Охотник на мафию. Часть 1

Глава 28

— Тук-тук-тук! К вам можно? — спросил начальник ГРУ, заглядывая в кабинет, не прогибаясь в спине. Из-за плохо зажившего сквозного ранения, его позвоночник пока двигался с трудом.

Дверь генерального директора Владивостокской базы тралового и рефрижераторного флота, по старинке оббитая мягким дерматином, не издавала характерного звука при соприкосновении с кулаком.

— Кто это? — спросил Никитенко.

— Мы только что созванивались, Николай Иванович. Я Ковалев.

— Только что? Ах, ну да! Проходите, э-э-э… Вячеслав Иванович… А где Галина? — спросил Никитенко, имея ввиду свою секретаршу.

— Куда-то стремглав выбежала, — пожав плечами, сказал Кобелев.

На самом деле, он попросил знакомого ему председателя профкома позвонить секретарше Никитенко Галине и сообщить, что начинают делить детскую одежду, недавно поступившую из Японии по договору о прибрежной торговле.

Галина Ким, высокая брюнетка с вызывающе красивой внешностью, оставила свой пост в приёмной президента компании и главного инженера, и простучала каблуками мимо поднимающегося по широкой лестнице Кобелева, профессионально мазнув по нему взглядом.

Вячеслав Иванович Кобелев не привлёк её внимание, ибо не имел броской внешности и рельефного телосложения. В спецназ не брали богатырей, а в разведку писаных красавцев. Если они не вербовщики, конечно. Вячеслав не был вербовщиком. Он был обычным «пехотинцем», случайно выжившим в перипетиях службы в горячих и холодных точках.

Но сейчас Вячеслав Иванович пришёл к Никитенко с документами прикрытия. По документам он являлся сотрудником центрального аппарата ФСБ России в звании полковника.

— Вот моё удостоверение, Николай Иванович.

Никитенко внимательно рассмотрел показанную ему с расстояния полуметра корочку с блескучими голограммами двуглавых орлов.

— Присаживайтесь, Вячеслав Иванович. Секретарь вышла… Ах, ну да… Вы в курсе… Кофе пока не предлагаю. Да и времени у меня очень немного. Сейчас должны собраться руководители…

— Я очень быстро изложу суть.

Кобелев достал из портфеля «глушилку», раскрыл её антенны и показал пальцем на зелёный огонёк. Прибор работал давно, подавляя все звукоснимающие устройства на расстоянии пяти метров, кроме лазерных, но таковых в этом кабинете быть не должно. Кабинет стоял на круглосуточной оперативной прослушке, и у Кобелева имелось только десять минут, если вдруг «служба» захочет проверить, почему, вдруг, в кабинете стало так тихо. А может и не обратят внимание? Ну, уснул подопечный. С кем на работе после обеда не бывает?

— Мы знаем, Николай Иванович, о ваших планах преднамеренного банкротства предприятия и вывода имущества акционеров за рубеж. Это, между прочим, госизмена. Знаем и о купленной вами недавно иностранной компании «Фолкленд Инвестментс Лимитед» для этих целей. И сразу предупреждаем, что этого позволить вам не дадим. Вплоть до физического устранения вас и членов вашей семьи.

Никитенко вскинулся, глубоко вздохнул…

— Вы в своём уме?! — выдохнул он. — Что за бред вы несёте?

— Вот выписки.

Кобелев махнул бумагами с английским текстом.

— Но всё согласовано с вашими коллегами, — пробормотал Никитенко, осев в кресло.

— Не надо нас дурачить, Николай Иванович, — резанул голосом Кобелев. — С тех, кто с вами договаривался, но договаривались, кстати, совершенно о другом, разговор состоится. И у нас тоже есть…

Кобелев скривился.

— Сейчас будете работать только со мной. Завтра к вам подойдут и передадут привет от Вячеслава Ивановича. Слушайте этого человека и исполняйте все его приказы. И… Вы, Николай Иванович, перешли грань, за которой нет иных правил игры, кроме наших. Запомните это. Теперь мы вам не доверяем совсем. Никакой самодеятельности. Или вы выполняете наши приказы, или эти приказы выполняют другие. О разговоре никому не говорите.

Кобелев положил «глушилку» в портфель и вышел из кабинета.

После ухода визитёра Николай Иванович просидел несколько минут, совершенно не шевелясь. Он был опустошён. Его корабль разбился о скалы, а он сидел на берегу и смотрел на бушующие волны. Когда-то похожую картину нарисовал его друг-художник.

На картине был изображён рыбак, сидящий на камне у моря и смотрящий не на море, а от него. Руки моряка безвольно лежали на коленях. За правым плечом на камнях в море лежал парусный баркас с пробоиной в борту, а рядом с рыбаком стоял грустный мальчик лет дести.

Никитенко вспомнил эту картину и из его глаз потекли слёзы. Теперь он абсолютно не знал, что ему делать. Николай Иванович давно увяз в сладкой патоке обещаний «коллег» и бизнес-партнёров, а также в убытках своего предприятия. Из ВБТРФ денежные средства начали выводиться ещё с девяносто второго года. Сначала в АОЗТ «Шельф», потом в ТОО «Супер», потом в иные, отпочковавшиеся от ВБТРФ фирмы и фирмочки. Счёт им Николай Иванович уже потерял.

Предприятие ещё показывало прибыль, но именно «показывало», а не давало. Копилась пеня по налогам, бюджетным и внебюджетным фонтам — к слову, составлявшая один процент в день, — задолженность по заработной плате. И сколько верёвочке не виться, а конец для крупнейшего рыбацкого предприятия на Дальнем Востоке, Николай Иванович уже видел.

На ежегодном собрании акционеров, прошедшем первого января этого года, Николай Иванович едва усидел в кресле президента. И к этому всё и шло, если бы он не пообещал губернатору вложить шесть миллионов долларов в строительство нового городского морга. После подписания соответствующих документов, администрация края проголосовала своим пакетом акций за Никитенко, и иностранный акционер Hermes Imperial Investment остался «с носом». То есть, Лебединец Игорь Петрович, бывший заместитель директора ВБТРФ по капитальному строительству остался «с носом». Его прочили президентом вместо Никитенко. К слову сказать, что и Hermes Imperial Investment оперировала акциями, ранее принадлежавшими Лебединцу…

Николай Иванович понял, что следующего собрания акционеров он может и не пережить. Причём как в переносном, так, возможно, и в прямом смыслах.

— Вызывали, Николай Иванович? — спросила, заглянувшая в дверь Галина Ким.

Николай Иванович поднял глаза на дверь, потом перевёл взгляд на «интерком», и понял, что так и не отключил кнопку вызова секретаря.

— Что с вами, Николай Иванович? Вам плохо? — взволновалась женщина, увидев побагровевшего «шефа». Она вошла в кабинет.

— Галочка, сделай мне корвалолу пожалуйста, — простонал Николай Иванович.

Галина выскочила в приёмную, и через мгновение вернулась с рюмкой характерно пахнущей жидкости.

— Не коньяк, — с сожалением констатировал Николай Иванович, глотая корвалол и отдавая левую руку для замера давления.

Проснулся Мамаев озабоченным. У него так в последнее время бывало часто. Большая часть мозга отдыхала от бренных дел и занималась восстановлением организма, как, впрочем, ей было и положено, а какая-то часть продолжала мыслительный процесс. Сны, ранее красочные и фантасмогоричные, превратились в обыденное «пересматривание» произошедших событий. И вот эти «произошедшие события» озаботили Мамаева ещё во сне.

— «Как-то легко у меня получилось заинтересовать губернатора своими „стартапами“», — подумал полковник и поморщился.

Словечки, вырывающиеся из памяти Субботина-старшего раздражали Мамаева. Раздражало и то, что Мамаев плохо контролировал его память. Юрий не мог «пролистать» её, как книгу. Очень хотелось, но не моглось. Раздражало Мамаева и то, что хоть он и овладел чужим телом, но ему иногда казалось, что и Субботин-старший тоже в любой момент способен взять над ним контроль.

Откровенно говоря, при попадании в тело друга, Мамаев не заметил живого разума Субботина-младшего. А вот разум Субботина-старшего ощутил сразу. Со временем Мамаев понял, что, скорее всего, разум Субботина-старшего давно поселился в теле… э-э-э… себя самого. Звучало бредово, конечно, но не бредовее переселения души Мамаева в тело друга.

В «своём» рабочем сейфе Юрий нашёл три толстые тетради, заполненные записями-наблюдениями, которые Субботин вёл с восемьдесят первого года. Записи назывались «Путь в „дзэн“», не были зашифрованными и имели пометки в виде штампов «просмотрено» и подписи особистов военного училища.

Однако первый лист третьей тетради датировался девяносто четвёртым годом. Примерно с середины прошлого года в тетради стали появляться записи, описывающие проявление в Субботине второго «я», которое он принимал со страхом, считая признаками шизофрении.

Особенно будоражила Мамаева последняя запись друга, в которой он сообщал, что голос «бога» предупреждает его о встрече с Мамаевым в подворотне и предстоящей перестрелке с другом. Похоже, Субботин-старший знал о событии, пронёс его в своей памяти до самой своей смерти в две тысячи двадцать восьмом году, каким-то образом вернулся в своё тело и попытался изменить ход событий.

— «Однако не удалось, — подумал Мамаев, но тут же вздрогнул. — Почему не удалось. Как раз, таки и удалось. Только не так, как хотел, скорее всего».

Мамаев, в который уже раз, подумал, что духовные поиски Субботина достигли невероятных вершин, если ему удалось перебросить душу и разум друга в своё тело.

— «Интересно, — вдруг подумал Мамаев, — предполагал Субботин, что сам потеряет тело, или нет?» Он вздохнул и, отбросив ненужные мысли, снова вернулся к сегодняшним событиям.

А события были неординарны тем, что Мамаев, по-сути, пересказывал то, что «нашептал» ему Субботин-старший ещё в Сингапуре, где Мамаеву пришлось купить компьютер, установить необходимые программы, и за три дня «спроектировать» краболов. Написать таким же образом бизнес-план было уже «мелочью».

Хотя после этого сущность Субботина-старшего отошла на второй план, Мамаеву очень не понравилось ощущать себя в роли марионетки. Было очень неприятно чувствовать, как ещё недавно полностью подчинявшееся ему тело Субботина, самопроизвольно движется и жмёт кнопки клавиатуры. Со страхом осознавалось, что разум его может быть, в любой момент, отодвинут на второй план. Сущность Мамаева тогда запаниковала и едва не отключилась. Сознание, подавленное чужой, гораздо более мощной волей, тогда уплывало и меркло. Юрий мысленно зацепился за образ своей жены и дочери, и это его спасло.

Сейчас он лежал и размышлял о своём будущем. Не о будущем Субботина, а о будущем Мамаева. Даже того «будущего», что приоткрылось Мамаеву, хватало понять, что Субботин-старший весьма продвинулся в карьере и к своему седьмому десятку имел и солидное состояние и высокий пост в судостроительной госкорпорации, объединявшей сразу несколько крупных судоремонтных и судостроительных компаний: большекаменская «Звезда», «Амурский судостроительный завод» и Владивостокские «Дальзавод» и «Восточную Верфь». Но нужна ли ему, Юрию Мамаеву, такая «карьера»? Полковник сомневался.

Из тех обрывков будущего, что были ему приоткрыты, Мамаев понимал, что путь к «вершине» у Субботина был очень непростым. Он перенёс три покушения и два инфаркта. Третий инфаркт его добил.

Мамаев понимал, что любой путь не будет простым. Не мы такие, — думал он. — Время такое. И это время нужно пережить. В перестрелках девяностых погибло много лидеров и простых членов преступных группировок. Двухтысячные годы «украсились» отстрелом крупных «авторитетных предпринимателей».

До перехода в чужое тело Мамаев плыл по течению. Он выполнял свою работу по пресечению деятельности преступных группировок, но был прикрыт своим государственным положением. Милиционеров отстреливали редко. Чаще всего тогда, когда они сами переходили на сторону криминала.

А в образе Субботина, известного в криминальном мире боевика группировки Сергея Бауло, Мамаев чувствовал себя обычной «ростовой мишенью». Одно покушение уже состоялось. И это к трём предыдущим, когда Субботин жил своей жизнью. Сколько их будет ещё? И переживёт ли? Субботин пережил, но повторять жизнь друга Мамаеву не хотелось. Да и вряд ли удастся, скорее всего. Отклонения уже имеются.

В той жизни Субботин не проявлял инициативу. Он до, какого-то момента, выполнял функции охраны бизнеса определённого круга лиц, но после гибели сначала Баула, а потом Карпова, сфокусировался на охране «Ролиза». Его боевая группа сократилась до обычной службы безопасности. Субботинский «дзэн» импонировал руководству фирмы, и постепенно его вынесло наверх, в совет директоров, который он вскоре и возглавил.

Лишь в двухтысячные, когда государство признало рыбу стратегическим ресурсом и стало управлять квотами, выделяя их инвесторам, вкладывающим деньги в судостроение, Субботин озадачился постройкой краболова, заключил контракт с «Восточной Верфью», где деньги и пропали. В отношении руководства верфи возбудили уголовные дела, фигурантами которых вдруг стали вполне себе высокопоставленны лица девяностых годов: бывший краевой прокурор и крупный бизнесмен, создавший «империю ВГУЭС».

Получается, что в своей жизни Субботин своего корабля так и не построил, а тоже очень мечтал. Это была обоюдная мечта Мамаева и Субботина — построить яхту и уплыть в тёплые страны. О яхте и о море они мечтали, бродя по горам и ущельям Афганистана и Пакистана.

Тут надо понимать, что Мамаев даже не задумывался над тем, чтобы как-то изменить ход перестройки государства. Он видел её бесчеловечность, но понимал, что что-то изменить он не в силах. Оставалось только встроиться в процесс, который, как известно, «пошёл» с восемьдесят пятого года. В девяностые годы страна уже летела под откос со скоростью локомотива. И в этом локомотиве находился и Мамаев, и его жена с дочерью, и друзья Мамаева, которые и не подозревали о грядущем. Как-то надо было удержаться.

Дефолт-дефолт…

— «Кстати о дефолте, — подумал Мамаев. — Пора уже фунты переводить в рубли, а как?»

Знакомые валютчики у Субботина были, но миллион фунтов это для Приморского финансового рынка слишком много. Да и молва пойдёт, что Абдула где-то лимон тиснул. Хотя… Тиснуть такую сумму весьма проблематично. Скорее всего, подумают, что он выполняет поручение зарубежных «партнёров». Вполне возможно — того же Эндрю Фокса, озабоченного скупкой акций Торгового порта и Дальневосточного морского пароходства.

Мамаев поднял трубку стационарного телефона и набрал номер диспетчера пейджерной службы.

— Для абонента 25675… Позвони по 32539. Да. Всё.

Абонент 25675 был дилером, державшим сеть валютных обменников.

— Ты, Серёжа?

— Ага. Привет. Я по делу. Много у тебя дров?

— Привет. А сколько надо? — насторожился Горовой.

— Всё, что есть.

Дилер помолчал.

— Ты серьёзно?

— Серьёзней не куда.

— А конкретней?

— Скоро подвезут лимон фунтов.

Горовой присвистнул.

— Можно частями, — уточнил Мамаев. — До ноября.

— Уже проще, — облегчённо выдохнула трубка. — Сейчас могу забрать сотню.

— Пока нет. Через неделю…

— Тогда я поднакоплю, да по сусекам поскребу. Сколько у тебя будет?

— Двести.

— Нормально!

Мамаев знал, что Горовой возит деньги из Москвы самолётами, и нисколько не сомневался, что через неделю сделка состоится. А в ноябре уже можно было потихоньку скупать ГКО. Но до этого нужно было обеспечить охрану неожиданно свалившегося на него богатства.

Зашумела рация.

— Первый — шестому…

— Первый.

— Мы стоим по регламенту один.

— Выхожу.

Мамаев окинул взглядом комнату, надел сбрую со штатным «пээмом», сверху куртку-ветровку и вышел. Уже возле дверей номера Мамаева встретили два охранника и сопроводили до одного из трёх джипов. Стемнело. Юрий посмотрел на наручные часы, по привычке отметив время выхода — двадцать два тринадцать…