Опасный метод лечения шизофрении

Зрительный тип

(1923)

Рука, которая хотела совершить попытку мастурбации, и возможно, совершила, перенимает теперь под сохранением (данной регрессии) первоначальной анальной эротики роль мужского полового органа, который не должен существовать. Мои наблюдения распространяются на случаи мужской агрессии руки. Я не могла наблюдать этот вид агрессии руки у женщин; если бы это случилось хотя бы один раз, то речь шла бы о каком-либо обходе, о гомосексуальных представлениях пениса. К границам здоровой психологии эстетически сознательных индивидуумов обоих полов относится забота о красоте руки. Она должна быть белой, чистой, ногти должны быть красиво оформленными и блестящими. К женскому идеалу относится мягкая, маленькая, нежная ручка, одновременно намек, рудимент мужского. Такая ручка мужчины действовала бы отталкивающе, но у мужчины «из хорошего общества» рука не должна быть слишком большой, грубой, и особенно красной. Как ни странно, эритрофобию³¹⁴, локализованную на руке, аналитическим образом я могла наблюдать лишь два раза, у одной дамы и одного господина. Господин полностью отдавал себе отчет в том, что он воспринимал свою руку в качестве пениса. Рукой и стопой он совершал бессознательные движения в виде 8; это были такие же движения, как и те, которые он совершал со своим пенисом во время мочеиспускания однажды детстве в присутствии одного мальчика. При этом дети веселились, подражая положению четвероногих.

Почти у всех невротиков мы находим чувство стыда своих рук и очень часто у так называемых «робких людей», которые, находясь в каком-либо обществе, не знают, куда деть свои руки. В одном отправленном в свое время на публикацию докладе «Действия, обозначающие кастрацию в детском возрасте» я писала о мальчике, который разрушал различные растения палкой: «Не живи, не расти», – говорил он при этом. Действие симптома было направлено у него, как и многих других, против протеста отца, против влечения к себе и одновременно являлось актом садистической природы в совершенной форме против неживой природы. Теперь у меня есть интересный случай, в котором агрессия руки не может быть названа садистической и все-таки не может пониматься в качестве замены для подавленной генитальной сексуальности, при этом рука действует в качестве пениса. Случай касается одного очень умного, чуткого мужчины, который позволил мне анализировать его из научного интереса и был настолько любезным, что позволил мне указать здесь следующие строки:

«Я еще точно помню, как в возрасте 4–5 лет я уединялся с моей кузиной такого же возраста в тайном месте, чтобы умерить мое влечение в рассмотрении органа другого пола и производить манипуляции (прослушивать врачом?), такие как прикасание, окрашивание травами, смазывание разноцветными «лекарствами», изготовленными для этой цели. Мне пришло в голову, что хотя у меня есть хорошие картины в памяти, я не могу представить себе половые органы, наоборот, я совершенно отчетливо вижу нежную, белую кожу бедра, пронизанную темно-фиолетовыми жилками. Это восприятие и различные ощущения запаха вводили меня в состояние поразительного любопытства, также мне было понятно, что я не обладаю такими качествами. При последующих действиях у меня не только была потребность в обеспечении того, чтобы не удивлять других людей, а также создать со своей подругой детства со всей тщательностью удобную постель, набитую соломой и мхом. У меня не было никакого понятия об участии моего органа, оно и позже было для меня непонятным, когда меня обучали товарищи».

Игра с кузиной была раскрыта строгим отцом, а мальчик наказан. В результате давления отца, а позже особенно жестких самоупреков, мальчик признавал руку в качестве пениса. Как следствие этого отказа развилась сверхчувствительность в области кишечника с переносом вверх и различными невротическими нарушениями. Также само собой разумеется, что все больше выделялась оральная зона, которая была подчеркнута с детства, так что в конце концов он стал страстным любителем поцелуев, которые продолжал без всякой необходимости. Одновременно с этим он стал зрителем или типом зрителя, который удовлетворял свою страсть к зрелищам во время подглядывания непристойных вещей без какого-либо участия. После анализа, длившегося три месяца, его сущность полностью изменилась; он снова завоевал свое самоуважение и способность работать. Мыслительный процесс у ребенка двух с половиной лет

(1923)

Собственно доклад должен был называться «Некоторые соответствия в механизме мышления маленьких детей, людей, страдающих афазией, и во время сновидения». Во всех этих случаях речь идет о формах мышления, которые соответствуют подпороговому мышлению здорового взрослого человека: согласно Фрейду, нам известно, что в подпороговом мышлении взрослого человека мы находим детские механизмы мышления. Как нам показывает язык, механизм мышления, то «сознательное» мышление людей, страдающих афазией, в некотором отношении похоже на детское мышление; соответствие проявляется как в области словесного языка, так и в области рисунков, напр<имер,> также в образной речи. Слово и образная речь дают одинаковые механизмы, как они обычно присущи детскому мышлению. Джексон первым указал на регрессивный характер афазийных расстройств: согласно ему, больной афазией отступает к генетически более раннему способу мышления, а вследствие этого также и манере говорить. Мои наблюдения, кажется, подтверждают правоту Джексона, Монакова и других. При всем этом я не могу отвергнуть, по-видимому, антагонистичные теории, которые возлагают ответственность за потерю языковых, двигательных образов для явлений моторной афазии. Здесь я должна заранее внести объяснение, которое я пытаюсь подтвердить в моей вскоре последующей работе о создании символов: наше сознательное мышление является преобладающе словесно-языковым; наше подпороговое мышление является преобладающе кинестетически-визуальным. Сознательное мышление постоянно сопровождается параллельно протекающим подпороговым «органическим» образным мышлением, как мы это можем видеть в гипнагогических состояниях, но также и во многих других случаях. Без этого сопровождающего органического мышления наше абстрактное сознательное мышление быстро стало бы опустошенным и истощенным. Языковые, двигательные образы (Вебер, Клапаред и другие) являются подпорогово-кинестетическими (не визуальными) образами, которые соответствуют нашей словесной речи в ее периферийной части; каждому словесному представлению соответствует языковой двигательный образ. При моторной афазии речь не идет о потере языковых, двигательных образов, а о потере или, правильнее, об ослаблении связи между словесным представлением и его языковым двигательным образом. В результате ослабления этой связи словесная речь, а вместе с ней также и словесное мышление лишается своей остроты и силы; оно разрушается, т. е. постепенно будет «раздифференцироваться»; оно «отступает» и во многих отношениях становится похоже на более ранее кинестетически-визуальное мышление. Еще недостаточно дифференцированное детское мышление следует к началу словесно-языкового состояния, некоторое время – законам доязыкового, кинестетически-визуального мышления. В этом схожи маленький ребенок, сновидец и человек, страдающий афазией. Расстройство в области словесного мышления означает расстройство в области почти всего сознательного мышления.

Подпороговое мышление способно к интеллектуальным результатам, иногда также к большим достижениям – но оно следует другим законам, которые стали известны нам лишь с момента их открытия Фрейдом.