Глава 9

Ещё во время освобождения от ненавистной «брони» Юрий заметил, что его непроизвольные движения плечом не приносили ему болевых ощущений, а когда открылось место проникновения пули, то полковник просто раскрыл рот.

Он хорошо помнил то розовое безобразие стянутой швами кожи, закрывшее пулевое отверстие и помнил, как под его пальцами проминалось тесто из осколков и какой-то специальной регенерирующей пасты. Сейчас на месте ранения красовался похожий на цветок шиповника шрам, а под кожей Юрий нащупал обычную кость и верхнюю часть грудной мышцы, сросшуюся с восстановленной за два часа ключицей.

— Ух ты! — восхитился дежурный. — Везёт же некоторым! На мне долго дырки заживают…

— Ша! — отмахнулся полковник. — Ты ничего не видел. Я старый раненый китобой! Всё ясно?!

— Ясно, командир.

Дёмычева привёл в группировку Субботин, который был знаком с ним с самого Афгана. Таких, как Дёмычев, на которых можно было положиться «от и до», было несколько в ЧОПе и Юрий сейчас это знал. Знал он и то, что Дёмычев должен вскоре погибнуть при выезде на разборку с бандитами. Там же должны будут погибнуть ещё двое его надёжных товарищей. Товарищей Сергея, теперь ставших его, Юрия, надёжей и опорой.

— А вот хрен вам! — сказал неожиданно для себя вслух полковник. — Не дождётесь!

Дежурный сначала дёрнулся от неожиданности, а потом расплылся в улыбке.

— А нам и не надо.

Полковник посмотрел на дежурного, сжал кулак правой руки и поднёс его почти к самому носу Дёмычева.

— Да понял я, понял.

Дёмычев чуть сдал назад и добавил.

— Я ж сам тебя перевязывал, когда тебя привезли сюда. Там, — он ткнул пальцем вперёд, едва не уперевшись им в шрам, — писдец, что было.

— Ну, зажило и зажило! Чего мусолить. Только я на больничном, понял? Шеф в Австралию отправляет на пару недель. На реабилитацию.

— Ух ты! Во, повезло! В Австралию я бы поехал. Пацаны катались… Кенгуру прикольные, говорят. Но наглые. Зато крокодилов настреляли! Так-то охота там дерьмо. Зверя нет. Только кенгуру, да крокодилов стрелять.

— Да, пох мне кенгуру с крокодилами! — махнул правой рукой Юрий, расслабив кулак. — Сниму какую-нибудь немку-туристку и буду отдыхать.

— А денег на немку хватит? — с сомнением посмотрел на командира Дёмычев. — Лучше б уж аборигенку. У них, пацаны говорили, траханье с белыми парнями котируется. Ребята в племени аборигенском жили. Гусениц каких-то жрали. Прикольно. Говорят, что вкусно.

В голове у полковника всплыла память Субботина старшего, тоже когда-то имевшего опыт общения с традиционной австралийской кухней. Вспомнил и его едва не вырвало. Почему-то ехать в Австралию расхотелось. Он скривился.

— Ты, Дёма, шёл бы… Из тебя хреновый гид-зазывала. То крокодилы, то гусеницы. Кенгуру эти, со своей сумкой в пузе… Мне уже и ехать никуда не хочется. Гусениц с дождевыми червями я и здесь жрал. В своё время. Ты лучше принеси мне бандаж с локтевой повязкой для руки.

Он показал на раненное плечо.

— Ну, ты понял, да?

Оперативный дежурный смущённо пожал плечами и вышел из комнаты Субботина, а полковник продолжил разглядывать своё тело. Оказалось, что не только ключичная рана, но и две другие тоже выглядели словно им не менее года, или больше. Даже почёсывание шрамов не вызывало болезненного, как обычно, раздражения.

— Херня какая-то, — недоумённо проговорил Юрий, с удовольствием почёсывая ранее загипсованное тело. — О! Так можно и в душ сходить!

О душе, или о ванне он мечтал больше месяца, поэтому взял из бельевого шкафа полотенце и отправился в общую душевую. Там в это время никого, обычно, не было.

После душа полковник переоделся в нормальную футболку с джинсами и надел на шею чёрную локтевую повязку-бандаж, принесённую дежурным пока он был в душе. Подойдя к зеркалу, полковник осмотрел себя.

«В хорошей форме Серёга!» — подумал Юрий.

В той комнате, где он лежал после операции, имелось небольшое овальное зеркало, которое снимал со стены доктор и показывал Юрию в зеркале Субботина. Здесь, в «его» комнате стояло древнее «трюмо» с тремя высокими зеркалами. Развернув крайние зеркальные створки на девяносто градусов по отношению к центральной, полковник осмотрел себя со спины. Ему казалось, когда он трогал свой затылок, что волосы у Сергея слегка длинноваты. Так и было. Полковник поморщился, взъерошил их, и понял, что на затылке рост волос у его «новой» головы слегка завышен, а сам затылок слегка скошен.

— Придётся носить такую, — произнёс он, и снова поморщился.

Они с Сергеем были полной противоположностью. «Один белый, другой серый», — говорил комроты. Юрий был светловолос и голубоглаз, а Сергей темноволос до черноты (потому и «Абдула») и кареглаз. Юрий был спокойным и уравновешенным, Сергей — типичным холериком, вспыльчивым и скорым на поступки.

Юрию захотелось осмотреть выходные раны на спине. Он потянул футболку левой рукой и, оголив нижнюю часть спины, увидел аккуратный, давно заживший шрам.

— Аж противно, как всё красиво! — пробурчал Юрий.

— «Ладно, потом разберёмся с моей чудорегенерацией», — подумал он.

Сейчас надо было обдумать дальнейшие действия. Юрий сдёрнул с себя бандаж, не опасаясь боли плюхнулся в кресло, и, закинув руки за голову, опёрся затылком о замкнутые ладони.

— «Что мы имеем? — думал он. — Босы пока отстали, полагая, что я подвинулся рассудком. В принципе, для меня не так уж и важно, кто из них останется в живых. По раскладу, даже если Балу, а потом Карла уберут, на будущем это скажется только положительно. Может быть наоборот… Я зря вмешиваюсь в ход событий. Вдруг, если те, кто должен сгинуть, останутся в живых, история пойдёт наперекосяк?»

То, что Юрий узнал о будущем, его, в принципе, устраивало.

После двухтысячного года жизнь и в стране, и в Приморье, вроде как стабилизировалась. Зарплату платили, полки в магазинах наполнены не только китайскими продуктами, но и местными: мясо, рыба, птица, колбаса, овощи… Зарплаты позволяли не напрягаться. И зарплаты не только руководства, но и сотрудников организации, где работал Субботин старший. Юрий знал штатное расписание фирмы Субботина очень хорошо, потому, что Субботин в «той жизни» был «хозяином» крупной рыбодобывающей компании.

«Ну и зачем тогда мне эти знания? — подумал он. — Пусть всё идет, как шло, если я в две тысячи двадцать третьем году жив и буду жить, можно сказать, „в шоколаде“».

Он знал, что к тому времени отстрел конкурентов прекратился и был шанс прожить долгую жизнь. Но стоп! Юрия обожгла страшная мысль. Ведь сущность Субботина старшего попала в прошлое после гибели этого тела. И Юрий знал, когда и как погиб Субботин. Именно погиб, а не умер.

— Вот же блять! — сказал Юрий, покрываясь холодным потом.

Он совсем забыл, рассуждая о высших материях, про то, что теперь он, Юрий Мамаев, и есть Сергей Субботин, погибший от взрыва перевозившего его автомобиля. И он же сам говорил об этом Ковалёву. Говорил, но не соотносил себя с погибшим.

— Вот же блять! — снова выругался полковник. — Хреново знать дату своей смерти даже если эта смерть ещё за горами.

Август девяносто пятого года от даты смерти был далеко, но полковнику вдруг поплохело. Сейчас-то он точно знал, как быстро пролетают годы. Сущность Субботина старшего практически полностью растворилась в их общем теле.

Раньше у Юрия в памяти хранились лишь прошлые события. После того, как он пришёл в себя, в голове Сергея всё перемешалось и именно поэтому полковника преследовали головные боли. Сейчас, после того, как у него в голове что-то «бумкнуло», его память, кроме двойного прошлого, стала хранить в себе и будущее. В виде отдельного комка аккуратно смотанных нитей.

Прошлое разделить на Юркино и Серёгино пока не получалось

— «А надо ли? — подумал Юрий. — Похрен на него, на это прошлое. Явки, пароли, людей помню, а это главное».

Двадцать третье декабря две тысячи двадцать третьего года. Дата его смерти…

— «Вот, интересно, как! — думал полковник. — Говорил Иванычу, что в двадцать третьем году сдохну, но имел в виду не себя, а Абдулу». Он криво усмехнулся.

— «Сколько мне будет? Шестьдесят семь? Нормально, в принципе, если считать, что я уже умер».

Губы полковника растянулись в широкой, довольной улыбке. Настроение улучшилось. Он потянулся в кресле и глубоко зевнул.

— Да-а-а, Серёга, видимо господу богу нравилось, как мы с тобой из одного котелка хлебали и, похоже, сильно мы его расстроили, что разосрались. И, выходит, что я был в этом сильно неправ, раз мне сейчас предстоит жить за двоих и попытаться как-то выкрутиться через двадцать восемь лет.

Юрий вдруг застонал, вспомнив про своих дочерей и жену Галину. Вот это уж точно наказание из наказаний. Жить рядом и не сметь даже подумать о близости. Ведь если жена откликнется на ухаживания Сергея, Юрий сойдёт с ума от ревности. Поняв это, полковник закрыл лицо ладонями. Тоска и одиночество накатились на Юрия, оторванного от своих близких и друзей.

Он сидел так, едва не плача, долго, боясь, что головная боль снова вернётся. Однако, как не странно, чисто физически полковник чувствовал себя хорошо. Постепенно прошла и тоска. Он снова встал из кресла, подошёл к зеркалу и в очередной раз отметил отличную физическую форму тела. Юрий прищурился, а потом нахмурился. Что-то в лице Сергея было неправильным. Словно перед зеркалом стоял не Абдула, а его брат-близнец. Юрий всмотрелся и снова улыбнулся. Это же зеркало! Он ведь привык видеть друга в нормальном виде, а не в зеркальном отражении. А это, как говорится, две большие разницы. Ни Юрий, ни Сергей не имели идеально симметричные лица. У Сергея имелись несколько небольших шрамов: на брови, на скуле, лицо было немного искривлено. Это и отметил «наблюдательный» друг. Полковник растёр ладонями лицо и провёл пальцами по волосам.

— Что это? — спросил сам себя Юрий, разглядев в волосах белый проблеск и констатировал. — Седой ты, Серёга.

У Юрия в его светлых волосах седина не просматривалась, но тоже была.

— Так, всё, хватит в зеркало пялиться, — сам себе сказал полковник. — Пора двигаться. Промедление смерти подобно.

Он вернулся к столу, сел в кресло, придвинул к себе телефон, набрал номер.

— Привет, Витя, — сказал он через пару секунд после соединения с абонентом. — Это Сергей.

— Привет, Григорич, — ответил Соловьёв. — Куда-то пропал. Без тебя и сауна, даже с девками, не сауна. Да и в бильярд…

— Извини, дружище, дело срочное.

— Дело? — удивился банкир.

— Именно. Нужен кредит. Срочно.

— Зачем? — насторожился друг.

— По телефону не скажу.

— Ну, так, приезжай. Или ты у себя на Мордовцева? Я тут прогуляться хотел. Пройтись в сторону «Олимпийца». Засиделся. В бассейн намылился.

— Хорошее дело. Давай и я туда подтянусь. Сегодня сможем оформить?

— Если будешь убедительным, красноречи…

— Я буду убедительным, — хмыкнул в трубку Сергей и Виктор проглотил конец фразы, поперхнувшись.

В трубке, явно прикрытой ладонью, послышалось тихое покашливание.

— В шестнадцать часов я там.

* * *

— Сколько можешь дать и под какой процент? — спросил полковник.

Они уже проплыли их стандартные разминочные «две по сто» и стояли в воде на ступеньке у тумбы. «Четыре по пятьдесят» звучало не по-русски, а как-то по-американски.

— На сколько?

— На три месяца.

— Сто тридцать годовых. Как другу. Для обычных клиентов — тридцать пять — сорок.

— Да ты охренел, друг! — воззрился на банкира полковник, у которого перед глазами, как на экране монитора, висела таблица средневзвешенных процентных ставок в тысяча девятьсот девяносто пятом году: доходность ГКО, депозитная ставка и ставка по кредитам. По месяцам.

— Вы же — солидный банк. Средневзвешенная годовая ставка сто тридцать, а в следующем будет сто пятнадцать. Так это средняя, Витя. У вас должна быть максимум сто двадцать пять. Или тебя за базар подтянуть? По дружески. Ты меня кинуть хочешь?

— Не кинуть, а заработать, — давясь нервным смехом, произнёс «друг».

— «Вот оно что, Семёныч! А Серёга тебя другом своим считал», — подумал полковник.

— Так! Я понял тебя правильно. Спасибо, что не отказал. Пойдём к настоящим друзьям. На твоём банке свет клином не сошёлся.

Сергей оттолкнулся от стенки бассейна ногами и поплыл кролем к противоположной тумбе.

— Да, стой, ты! — крикнул банкир. — Пошутить уже нельзя.

Но Сергей его не слышал. Полностью погрузив голову в воду, он восемь взмахов проплыл не вдыхая воздуха, а медленно, но гневно его выдыхая. Если сущность Юрия относилась к обману «друга» спокойно, то сущность Сергея кипела и придумывала способы мщения.

Сергей отмахал пятьдесят метров за рекордное время (не узнав, кстати об этом) и коснувшись ладонью стенки, одним махом выпрыгнул из воды и сел на край бассейна. Потом опёрся руками о пол и встал на ноги.

Соловьёв догнал Субботина только в раздевалке, потому, что тот не успел одеться, с психу даже не удосужившись вытереться. Футболка не лезла на мокрое тело скрутившись на спине.

— Да стой, ты, Серёжа! — плачущим голосом пытался остановить «друга» банкир.

— Да пошёл ты! — брезгливо отвернулся от него Субботин. — Как Скляра тебе на блюдечке с голубой каёмочкой и с десятью миллионами кредитных денег, так нормально… Спасибо, Серёжа, а…

Он не закончил.

— Да, тьфу на тебя.

— Ну, прости! Прости! Бес попутал! Серёжа!

Соловьёв, серьёзно, едва не плакал. Полковник, не смотря на псих Субботина, видел ситуацию, как бы со стороны.

— Отдай за сто, — сказал он неожиданно.

Соловьёв выпучил глаза и стоял несколько долгих секунд, делая попытки, но не умея вздохнуть. Субботин зло смотрел ему прямо в глаза и банкир чувствовал, как тонет в них. И глаза почему-то у бандита были синие-синие. Полковник ничего не придумал лучшего, как стукнуть «друга» по спине ладонью. Воздух с сипением вошёл в лёгкие и банкир закашлялся. Присев на скамейку, Соловьёв посидел некоторое время, тяжело дыша, потом прохрипел:

— Это ведь нулевой процент…

— Не нулевой, а минусовой. Снова меня надурить хочешь? Ладно, не ссы. Давай под два процента в месяц в банк и один лично тебе?

Соловьёв сглотнул.

— А сколько надо?

— А сколько дашь?

— На три месяца? — переспросил банкир.

У Соловьёва вдруг промелькнуло в глазах понимание.

— Ты в ГКО что-ли хочешь поиграть? Зря. Они подсдулись в июне-июле.

— В этом и в следующем месяце будут покупаться по сто четыре, в октябре девяносто в декабре снова сто четыре.

— Если купить в сентябре, можно навариться вдвое, — прикинул банкир. — А ты точно знаешь котировки?

Сергей скривился.

— Сорока из «Онэксима» принесла.

— «Онэксим» банк? Это серьёзно. Они главные игроки. Потанин рулит. Но… Не ссыкотно? Ты же никогда не был игроком. Тебя даже в бильярд по сотенной не заставишь играть, а тут вдруг: «Сколько дашь?». Они по миллиону ты знаешь? Облигации.

— Это, Виталя, номинал, а продаются они в полцены. Ты опять меня…

— Да, нет, — скривился Соловьёв. — Просто вылетело из головы. Ну да, номинал у них сегодня у нас шестьдесят. Цэбэ же сам не торгует. На аукцион выставляет и нас заставляет покупать. Мы уже с наценкой мал-мала.

— О! Мне без наценки, по дружбе, да?

— Ну ты совсем, Абдула! Задушить меня хочешь? Меня же уволят.

— Ты же знаешь закон, Витя: обосрался, так стой. Сам налип. И прощать я тебя не собираюсь. Это я тебе по дружбе процентную ставку назначил. Или ты наши проценты не знаешь? А у тебя уже троекратная ставка. Или ещё на чём-то хочешь меня нагреть? Нет? А если подумать?

Соловьёв тяжело вздохнул.

— Знаю я, Серёжа, про ваши ставки. А ГКО у нас по сорок пять идут. Мы продаём по цене центробанка. Нам только четыре десятых процента идёт.

— Ну вот видишь, какой ты молодец, когда тебя прихватить за… недоразумение твоё.

— Чёй-то вдруг «недоразумение»? — обиделся банкир.

* * *

Порешали, что Сергей возьмёт плюс-минус пятьдесят миллионов на три месяца, но не сейчас, а в сентябре. Почему плюс-минус? Так не понятно же, по какой цене будут продаваться облигации. Под внятную цену пятидесяти облигаций и возьмёт кредит. Лишние кредитные деньги, не обеспеченные смысловой нагрузкой, как известно, ведут к финансовым потерям.

Загрузка...