Огонь, пепел и ветер

Глава 23. Лили и незрячий взор

Когда они вернулись в зал, людей там поубавилось. Служителей стало куда меньше, брат Сильвий и сестра Ноксия куда-то делись. Фрола Зерион, Лидии и Исоры тоже не было.

Как потом узнала Агата, Исора не прекращала смеяться, а еще порывалась царапать ногтями свое лицо. Ее связали и заперли. Лидия и Фрол Зерион так и не пришли в себя. Их тоже перенесли в комнаты, где держали под стражей.

Место где раньше лежала Магда было залито кровью, которую никто так и не убрал.

Кир Аверин и Елена сидели подле стола. Когда в зал вошел дракон-император с Агатой и свитой служителей, они вскочили на ноги, чтобы затем упасть на колени.

Генерал был бледен, и, казалось, едва стоял. Похоже, что столкновение с тем, что было Фролом Зерионом далось ему нелегко. Агата вспомнила слова Миры о том, что светящийся шар способен причинять человеку невыносимую боль.

— Что с девочкой? — спросил дракон-император, подходя к ним.

— Магда жива, ваше величество, — ответила Елена. — Ее перенесли в лазарет. Целители сказали, что кинжал не задел ни ее сердца, ни легких и это самое главное, но она потеряла много крови и ее ждет тяжелая ночь. Главное, чтобы она ее пережила.

С одежд и волос Андроника Великого стекала вода. Он вдруг скинул с плеч тяжелую мантию и явно намеревался избавиться и от нижних одежд. Его тут же окружили служители, с невесть откуда взявшимися сухими одеяниями.

Агата отвернулась, чтобы случайно не увидеть того, на что ей не следовало смотреть. Служительницы подали ей сухую накидку, и она со смущением осознала, что тонкий шелк ее собственных одежд промок насквозь и облепил тело, показывая все изгибы. Она быстро завернулась в накидку.

— Где кинжал? — спросил дракон-император.

От его вопроса Кир Аверин вздрогнул. Казалось, он слегка помедлил прежде, чем осторожно, держа за острие, передать клинок Андронику Великому.

— Сколько лет существует эта вещь — и ни одного дракона от нее не погибло, — сказал тот, покачивая кинжал в руке. — Зато сколько от нее пало людей — не сосчитать. Что случилось с Фролом? Почему ты обвинил его в измене?

— Ваше величество, мы подозреваем, что верховный служитель сговорился с андалурцами. Госпожа Исора была шпионкой, пробравшейся во дворец. Они заставили княжну Миру, которая на самом деле была дочерью генерала Хайро, достать кольца, способные пробудить морского дракона и повелевать им. Увы, мы не знаем точно, где кольца сейчас, но скорее всего они были переданы послу Андалур. И, ваше величество… белый дракон Иренеус — похоже, что он пробудился.

Андроник Великий выслушал его с ледяным спокойствием. Его уже переодели в сухие одежды и шурша тяжелой парчой он подошел к столу, и протянув руку к уцелевшему фарфоровому блюду, принялся есть засахаренные орехи.

— Как интересно, — сказал он, сжевав горсть орех. — Как много происходит под нашим носом, а мы и не знаем.

Взяв блюдо, он с размаху швырнул его об пол. Во все стороны полетели осколки и засахаренные орехи.

Все вздрогнули, а дракон-император скинул со стола еще несколько блюд и фарфоровых чаш. Затем он снова подошел к Киру Аверину и остальным.

— Иренеус ворочался уже лет пять, неудивительно, что он наконец проснулся. Рано или поздно это должно было произойти. Скорее всего он примет человеческий облик и поднимается наверх. Прикажите страже или легионерам, или кто там сейчас есть, чтобы они высматривали молодых мужчин с очень бледной кожей, белыми волосами и незрячими глазами. Впрочем, думаем, он сам к нам придет… Что же касается морского дракона, то мы разберемся с ней потом, — дракон-император повернулся к застывшим, словно статуи служителям. — Завтра мы желаем отправиться в Альтору. Инкогнито. Приготовьте все для нас.

Все молчали пока вперед не вышел брат Коинт и опустившись на колени спросил:

— Ваше величество, вы желаете покинуть Лунный остров и отправиться в столицу? — хотя его голос звучал безмятежно и учтиво, как и полагается служителю, в нем сквозили едва заметные ошеломление и отголоски паники.

— Да, именно этого мы и желаем. Посмотрим, как выглядит город, и как живет наш народ. А… и наведаемся еще в Святилище темной кости. Навестим, Акилину. Тяжелый выдался день, нам пора отдыхать.

Развернувшись и взметнув шлейф парчовых одежд, дракон-император вышел из зала. Почти все служители последовали за ним. Остался лишь брат Коинт.

— Как вам хватило ума вывалить все на его величество? — прорычал он, обращаясь к Киру Аверину.

Его темные глаза, отражая отблески свечей, словно горели изнутри.

— А как по вашему, я должен был объяснить ему случившееся? — холодно поинтересовался Кир Аверин, обведя рукой зал. — И, в любом случае, дракон-император не может больше оставаться в неведении. Мы не можем бесконечно все от него скрывать. Он должен знать, что творится в Империи.

— Кажется, его величество хорошо воспринял новости, — заметила Елена. — По крайней мере, он не вышел из себя. Пораскидал немного посуду, но я его понимаю. Сама бы на его месте все тут расколошматила. Агата, а ты как думаешь? Ты наиболее близка с его величеством, и знаешь его лучше всех остальных.

Все взгляды устремились к Агате и она смутилась от такого внимания.

— Я думаю, что он совсем не такой, каким мы привыкли его видеть. Он совсем не безумный и не жестокий, просто… видел очень много зла от людей. Но, я должна еще кое-что вам сказать, — Агата подняла глаза и поймав взгляд Кира Аверина продолжила. — Знаете, мне кажется, что сегодня проснулся Дро…

Лили отправилась в путь еще до того, как первые лучи солнца коснулись поцелованной росой травы и прокричали первые фераты. Ей пришлось уйти тайком, оставив родителям лишь записку, чтобы они не волновались.

С того дня, как она вернулась с Отбора, каждый день начинался и заканчивался скандалом. Родители никак не могли примириться с тем, что у их дочери вдруг появилось свое мнение и вместо того, чтобы выйти замуж за того, на кого они ей укажут, как хотел отец, или же остаться жить при них и ухаживать за ними в старости, а затем стать приживалкой в доме у одной из сестер, как планировала матушка, Лили решила, что пойдет учиться в Колдовскую Академию, чтобы развить свой дар и стать полноценной целительницей.

С утра до ночи она выслушивала ругань и упреки матушки, плавно переходившие в обвинения и шантаж.

— И все у тебя было, мы же дали тебе все, а ты не благодарная! — причитала матушка. — Хочешь бросить нас на пороге смерти! Вот, у меня уже болит сердце, ты этого добиваешься? Вот, не надо было отпускать ее на Отбор. А все ты! — она поворачивалась к отцу, пристыжено опускавшему глаза. — Сказал, что пусть она попробует, ведь все соседские девушки подают заявку на Отбор, будет стыдно перед людьми, если наша не попробует.

— Магнолия, ну кто же знал, что ее возьмут на Отбор? — причитая, отвечал отец. — Кто же знал?

Еще полгода назад Лили и подумать не могла, что сможет противиться воле родителей. Раньше крики и слезы матушки, и суровое выражение на лице отца, пугали ее до дрожи и она сразу во всем с ними соглашалась. Однако, то, что она пережила на Отборе сильно ее изменило. Она вдруг поняла, что жизнь у нее одна, она коротка и может оборваться в любое мгновение. Так что лучше будет прожить ее так, как захочет она сама.

К тому же, Лили много приходилось исцелять во время Отбора, и это были очень сложные и непростые раны. Раньше, она бы никогда не взялась за подобные, но тогда у нее не было выбора, и, как ни странно, она справилась.

Сумела залечить изрезанные ноги Исоры, так что та потом смогла танцевать, исцелила травмы Агаты и Лидии, а потом не дала Мире умереть прямо у нее на руках. Целительница, которая прибыла потом вместе с генералом Аверином, похвалила работу Лили и сказала, что та очень талантлива и должна обязательно развивать свой дар. Она даже написала ей рекомендательное письмо, которое затем очень пригодилось.

Повлиял на нее и Коинт. Хотя фераты приходили от него все реже и реже, Лили все равно помнила восхищение в его глазах и то, как он называл ее самой потрясающей и прекрасной девушкой. Отчего-то их отношения придавали ей сил в противостоянии родителям. Возможно, это было оттого, что он показал — любить ее могут не только они.

Обиднее всего было то, что она, в общем-то, не делала ничего предосудительного. Просто хотела поступить в Академию и стать целительницей. Ее старшая сестра, когда-то проделала то же самое, только с разрешения родителей. Матушка отчего-то считала, что лучше знает своих детей, чем они сами. С рождения она навешивала на них ярлыки, решая, что первая дочь умна и талантлива, и должна получить образование, вторая красива и обязана успешно выйти замуж и так далее. Лили она считала послушной и уступчивой и поэтому определила ее в свои сиделки в старости. То, что она решила противиться этой судьбе и выбрать другой путь, злило матушку до истерик.

В конечном счете, Лили все надоело. Находиться под одной крышей с родителями становилось все более невыносимо. Тем более, что одна из сестер тайком ее предупредила, что матушка хочет запереть Лили дома, чтобы та пропустила вступительные экзамены в Академии.

У нее были скоплены небольшие деньги, также ей заплатили тридцать золотых монет за те неприятности, которые она пережила. Так ей по крайней мере объяснили, когда она подписывала бумаги, принуждавшие ее хранить молчание обо всем, что творилось на Отборе. За молчание ей и заплатили, как она со временем поняла.

Монеты она зашила в подушку, и бережно хранила, пока не настало время покинуть родительский дом. Через гильдию целителей она нашла работу: одной повитухе, жившей в деревне в дне езды от Альторы, требовалась помощница чтобы собирать травы и принимать роды у женщин, понесших во время долгих зимних месяцев. Повитуха огорчилась, что Лили сможет остаться у нее только до осени, но обрадовалась тому, что хоть какие-то руки у нее на это время будут и она сможет уже не торопясь подбирать себе постоянную помощницу, о чем и сообщила в письме.

Выйдя из дома с одной небольшой дорожной сумкой и теплым плащом, накинутым на плечи, Лили поспешила на базар. Ее сердце радостно трепыхалось, словно маленькая птичка. Ей до сих пор не верилось, что она отправится в дорогу одна и отринув все сомнения начнет настоящую жизнь.

На базаре она первым делом купила недорогое шерстяное одеяло, огненный камень и всякие мелочи, которые могли ей понадобится. Все-таки до деревни, где жила повитуха, был почти день пути.

Почти все деньги в итоге ушли на самую главную и желанную покупку — ферналь. На ярких, как весенние цветы, птиц у нее средств не хватило, да они ей были и не нужны. Она купила молоденькую серебристую самочку. Ее звали Мэй и она все время тихо клокотала, как курочка.

Сев ферхом, Лили сразу почувствовала себя гораздо увереннее. Пока она ехала по улицам, и Мэй была в шторках и наклювнике, она вела себя послушно, но стоило им пересечь городские стены, как та начала отвлекаться на пролетавших мимо птиц и бабочек, и то и дело норовила зарыться клювом в кусты и начать срывать сочные ягоды — предвестники скорой осени.

Солнце стояло в зените, когда они дошли до святилища дракона-императора, с выложенными из темного камня, непривычно мрачными стенами. Они совсем недалеко отошли от Альторы, и Лили волновалась, что не успеет добраться в деревню до темноты и ей придется ночевать под открытым небом. Однако, она проголодалась, и судя по карте до ближайшей таверны путь будет неблизкий, так что она решила спешиться и отобедать в трапезной при святилище. В таких трапезных всегда кормили недорого, но сытно.

Она спешилась, и отвела Мэй в птичник. Работавшие там служители за пару медяков, обещали напоить ферналь и дать ей свежих крыс. В трапезной, куда отправилась сама Лили было шумно, почти все столы были заняты. Похоже, что недавно завершилась служба и на скамьях было тесно от галдящих и смеющихся совсем юных девиц. И откуда их здесь столько взялось? Наверно все они были из ближайших деревень и поместий.

Лили взяла бобовую похлебку, мягкую лепешку и немного сыра. Пережевывая бобы, она вспоминала те яства, которыми их потчевали во дворце. Там даже простые хлеб и сыр казались вкуснее.

Она с тоской подумала об остальных: Агате, Исоре, Пинне, Магде, Елене Интересно, что они сейчас делают и, когда дракон-император выберет среди них избранницу?

Свежих запечатлений на показы в святилищах совсем не поступало. Служители объясняли это тем, что его величество пожелал для себя уединения, чтобы разобраться в чувствах и решить, которой из невест он поручит свое сердце.

Лили волновалась за оставшихся на Отборе подруг и немного жалела, что решила сама его покинуть. Кир Аверин давал ей выбор, и она его сделала. В то мгновение после всех пережитых ею ужасов, она больше всего хотела вернуться домой. На Лунном острове под вуалью роскоши и благопристойности творилось нечто страшное. Невесты теряли человеческий облик, кидаясь друг на друга, словно звери. Все началось с порезанных платьев и закончилось тем, что Фелиция их всех чуть не перебила, а Пинна ранила Миру.

Тогда Лили было очень страшно и она решила покинуть Отбор. Тем более, что у нее был уговор с Коинтом, что он постарается, сделать все, чтобы разозлить Фрола Зериона, и заставить изгнать его с Лунного острова.

Сердце потянуло непрошенной болью. Лили не хотелось думать, что Коинт забыл про нее, что он ее больше не любит.

Вдруг, кто-то легко коснулся ее плеча, отвлекая от мрачных мыслей.

Подняв глаза она увидела стоявшую возле юную девушку, даже скорее девочку, младше ее лет на пять.

— Простите, госпожа, ваше лицо показалось мне очень знакомым, — сказала девочка одновременно очень смущаясь, и при этом чуть нагло. — Скажите, вы… вы случайно не участвовали в Отборе? Такое чувство, будто я видела вас на запечатлениях во время показов.

Лили смешалась, не зная, что ответить. Улыбка девчонки становилась все шире. Из-за соседнего стола на них пялилось не меньше дюжины ее подруг. Все предвкушали, что Лили ответит.

Мимо них прошел высокий темноволосый служитель. Лили не увидела его лица, но в том, как он двигался, как высоко держал голову, что-то показалось ей знакомым.

— Нет, вы ошиблись, — выпалила она, вскакивая с места. — Простите, мне надо идти.

Проскользнув мимо ошеломленной девчонки, Лили бросилась вслед за служителем. Пройдя сквозь неприметную дверцу, она побежала по узкому темному коридору.

Она догнала его возле арки ведущей в цветущий, засаженный олеандрами сад. Лили схватила его за рукав, и тот обернулся устремив на нее взрослое и совсем незнакомое лицо.

— Госпожа, что-то случилось? — мягко спросил он, глядя на нее.

Ей вдруг стало стыдно. И как она могла принять этого мужчину за Коинта?

— П-простите, — заикаясь сказала она. — Все в порядке. Я ошиблась.

— Тогда позвольте сопроводить вас. Вы не можете здесь оставаться, это закрытый сад.

— Не стоит! Я сама найду дорогу.

Лили бросилась через коридор, и пролетев сквозь трапезную, вскоре уже суматошно тянула Мэй за поводья, выводя из птичника.

Сев ферхом, она пустила ферналь галопом, и дувший в лицо ветер, выбил из головы все темные мысли, печаль, стыд и позор.

Дорога змеилась вдоль скал и морского берега. Пронзительно кричали чайки. Пахло солью и древесной смолой.

Окончательно успокоившись, Лили любовалась зарослями дубов, сосен и магнолий. Хотя она всю жизнь прожила в Альторе, она очень редко покидала городские стены и почти не видела, окружавших столицу красот. Это было ее первое путешествие, если не считать времени проведенного на Лунном острове, и она с предвкушением думала о том, как будет собирать травы, принимать роды и нянчить новорожденных. Возможно, в той деревни она встретит новых друзей или хотя бы познакомится с кем-то, кто сможет ее отвлечь.

Внезапно, Мэй, которая покинув святилище вела себя вполне пристойно, остановилась и начала клевать хурму, густо покрывавшую ветви, склонившегося к дороге дерева.

Лили прикрикнула на птицу, затем пнула ее пятками по бокам, но та не реагировала, продолжая, щелкая клювом, поглощать желтые налитые соком плоды. Пришлось спешиться, и потянуть Мэй за уздцы. Когда и это не помогло, то у Лили не осталось иного выбора, кроме, как подождать пока ее своенравная юная попутчица насытится и согласится двигаться дальше.

Глубоко вздохнув, Лили уставилась на далекое море, бившееся о скалы. Сразу за дорогой земля круто шла вниз, спускаясь к воде. Склон густо зарос деревьями и кустарниками. Иногда можно было увидеть вдалеке белый бок горного козла, скачущего по своим делам.

Ночью была гроза, и насытившаяся влагой земля стала черной и мягкой. Опустив глаза, Лили заметила, как под зарослями кустов, ползущих по склону вниз, что-то копошится в земле. Она прищурилась, пытаясь разглядеть получше. Сперва ей показалось, что это клубок змей — белых и толстых. Затем в переплетении извивающихся тел мелькнула человеческая рука, и ладонь с длинными, острыми когтями.

Раздался пронзительный высокий крик. Его издавало нечто, появлявшееся из под земли.

Лили бросилась назад, и дернув за уздцы, перепуганную воплем Мэй, вскочила в седло. Он хотела пустить ферналь галопом и та уже сделала пару шагов, как вдруг прямо на дорогу перед ними выбежал человек.

Лили едва успела потянуть поводья, заставив Мэй попятиться назад.

Перед ней на дороге сидел юноша. Крайне бледный, с длинными спутанными белыми волосами, перепачканный землей и абсолютно обнаженный.

Сердце чуть не проломило ребра, когда Лили поняла, что едва его не затоптала. В памяти сразу промелькнули наказания положенные за убийство. На соляные копи она уж точно не хотела.

— Вы, что желаете умереть?! — взвизгнула Лили. — Тогда не за мой счет, пожалуйста.

— Простите, госпожа, пожалуйста, простите! Я совсем не того хотел! — взмолился юноша. Говорил он нечетко и, как-то странно, как обычно говорят старики, так что Лили едва могла его понять.

— Кто вы такой? И где ваша одежда?

— Я… я всего лишь несчастный путник. На меня напали бандиты и украли все мои вещи, а меня самого закопали живьем под кустом, но не глубоко. Я смог выкопаться.

— Откуда взяться бандитам в окрестностях Альторы?

— Откуда? Так всегда же бандиты были. Нет?

— Нет. Всех, кто смеет нарушить закон, установленный драконом-императором, хватает стража, — отрезала Лили. — Прочь с дороги! Дайте мне проехать.

— Госпожа, пожалуйста, не бросайте меня, я ведь незрячий, немощный юродивый, а от ударов по голове, я растерял всякую память. Совсем не помню, ни кто я такой, ни как меня зовут.

Прикрывая руками свою наготу, он встал и откинул назад волосы, так что Лили смогла разглядеть его лицо — с точеными и нежными чертами, тонким с небольшой горбинкой носом, чувственными пухлыми губами и белыми, как у мраморной статуи, лишенными зрачков, слепыми глазами.