О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 26 Спасение

Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохие вина.

Иоганн Гёте.

Сперва брат Элоиз удивился. Когда увидел, что под вечер, из трактира высыпала толпа простолюдинов и, посмеиваясь, принялась разбредаться в разные стороны. Не так он представлял окончание сегодняшнего вечера!

— Мир вам! — шагнул он из темноты к одной из групп, отколовшихся от основной массы, — Вижу, сегодняшний вечер для вас прошёл весело?..

— А что не веселиться, святой отец? — присмотрелся в темноту один из забулдыг, — Зима на дворе, работы, считай и нету. Какой же грех, если добрый католик вечером смочит глотку двумя-тремя кружками пива?..

— Если добрый католик, то нет греха, — согласился Элоиз, — Но это, если добрый католик! А вы, поди-ка, грешные песни в трактире орали? Да про грешные дела толковали? Кто какую девку за какое место ущипнул, да кто с какой бабой своему другу рога наставил?

— А вот и ошибаешься, святой отец! — возмутился забулдыга, — Мы сегодня — ик! — загадки решали! Да всё — ик! — из Святого Писания!

— Это похвально! — одобрил Элоиз, — А что за загадки? И кто загадывал?

— А трактирщик наш, пусть Господь ему всех благ ниспошлёт, потому что человек хороший! И в долг наливает! Входит, значит, в положение! Это он — ик! — сегодня так придумал: загадки загадывать. И кто отгадает — премия! Бутылка вина! Во!

— Да, ладно? — сделал вид, что не поверил, Элоиз, — Бутылку вина за отгадку? И что за вино? А загадки трудные были?

Вин-н-но превос-с-сходное! — влез в разговор ещё один забулдыга, — Уж-ж-ж я-то знаю! Ибо вкус-с-с к вину имею ве-ли-ко-леп-ный!

— А загадки, — опять взял слово первый пьяница, — Для тебя — ик! — святой отец, загадки, может, и лёгкие! Ик! А мы сперва и растерялись… Ик!

— И сколько же было загадок?

— Три… Две мы отгадали, а третью загадку просто не успели отгадать! Верно я говорю? — окружающие усиленно закивали, — Мы призадумались, а тут — ик! — проезжий человек… уж и не знаю, рыцарь ли, или не рыцарь… возьми и скажи ответ! Ик! Ну, и третья бутылка ему досталась…

— И выпил? — подошёл к главному Элоиз.

— Не-е-е… Ему графиня де Мино не позволила. Слышал, святой отец, про графиню, Катерину де Мино? Ну, так значит, ты нездешний! Потому что здешние — ик! — все знают графиню! Верно я говорю?

Окружающие опять закивали, по всей видимости, справедливо полагая, что кивнуть в их положении, гораздо легче, чем ответить связной речью.

— А что так? — насторожился Элоиз, — Почему выпить не дала?

— Дык… это… Она говорит, — собеседник возвёл глаза к небу, явно припоминая слова графини, — Говорит, не след хорошее вино с обычным мешать. Дескать, вкуса и не почувствуешь. Завтра, говорит, чуть свет, перед дорогой, они того вино отпробуют и нам скажут, хорошо ли, и насколько хорошо… Ик! А графиня Катерина в этом деле, ух как понимает! Верно я говорю?

И вновь все закивали, да так, что один из пьяниц потерял равновесие и чуть не упал, но друзья поддержали.

— Вот оно что… — у Элоиза отлегло от сердца, — Ну, если вы добрые католики, да время не только в пьянстве, но и с пользой провели… да будет над вами милость Божья!

— Во веки веков! — нестройно ответили пьяницы.

— Ик! — добавил один из них, кажется тот самый, собеседник.

И Элоиз тихонько свернул в сторону, оставляя весёлую компанию.

Значит, вот оно что? Ну, это даже лучше, чем ожидалось! Расчёт был на то, что самый хитрый вопрос простые пьяницы не отгадают, и тогда трактирщик, как бы сжалившись, обратится к графине с просьбой растолковать дурачкам правильный ответ. И, соответственно, графиня получит приз… А тут, её спутник сам вызвался! Графиня бы погнушалась участвовать в соревновании, наравне с простолюдинами… Хе-хе! Но графиня увидела, что её спутник уже слегка перебрал, иначе не влезал бы не в своё дело. И отложила дегустацию на утро… Ну, что ж! Придётся ждать утра. Благо, наученный многолетним опытом, Элоиз заранее договорился о ночлеге с церковным сторожем… Ну так, на всякий случай. А оно — раз! — и пригодилось!

Задолго до рассвета Элоиз уже встал в проулке, недалеко от трактира, прячась в тени длинного забора. И успел продрогнуть, когда услышал топот. Служанка бежала со всех ног. Элоиз отлично запомнил эту служанку, когда беседовал с трактирщиком, поэтому был уверен, что она именно из трактира.

— Дочь моя! — приветливо обратился он к ней, шагая из-за угла на освещённое луной место, — Куда же ты спешишь в такую рань?

— А-а-а! — отшатнулась было от него девушка, но быстро успокоилась, увидев монашескую рясу, — Святой отец! У нас постояльцы отравились! За доктором бегу!

— Ай-яй-яй! — покачал головой Элоиз, — Как же это? Вы что, постояльцев тухлятиной кормите?

— У нас всегда всё свежее! — вспыхнула служанка, — А что отравились, так может, они с собой чего-то привезли? Из продуктов? Ну, знаете, вроде иудеев, которые едят только кошерное или есть такие, что на завтрак только козье молоко пьют, и не признают коровьего? А только пошла я утром постояльцев будить, а они мёртвые лежат! И страшные такие, зелёные! Я как завизжу!!! Хозяин прибегает, за сердце схватился, беги, говорит, Арабель, к врачу и священнику! Обоих сразу зови! А у меня ноги подкашиваются, я и шагу шагнуть не могу! Ух, страшно!!! Когда в прошлом месяце у нас в трактире косого Кристиана зарезали, не так страшно было! Там чего? Просто пьяная драка с поножовщиной… А здесь… Ужас!!! Лежат, главное, они зелёные, и синими пятнами покрыты! У меня ноги дрожат, шагу шагнуть не могу. Ну, тут хозяин ка-а-ак заорёт! Я сразу как побегу! А душа до сих пор от страха трясётся!

— Ты говоришь «они». Это кто же такие, «они»?

— Так графиня наша, Катерина де Мино и спутник её! Оба… Я толком про спутника не знаю, кто таков, но видно было, что они с графиней вместе путешествуют. Ох, Господи! И умерли вместе!..

— Так что же, и слуг у них не было?

— Как не быть? Только кучер ихний с лошадьми в конюшне ночевал, а служанка, когда я в номер входила, ещё спала. Я, значит, как завизжу! Служанка ихняя тут как проснётся! Как глянула на хозяев, так в обморок — брык! Её сейчас холодной водой отпаивают! Ох, святой отец! А может, вы в трактир сходите? Может, молитву над грешными душами прочтёте?

— Увы… — сделал печальное лицо Элоиз, — Никак не могу… Ибо имею спешное дело, которое мне сам архиепископ поручил. Иначе, зачем бы я встал ещё до света? А ты беги скорее! Как тебе хозяин наказывал. К врачу беги и к священнику вашему. Беги, дочь моя, и да будет над тобой благословение Божие…

Служанка впопыхах пробормотала привычное: «во веки веков», и помчалась по улице дальше, а Элоиз ещё несколько минут постоял, размышляя. Покосился издали на трактир. По двору трактира бегали люди с факелами, по всей видимости, от колодца к трактиру и обратно. Ясно было видно, что в трактире случилось что-то чрезвычайное.

Ну, что ж… Дело сделано и лишний раз показываться на месте преступления выгоды никакой не было. Да и так всё понятно. Элоиз ясно видел, как перепугана служанка, как колотится её сердце, как она выскочила из трактира в холод, даже тёплой кофточки не накинув. Значит и его здесь больше ничего не держит. Или всё же сходить в трактир?.. То, что от яда спасения нету, он знал отлично, но всё же? Что-то мешало просто взять и уйти. И Элоиз в нерешительности топтался на месте.

Отвлёк его шум шагов. Торопилась обратно служанка, а за ней спешил толстенький, пожилой человек с пузатой сумкой в руках. Доктор! Ага! Вот почему он замешкался здесь! Его интуиция намекала, что нужно дождаться окончательного заключения от сведущего человека! И Элоиз отступил чуть назад, туда, где тень погуще. Точно так же он проводил взглядом спешащего к трактиру священника.

Ждать пришлось не слишком долго. Уже через четверть часа он увидел доктора, возвращающегося обратно, с фонарём в руках, по всей видимости, выданным ему на время добрым трактирщиком, чтобы доктор не споткнулся впотьмах. Доктор был явно не в духе и бормотал себе под нос ругательства.

— Мир тебе, добрый человек! — шагнул к нему Элоиз.

Доктор вздрогнул, автоматически выставляя перед собой фонарь, но быстро сориентировался.

— Святой отец! Что за надобность тебе ночами бродить⁈

— Значит, есть такая надобность, — скорбно поджал губы Элоиз, — Не сами мы над собой властители, и повыше нас властители есть. А вот ты, брат мой во Христе, за какой надобностью ночью ходишь?

— Зазря я хожу! — досадливо буркнул доктор, — Разбудили меня ни свет, ни заря, а зачем⁈ Глупая служанка прибежала, кричит: скорее, умирают! Отравились! Я, как дурак, ещё рвотный порошок искал… А там уже остывшие тела! Тьфу! Не могли после завтрака за мной послать! Священник над ними сейчас молитву читает…

— А что, и в самом деле отравились?

— Очень похоже! Только, чем отравились, непонятно. Ну, да это дело не моё. Пусть бургомистр следователя назначает, пусть тот следствие ведёт… я-то при чём⁈ Эх, приду сейчас, велю растопить камин, и рюмочку хереса подать, чтобы согреться… Прохладно, однако!

— Прости, сын мой, что задержал тебя — смиренно поклонился доктору Элоиз, — доброй дороги тебе! Благословен будь Бог!

— Во веки веков! — и доктор засеменил дальше.

Да, пожалуй, дело сделано. Окончательно. Элоиз глубоко вдохнул стылого воздуха и зашлёпал в южном направлении. Больше его здесь ничего не держало.

В трактире царила суматоха. Отпаивали холодной водой бедную служанку. Она чуть в обморок не грохнулась, когда увидела нас с Катериной живыми и здоровыми! И я её понимаю. Ещё бы! После того, как она увидела два позеленевших трупа, встретить этих же трупов, с удовольствием поглощающих на завтрак салат нисуаз с рукколой и яблочный пирог с грецкими орехами, по-провански… не всякий выдержит!

Эльке тоже сидела бледная, толком не оправившись. И Эльке и служанка уже несколько раз потыкали нас пальцами, убеждаясь, что мы живые, а не призраки какие-нибудь, и всё равно удар для них оказался слишком тяжёл.

Да и трактирщик ходил хмурый. Ему тоже не понравилась «шутка», которую устроили постояльцы. Такие «шутки» очень вредят репутации трактира, если вы не знали! И только доктор, которому я вынужден был чуточку приоткрыть правду, ехидно ухмыльнулся и пообещал сыграть свою роль. Особенно, получив целых шесть серебряных денье за ложный вызов. Если, конечно, его и в самом деле встретит по пути какой-нибудь монах и будет о чём-то расспрашивать, в чём он, доктор, совсем не уверен. Я заверил, что встретит. Не может не встретить. Мы даже побились об заклад на серебряную денье с его стороны, и золотой флорин с моей.

Священник же сидел за нашим столом. Мы пригласили его позавтракать с нами, выбрав любые блюда, на его вкус. Да-да, любые блюда и в любых количествах! Да, питья это тоже касается. Да, и сладкого тоже. Не стесняйтесь, святой отец! И святой отец не постеснялся. Но, главное, он задержался в трактире, а доктор скажет, что он читает нужные молитвы над покойниками!

Служанку трактира было жалко. Но мы с Катериной не смогли придумать ничего другого, чтобы она сыграла свою роль достоверно. Только так, чтобы она сама верила в то, что будет рассказывать! Чтобы своими глазами всю картину видела!

Думаю, вам не нужно объяснять, как мы это провернули? Ну, да, перекрасились с Катериной, с помощью волшебного перстня. А потом я полночи учил девушку «умирать». Меня этому учили, когда я ещё жрецом был. Иногда такое в нашей практике тоже нужно. И не думайте, что это легко! Здесь даже дышать по-особому надо, чтобы ни грудь, ни живот, от дыхания не колыхались. И простой задержкой дыхания здесь не обойтись.

— А если трактирщик, найдя нас мёртвыми, мне под рубашку полезет⁈ — пугалась Катерина.

— Зачем? — не понял я.

— Ну-у… мало ли… Хотя бы посмотреть, вся ли я позеленела?

— Не думаю. Это достаточно отвратительное зрелище — зелёные трупы. И чтобы при этом хотелось что-то ещё рассмотреть… бр-р!!!

— А вдруг⁈

— Если он до этого успеет отправить служанку за доктором, то ты ему тогда кулаком в харю ка-а-ак дашь! Вот он не ожидал! А если ещё не успеет отправить, то придётся терпеть, — я подумал и решил перевести всё в шутку, — Но мы потом, за такое святотатство, ему руку отрубим! Которой он тебя касался! И глаз выколем! Которым он на тебя косился!

— Ну да… — сразу пошла на попятный девушка, — А может он с благой целью? Ну там, вдох облегчить? Ноги растереть, чтобы кровь побежала?

— Тогда другую руку! И другой глаз!

— Да ну тебя! С тобой серьёзно, а ты всё хиханьки!

— А я серьёзно. Если ещё служанку не отправит, придётся терпеть. В пределах разумного, конечно. На самом деле есть шанс, что когда он обнаружит, что мы ещё не окоченели, а еще тёплые «трупы», то он и в самом деле может попытаться как-то вернуть нас к жизни. Но я всё же надеюсь, что ещё до этого он отправит служанку. А после уже можно потихоньку «воскресать». Нам же нужно ещё, чтобы он организовал «панику» во дворе?

— Ох, как всё сложно! Меня, графиню, будет грубо лапать какой-то трактирщик!

— Да не будет он тебя лапать! Побоится! Испугается, что это что-то вроде новой чумы! Или чего похлеще! Зачем ему лишнюю заразу на себя цеплять? Пошлёт за доктором, а мы через пять минут — ап! — и уже не дохленькие! И даже не зелёные.

— Ну, смотри, Андреас! На твою ответственность!

Вот так всегда с женским полом! Она же придумала, как обмануть монаха и она же: «на твою ответственность».

— Конечно, на мою! — солидно ответил я, — Если такую большую ответственность, да на твои хрупкие плечи, так переломишься поди-ка!

Ну, вот так, с ахами и охами, с порывистым хихиканьем, мы решились на подобное представление. Лично мне кажется, что всё прошло отлично. А если результат достигнут, то отдельных, импульсивно вздыхающих девиц, можно не принимать в расчёт! Но где же доктор?

Только, когда окончательно рассвело, дверь трактира скрипнула и мы увидели знакомую фигуру. Катерина нервно сунула в рот чуть не целую порцию крок-мадам и принялась жевать, явно не разбирая вкуса. Между прочим, это я для себя заказывал! Крок-мадам, это такой особый, сложный бутерброд, когда на кусок хлеба, намазанный сырным соусом грюйгер, укладывается ещё одни кусок хлеба, намазанный горчицей — непременно, дижонской горчицей! — сверху раскладывают тонко нарезанные пласты окорока, всё это обжаривается до золотистой корочки в неглубокой сковородочке с растопленным маслом, после этого на бутерброд опять мажется соус грюйгер и всё отправляется для запекания. Когда соус приобретёт золотистый цвет, на него выкладывается яичница глазунья, приготовленная так, чтобы белки схватились, а желток остался полужидким. И горячий крок-мадам — сразу на стол! И теперь скажите мне: разве это еда для субтильных дам? Это крутой завтрак для брутальных мужчин!

Я печальным взглядом проводил исчезнувший с тарелки кусок и посмотрел на доктора. Тот молча выложил на стол передо мной серебряную монетку.

— Ага! — оживился я, — Значит, монах всё же был!

— Был, — согласился доктор, — И очень ненавязчиво расспрашивал о событиях в трактире.

— Но вы сказали, то что нужно? То, о чём мы договорились?

— Разумеется. И, знаете, мне показалось, что монах стоял на том месте давно. А после разговора со мной, он сразу заторопился куда-то. Во всяком случае, когда я оглянулся, шагов через десять, он уже был в самом конце улицы. Не той, что ведёт к трактиру, другой.

— Отлично! — выдохнул я с облегчением, — Можете считать что, как истинный доктор, вы спасли нам жизни!

— В самом деле? Значит, я могу рассчитывать ещё и на врачебный гонорар?

Доктор улыбался, всем видом показывая, что он шутит, но глаза подозрительно блеснули.

— Конечно! — совершенно серьёзно заверил я, — Обязательно!

— Мы у-очень у-обязаны вам, у-доктор! — с трудом выговорила Катерина, всё ещё пытаясь прожевать мой крок-мадам.

— Ну, что вы… Это мой долг… — засмущался доктор.

— Однако, пора и в путь! — подвёл я итог, бросая взгляд на стол, на котором было ещё столько вкусного! — Доктор! Три флорина за ваши услуги будет достаточно?

— Вполне! — выпучил глаза добрый доктор, — Даже… вполне!

— Но вы никому не расскажете о нашей… э-э-э… невинной шалости?

— Клянусь!

— Смотрите! Вашу клятву святой отец слышал! Если что, он подтвердит, когда вас на дыбу потащат… Хе-хе! Да, шучу я, шучу! Вот ваши деньги, доктор.

Когда доктор, странно пятясь, вышел из трактира, я повернулся к священнику, мирно вкушавшему блинчики и яблочный пирог по-бретонски, это когда с добавлением ягод черники:

— Позвольте, святой отец, пожертвовать на храм, эти скромные три… нет, четыре флорина! А также, я очень надеюсь, что когда вас кто-то спросит о том что было в трактире… нет, не глядите так! Я вовсе не прошу вас лгать и лицемерить! Как можно⁈ Чтобы я предложил такое священнику⁈ Фу! Нет, но ведь можно ответить на этот вопрос обтекаемо… Дескать, да, был в трактире. Да, читал над этими несчастными молитву…

— Но я не читал молитву! — удивился священник.

— Так прочтите! — не остался в долгу я, — Соответствующую! И когда вас спросят, какую молитву вы читали над бедными проезжающими, вы так и ответите — соответствующую! Без лишней конкретики.

Священник, не торопясь, обмакнул в сметану очередной блинчик, с удовольствием доел его, тщательно вытер губы и руки, встал и прочитал очень краткую молитву, как я понял, благословляющую наш дальнейший путь. Потом легко, почти незаметно, смахнул со стола четыре золотые монетки и отправился по своим делам. Уф-ф!.. Я очень надеюсь, что монах и священник не заодно! Но волшебный перстень на моём пальце молчал, не чувствуя лжи, значит мои надежды не беспочвенны.

— Любезный! — подозвал я трактирщика, — Собери своих людей. Всех. Пусть они подойдут сюда, к столу.

— Вот что, голубчики! — обратился я к персоналу, когда они выстроились перед нами в ряд, — Сегодня вы видели много удивительного и загадочного… Но если вы скажете, хоть слово об этом своим друзьям, родственникам или, хотя бы священнику на исповеди, вы тут же потеряете своё сытное место! Надеюсь, вы это понимаете? Потому что наш добрый хозяин от таких разговоров, потеряет доход, а это не есть хорошо, терять доход. И того, кто причинит ему подобное, он вышвырнет вон без сожаления. Я не призываю вас лгать! Достаточно будет простого молчания. И за это молчание я готов вас вознаградить… ну-у… по паре денье каждому! А бедной служанке, которая пострадала больше всех — три! Вот, можете взять свои денежки. И я запрещаю вам обсуждать то, что произошло, даже между собой. Ничего не было! Забудьте! И будете счастливы. Можете идти по своим делам… Молча!

Теперь ты, любезный. Признаю что, хоть и без нашего злого умысла, но именно мы можем явиться причиной некоторых… э-э-э… дурных слухов в отношении твоего трактира. Но это, только если твои люди проговорятся. Поговори с ними ещё раз, от себя. По-отечески: мягко и одновременно строго. Ну, а тебе, на всякий случай, вроде компенсации за возможные убытки, вот: раз, два… четыре флорина. Нет, пять! Мне очень понравилась здешняя кухня! Очень! Ну и… если что, не держи на нас зла! Мы уже уезжаем, и вряд ли когда ещё свидимся.

— Не нужно… золота! — выговорил трактирщик, явно борясь с собой, — Я перед госпожой графиней по гроб жизни в долгу! Так что… какое золото? И потом: я же видел, что это вы не ради глупой шутки, что для вас это всё серьёзно было…

— Да, для нас это серьёзно, — подтвердил я, — Но ты не должен терпеть убытки из-за чьей-то чужой опасности. Возьми деньги. Если ты так уж щепетилен, то просто отложи их в сторону. Если будет ущерб из-за нас трактиру — ты их возьмёшь. Если нет — то пусть себе деньги лежат как есть. А? Хотя лично я советую не миндальничать. Деньги должны крутиться в деле, а не на полке лежать.

— Ну, коли так, то возьму! — со вздохом облегчения, решился трактирщик, — Счастливый путь, господа!

— Эльке! — очнулась Катерина, — Где карета⁈

— Так, во дворе же! Готова совсем.

— А где мои вещи?

— В карету я снесла. Всё погружено.

— Андреас! Ты что расселся? Никак желудок не набьёшь? Уже светлый день на дворе, а мы ещё не в пути!

— А я что? — возмутился я, — Я готов!

— Так, почему не в седле? Готов он… Вперёд! Марш-марш!

И уже через полминуты:

— Трогот! Погоняй!

— Но-о-о-о!!!

И опять, вот она, бесконечная дорога! Эх, Шарик! Счастье-то какое! Верно? Вижу, что ты согласен! Вперёд, Шарик! Вперёд! Йо-хо-о-о!!!