Опасный метод лечения шизофрении

V. «Поэзия тропов или символика воды»

Когда пациентка была 12-13-летней девочкой, в течение 2 недель она хотела познакомиться с молодым художником. Она рассказывает о нем следующее:

«Он был мифологом, так как мог оживить мертвеца; его наука была замкнута сама в себе; это связано с Сегантини, Пальменом. Однажды ему приснились прекрасные леса с роскошными женщинами. Роскошные фантазии, которые он старался увековечить, он рисовал на камнях в каменоломне. Уже тогда он был любимцем бога. Его мать была пожилой жительницей Берна; она была подругой расписанного фарфора. Он был тихим, спокойным, одиноким; когда его мать умерла, он плакал о ней».

Художник, очевидно, пользующийся симпатией пациентки человек, – прототип профессора Фореля, который также должен был оживлять камни и обладал великой «пластикой духа». Сама пациентка – это камень, который оживляет профессор Форель. Также должно быть и с аналогичным ему художником.

Далее пациентка отмечает: «О художнике говорили, ему не нравился рассудок, так как он искал свои идеалы в искусстве. Я была близко знакома с ним 14 дней и размышляла над тем, что он мог бы задать новое направление искусству, возможно, это было бы искусство в тропах; он рассказал мне о Fata Morgana⁵⁴. Я человек, которому можно позавидовать, потому что в своей натуре я могу увидеть очень многое. В детстве во время игр у меня часто были видения тропов, как будто я могла видеть страну, которую еще никто никогда не видел. Тогда я еще не знала, что это мифология⁵⁵».

Фата-моргану пациентка также понимает как свет, который она, как мы знаем, приравнивает к действительности⁵⁶. Одновременно фата-моргана – это феномен жарких стран, так что фантазии тропов могут быть вызваны отчасти этим.

«Лаокоон⁵⁷, – говорит она, – это сфинкс, который мог бы разъяснить поэзию тропов: это, возможно, лес Пальмена с укромными местечками и добрыми животными, которые не пугают. Это животные, питающиеся посредством генезиса».

Вопрос: «Как же это так?».

Ответ: «Это называется генезис плодородия человека, т. е. принесенные в жертву дети; это может быть наполовину выросший плод – жертва матери для спасения отца. Поэтому мать воспринимается здесь как варварка, когда кидает своего ребенка животным. Это миссионерская опасность. Детей приносят в жертву, чтобы поймать животных».

Символ создания человека Лаокоон мог бы объяснить поэзией тропов, т. е. то, что эта поэзия⁵⁸ связана с возникновением человека. «Животные питаются посредством генезиса плодородия человека». Этим пациентка хочет сказать, что у животных есть зародыш человека, который она потеряла при аборте⁵⁹, и он был съеден животными. Оставление детей перед животными означает у пациентки «жертву матери во спасение отца». «Если это лишь физическая обязанность, не любовь, тогда это уже жертва», – говорит пациентка о сексуальном общении с нелюбимым мужчиной, которого она также обвиняет в своей болезни и аборте. Она жертвует своего ребенка отцу, чтобы спасти его, соответственно, тогда спасти означает для нее вылечить (= сексуальные отношения), так она теряет своего ребенка, когда имеет сексуальные отношения с нелюбимым мужем. Но так как теперь с сексуальными отношениями все-таки ассоциируются представления о рождении ребенка, она использует эту возможность, чтобы обратить несчастье в исполнение желания: она не позволяет исчезнуть своему ребенку просто так, а возвращает его отцу (животному), так что теперь питающееся посредством генезиса животное снова становится способным производить потомство. Жертва также называется «миссионерской опасностью». Согласно понятиям пациентки, миссия состоит в «обращении язычников в христианство». Язычники – неверующий народ, а христиане – верующие. «Религия», вера как противопоставление животному сексуальному, как было продемонстрировано не один раз, – это символ животного: «обращение в христианство» равносильно «обращению в сексуальность».

Пациентка продолжает: «Если женщина при опасности на корабле в благословенных условиях, если, возможно, мужчина является врачом и жертвует во спасение женщины ребенком, однако он рад уходу женщины? Тогда он бросит жену животным. Если женщина знает, что муж живет с удовольствием, тогда она сама бросится животным. Это миссионерские опасности, которые должны произойти со мной, так как я – это миссионерский эксперимент. Эта опасность встретилась мне, когда корабли преследовались морскими животными, нуждающимися в пропитании, и женщина была готова пожертвовать своим ребенком. Здесь у меня было много видений, что мои дети жертвуются животным».

Вопрос: «Каким образом дети приносились в жертву животным?».

Ответ: «Они приносятся в жертву миссии вместе со мной».

Предложение «Если мужчина является врачом» бросается в глаза. Однако, возможно, это был врач, который во время аборта принес ее ребенка (эмбрион) в жертву; это является причиной сравнения поступка мужчины, косвенно виновного в аборте, с поступком врача, удалившего ребенка непосредственным образом. Из этого сравнения пациентка, как всегда, делает заключение об идентичности: вместо того, чтобы сказать «Если мужчина, как врач… принес бы в жертву моего ребенка», она говорит: «Если мужчина является врачом и во спасение женщины приносит в жертву ребенка». При идентификации помощь оказывает второстепенное значение слова «retten» – освобождать, которое, как известно, означает «лечить» = иметъ сексуальные отношения. Теперь мы тоже понимаем, почему «спасение» со стороны врача противопоставляется: «Однако мужчина рад уходу женщины?». Ее муж не хотел ее «спасать» (т. е. общаться с ней) как врач; он предпочел ей «бабенку». Также и слово «ребенок» приобретает другое значение: что же тогда приносит в жертву муж своей жене, если хочет иметь сексуальные отношения с ней? То же самое, что и жена: она бросается вместе со своими детьми животным. До этого мы слышали, что дети пожирались животными, и толковали это как коитус, при котором «ребенку» приписывалась роль сексуального продукта. Это была жертва. На мой вопрос, каким образом дети приносятся в жертву, пациентка отвечает: «Они приносятся в жертву миссии⁶⁰ вместе со мной». Это делает «ребенка» еще более неотделимой частью матери, по смыслу – ее сексуальными органами.

Что теперь означает «корабельная опасность»? Пациентка рассказывает, что у нее было два аборта, «это была корабельная, каютная опасность».

Вопрос: «Что вы понимаете под каютной опасностью?».

Ответ: «Каютная опасность – это когда животные заключают под божью кару. Я была в клетке, в клетке J.⁶¹, где я была покрыта квадратным покрывалом; там была змея. Она всегда появлялась и снова уходила. У змеи может быть дух человека⁶², божий суд; она подруга детей. Она спасет тех детей, которые необходимы для сохранения человеческой жизни». (После этих слов пациентка ложится.)

Змея – это божья кара, таким образом, божий суд. (Значение суда, наказания уже известно.) Змея спасает детей, необходимых для сохранения человеческой жизни. «Спасать» = совокупляться. Таким образом, змея совокупляется с детьми для сохранения вида! Это свидетельствует о том, что «ребенок» является символом сексуального органа.

Вопрос: «Каким образом змея спасает?».

Ответ: «Она может быть полезной, а может и убить ядом».

Она размышляет о пышности цветов змеи: «Это божье животное, обладающее великолепными цветами: зеленым, синим, белым. Гремучая змея зеленого цвета⁶³; она очень опасна: она обвивает человека и давит его; это напоминает мне об экспериментах в цирке или зверинце. Змея – это символ фальшивости. Под предлогом спасения и заверения в том, что она меня не укусит, она заползает на меня. Возможно, это символ мифологии⁶⁴. Мифология связана с животными, которые появляются посредством воды и огня, различные морские животные. Отсюда появляются различные животные».

Сразу после этого ей приходит в голову проанализированное в главе «II. Психолого-сикстинские эксперименты»: «Человек также может растворяться в воде». Здесь я должна сослаться на более ранние объяснения этого пункта. Там мы видели, что этот растворенный в вине человек означает пребывающий в материнской любви плод, в то время как вода – это «вода, пропитанная детской непосредственностью». Мы находим еще другие места с аналогичными фантазиями о воде; так мы еще услышим о «сперматических ваннах» и т. п. Можно было бы всегда указывать на положительное в негативном. Так, например, змея становится полезной благодаря ее ядовитому укусу. Змея – «символ мифологии», таким образом, генезис плодородия человека. При этом яд – это, несомненно, сперма. Что еще, если не «яд», можно было ожидать в качестве символа генезиса плодородия человека? Не следует удивляться обозначению «яд», так как мы уже слышали, что сперма – мертвая ткань. Змея «спасает» пациентку, в то время как она ее оплодотворяет. Змея, соответственно, другие животные «съедают жертву с корабля в воде», т. е. ее детей в материнском теле, соответственно, в сперме. Так появляются новые животные. Акт возникающей жизни представлен в символике смерти, т. е. прерванные посредством аборта беременности компенсируются при помощи фантастического (негативно-символического) восстановления беременности. У нас есть еще другие примеры этого механизма. Так, в анализе часто проявляется враждебная черта по отношению к сестре: она хочет занять ее место, сестра присоединяется к грязным предположениям «бабенки» и т. п. Пациентка поручает сестре «плыть на верхнее озеро Цюриха в корзинке Моисея». На вопрос, что это значит, она быстро отвечает: это означает опасность. Затем она утверждает, что дома она заметила у сестры сердечную слабость. Как показывает Ранк⁶⁵, корзина Моисея – это лоно матери, что также подтверждается этой идеей пациентки. Как герои Ранка, как выше ребенок (эмбрион) у пациентки, также и сестра удаляется посредством возвращения в прежнее состояние, предположительно, чтобы родиться снова. Очень правдоподобно то, что пациентка относительно сестры одновременно выполняет две задачи, если та самая сестра, как это только что было показано в случае с ребенком, точно так же становится сексуальным символом. Верхнее озеро Цюриха – это место, где пациентка испытала свое первое эротическое желание. Именно здесь она губит свою сестру. Следующее сновидение свидетельствует об этом:

пациентка видит себя переходящей в грязной воде вброд все озеро Цюриха. При этом ей приходит в голову: «Сестру и младшего брата профессора Фореля связывала школа, поэзия по дороге в школу; он хотел принудить ее проституировать, но я сказала: «Отвергни его! У людей искусства свободные взгляды!»».

«Поэзия по дороге в школу» – это, конечно же, не событие реальности, а фантазия. «Брат профессора Фореля», также «человек искусства», – Dr. J. (возможно, на это указывает немецкое слово «junger» – младший). С одной стороны, Dr. J. для нее воспитатель, как психиатр, к тому же его зовут Карл, и он большой; так он напоминает о Карле Великом и его школьных реформах. У пациентки также появляются ассоциативные ряды от Dr. J. к Карлу Великому. Также не следует забывать, что ее муж – профессор, часто идентифицируется с врачом, так что по профессии муж становится врачом и наоборот.

Отсюда и «поэзия по дороге в школу». У пациентки много фантазий, в которых реализуется ее желание «проституироваться» Dr. J. Здесь сестра пациентки играет роль, которую охотно сыграла бы сексуальность пациентки. «Грязному» (нечистоплотному) желанию со стороны Dr. J. относительно сестры в сновидении пациентки соответствует нечистая вода⁶⁶.

«Души, упавшие в воду, – говорит пациентка, – спасает Бог: они падают глубоко на дно. Из воды меня вырвали за волосы в ванну. Души спасает бог солнца». Теперь мы на самом деле видим, что «души, упавшие в воду», «спасаются». В соответствии со смертью это означает лишь возрождение.

Сразу после этого у пациентки возникают галлюцинации голосов: «Юные девушки плыли на корабле около монастыря Вурмспах; корабль дал течь, они не верили в бога и Иисуса Христа и поэтому должны были умереть»⁶⁷.

Мы знаем, что пациентка называет аборт «корабельной опасностью». «Это была корабельная, каютная опасность», – говорила она выше. Здесь ей в голову также приходит корабельная опасность, «жертвой» которой пали «неверующие» девушки. Голос напоминает ей о «католических последствиях», т. е. о последствиях, которые возникают от неправильного образа жизни католика (ее мужа). Пациентка приписывает вину в аборте неверности ее мужа. Кроме того, голос напоминает ей о прогулке, которую она предприняла за несколько дней до того, как она услышала о несчастье. На том же самом месте, где случилась вышеупомянутое несчастье, по словам пациентки, она потеряла медальон с фотографией сестры и камень с семью жемчужинами. Итак, как и жертва при кораблекрушении, как пациентка и ее дети были «завалены»⁶⁸ водой, как сестра попала в воду в корзинке Моисея, так же пропали и медальон с фотографией сестры, и камень⁶⁹. Все это символы «завала» для соответствующих продуктов аборта, которые, как только что было показано, возвращаются на место их возникновения (воду – материнское лоно), чтобы потом снова родиться.

Обобщение.

В этой главе мы занимались комплексом аборта. Как раньше, так и здесь смерть означает «воскресение»⁷⁰. В смысле Ранка представляется уничтожение эмбриона как возвращение в родителей (согласно ему, в материнское лоно), из чего потом происходит возрождение. Пациентка понимает само возвращение как сексуальный акт. («Жертвы» съедаются животными.) Эмбрион (ребенок) приобретает значение сексуального органа⁷¹. Эта идентификация сексуального органа и ребенка не должна казаться нам такой уж странной. Нам известны многочисленные примеры, когда производитель называется точно так же, как и то, что он произвел, или как его производящий орган. Так, по-русски «папа» – отец на детском языке и языке нянек, также означает есть или хлеб (о котором позаботился отец). Также и «няня» – воспитатель детей и «ням-ням» – есть. «Мама» – мать и «мамма» – грудь. Параллель этому: «мать» – «матка». В русском языке существует слово «матка», обозначающее как мать, так и матку. Это примеры, которые являются общеизвестными. Поэтому непостижимо, как критика могла поколебать утверждения Штекеля⁷², что родственники в сновидении также представляют гениталии.