Обретение

Глава 2

Она снова была в жестких объятиях сдавившего ее со всех сторон игольника. Снова чувствовала, как пронзают ее насквозь острые шипы, после чего боль в пробитом сердце начала постепенно затихать. Видела, как с бешеной скоростью мелькали перед ее лицом лиловые ветви. Слышала, как шумела на них необычная листва. Помнила чувство стремительного движения, уносящего ее в неведомые дали; чужой шепот, врывавшийся тогда в ее голову. Помнила, как когда-то точно так же билась в тугих ветвях, будто попавший в сети мотылек. Как рвалась обратно и едва не падала наземь, если обхватывающие ее ветки неожиданно исчезали, но потом снова возникали из ниоткуда, осторожно отдавая ее следующим кустам. Как раз за разом передавали ее тело жесткие руки-ветки молчаливым и таким же колючим соседям, те - еще дальше и еще. Пока, наконец, перед глазами не сверкнуло весенней сиренью и не заиграла луна на удивительно пышной кроне огромного, величественного, древнего, поистине божественного Дерева.

А еще она помнила маленькую тень, стремительно несущуюся следом, и предсмертный волчий вой, с которым медленно погибал под чужими руками ее мохнатый спаситель...

Потом - пустота. Тишина. Уютная постель, надежно защищенная снаружи многовековой корой. За ней - звездная ночь и большое Дерево, умеющее слушать мир. Чуть дальше безмолвными стражами стоят странного вида древесные великаны, переплетясь ветками и тесно сдвинув вылезшие из-под земли толстые корни. Потом - бесконечная чаща, где живут странные птицы и бродят еще более странные звери, плотная поросль игольника, трепетно защищающая их покой от постороннего взгляда. За ней извивается синей лентой бурная речка, богатая на многочисленные водопады. А если подняться выше, под самое небо, как это делают птицы, то становится видно, как вокруг Живого Древа и лилового овала из смертоносного игольника таким же ровным кругом стоят, будто вторая стража, совсем другие леса - широкие, темные, неприветливые... Охранные. Пронизанные бесчисленными речками и ручейками, разбегающимися из Занда на все четыре стороны света. И лишь после них природа постепенно меняется, окончательно теряя свою угрожающую лиловую окраску, становится тихой и умиротворяющей, словно бы отгороженное от всего остального мира Дерево лишь теперь решило, что чужаки ему не страшны.

Однако даже так, находясь посреди Четырех Королевств, окружив себя сплошной стеной, отгородившись лесами, полями, реками и порогами, нет-нет да и пробивалось наружу негромкое биение огромного Сердца. Нет-нет, да и расходились от него волны невидимого тепла, словно кровь, бегущая по жилам и дарующая благословенную жизнь...

Если же подняться в небеса еще выше и оставить Занд крохотной сиреневой точкой на теле громадного материка, станут видны Холодное и Теплое моря, омывающие его со трех сторон. Покажется море Внутреннее, граничащее с севера с Редколесьем, а с юга - с дальними окраинами побережья Нахиб. Можно будет увидеть далекие Северные горы, облюбованные гномами, Восточный и Западные леса, издавна занятые Высоким Народом. Сами Четыре Королевства, раскинувшиеся вокруг дарующего жизнь центра: Аграир, на юго-востоке, Лигерия на северо-западе, холодный Иандар, граничащий с гномьими катакомбами и Вольными Землями; а еще - жаркий Карашэх, упирающийся на западе в Нипар и родину виаров - Сольвиар, а на южной своей границе - в душную пустыню Меру.

Все становится видно свысока. Если, конечно, ты умеешь летать или если смотришь на мир глазами парящего под облаками орла. Даже бесконечно высокие Снежные горы, разделившие Аргаир и Редколесье. А в них - мрачную каменную башню, затерянную в снегах и непролазных скалах...

Башня высока, как кажется сверху орлу. Высока настолько, что он не рискнет пролететь над самой ее верхней точкой. И она совершенно недоступна простому смертному, потому что вокруг нет дорог, по которым можно было бы к ней подойти. Однако она не пустует, нет: над одним из узких окон вьется серый дымок, возле другого колышется на ветру выбившаяся наружу занавеска, во внутреннем дворе готовятся к утомительному переходу одетые в серое люди, а где-то под самой крышей, замерев неподвижной статуей, стоит на площадке, раскинув руки, высокий, закутанный в плотные темные одежды человек. Стоит, как слепой, невидяще глядя вперед, и кричит странные в этих снегах слова, от которых дрожит потревоженный воздух и стонет покрытая снегом земля.

- Аорроэ ивиро гаэмо... аорроэ ивиро талэ... аорроэ ивро итэ...! Аторэ!

Орел с испуганным клекотом шарахается в сторону, когда из рук мага выстреливает вверх длинный клок густого тумана, и с криком бросается прочь, потому что мигом позже туман уже сплошной завесой скатывается на крутые горные склоны, поглощая все на своем пути. И, едва коснувшись его крылом, гордый орел вдруг падает на лету, не в силах бороться с внезапно накатившей усталостью. А упав на острые скалы, с хрустом ломает крылья и замирает, даже не понимая, что уже мертв. Тогда как туман расползается все дальше и дальше, покрывая собой многие и многие версты. Слетает невидимой смертью с гор, с легкостью скатывается на сонные равнины, касаясь самым краешком мирно спящих деревень...

Айра в ужасе закрывает глаза, а потом рвется прочь из уютной колыбели. Стонет от внезапно вернувшихся воспоминаний. Страстно желает спуститься вниз, предупредить, остановить неумолимо приближающуюся смерть... а потом с силой проламывает плотную кору, выпадая из ее тесного кокона, словно новорожденная бабочка, и бежит, бежит, бежит, позабыв про опасность и не замечая, как расступаются перед ней травы. Как склоняется непокорный игольник и как незаметно касается ее светлых прядей своими шипами, покрывая их собственным соком и оставляя на ее растрепанной шевелюре влажные лиловые полосы...

Когда она открыла глаза, было уже светло.

Айра неуверенно пошевелилась, с недоумением оглядывая белый стены и бесконечно далекий потолок, подсвеченный розоватыми стрелами рассвета от раскрытого окна. Ощутила знакомый аромат целебных отваров, услышала приглушенное пение птиц, почувствовала на лице легкую прохладу и со странной отрешенностью подумала, что когда-то уже испытывала нечто подобное. Этот необъяснимый полусон-полуявь, в котором ты вроде живешь и чувствуешь, но при этом тело будто бы двигается сома по себе, мысли вялые и спутанные, никаких желаний нет, в груди поселилась тоскливая пустота, а какая-то часть тебя словно наблюдает за всем со стороны.

- Доброе утро, - негромко поприветствовали ее, и Айра, с трудом повернув голову, увидела возле открытого настежь окна, за которым только-только начинался новый день, весьма необычного посетителя, которого никак не ждала здесь встретить. - Как самочувствие?

- Лер Легран?

Эльф легко поднялся с плетеного креслица, в котором дожидался ее пробуждения, быстро подошел и осторожно придержал за плечо, когда девушка попыталась сесть.

- Не надо, лежи. Ты еще слишком слаба.

Айра все так же отрешенно отметила, что он почему-то перестал "выкать", но послушно легла: ни спорить, ни сопротивляться, ни делать что бы то ни было ей не хотелось. Просто не было сил. Она только прижала к груди вяло зашевелившегося и слабо пискнувшего крыса, который открыл глаза одновременно с хозяйкой, и устало опустила веки, смутно припоминая то, что случилось в последние дни: свои прогулки, виаров, Дакрала, его мгновенную и блестящую ложь, отсрочившую встречу с Викраном дер Солленом на целые сутки... самого мага в обличье зловеще оскалившегося волка... свою злость, быстро перешедшую сперва в недоумение и испуг, а потом в мрачную решимость. Наконец, безумную тяжесть, постепенно вбивающую ее в землю, и гневный рык взявшего верх метаморфа, готового сражаться за себя и хозяйку до последнего.

- Сколько я?.. - хрипло спросила Айра.

- Сегодня неделя, - удивительно мягко отозвался учитель.

- Так много?

- А ты думала? Вы с Кером совсем истощились со своими экспериментами и оказались почти на грани. Едва не погибли, оставшись без резервов. Надо же было сообразить начинать слияние без опытного наставника... - он сокрушенно покачал головой. - Айра, разве можно так рисковать?

- Да я...

- Почему ты ничего не сказала?

- Я не знала, - прошептала она, вспоминая свой последний день в лесу у виаров. - Ничего не знала. И не думала, что за это будет такая расплата.

Да, ярко горящие глаза Викрана дер Соллена, полные холодной злобы и раздражения, ей, наверное, никогда уже не забыть. Точно так же, как и то, с какой невероятной настойчивостью он пытался до нее добраться. Как упорно преследовал, выискивал, вынюхивал и выслеживал. Крался по пятам, ставя коварные ловушки. А когда все-таки нашел...

Айра устало отвернулась, не желая больше вспоминать его лицо. Не имея сил, чтобы забыть о похожем на него звере, облик которого он не имел никакого права на себя примеривать. И на которого просто не имел права ТАК СИЛЬНО походить. Потому что тот зверь был теплым, надежным, живым. Он понимал и умел сочувствовать. А мастер Викран украл его образ и незаслуженно присвоил. Как будто предал ЕГО память. Он, может, и не знал об этом, но все равно - Айра не хотела помнить. По крайней мере, помнить ЕГО. А хотела, чтобы в памяти навсегда остался лишь тот, самый первый, умеющий чувствовать и понимать зверь, с которым бездушному магу было не сравниться. Который не посмел ее обидеть, хотя мог бы, а спас, поддержал, защитил, не жалея себя. И которого она с огромной радостью отыскала бы хоть в самом Занде, если бы, конечно, не понимала с горечью, что больше никогда туда не попадет.

Лер Легран сердито фыркнул.

- Айра, ты меня слушаешь? Между прочим, лер Альварис, когда узнал, пришел в ярость! Ему даже пришлось вернуться из Лира, уйти с ежегодного Совета магов, чтобы тебе помочь! Да и то - едва успел! Знаешь, какой поднялся переполох, когда выяснилось, что ваше слияние с Кером бездарно упустили, а ты оказалась так беспечна, что рискнула объединить ваши сознания? Это же работа для старших курсов! Для опытных магов, а у тебя всего два месяца, как открылся дар! Он НЕСТАБИЛЕН, а значит, и опасен! Не говоря уж о том, что твой метаморф совершенно не имеет опыта!

Девушка только горько усмехнулась: значит, вот как дер Соллен представил случившееся? Значит, это я рисковала? Я слишком смело экспериментировала с разумом Кера и поэтому чересчур истощилась? Я бездумно меняла свой облик, неразумно тратила силы, а потом сотворила с собой то, что есть сейчас? Эту безумную слабость, дикую усталость, страшную ломоту в теле и бесконечное желание заснуть, чтобы никогда больше не проснуться? Выходит, это все МОЯ вина, а он совершенно ни при чем?

Айра измученно сглотнула.

- Да... конечно... а где Кер?

Ей в лицо тут же ткнулась острая мордочка крыса, умильно заурчав и проникновенно заглянув в глаза. Но девушка только вздрогнула, увидев его плачевный вид, и со стыдом подумала, что этого могло бы и не произойти. Если бы она остановилась раньше, если бы не растерялась и не разозлилась, если бы не захотела так искренне ударить Викрана дер Соллена. Говорил же Марсо, что метаморф будет, в первую очередь, слушать ее мысли, а не слова. Предупреждал, что надо сдерживать собственные эмоции, чтобы не получить однажды свежий труп только оттого, что какой-то разиня имел неосторожность наступить ей в толпе на ногу. Всевышний... она СЛИШКОМ разозлилась, когда увидела торжествующую усмешку дер Соллена. Слишком испугалась, когда, не разобравшись в обстановке, приняла поведение стаи за попытку нападения. А потом разозлилась снова. Да так, что послушный ей Кер не просто услышал, а принял за решительный приказ. После чего внезапно занял собой все сознание яростно огрызающейся волчицы и бросил все свои силы на то, чтобы ее защитить.

Кер ласково лизнул руку расстроенной хозяйки, словно говоря о том, что сделал бы это снова, если бы все повторилось. Что он не жалел, не боялся, не собирался бежать. А если и сокрушался о чем-то, то лишь тому, что слегка не рассчитал свои силы и заставил ее бороться с собой, чтобы избежать самого страшного. Он-то хорошо знал свои силы. Знал, что даже никса для него - не самый ужасный облик. А теперь с тихим удивлением и гордостью смотрел на очнувшуюся девушку, которая оказалась достаточно сильна, чтобы сдержать его ярость.

Айра со стыдом прижала его к груди.

- Прости, мой хороший, это моя вина. Это я была неосторожна.

- Ты могла погибнуть! - сердито заявил эльф, почему-то все еще ни разу не назвав ее "леди". - И он - тоже! Несмотря на то, что Альварис потом отчитал нашего "боевого" умника так, что тут стены дрожали, да еще заставил его помогать Лоуру и заставил взять полную ответственность за твое состояние. Так что дер Соллену хотя бы раз в жизни пришлось смирить свою гордыню и здорово повозиться. С тебя, конечно, спросу никакого, потому что ты и не могла знать подобных вещей... в связи с чем наказывать тебя, разумеется, никто и ни за что не будет. А вот ЕМУ отменно влетело за недосмотр и неоправданный риск. Хотя я все равно считаю, что этого недостаточно...

Она слабо улыбнулась, смутно про себя удивляясь.

Странно, но лер Легран сейчас просто был рядом. Пытался помочь, ободрить. Искренне беспокоился, сочувствовал, переживал... невероятно! Просто удивительно для Высокого. Даже не верится, что он на самом деле оказался таким... человечным. В отличие от того, в ком по какому-то недомыслию слилась кровь сразу двух народов, но кто, кажется, не был достоин ни одного из них. Равнодушный, бесчеловечный, бесчувственный зверь, который не погнушался наотмашь ударить испуганную девчонку.

Эльф вдруг беспокойно дотронулся до ее руки.

- Айра, ты как?

- Ничего страшного, лер, - прошептала девушка. - Дальше смерти никому не уйти, и на самом деле это не так ужасно, как кажется. К тому же, смерть, как говорят, не приходит дважды, а я уже один раз умирала, так что... не стоило вам волноваться. Она все равно на меня не позарилась.

Лер Легран странно посмотрел, но Айра уже отвернулась и измученно уронила голову на подушку, медленно шевеля губами, словно в бреду. Ее неподвижный взгляд и подавленность, тщательно скрытая за внешним безразличием, ему очень не понравились. Однако он еще не забыл, в каком состоянии ее сюда принесли, и, недолго подумав, списал это на сильное истощение. После чего упруго поднялся, неслышно вздохнул, хотел что-то сказать, но быстро понял, что она просто снова уснула, и быстро вышел, аккуратно прикрыв за собой толстую дверь.

Оставшись в одиночестве, Айра сжалась в комок, крепко обняла прильнувшего к ней метаморфа, и, прижавшись щекой к его шерстке, тоскливо вздохнула. На душе было так плохо, что хоть волчицей вой. Но, одновременно, так пусто, что казалось - этой души просто нет. Совсем ничего нет, кроме застарелой боли в груди, горьких воспоминаний и осознания собственного, жуткого, почти бесконечного одиночества.

- Вот так, Кер... наверное, так было нужно, чтобы я лишь сейчас окончательно все вспомнила?

Крыс сочувственно ткнулся носом в ее шею.

- Да, ты прав, - грустно улыбнулась она. - Если бы я узнала сразу, то, скорее всего, вовсе не стала бы жить. Страшно оставаться живой, помня о том, как уже умирала. Но, оказывается, когда тебя безуспешно убивают дважды, не так-то просто уговорить Незваную Гостью вернуться в третий раз. Как думаешь, она меня сейчас слышит?

Метаморф тихо заскулил, отчаянно стараясь отогнать от хозяйки жутковатую апатию и эту опасную обреченность. Он чувствовал ее боль, страшную тоску, видел поселившую внутри нее пустоту и пугающее равнодушие к дальнейшему будущему. Ему не нравилось, что она замкнулась в себе, и его тревожила ее безучастность. Этот неподвижный взгляд, ровный бесстрастный голос, помертвевшее лицо, как у человека, у которого только что отняли душу... так было неправильно. Нехорошо. Так не должно было случиться. Она ведь сильная, она может справиться. Может подняться и снова жить...

Однако Айра не хотела.

И видеть никого не хотела тоже. Как, впрочем, и слышать, и чувствовать, и просто вспоминать. И даже делать что бы то ни было. А еще она не хотела больше жить чужой жизнью, с гнетущей пустотой на месте разбитого сердца и тысячами воспоминаний о чужих, пусть даже и счастливых, судьбах. Просто потому, что понимала: своей судьбы у нее, видимо, уже никогда не будет.

Да и какая судьба может быть у мертвых?

- ...Мама, мама! Дай мне леденец!

- Нельзя, родная. Ты уже съела два. Оставь этот брату. Ты же не хочешь его обидеть?

Мама... какая же она красивая! Длинная золотая коса, ниспадающая на спину до самого пола, расшитый яркими птицами голубой сарафан, родное лицо, теплая улыбка, бездонные и полные любви глаза... а рядом идет отец - все такой же сильный и уверенный в себе, большой, надежный и смелый. Рядом с ним нигде не страшно. Даже в огромном городе, где так много людей и так громко шумит приближающийся рынок.

- Нет, мама, - вздыхает Айра, оглядываясь на спящего на руках отца мальчонку. - Не хочу. Он же совсем маленький...

- ...Пойдем! Ну пойдем же, посмотрим на магов! - жалобно просит большеглазый пятилетний пацан, с удивительно силой потянув ее за руку. - Когда еще их увидим? Мама сказала, они только раз в год приезжают! А вдруг они найдут у меня магию? Айра, ну, пойдем?

Айра вместо ответа прижимает брата к себе и пятится в придорожные кусты, не отрывая взгляда от ярко освещенных окон таверны, в которых мелькают чьи-то лица. А еще - на собравшуюся во дворе огромную толпу, нетерпеливо ждущую, когда заезжие маги начнут свою работу. Еще бы: всем хотелось, чтобы у них обнаружили загадочную силу.

- Айра, идем же! Смотри, и Бесик уже там!

Она быстро находит в толпе вихрастую голову с непослушными вихрами цвета соломы, торчащими во все стороны. Замечает на мальчишечьем лице проказливую улыбку, видит целую ватагу его приятелей, торопливо пробирающихся поближе к дверям, но все равно упрямо пятится назад.

- Трусиха! - возмущенно пытается вырваться брат - такой же светловолосый, как Бесик, большеглазый, как мама, и уже сейчас очень сильный, как отец. - Пусти!

Айра сжимает зубы и, крепко держа его за руку, присаживается в траву.

- Нет. Не надо. Они мне совсем не нравятся.

- А я хочу!

- Не пущу! - испуганно вскрикивает она, но он уже не слышит - отчаянно дернувшись изо всех своих мальчишечьих сил, вдруг торжествующе смеется и бросается прочь. Назад. Туда, где только-только открывается дверь таверны, и откуда показываются закутанные в длиннополые мантии трое сурового вида...

На отчаянную возню в кустах народ у таверны удивленно оглядывается, но быстро отворачивается, приняв невидимых за густым кустарников детей за дерущихся из-за кости псов, коих всегда возле домов носилось немало. Пусть их. Самое интересное сейчас начнется. Нельзя такое пропустить - вдруг у кого из деревенских действительно обнаружится дар? Ковен магов не зря посылает каждые год своих гонцов во все стороны света. Не зря они заезжают во все уголки Четырех Королевств в поисках одаренных детей. Говорят, если кому-то вдруг повезет, то его отправят в Лигерию - главную обитель могучих магов. Потом обучат, сделают таким же магом, как они сами, и тогда уже счастливый избранник никогда и ни в чем не будет знать нужды.

Возня в кустах внезапно затихла, но никто уже не обратил на это внимания - все с жадным любопытством смотрели на руки одного из пришельцев, в которых вдруг начал разгораться яркий белый свет. А когда этот свет вдруг залил собой весь двор, пройдя, казалось, человеческие тела насквозь, за плетнем кто-то испуганно ахнул, замерев испуганной мышкой, а другой голос с явной дрожью прошептал:

- Я же тебе говорила!..

...И снова - тот жуткий вечер, после которого вся жизнь так резко переменилась. Снова вокруг наступила жуткая тишина, затихли сверчки, замолчали птицы... и снова родители лежат на полу, глядя широко раскрытыми глазами в беленый потолок. Они не двигаются, не говорят. Кажется, даже не дышат. Рядом с ними так же страшно лежит израненный братишка, на щеке у которого запеклась свежая кровь. А над ним, низко наклонившись, стоят две рослые тени в длинных серых плащах и, купая ноги в густом тумане, задумчиво смотрят на его лицо. Бледное, уже неподвижное и окончательно помертвевшее.

Потом - короткое мгновение осознания. Испуганный вздох, тихий вскрик, которому вторят злые голоса со спины. Стремительный бег. Череда вспышек, после каждой из который окружающий лес неуловимо меняется. Изумленные желтые глаза огромного волка, на которого она падает с разбегу. Мгновение ошеломленного молчание, неуверенное касание, испуганный шепот. Затем - быстрый рывок и новый бег, уже на теплой и мохнатой спине...

А потом он тоже гибнет. Из-за нее. Корчится от боли у ног ухмыляющихся наемников и яростно рычит, безуспешно пытаясь подняться. Из последних сил бросается на верную смерть, пытаясь хотя бы так отвести от беззащитной девчонки нацеленную стрелу. Но не успевает. Падает. Отчаянно воет, бессильно царапая землю когтями. И может только с отчаянием следить за тем, как она бьется в объятиях игольника.

Да, так было. Она все это помнит. До сих пор слышит по ночам его предсмертный вой и горько жалеет о том, что стала тому причиной. В какой-то момент она страстно желает об этом забыть, и игольник милосердно дает ей эту возможность. А его яд, просачивающийся сквозь многочисленные ранки, постепенно туманит голову, разбивает, словно старое зеркало, ее прежнюю жизнь, после чего осторожно передает в теплое нутро вечно живого и вечно молчащего Дерева, в утробе которого ее пробитое сердце в какой-то момент снова начинает медленно биться...