О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 1 Отстаньте от меня!

Ты не одинокий: рядом за углом

Ждут тебя с надеждой человек и лом.

Станислав Ежи Лец.

— Любезный, не подскажешь ли, где я могу купить зеркало? — наклонился я со спины Шарика к ближайшему прохожему, — На рынке я почему-то ничего не нашёл…

— Вы с ума сошли синьор, искать зеркало на рынке? — чуть не подпрыгнул от изумления прохожий, — Зеркало можно купить в лавке синьора Просперо, это до конца улицы, потом направо, и смотреть по левой стороне. Как увидите богатую лавку, с изображением стеклянного шара на вывеске — вот это она и есть.

— Благодарю, любезный, — я в замешательстве тронул коленями коня, посылая его дальше.

Интересно, почему зеркало нельзя найти на рынке? В моё время именно там их и можно было найти! Опять какие-то религиозные запреты? Вроде нет, ведь в лавке-то продают без ограничений! Весь в сомнениях подъехал я к нужному дому.

Н-да, выглядит богато, словно это лавка ювелира, а не продажа зеркал… И я толкнул дверь.

— Синьор желает зеркало? — словно ниоткуда, сам собой, возник возле меня расторопный слуга, — Синьор! Синьор?.. Что с вами, синьор⁈

В общем-то ничего, если не считать того, что я впал в ступор. Зеркала… Вокруг зеркала, зеркала, зеркала… И не те начищенные до блеска оловянные, серебряные, бронзовые или даже золотые пластины. Нет! В тех можно было разглядеть своё отражение, не спорю. Но чтобы твоё отражение разглядывало тебя⁈ Чтобы оно чуть не выпрыгивало из рамки тебе навстречу! К такому, признаться, я был не готов…

— А?.. — отмер я, — Ах, да! Синьору нужно зеркало! М-м-м… небольшое, с ладонь моей руки, желательно, в закрывающемся футляре и… уф-ф! Дайте дух перевести! И, желательно, отменного качества… Нет, как вы это делаете, прости Господи!

— Круглой формы? Овальное? Квадратное?

— Любое… — махнул я рукой.

— Тогда прошу к прилавку! Синьор Просперо! Этот синьор просит зеркало, размером с ладонь, в закрывающемся футляре, форма зеркала значения не имеет. Прошу, синьор!

— Ну, что ж… — человек за прилавком окинул меня внимательным взглядом, — Гм!.. Могу предложить вот такое зеркало… или вот такое…

— Эти маленькие! — возразил я, постепенно приходя в себя, — Я просил размером с ладонь моей руки!

— Гм!.. Я, конечно, не сомневаюсь в платежеспособности синьора, но… вы действительно представляете себе сумму, с которой вам придётся расстаться?

— И что за сумма?

Продавец назвал.

— Как⁈ — я вторично впал в ступор, — Двести пятьдесят ливров⁈

— Ну-у… вы же не хотите, чтобы отличное, прекрасное, восхитительное зеркало лучших венецианских мастеров было помещено в обычный оловянный футляр⁈ Настоящему алмазу нужна золотая оправа! Так и здесь: думаю вы согласитесь…

— Мне нужен именно простой оловянный футляр! — поспешно перебил я, — Чтобы не привлекать лишних взглядов! Чтобы взглянув, посторонний человек равнодушно отводил взор: мало ли, какая-то оловянная коробка? Чтобы даже в голову не могло прийти, что там — зеркало. Видите ли, я собираюсь в дальний путь, и мне предстоят ночёвки в трактирах, иногда весьма сомнительного пошиба…

— Понимаю… — проникся Просперо, — Гм… Тогда… двести! Но, хоть зарежьте меня, синьор, больше скинуть не могу! И так себе в убыток предлагаю!

— Золотом возьмёте? — отрывисто спросил я.

— Э-э-э… золотыми монетами?..

— Нет, просто золотом. По весу.

— Лучше монетами! — твёрдо заявил Просперо, — Я не ювелир, синьор, и в качестве золота не разбираюсь!

— Ну, что ж, — вздохнул я, — Будут вам монеты. Ждите.

Да, мне пришлось навестить того самого пройдоху, который в прошлый раз втюхал мне свинцовые ядра, оставшиеся после войны, по бешеной цене, ещё раз купить у него свинец, на этот раз сторговавшись по более выгодному курсу, потом навестить уже знакомого Винченте Кириака, где сбыл великолепное золото за золотые монеты, по очень выгодному курсу. Я хочу сказать, для ювелира это был выгодный курс, кхм… И уже с полным кошелём венецианских дукатов вернулся за зеркалом. Я подумал, что за венецианское зеркало вполне можно расплачиваться и венецианскими дукатами! А не какими-то ливрами…

Н-да! Недёшево обошлось мне моё приобретение!

— Мне кажется, зеркало не совсем ровное? — очень пристально рассмотрел я покупку.

— Конечно, — пожал плечами Просперо, — Вы спрашивали, синьор, как делаются зеркала? Так вот: выдувают такой огромный стеклянный шар… Когда шар застынет, по особой трубке туда вливают расплавленное олово и тщательно вращают шаром, чтобы олово равномерно растеклось по поверхности. Представляете, насколько сложный и опасный процесс⁈ Оттого и цены… гм!.. Олово растекается и покрывает стекло очень-очень тонким слоем… А потом этот шар осторожно разбивают! И из осколков делают зеркала! Опять же, сколько идёт в брак! А получаются зеркала, как вы и заметили, синьор, немного вогнутыми.[1] Ну, раз из шара сделаны! Но это не мешает, синьор, наоборот, ваше отражение чуточку увеличивается. Любой прыщик можно рассмотреть!

— Понятно, — пробормотал я, бережно убирая покупку подальше за пазуху.

Теперь-то мне совершенно понятно, почему зеркала не продаются на рынках! Изумрудные колье там тоже не продаются. По той же причине.

— А, Андреас! — приветливо взмахнул рукой брат Марциан, когда я присоединился к посольству за ужином, — А я уже почти волноваться начал…

— Надеюсь, аудиенция закончилась успешно? — попытался я тут же переключить тему разговора.

— Да, вполне… Папа обещал, что завтра нам доставят его письма с ответами Великому магистру и матери Терезии. Вот, собираемся… Чтобы, значит, без промедления и в обратный путь. Потому что, кроме всего прочего, папа сказал, что по Риму нехорошие слухи ходят об этом месте…

— Какие слухи? — насторожился я.

— Говорят, здесь ведьму видели! — понизил голос Марциан, — Дескать, летала на метле, совершенно голая, и дико визжала!

Я заметил, как судорожно сглотнула Катерина и отвела взгляд куда-то в сторону.

— Врут, наверное… — я постарался, чтобы голос выглядел равнодушным, — Откуда здесь ведьмы? Когда здесь целый отряд монашествующих рыцарей крестоносного Ордена⁈

— Так-то оно так, — вздохнул Марциан, — А может, мы как раз того?.. Спугнули?.. Я как-то слышал в апельсиновой роще истошный женский визг!

Катерина совсем склонилась над тарелкой, чуть не касаясь её носом.

— Правда, видеть никого не видел, — закончил Марциан, — Я так папе и сказал. Во всяком случае, папа обещал, что он примет необходимые меры!

У меня неприятно засосало под ложечкой. Что ещё за «необходимые меры»? И насколько это похоже на ордалию?.. Бр-р-р…

— Значит, завтра в путь? — уточнил я.

— Как повезёт, — пожал плечами Марциан, — Если письма папы нам под вечер принесут, какое уж тут путешествие?

— Значит, за то, чтобы письма были утром! — поднял свой бокал сияющий Вилфрид.

Вообще говоря, я их не понимаю. Папа ясно сказал, что Великая Война окончена. Генрих фон Плауэн хлопочет о почётном заключении мира. Куда же торопиться? Правда, папа намекнул, что новая война не за горами, но не завтра же? Впрочем… может у Марциана заканчиваются финансы? Вполне разумная версия, вы не находите?

Ужин прошёл скучно, несмотря на то, что брат Вилфрид то и дело пытался нас расшевелить, произнося пылкие тосты. Даже оруженосцы поддерживали его без особого энтузиазма. Похоже, все мысли крестоносцев были уже там, в Мариенбурге.

Даже не знаю, уж не тосты ли брата Вилфрида тому виной, или, скорее, нежелание папы римского откладывать дела, но уже за завтраком нас ждал сюрприз: к нам присоединился один из кардиналов папы. Мягкий, улыбчивый человек, с округлыми чертами лица и плавными жестами, но веяло от него суровой угрозой. Да и перстень чуть не постоянно пульсировал на пальце. В общем, я вздохнул с громадным облегчением, когда этот кардинал, вежливо попрощавшись и пожелав нам счастливой дороги и покровительства Божия, сел в карету и укатил в Рим. А у нас остались два письма папы и небольшая, деревянная, резная шкатулка. Конечно, я сунул свой любопытный нос, когда Марциан приоткрыл крышку. В шкатулке лежал кусок верёвки. Жёсткой верёвки, которой монахи обычно подвязывают свои одежды.

Крестоносцы рухнули на колени и вознесли молитвы. Ну и я, конечно, не выбиваться же мне из общей массы?.. А потом Марциан, с величайшим благоговением, убрал шкатулку в особый ларец, куда сложил и папины письма. А ларец отнёс в карету и поставил одного из оруженосцев для охраны. Потому что посольство спешно собиралось в обратную дорогу.

— Проверить всё ещё раз! — призывал нас Марциан, прохаживаясь между рыцарями, седлающими коней, — Кто бы не оказался растяпой и что бы мы не забыли, возвращаться не разрешу! Помните, мы уже в пути! А путь наш сложен и тяжёл. Проверьте ещё раз всё, что можно! Брат Ульрих! Как у нас с припасами?

Вместо ответа Ульрих скорчил гримасу, мол, с припасами всё в порядке, но стоило ли бравым крестоносцам вообще задумываться о такой ерунде, как припасы? В крайнем случае, в трактире перекусить можно!

Это так явственно читалось на его лице, что даже Вилфрид фыркнул, пряча усмешку. Марциан посмотрел на них строгим взглядом и наставительно заметил:

— Посмотрю я на вас, когда последние две недели без ужинов останемся, потому что деньги кончатся! Будете потом вспоминать, как бесплатные продукты в Риме забыли!

— Не забыли… — лениво протянул Ульрих, — Вон, Себастьян и Зигмунд всё упаковывали, а я потом проверил. Даже специи взяли, не то, что продукты…

— Ну, с Богом! — широко перекрестился Марциан, — Девушки, садитесь в карету. Походный строй определяю тот же, что и при поездке сюда. Дозорные — вперёд! Рыцари — ко мне!

И мы тронулись.

Я ехал и на душе у меня было… странно было у меня на душе! Сегодня ночью я разгадал ещё одну тайну перстня. Пустячок, а всё равно приятно. Теперь я могу зажигать у себя на ладони крохотный огонёк. Он горит трепетным пламенем и совершенно не обжигает руку. Но, может поджечь былинку или клочок бумаги. Я проверял. Вроде, я должен радоваться, ещё один крохотный шажок к полной власти над магией. И я радовался. Вот только, радость эта отравлялась тем, что нельзя было поделиться этой радостью с Катериной.

Да, я скоро с ней расстанусь. Да, я всё продумал и уже завтра будет последний день, когда мы будем находиться совсем рядом. А потом — всё, прощай навек! Почему же унылые чёрные змеи сосут и сосут моё бедное сердце?..

К вечеру добрались до Чивитавеккьи, где и заночевали. Да, в одиночку я успевал прискакать на Шарике и сюда и обратно в Рим, но мы теперь не скакали, а ехали умеренной рысью, сберегая силы коней. Потому и время в пути удваивалось.

С раннего утра взяли курс на Таркуинию. Именно здесь по моим замыслам нам предстояло расстаться. Я нервничал, дёргался в седле и дважды получил замечание от Марциана, отговорившись тем, что чувствую себя нехорошо.

— А почему? — риторически вопросил Вилфрид, — А потому, что ты так и не отведал местного вина по моему рецепту! Помнишь, который настаивают на апельсиновых шкурках? Но не переживай, я взял с собой пару фляг! На вот, хлебни, приободрись!

Я вежливо отказался. Не до вина мне сейчас было.

Когда до Таркуинии осталось не более пары километров, я решился. И безвольной куклой свалился с седла, показательно запутавшись в стремени ногой. Хорошо, что я успел заранее потренироваться! Ещё в Риме, во время моих отлучек. И падать научился эффектно, но почти безболезненно, и Шарик, привыкший к подобным выходкам, почти мгновенно остановился, протащив меня по земле не более двух шагов.

Эй, что с тобой⁈ Всем стоять!!! — раздались тревожные крики, — Андреас! Ты слышишь меня⁈ Андреас!!!

Я как раз сидела у окошка кареты, тупо разглядывая проплывающий мимо пейзаж и лениво переговариваясь с Эльке. Дурёха задала довольно глупый вопрос, но неожиданно я поняла, что вопрос не так прост.

— Скажите, сударыня, — спросила она меня пять минут назад, — А правда, что папа римский непогрешим?

— Да, — лениво ответила я.

— И то, что он скажет или сделает, это идёт от Бога? Приравнивается к божественному слову и делу?

— Да, — согласилась я. — И что?..

— А вот… если папа римский пообещает кому-то, что тот попадёт в рай⁈ Это сбудется?

— Ну-у… зависит от дальнейшей жизни этого человека, — задумалась я, — Если человек не будет грешить… то да, наверное он попадёт на небеса…

— А если будет грешить?

— Какие же небеса грешникам?

— Но папа же обещал! А его слова приравниваются к божественным!

Та-а-ак… приплыли! Пришлось долго и подробно разъяснять дурёхе, что папа никогда и никому райских кущ при жизни не обещает, чтобы ненароком не ошибиться…

— Папа не ошибается! — заявила Эльке.

Н-да! Уж…

— Не для того, чтобы не ошибиться, — поправилась я, — А папа не хочет подменять собой Божий суд. Не для того он на земле поставлен. Он устрояет дела церковные, земные, а суд Божий — это уже на небесах.

— А если всё же пообещает? — не отставала Эльке.

— Если пообещает, — начала потихоньку закипать я, — Значит, он получил какое-то знамение или иной сигнал от Господа, что тот человек будет взят в рай. Что так Бог решил. Папа просто передаёт это сообщение от Бога к человеку.

— А если…

— Тс-с!! — громко зашипела я, подпрыгивая на подушках, — Что там⁈

Андреас неловко клюнул носом, покачнулся и, выпав из седла, шмякнулся на дорогу! Да ещё и ногой в стременах запутался! Хорошо, что умный Шарик тут же остановился!

— Стой! — закричала я прямо из окна, — Стой, дядька Трогот!

И опрометью выскочила из кареты, едва только колёса остановились.

Куда там! Андреаса уже обступили со всех сторон спешившиеся рыцари и пытались приподнять за плечи. Я видела, как безвольно покачивалась его голова на поникшей шее.

— Ну-ка! Расступись! — пыхтя и сопя, пыталась я растолкать каменные локти крестоносцев, — Дайте пройти специалисту! Господи! Уж не расшибся ли он⁈

Андреас сидел бледный, с чёрными кругами под закатившимися глазами, явно в беспамятстве, потому что не реагировал на окружающее. Я потрогала лоб бедняги. Господи! Да у него жар!

— Воды! — отрывисто приказал Марциан, и щедро плеснул в лицо парню из поданной кем-то фляги.

Андреас застонал, его глаза почти сфокусировались, но тут же снова закатились под веки.

— Он болен! — твёрдо заявила я, — И ему требуется врач! Срочно!

— Сам вижу! — огрызнулся Марциан, оглядываясь по сторонам, — Брат Ульрих! Скачи в Таркуинию, разыщи там врача и пусть он ждёт нас в трактире «Золотой лев». Ну, где мы в прошлый раз были. Хоть за шиворот его тащи! Потом разберёмся… Гельмут! Ланзо! Берите Андреаса и осторожно положите его в карету! Вы, надеюсь, не возражаете, сударыня? Ну, вот и хорошо… Остальные, быстрой рысью — марш!

— Сударыня! — громким шёпотом спросила меня Эльке, когда Андреаса укладывали на сиденье, со всех сторон подтыкая подушками, — Сударыня! А он не заразный⁈

— Что за вздор! — возмутилась я, — Ну-ка, брысь на козлы к Троготу!

Уже через минуту мы тронулись, и я бережно промакивала собственным платочком крупные капли пота, постоянно выступающие на лбу Андреаса. Где же тебя, непутёвого угораздило?.. Эх ты, горе моё!

Андреас лежал, не приходя в сознание, только иногда постанывал, когда колесо кареты наезжало на камень или проваливалось в дорожную ямку. А я мысленно ругала себя последними словами. Ведь, не сегодня же он заболел? Как минимум — вчера. А никто и не заметил… Ну, ладно, крестоносцы. У них свои посольские дела, а кроме прочего, полно забот по подготовке к путешествию: кони, провизия, оружие, да хоть, ту же карету смазать! Но я-то, я-то⁈ Отворачивалась от парня, видишь ли, вся такая разобиженная! Вот и упустили! Вот и не заметили, как парень заболел! А он же такой глупый, такой скромный, такой… неприспособленный! Заболел и никому не сказал! Явно отправился в путь, уже чувствуя температуру! Ну, не дурак ли?.. А ведь, стоило мне кинуть только взгляд, и мне с моим врачебным опытом… ну, ладно, пусть не врачебным! Но я столько больных видела, что с одного взгляда поняла бы, что Андреас заболел. Так ведь, не взглянула! Не увидела! И что это, если не гордыня?.. Ох, грехи мои тяжкие…

И получаса не прошло, как мы подкатили к трактиру. Я даже удивилась! Перед трактиром стоял улыбающийся Ульрих, а рядом с ним невысокий, очень пожилой, сухощавый, наполовину лысый человек, очень напоминающий доктора! И не спрашивайте, почему! Сама не знаю. Может, потому что в руках у него был небольшой саквояж? А может, каким-то внутренним чутьём поняла, что сейчас Андреасу помощь окажут…

— Представляете, повезло! — улыбнулся ещё шире Ульрих, — Доктор Джеронимо ужинал в трактире, когда я туда ворвался!

— И я хотел бы знать, почему меня выдёргивают прямо из-за стола! — тонким фальцетом заявил доктор.

Только сейчас я увидела, что на груди доктора так и не снятая обеденная салфетка. По всей видимости, доктор настолько растерялся, что забыл про неё.

— Сейчас объясню, доктор, сейчас! — хмуро пообещал Марциан, — Зигмунд, Ланзо! Выносите Андреаса…

Я оглянулась на парня. Ой, мамочки! Похоже, ему ещё больше поплохело! Он был уже не просто бледный, а прямо белый, с сине-зелёными пятнами, и тяжело хрипел.

Увидев пациента, доктор забыл про всё. И про ужин, и про то, что его обидели, и что ему собирались что-то объяснять.

— Заносите! — коротко приказал он.

— А если он заразный⁈ — попытался заслонить дверь толстый, кучерявый хозяин в кожаном фартуке.

— Ещё слово, и я попрошу господ крестоносцев разрубить тебя пополам! — пообещал доктор, проходя мимо него, словно мимо пустого места, — Или насадить на копьё. Тебе что больше нравится?.. Дубина! Если я сказал «заносите», значит, я беру ответственность, что он не заразит остальных! В сторону, или я за себя не отвечаю!

Хозяин что-то проворчал сквозь зубы, но дорогу уступил. Андреаса внесли внутрь и положили на широкую лавку. Доктор уже хлопотал: заглянул ему в глаза и посмотрел язык, пощупал пульс и положил тыльную сторону руки на лоб, осмотрел пятна, которыми оказался покрыт Андреас, и даже, зачем-то, поскрёб их ногтем. Сел и глубоко задумался.

— Ну, что, доктор⁈ — не выдержал Марциан.

— Сложный случай… — уклончиво ответил Джеронимо.

— А конкретней?..

— Конкретней? Хм… Что бы вы сказали, синьор, если бы увидели, как кто-то к рыцарскому копью приделал топор?

— Что⁈ То есть… Если к обычному копью приделать топор, то получится секира, но к рыцарскому… Я не знаю, что вам ответить!

— Вот и я не знаю, что вам ответить… — вдохнул Джеронимо, — То, что я вижу у нашего больного, противоречит одно другому! Это не сочетается, как не сочетается топор с рыцарским копьём! Но, с другой стороны, я же вижу это своими глазами? Значит, должно быть объяснение… Хм!.. Пока могу сказать одно: вашему товарищу нужен покой, обильное, тёплое питьё и квалифицированная сиделка. Если нужно, я могу прислать одну из своих сиделок…

— Не нужно! — я выпалила это, даже не задумавшись. Само как-то вырвалось, — Я имею необходимые навыки, доктор!

— Ну и хорошо, — доктор в сомнении поглядел на меня, но спорить не стал, — Завтра с утра я ещё наведаюсь. Думаю, три-четыре дня, и мы разберёмся с этой медицинской загадкой. И тогда назначим правильное лечение.

— Три-четыре дня⁈ — чуть не взвыл Марциан, — А может, и больше⁈ Это невозможно! Мы торопимся!

— Послушайте меня, синьор, — повернулся к нему Джеронимо, — Ни один врач в округе не сможет определить эту болезнь. А если он вам скажет, что определил, значит это не врач, а шарлатан! Поверьте человеку с тридцатипятилетним стажем! Вы, конечно, можете забрать вашего больного и продолжить свой путь. Но тогда вы, и только вы, будете держать ответ перед Господом в случае его смерти. Готовы рискнуть? В добрый путь. А если не готовы, то послушайте доброго совета: останьтесь здесь на несколько дней. Пока ваш товарищ не поправится.

— Я подумаю, — буркнул Марциан, — Я хорошенько подумаю! Эй, хозяин! Отдельную комнату для больного! А потом мы обсудим, что ты подашь нам на ужин.

— Да-да! — встрепенулась я, — Несите больного в отдельную комнату. Брат Марциан, скажите хозяину, пусть мой ужин прямо туда отнесут. Я присмотрю за больным. В конце концов, меня сам доктор Штюке этому учил!

— Хорошо, — кивнул Марциан, — Я распоряжусь…

Вы, наверное, думаете, что мы остались наедине с Андреасом, и я присела рядом с ним на кровать, стала бережно укутывать его одеялом, поправлять подушку, и всё это, перемежая печальными вздохами и бормоча всякие нежные глупости, какие только в голову придут?.. Ну, как я это сама представляла? Фигушки!

Сперва припёрлась Эльке. И заявила, что чувствует себя неуютно за столом среди рыцарей. Не по чину ей в такой компании в одиночку сидеть. А к оруженосцам соваться вообще боится! Она среди них никогда не была и не представляет, как должна себя вести. Я обругала её дурой, но что я могла поделать?.. Частично она права.

Потом заявилась служанка с подносом еды, и Эльке принялась так азартно чавкать, что даже у меня аппетит прорезался, хотя я думала, что он полностью исчез, после происшествия с Андреасом. Я приказала подвинуть столик поближе к кровати, и тоже слегка перекусила, нет-нет, а перемежая пищу глотком вина. Именно тогда мне пришла в голову мысль, и я приказала Эльке сбегать к повару и заказать, чтобы он посушил сухариков. Если вдруг Андреасу полегчает, думаю, сухарик ему не повредит?.. Эльке, прямо с набитым ртом, убежала исполнять приказание.

Потом Эльке вернулась, как раз, когда я наклонилась над Андреасом, взбивая ему подушку. Не знаю, что вообразила глупая девка, но почему-то покраснели мы обе… А я дала себе слово, что буду осторожнее в своих действиях. Мало ли какие мысли могут в чьи-то головы прийти?

Потом я отослала Эльке, но пришла служанка, чтобы убрать посуду. Потом ушла служанка, но пришёл Марциан, узнать, не стало ли Андреасу хуже. Я молча показала на парня. Андреас, похоже, метался в бреду. У него сильно посинели крылья носа и губы, особенно уголки губ. А чернота из-под глаз поползла вниз, на щёки. Марциан печально вздохнул, покачал головой и вышел. Но тут же сунулся Вилфрид. И очень долго упрашивал, чтобы я разрешила позволить парню хлебнуть красного вина со специями из его фляги. Дескать, лучшее средство против всех болезней, ага! Только увидев, что я разозлилась не на шутку, старый пьяница ушёл восвояси. Но тут припёрся повар. Дескать, он так и не понял заказ про сухарики! Синьора хочет салат с сухариками, тыквенный суп с сухариками или, может, синьора просто хочет гренки с подсушенным хлебом, а вовсе не сухарики?.. Пришлось объяснять, чего хочет синьора, мысленно пообещав себе, отвесить хорошенького тумака глупой Эльке. Едва ушёл повар, как ввалился оруженосец Норберт и простуженным голосом заявил, что оруженосцы волнуются за здоровье Андреаса и вообще, он готов подменить меня на посту. Я поблагодарила Норберта за заботу, но уходить от постели больного отказалась. Норберт посопел, но ушёл. И тут же явился Ульрих. Сказал, что не верит местным докторам, потому что они итальянцы и ничего не смыслят в болезнях тевтонских рыцарей, а он, худо-бедно, но кое-что понимает! И провёл собственный осмотр. Похоже, во врачебном искусстве он понимал и в самом деле, и худо, и бедно. Потому что диагноза так и не поставил. Когда ушёл Ульрих, вернулся Марциан. И тоже убеждал меня уступить место у кровати кому-то из оруженосцев. Я отказалась. Потом пришла опять служанка. Спросила, не нужно ли мне чего и принесла кружку горячего травяного настоя. Потом опять прибежала Эльке и заявила, что одной в незнакомом трактире ей страшно и не позволю ли я ей побыть рядом? А она мешать не будет, ни-ни! И тут же принялась чесать языком. Пришлось опять прогнать дуру, пообещав ей назавтра хорошего тумака за сухарики. Потом пришёл другой оруженосец, Зигмунд, просил, если Андреас очнётся, передать ему, что оруженосцы передают ему привет и молятся за его здоровье. Потом опять припёрся повар. Ему пришло в голову, что заказ для завтрака крестоносцев сделан, а отдельного заказа для больного — нет. А больному же нужен отдельный завтрак, не так ли? Пришлось объяснять, что сухарики — это и есть отдельный завтрак для больного. Потом опять пришла Эльке, проситься посидеть вместе, потом опять Марциан, потом оруженосец, потом служанка трактира… с ума они все что ли посходили!!! Не поверите: не было таких двадцати минут, чтобы мы с Андреасом остались наедине! Не то, чтобы мне это было для чего-то надо, ну там, душу излить перед страждущим, или ещё чего, но покой больному нужен? Я вас спрашиваю, нужен покой больному? А какой тут покой, когда двери то и дело хлопают⁈

[1]…зеркала… немного вогнутые… Любознательному читателю: только в начале XVI века, то есть примерно через 100 лет после нашей истории, братья Андреа Доменико с острова Мурано разработали технологию, по которой сперва отливался стеклянный цилиндр (не шар!), в ещё горячий цилиндр заливалось олово, потом горячий цилиндр осторожно разрезался вдоль и раскатывался на медной столешнице, пока не получалось настоящее плоское зеркало, хрустальной прозрачности и чистоты… И, разумеется, зеркала были баснословно дорогими! Если верить Википедии, то зеркало, размером 100×65 см в те времена стоило 8 000 ливров, а картина Рафаэля, такого же размера, только 3 000 ливров…