так выпучилась! А теперь, видишь ли, пообщалась с одним папой, вот-вот пообщаешься с другим папой… кардиналы тебе теперь и не персоны! А им, может, обидно?

— Ну. не знаю…

— Я знаю! Кстати, пойдём, заглянем в крепость. Сообщим этому… лысому… где мы остановились. Он же просил сообщить? Благо и идти недалеко…

* * *

— «Луна и Солнце»⁈ — в неописуемом изумлении вскричал лысый канцелярист, когда мы сообщили ему название трактира, — «Луна и Солнце»⁈ Вы что, королевскую казну ограбили⁈ А впрочем… в королевской казне, по нынешним временам, разве что, расписки… написанные самим королём по поводу займов у крупных банков… В любой королевской казне! Идут войны, господа, а война — это очень, очень дорогое удовольствие! Но, как вам удалось? Ведь это не просто место на сеновале, это же номер? Я правильно понял?

— Это ДВА номера… — с удовольствием сообщил ему я.

Бедняга только сдавленно пискнул, провожая нас округлившимися глазами…

* * *

— Что изволите на обед? — трактирщик плотоядно покосился на меня, очевидно, прикидывая в уме, сколько денег можно содрать.

— Отдельный столик! — приказал я, — А на столик…

— Ну, вы скажете, господин! — даже обиделся трактирщик, — В такой-то давке…

— Сорок золотых за отдельный столик! — холодно заметил я, — А на столик… ну, пусть будет, седло ягнёнка…

— Сегодня пятница! — опять перебил трактирщик. И глаза выпучил.

— Да, и что?

— Пятница! Постный день! — казалось, трактирщик вообще оледенел. Ещё бы! Под взглядами десятков епископов, занявших обеденную зону.

Упс! Вот это я влип! Вот почему разом замолкли голоса в трактире и все уставились в нашу сторону. И… как быть?..

— Ослеп, любезный? — лениво поинтересовалась Катерина, — Не видишь, что перед тобой крестоносец? А крестоносцам отдельным эдиктом разрешено вкушать мясную и жирную пищу во всякий день, включая Великий пост!

Ах, вот оно что! А я-то смотрю, первый раз меня так вот, постным днём попрекнули… А, оказывается, постные дни для крестоносцев не писаны! А я ещё, помнится, удивлялся, что время от времени наши девушки отказывались от мяса, налегая на рыбу и грибы… А оно — вот оно что!

— Ах, крестоносец… — ожил трактирщик, — Ну да, ну да, как же я сам-то запамятовал… Наверное, не часто крестоносцы наши края посещают, вот и вылетело из головы… Так, что вы хотели, ваша милость⁈

— Разве ты не слышал? — опять встряла Катерина, — Из мясного: седло ягнёнка! Из рыбного… ну-у… на твоё усмотрение! Зелень, фрукты, хлеб. И не тяни, мы голодные.

— Сию минуту, сеньоры…

Не поверите! Через пять минут в зал притащили свежесколоченный стол! Внешне неказистый, но когда его накрыли скатертью, то вроде и ничего. Ещё через минуту на столе стояли вино, хлеб и зелень. А через пятнадцать минут в поданной мне тарелке шкворчало мясо, а я ловил завистливые взгляды окружающих. Катерина деликатно ковыряла паэлью с тунцом и грибами, поглядывая на треску по-баскски. Ну, и конечно, тюрбо в томатном соусе… Как сказал хозяин, это фирменное блюдо трактира. На мой взгляд, сильно переперчённая камбала! И стóит, как оказалось, недёшево… Но, куда деваться, если Катерина глаза закатывала от восторга…

В общем, мы радостно вгрызлись в еду, когда я услышал за соседним столом[1]:

— Довелось мне, братия, гостить однажды у миланского герцога. А, надо сказать, был у него замечательный повар, великий искусник в своём ремесле. Этого повара герцог даже во Францию отправлял, дабы тот ещё более всему научился! Да… Одно слово — мастер! Что ни блюдо — то шедевр! Да… И вот, сидим мы в трапезной, я уже благословил пищу, подают нам великолепно сервированные блюда, и тут герцогу приносят письмо из Флоренции. Ну, вы понимаете… Что может быть хорошего для миланского герцога в письме из Флоренции⁈ Герцог прямо почернел, прочитав письмо! Скомкал его, сунул за пазуху, и мрачный, принялся за еду. И тут же, прямо взревел, мол, позвать сюда повара! Бедный повар… бегом… предстал перед грозные очи герцога… А тот ему сурово, эдак, отчего это у тебя, голубчик, сегодня обед нехорош⁈ Мясо недожарено, соус противного вкуса, специи вообще в приправу не положены… А⁈ Отвечай, негодяй!

Надо сказать, повар обладал хорошо подвешенным языком. Он не растерялся и отвечал со всей учтивостью, мол, что поделать, ваша светлость? Я-то приготовил соус по всем канонам поварского искусства, а вот флорентийская подливка, вижу, пришлась вам не по вкусу… Но разве то моя вина?..

Согласен, шутка смелая. Но герцог оказался человек остроумный и шутку оценил. Он только засмеялся и отпустил повара без наказания. И, кстати, обед был воистину превосходен!

Ну, в принципе я понял, почему бедняга вспомнил тот обед, пережёвывая сухую жареную камбалу и с грустью глядя на наш с Катериной стол. Поневоле слюнки потекут!

— Браво! Браво! — дружно поддержали рассказчика остальные, — Воистину, смелая шутка, которая могла обернуться следами плети на спине! И браво герцогу, поступившему столь великодушно!

— Это что! — приободрился рассказчик, услышав одобрительные восклицания, — Этот повар и не так однажды пошутил!

— А как же? — заинтересовались слушатели.

— А так! Пришёл он однажды к герцогу, когда у того был час приёма просителей. Герцог, конечно, слегка удивился, но спросил, просьба ли у того или жалоба? Или хочет кого-то обвинить?

— Просьба, ваша светлость, — отвечает повар, — Очень хочется, чтобы ваша светлость превратила меня… в осла!

Вот тут герцог удивился не слегка, а как следует! Даже растерялся, прямо скажем!

— А зачем же тебе, голубчик, становиться ослом? — спросил он, — Отчего ты не хочешь быть человеком?

— Ах, ваша светлость, — притворно вздохнул повар, — Я вижу, что все, кого вы осыпали своими милостями, от важности так надуваются, что превращаются в ослов! Вот и мне захотелось стать ослом…

— А-ха-ха!!! — прокатилось над столом рассказчика, — То есть, и меня осыпьте милостями? Ловко придумано! А-ха-ха!

— Хе-хе! А ещё, вроде бы, невзначай, но заметил герцогу, каких ослов тот дарит своими милостями! Хе-хе!

— Да, уж, воистину остёр язык у того повара! А чем всё кончилось?

— Герцог вспомнил, что давно не поощрял повара! — засмеялся и рассказчик, — Ну и… отсыпал ему мешочек серебра! Заметив, что деньги даёт ему, как человеку. Ослы в деньгах не нуждаются!

— А-ха-ха! Тоже остроумно!

— А вот ещё случай! — начал другой, воодушевлённый всеобщим вниманием, — В Ареццо был недавно епископ Анджело. И он созвал однажды своё духовенство, прибавив, чтобы они захватили с собой облачение. Один из священников, у которого облачение истрепалось до такой степени, что стыдно было бы и надеть, грустный сидел дома и раздумывал, как быть. Взять облачение было негде! А в доме его была служанка, которая увидела печаль хозяина и спросила о причине. Тот объяснил. Да, нет же! — воскликнула служанка, — Епископ потребовал, чтобы вы захватили с собой жареных каплунов!

— Э-э-э? — недоумённо уставился на рассказчика один из слушателей.

— А, дон Эстебан! — спохватился рассказчик, — Вы не знаете итальянского! Это просто игра слов! Облачение — сарре е cotte, каплуны жареные — eapponi cotti. На слух почти неразличимо!

— Так что же? — поторопили рассказчика, уже ожидая забавного окончания истории.

— А священник так и сделал! — засмеялся рассказчик, — Привёз епископу жареных каплунов! Епископ долго смеялся, когда тот рассказал ему свою историю, и заметил, что этот священник понял смысл его приказа гораздо правильнее остальных!

— А-ха-ха!!! — вновь прокатилось по залу, — О-хо-хо!

— Опять про еду! — отметил я про себя.

— А я вам ещё один случай расскажу! — улыбнулся заранее третий из собравшихся.

— Ну-ка, ну-ка?..

— Один монах должен был сказать народу проповедь на день святого Стефана. Но… час был поздний, многие из священников были голодны… И вот, пока монах поднимался на возвышение, то один священник, то другой, торопливо шептали ему на ухо, чтобы он не затягивал со своей речью. И так с десяток раз! Бедный монах понял, что надо торопиться! Поднялся на кафедру, поглядел на народ и заявил:

— Братья! В прошлом году, на этом самом месте, я очень подробно рассказывал вам о святом Стефане, о его деяниях и явленных им чудесах. Думаю, вы все помните это выступление. Но, с тех пор, святой Стефан не сделал ничего нового! Так что, осените себя крестным знамением и прочтите молитву покаяния!

И пошёл с кафедры…

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!! Великолепная проповедь!!!

Я заметил, как помрачнела Катерина, услышав этот рассказ. Но я-то здесь при чём⁈ Это, между прочим, видные епископы и кардиналы! А если они сами над своими проповедями смеются, то я не виноват!

Кстати, что-то они, вино пьют, а закусывают слабо! Ну, да, разве это закуска — жареная камбала? Но тогда и вина надо пить меньше? А эти себя не ограничивали! Поэтому и рассказы пошли всё более откровенные…

— По поводу проповеди! — начал ещё один, — Один из монахов проповедовал народу в Тиволи. И очень сурово изобличал супружескую неверность. Вот только за собственными словами монах следил очень плохо! И заявил, что предпочёл бы иметь дело с десятью девушками, чем с одной замужней женщиной…

— Правильно говоришь!!! — заорали собравшиеся мужчины, — Верно мыслишь!!! Девки лучше!!!

Только тут монах понял, что ляпнул глупость!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!! Хе-хе-хе!!!

— Кстати, о женщинах! Есть у меня один земляк, по имени Пьетро, он и рассказал мне эту историю. Были у него делишки с женой одного крестьянина… Надо сказать, крестьянин был весь в долгах и часто ночевал в поле, чтобы его не нашли дома кредиторы. В такие дни Пьетро и похаживал к его жене! И вот однажды, как раз когда любовники собирались возлечь на постель, явился муж. И, чтобы вы думали? Жена быстро спрятала Пьетро под кровать, а как только муж вошёл в дом, принялась его отчаянно ругать, мол только что приходил подеста со стражниками! Они обыскали весь дом, надеясь тебя найти! Обещали вернуться и ещё раз всё хорошенько обыскать! Если тебя найдут, то кинут в тюрьму! Бедная я, бедная, за что мне такое наказание⁈

Крестьянин растерялся. Городские ворота к тому времени заперли и вернуться в поле он уже не мог. Что же делать⁈

— Полезай на голубятню! — посоветовала жена, — Я запру снаружи дверь, и уберу лестницу. Никто и не подумает, что ты там!

И, что бы вы думали? Всю ночь любовники наслаждались друг другом, а бедный муж дрожал от страха среди голубиного помёта!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— Ах, братия, надо сказать, женщины вообще сметливы и остры на язык! Довелось нам с группой священников плыть на барке по реке По в Феррару. И так случилось, что с нами плыли две куртизанки, из тех, что предлагают себя мужчинам за деньги. А на берегу стояла женщина, и смотрела на нас. И вот, представьте, она вдруг кричит:

— Эй, глупые, зачем вы везёте блудниц с собой? Неужели вы думаете, что в Ферраре их мало? Их там больше, чем порядочных женщин во всей Венеции!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— А вот, был ещё один случай! Дело было в Тоскане. Служил там в богатом приходе священник. И, понятно, сам был не беден. Умерла у него собачка, а он возьми и похорони её на кладбище! Услышал об этом епископ, и, понятное дело, разозлился. Вызвал священника к себе. Ну, тот не будь дурак, прихватил с собой пятьдесят золотых дукатов! И вот, епископ сурово упрекает его, а священник и говорит:

— Эх, святой отец! Если бы вы знали, какая это была умная собачка! Совсем как человек! Не поверите, она ведь завещала вам пятьдесят золотых дукатов! Я их и с собой привёз! Но если вы не верите… если вы её завещание не одобряете…

— Одобряю! — тут же заявил епископ, — Если такая умная собака… как человек… то одобряю! И похороны, и отпевание, а главное — завещание!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— Пойдём отсюда! — шепнула Катерина.

И вид у девушки был такой понурый и затравленный, что я тут же согласился:

— Пойдём!

Мы вышли из трактира, но нет-нет, до нас и докатывались громкие голоса, разгорячённые вином, и раскаты хохота:

— … и после проповеди, обращается к народу: «Люди добрые! Освободите меня от большого недоумения. Я выслушал исповеди всех вас. Все женщины, как одна, утверждают, что были верны мужьям, а все мужья, утверждают, что грешили с чужими жёнами. Люди добрые, скажите, где же живут эти „чужие жёны“, в Перужди, о которых я не знаю, и которые не пришли на исповедь⁈».

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— … и пользуясь легковерием женщины, священник дважды удовлетворил свою похоть, а женщина всё время думала, что это наваждение!..

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

Катерина ёжилась и страдальчески оглядывалась.

— Пошли, навестим канцелярию! — предложил я.

— Рано ещё… Разве что, дней через пять?

— А что ещё делать?

— Ну… пошли…

Глядя на нас совершенно круглыми от изумления глазами, канцелярист сказал нам, что папа готов принять нас завтра. В церкви Санта-Мария-де-Реголи. Ровно в полдень. Вас встретят и проводят. И вообще… такого ещё не было!!!

— Уже было! — одобрительно улыбнулся я ему, — Только что!

* * *

Завтра⁈ Ну, что ж! Значит, всё решится завтра!


[1] Все рассказы этой главы, которые прозвучали за столом, взяты авторами из сочинения Поджо Броччолини «Фацеции» (фацеция — это шутка, анекдот, смешной случай). И, хотя этот сборник фацеций был напечатан только в 1470 году, то есть, через 60 лет после описываемых событий, авторы смело включают эти истории в свою книгу, во-первых, потому что собраны они гораздо раньше (Поджо Броччолини поступил на службу в Папскую курию в 1403 году, 23 летним юношей, и почти всю жизнь записывал любопытные истории), а во-вторых, потому что они, как нам кажется, передают самый дух того времени. Разумеется, авторы слегка изменили текст, подгоняя его под застольный разговор, но это совершенно невинные, небольшие изменения.


Крепость в Перпиньяне, где когда-то разместил свою резиденцию папа Бенедикт XIII:



Загрузка...