Опасный метод лечения шизофрении

Заключение

Все три ребенка проявляли большой интерес к сексуальным вопросам. У первых двух детей ко времени появления страха мы находим кое-что общее: страх, что их заберут, и укрытие у родителей (в случае мальчика, у матери). Сначала каждый ребенок любит своих родителей, но уже в раннем детстве малыши становятся неверными своим родителям. Валли тоскует по своей «сестренке». Моя мама рассказывает о моем брате, что уже в возрасте двух лет у него была «любовь»: это была маленькая девочка, с которой он обращался с особенной нежностью, подавал ей стул, уступал ей свое любимое блюдо, компот. Я бы могла привести многочисленные примеры, подобные этим; каждой матери известно подобное о своем ребенке, и многие их них смеются над тем, что «невинное дитя» ведет себя таким образом, как будто знает тайну взрослых. Бессознательное ребенка знает это. Реальные объекты могут быть заменены фантастическими. Они хотят покинуть родительский дом, чтобы стать богами²²⁷, королями или королевами; они восхищаются религией (собственно богом или ангелами), сказочным миром, который приводит их героев в далекие страны, затем следует страстное восхищение приключениями. Барон Винтерштейн делал доклад на тему взаимосвязи страсти к путешествиям и сексуальности в Венском психоаналитическом обществе²²⁸: люди отправляются в путь, чтобы найти новую любовь или избавиться от старой. В этом случае Фрейд рассказывал нам об обычае в первобытной семье, согласно которому отец отправлял взрослых сыновей искать себе власть и жену. На чужбине этот обычай встречается в сказках, в которых все королевские дети вынуждены путешествовать (согласно Фрейду). Ребенок, который проходит филогенетическое развитие человечества, к тому же находит для души обильную пищу в религии и в сказках, воображает себе страстно желаемое новое (новую любовь) в форме ухода от родителей, путешествия, полета. Соответствующих разбойников, ведьм, игры в Робинзона мы находим уже в самом раннем детском возрасте. Все эти фантазии приносят удовольствие. Почему у многих детей наступает такое время, когда удовольствие превращается в страх? Фрейд говорит: любой невротический страх происходит от вытесненного в бессознательное сексуального желания. При этом удовольствие превращается в страх. Мой случай может подтвердить это высказывание: в то время, когда я испугалась котенка, мне больше не было известно его сексуальное значение; я забыла его, так как я «вытеснила» фантазию в бессознательное, но сам Фрейд говорит, что не верно считать причиной страха любое вытесненное желание. Для этого должна иметь место causa movens²²⁹. В моем случае это была угроза. Правда, отец не говорил мне, чего я буду бояться. Почему я боялась именно сексуальности? Естественно, мой случай является также не единственным известным фактом, что повышенная радость, например, в случае какого-либо достижения, превращается в радость от сексуального достижения? Любое повышенное чувство сексуализируется, любая повышенная любовь – это «страсть», выражение которой по несправедливости было отнято из сексуальной сферы²³⁰. Различие между сексуальностью и асексуальностью выражается лишь в количестве, и остановка на произвольно созданной рубрике ведет к большому заблуждению, когда детям отказывают в сексуальности, и она, как говорят, выглядит в их психической жизни иначе, чем это известно нам у взрослых. В сексуальности есть что-то такое, что может выступать в качестве вместилища для таких противоположных чувств, как радость и страх. Новая жизнь возникает за счет старой. A priori кажется, что мы ищем жизнь и уклоняемся от прегрешений, лишь глубокое изучение знакомит нас с другой точкой зрения. Я обращаю внимание на то, что есть такое содержание, которое в один раз производит впечатление бытия, в другой – прегрешения, как это и показывают мои аналитические работы. Любовь – это то, что упускает из виду опасности саморазрушения, она заставляет искать с удовольствием. Моя детская любовь к богу была еще слишком слабой, поэтому угроза отца могла вызвать инстинкт самосохранения и страх перед прегрешением, что казалось мне еще лишь бытием. В случае мальчика мне не известна близкая этиология страха; но здесь страх также связан с деструктивными представлениями в сексуальности и также позволяет обнаружить, вероятно, испуг, угрозу общего характера, которая преобразует страх перед прегрешением в страх перед сексуальностью. У боязливых людей, а именно у маленьких детей, эти деструктивные представления также превалируют в сексуальности с соответствующими аффектами. Из этих рассуждений сами собой вытекают принципы воспитания. Дополнение – символика часов²³¹

С первых годов жизни, с первых месяцев, тиканье часов вызывает у человека большой интерес. Они живут, когда самостоятельно двигаются и говорят. Ничего не может быть настолько занятным для ребенка, как проявление интереса к возникновению жизни при заводе часов. Дети особенно радуются игрушкам, которые похожи на живых существ: подумайте только о тоске маленьких девочек по куклам, которые могут говорить «мама» и «папа», двигать руками и ногами, открывать и закрывать глаза, о восторге (возможно, страхе) детей от ревущих медведей, мяукающих кошек, крутящихся мышек и т. п. Игрушки все время ломаются и создаются заново. Игрушки, которые не могут изменяться согласно желанию ребенка, вскоре перестанут приносить ему радость, говорит Прейер²³². Нам понятно, почему: игрушка должна бьггь пригодна для представления как можно большего числа детских желаний, как символ в сновидении, который пригоден настолько, насколько он точно определен. Ребенок всегда хочет что-нибудь «создавать», даже если это лишь маленький домик из игрушечных кирпичей или вырезанный из бумаги солдатик. Каждая победа природы, каждое новое творение – это то, к чему также стремится взрослый, и все же люди никогда не достигают желаемого, потому что самым удивительным чудом и самым ценным созданием останется создание похожего существа, человека.

Одна пациентка, страдающая припадками страха, все время думает о том, что у нее случится сердечный удар, что ей вырвут сердце, и она будет похоронена заживо. Некоторые из ее припадков (ряды представлений, которые она по моему требованию производит, насколько это возможно, быстро, без размышлений):

«Смерть, скелет с косой, обрезать жизненную нить. Говорят: часы жизни истекли, сердце прекращает биться, как прекращают бить часы. Когда у меня было воспаление перикарда, напротив меня находились часы; мне казалось, что из часов вытекает песок или вода. Песчинки в море. Человек – это все равно, что песчинка».

Часы – это сама пациентка, ее жизнь, ее больное сердце, которое занимает ее в данный момент. Истечение времени символизирует угрожающую ей смерть. Представление бытия невозможно без представления прегрешения, и наоборот. В соответствии с этим фантазия о смерти одновременно является для пациентки фантазией о рождении. «Человек— это все равно что песчинка» (в море), – говорит пациентка; и наоборот, истекающие песчинки – это все равно что люди. Песчинки вытекают из часов так же, как люди (из матери). Песчинки = люди, в море = в околоплодных водах. Как только что упоминалось, пациентка представляет себя в виде истекающих часов. Также следует отметить, что однажды пациентка думала о рождении как о потрошении: когда вынимают ребенка, живот разрезается, в этот момент женщина выглядит так, как будто ее выпотрошили. Теперь она представляет себе смерть и рождение как потрошение часов.