Одержимый

94

Кора Эдвина Барстридж. 15 августа 1933 – 22 июля 1997.

Кто-то – сама Кора Барстридж или ее дочь – выбрал псалом «Господь пастырь мой». Гленн одобрил такой выбор. Как и Первое послание к коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло». Гленну нравился этот отрывок.

В конце исполнили величественный, хватающий за сердце гимн «Иерусалим». Как и следовало на торжественных похоронах большой актрисы.

Гленн сидел в своей неприметной машине с программкой похоронной службы на коленях и слушал гимн: мощный глас органа, слившийся с хором двухсот-трехсот голосов людей, выходящих из-под церковного портала на яркое солнце позднего утра. Он мысленно перенесся в прошлый вторник. Вспомнил лицо Коры Барстридж, облепленное пластиковой пленкой.

И содрогнулся.

Прилегающая к церкви узкая улочка была забита легковыми машинами, фургонами, фотографами с камерами на штативах и журналистами с микрофонами, а также обычными людьми – поклонниками Коры Барстридж, пришедшими проститься со своей любимицей, не говоря уж о толпах зевак, всегда мечтающих поглазеть на знаменитостей.

А знаменитостей на похороны пришло много. Актеры и актрисы, режиссеры, продюсеры, певцы. Поговаривали, что в церкви видели Ванессу Редгрейв и Алана Рикмана. Кто-то уверял, что Элтон Джон тоже приехал, но Гленн его не видел. Зато он был уверен, что мельком заметил сэра Клиффа Ричарда.

Гленн приехал на похороны не только для того, чтобы отдать последнюю дань уважения Коре Барстридж, хотя он был бы рад, если бы это было его единственной целью. Он бы хотел находиться в церкви при отпевании, чтобы Кора знала, что он рядом, что он не забыл о ней. Что он не отступится, пока не докопается до правды.

Он сидел в машине, наблюдая за толпой, желал отыскать лицо – всего лишь одно лицо, – которое было бы здесь не к месту, но при таком стечении народа это оказалось невозможным. Широкополые черные шляпы, вуали, черные шифоновые шарфы, черные, водопадом струящиеся шелковые платья – показ мод, да и только. Почти Эскот. Он предусмотрительно поставил машину довольно далеко от церкви, но все равно оказался перед сплошной стеной.

Остался еще куплет. Гленн завел мотор. После похоронной службы состоится кремация, на которую будут допущены только члены семьи. Он осторожно, задом, провел машину сквозь толпу. На тротуарах до самого подножия холма яблоку было негде упасть – люди будто ожидали проезда королевского кортежа.

Здание крематория было окружено старым, безупречно ухоженным садом.

Дождевальные установки распыляли влагу над ярко-зелеными газонами. Идеальной формы клумбы пестрели цветами. Игрушечный водопад каскадом сбегал в миниатюрный пруд.

Вьющаяся подъездная дорожка вела к неброскому зданию красного кирпича. У входа стоял катафалк и два черных лимузина «даймлер» – кого-то кремировали. У крематориев много общего с фабриками. И те и другие работают строго по расписанию. Кора Барстридж была следующей в очереди на «обработку».

Медленно двигаясь к незанятому дальнему углу стоянки, Гленн внимательно осматривал припаркованные автомобили. Всего восемь. Семь поставлены задом к зданию. Один, синий «форд-мондео», наоборот, передом, так, что сидящий на водительском месте человек отлично видел вход в крематорий.

Двигатель «форда-мондео» работал. Слегка тонированные стекла автомобиля были подняты, и Гленну было трудно рассмотреть сидящего в машине человека. Интересно, кто он и почему не вошел внутрь? Чей-нибудь водитель? Возможно. Приехавший слишком рано член семьи? Тоже возможно, но маловероятно – он бы отправился в церковь. Или он просто приехал посетить чью-либо могилу и не связан с идущей сейчас службой?

Не желая привлекать к себе внимания, Гленн припарковался носом наружу, к саду поминовения, где в два ряда были выложены цветы и венки, и повернул верхнее зеркало заднего вида так, чтобы видеть «форд-мондео». На стоянке не было мест, укрытых от посторонних глаз, поэтому осторожность не помешает.

Служба закончилась. Люди начали покидать крематорий через боковой вход, у которого тут же образовалась толпа. Две заплаканные женщины в черном – одна с маленьким ребенком – прошли в сад поминовения и остановились, глядя на принесенные цветы и венки.

Водитель «мондео» остался в машине, в прохладе оборудованного кондиционером салона.

Сад поминовения постепенно наполнялся людьми. Они подходили поближе к некоторым букетам, читали надписи к ним, переговаривались друг с другом, затем уходили.

Лимузины пришли в движение. Они отъехали от крематория на некоторое расстояние, чтобы дать место процессии. Скоро на стоянке остался только «мондео».

Процессия медленно ползла по дороге. Водитель «мондео» сидел не шевелясь. Двое мужчин в серых костюмах и один в рабочем комбинезоне спешно собирали цветы и венки. Гленн убрал громкость рации, не желая, чтобы треск радиопомех и полицейские переговоры выдали, кто он, и вышел из машины. Украдкой бросив взгляд на номерной знак «форда-мондео», он сел в саду поминовения на скамейку в тени розового куста, опершись спиной на каменную стену с вырезанными на ней именами и датами.

Отсюда он отлично видел всю стоянку. Он записал номер «мондео» и стал ждать.

Примерно через десять минут на подъездной дорожке появился катафалк в сопровождении лимузина «даймлер». Обе машины остановились перед входом в крематорий.

Из лимузина вышел пожилой мужчина, два мальчика-подростка и пара – мужчина и женщина, оба лет сорока. Затем эффектная женщина – Гленн предположил, что это дочь Коры Барстридж.

Пока служители вынимали гроб из катафалка, они зашли внутрь. Снова появились люди в серых костюмах, освободили катафалк от цветов и венков и отнесли их в сад поминовения.

Мужчина в «мондео» не вышел. Гленн занял время прогулкой. Служба была краткой – минут через десять родственники Коры Барстридж уже покинули крематорий.

Мельком взглянув на цветы, они сели в лимузин. Дочь Коры плакала.

Лимузин тронулся. Как только он выехал за ворота, «мондео» задом выехал со стоянки и двинулся за ним.

Гленн вернулся в машину, проговорил в рацию свои позывные и запросил национальную базу данных на транспортные средства. Вышедшей на связь девушке-оператору он продиктовал номер своего удостоверения, а затем регистрационный номер «мондео». Через несколько секунд оператор была вновь на связи.

– Вам нужна информация на синий «форд-мондео»?

– Да, – ответил Гленн.

– Зарегистрирован на жителя Челтнема доктора Теренса Джоэля. Челтнем, Ройял-Корт-Уолк… э… девяносто семь. Об угоне пометок также нет. Специальных пометок нет.

Гленн записал информацию и поблагодарил оператора. Затем в задумчивости стал барабанить пальцами по рулевому колесу. Доктор Теренс Джоэль, что тебе до Коры Барстридж? Каких наук ты доктор? Почему ты, проделав долгий путь из Челтнема, даже не вышел из машины? Почему ты не был в церкви?

Что-то есть в тебе подозрительное, доктор Джоэль.

По правде говоря, ты меня здорово беспокоишь.

Гленн поднес ко рту микрофон и попросил оператора соединить его с архивом челтнемского полицейского участка.

Ему ответил утомленный голос. Гленн попросил дать какую-нибудь информацию – любую информацию! – на доктора Теренса Джоэля, проживающего по адресу Ройял-Корт-Уолк, 97.

– Насколько это срочно? У нас работы по горло, – спросил полицейский.

– Это срочно, – ответил Гленн.

– Через час нормально?

– Отлично.

Гленн вернул микрофон на место и зевнул. Сегодня он уснул в третьем часу ночи. И вообще у него сегодня выходной.

Он закрыл глаза и задремал, но обещал себе проснуться через пять минут.