Операция «Химера»

ГЛАВА 13. О пользе и вреде тесной связи с напарником

— Ну где же вы ходите?! Ой, а вы уже с гостями? — заторопилась Марь Филипповна, откатившись к кухне, чтобы освободить проход для Роя с Димитрием. — А я жду–жду, уже хотела участковому Мормышкину звонить, спрашивать, не видел ли он нашего инспектора. Я тут квартирку убрала, она же небольшая, квартирка–то, и чистая, только сверху прибраться. Скатерку постелила, на стол накрыла, тарелочки–вилочки разложила, стаканчики–рюмочки расставила… А? — взяв уверенный старт, с трудом притормозила она наметившийся разгон. — Что?

Рой, неудержимо разулыбавшийся при упоминании об участковом Мормышкине, переглянулся с Димитрием и расхохотался.

— А я ему то же самое говорил, — посмеиваясь, сообщил Димитрий. — Что если мы задержимся, вы наряд из города выпишете.

— А и выпишу, — не приняла шутки Марь Филипповна. — Выпишу, даже не сомневайся. Руки идите, мойте. И ноги вытереть не забудьте, вон, об тряпочку мокрую. Взяли моду в обуви по квартире шастать. Ну и что, что ведомственная, тут что, люди теперь, что ли, не живут? Очень даже живут, и очень даже спят ещё. Им что теперь, грязью, что ли, дышать, во сне–то?

Не прекращая улыбаться, Рой подождал, пока Димитрий, оказавшийся ближе к тряпке, вытрет ноги, и в свою очередь, послушно пошаркал подошвами по указанному месту.

— Теперь — руки, — грозно скомандовала Марь Филипповна, придирчиво пронаблюдав за исполнением предыдущего приказа.

Рой пропустил вперед Димитрия, а сам, улучив момент, предъявил Марь Филипповне дипломат, без слов намекая на дальнейшие действия.

Удивительная боевая женщина мигом оценила обстановку, закрыла дверь в ванную за физруком-Димитрием и привалилась к ней всеми обширными окрестностями, сходящимися к пятой точке.

«Действуй», — показала она глазами, — «враг не пройдет, даже если очень захочет».

Едва оказавшись в комнате, Ерик подхватился и мухой вылетел в открытую форточку. Рой проследил за ним взглядом и принялся в обратном порядке повторять наспех придуманный ритуальный обход углов. Помня, что до выхода на неудавшуюся — или, наоборот, удавшуюся; тут как посмотреть — прогулку, углы он навещал сначала по часовой стрелке, а затем против, Рой проделал то же самое с точностью до наоборот.

Примерно на середине вояжа от Ерика пришел рапорт о прибытии на место через все еще открытый балкон завхоза. Секундой позже прилетел всплеск невнятного удовольствия из–за отсутствия в кухне емкости с отравляющей жидкостью.

Поколебавшись, Рой все–таки глянул глазами напарника на наведенную завхозом чистоту, затем вернулся в себя, распахнул канал и поприсутствовал при теплой встрече.

— Ну и где ж ты прятался? — мрачно поинтересовался завхоз-Николай у сунувшегося на кухню Ерика. Сам он восседал за столом в компании газеты и все той же пузатой бутылки. Закрытой, к счастью. Из комнаты доносился невнятный бубнеж телевизора. — Еще молока насыпать? Я твое недопитое, извини, расплескал нечаянно.

Рою отчетливо представилось, как разошедшийся в пылу уборки завхоз, сгоряча наступает на край несчастного блюдечка со всеми вытекающими оттуда последствиями.

Возмущенный до глубины души Ерик в ответ на жуткое предложение отчаянно фыркнул, в полной мере выразив все эмоции по отношению к магазинному пастеризованному молоку.

— Ну, пошли тогда, отнесу тебя на пустырь. Ты у нас животное вольное, по своему разумению жить должно.

— Соглашайся, — подтолкнул снова засомневавшегося напарника Рой. — Ты мне здесь можешь понадобиться. Если что, завтра опять подкараулим, а я в течение вечера постараюсь до него донести, что ежей молоком поить нельзя, у них от этого расстройство кишечника иногда случается.

Ерик все еще терзался сомнениями, поэтому Рой применил последний аргумент:

— Здесь ты в любом случае будешь к нему ближе, чем наверху.

— Логично, — согласился Ерик.

На деле — передумал пятиться и покладисто позволил посадить себя в кепку.

С пустыря, насколько Рой понял, он тоже собирался возвращаться на личном транспорте, только в виде мошки какой–нибудь или комара.

— Лучше камешек или песчинка, — посоветовал Рой. — Их, по крайней мере, сложно прихлопнуть ненароком.

Ерик мысленно закатил глаза и попросил не учить ученого. Не такими словами, конечно, но смысл получился более чем доступным. Одновременно из коридора ведомственной тридцать третьей послышалось громкое пыхтение, свидетельствующее о том, что физрук уже вымыл руки и теперь пытается выбраться.

Рой прокрался обратно в коридор и сделал вид, что никуда не уходил.

— Ой, Митенька, дорогой, — фальшиво, до оскомины на зубах, протянула Марь Филипповна, поспешно отскочив от двери. — Чуть не пришибла тебя, извини.

Дорогой Митенька вывалился из ванной в таком шоке, что не только Рою, но и порядком удалившемуся от дома Ерику стало ясно, что ласковыми словами Марь Филипповна до сих пор Митьку–физкультурника баловала очень редко.

«Я умираю?» читался в его глазах немой вопрос.

— Все хорошо, — успокоил Рой. — Марь Филипповна сначала подумала, что дорогого инспектора, то есть, меня прищемила.

— А, тогда понятно, — Димитрий встал посреди коридора, не зная, куда себя деть.

— Проходи, — снова посуровев, скомандовала Марь Филипповна. — В комнату иди, сядь куда–нибудь, и не отсвечивай, пока я окончательный марафет навожу.

На лице Димитрия отразилось острое облегчение.

Рой хмыкнул и пошел мыть руки.

— Так, ты у нас туда сядешь, — донесся сквозь шум воды командный голос, раздававший последние ценные указания, — там в стуле гвоздик небольшой выпятился, но ты у нас не золушка, и так посидишь.

— Золушка? — удивился Димитрий на свою голову.

— Да тьфу на тебя, не золушка, спящая красавица, конечно! — отмахнулась Марь Филипповна. — То есть, кто там под ста перинами горошину чувствовал? Краля какая–то, не помню. Замуж за принца потом вышла. Интересно, как он ее оприходовал, нежную такую?

По повисшей паузе Рой понял, что до Марь Филипповны, наконец, дошло, с кем она беседует. И многое бы отдал, чтобы посмотреть, как наивный физкультурник заливается смущенным румянцем.

— Злой ты и ехидный, — недовольно прокомментировал Ерик, покачивающийся в завхозной кепке.

Ему там было хорошо — тепло и мягко. Но за физкультурника он чуть ли не всерьез обиделся.

— Обещаю, что не дам шовинистически настроенной боевой женщине обижать гостя, — поклялся Рой, внутренне посмеиваясь.

— Уж постарайся, — воинственно заявил Ерик, нацелившись, в случае чего, вернуться и лично разобраться.

— В общем, ты у нас на гвоздик сядешь, — быстро справилась с неловкостью Марь Филипповна. — То есть, на стульчик с гвоздиком. Верочку на другой стульчик посадим, вот сюда, к инспектору поближе. Я с другой стороны от него побуду, тоже на стульчик… А инспектора в креслице, во главу стола. Неудобное креслице–то, — Рой воочию представил, как она беспокойно хмурится, — низенькое немного. С другой стороны, инспектор наш статью не обижен, все одно до пирожков отсюда дотянется. А я их еще поближе поставлю, вот так… Правда, тогда огурчики ему будет не достать. Огурчики тоже поближе подтянуть надобно. Ой, а помидорчики как же? А селедочка?

— Марь Филипповна, — робко подал голос Димитрий, — вы не увлекайтесь, у вас сейчас тот край стола перевесит и все на пол съедет.

— Ишь ты, умный какой! — чуть не плача, взвилась Марь Филипповна. — Ну а что делать–то? Что мне делать, чтобы все хорошо сели? Верка дочку с собой приведет, ее куда распределить прикажешь? Стульев–то всего три, мне ребенка на диван садить, чтобы она подбородком на столе чаевничала? Раньше так хорошо было, пока еще два стула прошлая проверка не сломала! Да и поили мы их вдвоем с управдомом, никого с улицы в дом не тащили.

— Боже мой, Марь Филипповна, — с облегчением предложил Димитрий, — так я пойду тогда, в чем проблема?

— Сидеть! — страшным шепотом приказала та. — Грамота тебе нужна? Нужна! Инспектор лично тебя приглашал? Приглашал. К тому же, кого я на чертов гвоздь посажу, завхоза, что ли?

Рой больше не мог в одиночку давиться хохотом, делая вид, что все еще отмывает руки после удачно–неудачной прогулки.

— Марь Филипповна! — крикнул он из ванной. — Давайте я, чтобы не бездельничать, хоть табуретки вам с кухни, что ли, притащу — тоже в приготовлениях поучаствую.

Судя по воцарившейся тишине, Марь Филипповна довела–таки Димитрия до сердечного приступа — волосы на себе рвать начала, или еще как эмоции выражала, но затихли оба. Рой пожал плечами и на всякий случай заглянул в комнату.

— Точно, тубаретки, я про них забыла, — абсолютно обычным тоном согласилась Марь Филипповна. — Несите.

Димитрий на Роя не среагировал — сидел, вытянувшись в струнку, и смотрел четко перед собой, как человек, впавший в одну из разновидностей кататонического расстройства.

Сразу захотелось попросить Марь Филипповну провести для них с Ериком профессиональный мастер–класс. Просто, чтобы знать, чем и как можно за одну секунду довести человека до такого состояния, имея при себе из подручных средств только полный стол жратвы и упомянутый стул с гвоздиком.

Рой, к примеру, при всем своем богатом опыте подобного результата гарантировать не мог.

Марь Филипповна дождалась, пока Рой отправится на кухню и зашипела на грани слышимости:

— Я сейчас за Верочкой сбегаю, время уж все вышло, а она не идет. Точно застеснялась или передумала. А ты сиди тут и не смей ничего без меня пробовать, понял?

Димитрий сглотнул так, что Рой без дополнительных усилий через стену его услышал.

— Понял, — уныло ответил он.

— Еще капнешь на салфетку раньше времени, а где я тебе другую возьму? И так еле–еле шесть штук нашла, из старых запасов вытащила. Думала, пойдем с инспектором по магазинам, удастся салфеточек прикупить, а то и туалетной бумаги, — Марь Филипповна тяжко вздохнула под старательный скрип неспешно выдвигаемых Роем табуреток. — Так не захотел он по магазинам–то, решил с народом пообщаться, то есть, с вами. Неправильный он какой–то, — подвела она итог, — слишком уж правильный. Ну да ладно, мы его самогончиком задобрим, пирожками–салатиками умаслим, закусочками разогреем…

В дверь деликатно позвонили. Рой без всякой магии мог бы поклясться, что пришла Вера Дмитриевна. Удивительно, но звонок, орущий хуже павлина в заповедном парке, когда им пользовалась Марь Филипповна, сейчас прозвонил тихо и бесцветно–тревожно.

Ощущение как от ночной бабочки, вроде бы абсолютно безобидной и бесшумной, но с толстым мохнатым брюшком и неприятно цепкими лапками.

— Бегу–бегу, — заорала Марь Филипповна через коридор, пропуская Роя с табуретками, очевидно, опасаясь, что Вера Дмитриевна, не получив срочного ответа, так же деликатно, как делает все остальное, вздохнет, развернется и уйдет. — Верочка, проходи, — рассыпалась она в прихожей, — вот сюда, на кухню, редисочку положи, я потом ее сама почищу–нарежу, а ты, Адочка, моя хорошая, ножки вытерла? Так беги в ванную, скорее, руки мой. За стол, все за стол! — скомандовала она, ощутимо повысив градус нервозности до критического.

Ну точно, психованные. Будто не в тесном домашнем кругу посидеть собрались и за жизнь поговорить, а военный парад проводить, и после фуршет для захватчиков устраивать. Откуда столько шума? Все же свои, за исключением Роя, который уже не знал, что сделать, чтобы дать понять, что в роли инспектора он совершенно адекватен.

Ещё, что ли, салата с газировкой, то есть, окрошки, похлебать? Только теперь уже на глазах у всех собравшихся, чтобы в племя приняли.

— Самогон, — подсказал из своей импровизированной переноски Ерик, передав изображение пузатой емкости, мирно дожидающейся своей участи на столе у завхоза.

— Да у меня при внедрении в банду упырей таких сложностей не возникало, — пожаловался ему Рой, громоздя попутно табуретки на указанные Марь Филипповной места.

Сочувствия не дождался, потому как Ерик, похоже, приехал на конечную станцию.

— А мне доктор в нашей больнице говорила, что у каждого должно быть свое полотенце, — с непосредственностью самой юной молодости выдала Ада, ворвавшись в комнату и с разгона едва не налетев на стол.

Энергия из нее била ключом, девочка разве что не подпрыгивала на ходу, хотя очень старательно себя сдерживала — Рой ее усилия отчетливо ощущал.

— Доктор погорячилась, — возразил он, пока Марь Филипповна с Верой Дмитриевной застыли в дверях, остро переживая момент неловкости из–за отсутствия в ванной ведомственной тридцать третьей достаточного количества полотенец для всех гостей дорогого инспектора. — По новейшим исследованиям абсолютная стерильность хороша лишь в операционной, — продолжил свою мысль Рой. — А в обычной жизни излишняя забота о чистоте приводит к нарушениям в работе иммунной системы подрастающего поколения.

— Это вы с кем сейчас говорили? — восхищенно спросила Ада, крутнувшись на месте так, что недлинная юбочка на миг встала колоколом. Ради неожиданной вечеринки Вера Дмитриевна принарядила дочку в цветастое платье, явно очень им обеим нравящееся.

— Точно, Адочка, — спохватилась Вера Дмитриевна, — нам с тобой врачи в городской больнице тоже что–то такое рассказывали, помнишь? Когда советовали пол хлоркой с марганцовкой три раза в день не мыть. Извините, — мельком кивнула она Рою, пока тот наблюдал представление под названием «ромашки спрятались, поникли лютики» в исполнении жизнерадостной Ады, — мы не любим вспоминать о прошлом.

Рой впервые сталкивался с ребенком, сознательно отказывающимся поговорить о выпавших на его долю испытаниях. Обычные дети, дай только возможность, с удовольствием живописуют всякие страшные ужасы вроде всмятку разбитых коленок и вылитых на них литрах зеленки. Похоже, девочке действительно серьезно досталось. Не преувеличила Марь Филипповна, когда расписывала целительность местного свежего воздуха и в качестве примера привела выздоровевшую дочку Веры Дмитриевны.

— Ох, да что же мы стоим, — всплеснула руками Марь Филипповна, — к столу, все к столу! Вы, дорогой Рой Петрович, сюда садитесь, на стульчик, во главе, так сказать, стола, я рядом с вами сяду, ухаживать буду, Верочку, то есть, Веру Дмитриевну, вместе с девочкой с другой стороны посадим, на тубареточки…

Вокруг стола самоорганизовалась небольшая модель стихийного столпотворения. Один физрук не спешил опробовать выделенное ему место — так и сидел в жестком кресле. Очевидно, набирался храбрости перед повторением подвига сказочной принцессы.

— А молотка тут не найдется? — поинтересовался Рой, придирчиво осмотрев табурет, лично придвинутый для Веры Дмитриевны.

— Вам зачем? — удивилась Марь Филипповна.

— Статую с вас ваять. Из подручных средств, — услужливо вмешался Ерик, оставленный со своим заданием на произвол судьбы, в смысле, на полное его усмотрение. — Как думаешь, может, в ботинок ему вцепиться, чтобы понял, что мне тоже очень понравилось, и уходить я не хочу? — перед мысленным взором мелькнула картинка: сидящий на корточках завхоз-Николай, не особо спешащий вытряхнуть Ерика из кепки.

И все это на фоне лопухов, репейника и клонящегося к закату солнца.

— Только не зубами, — поспешно скомандовал ему Рой. В самом деле, с прокушенным ботинком сложно поверить, что это от нежелания расставаться. — Да тут шероховатость какая–то, я бы ее убрал, — пояснил он вслух Марь Филипповне.

— Да не зубами, конечно, лапками, — досадливо передал Ерик.

— Молотка нет, — одновременно с ним покаялась Марь Филипповна. — Только у завхоза спрашивать, он у нас мужик мастеровитый, наверняка и молоток найдется, и пила, и даже дрель. Хотите, я быстренько сбегаю?

— Не переиграй, — предостерег Рой напарника. — Не надо бегать, — остановил он Марь Филипповну, точно зная, что беготня ничего не даст: завхоз Ериком занят, прощание славянки устраивает. — Лучше здесь найдите что–нибудь тяжелое, — Рой подмигнул встрепенувшемуся физруку. — Есть тяжелое?

— Тяжелое есть, — оживилась Марь Филипповна. — Вазочка хрустальная, вон, в шкафу на полочке стоит. Давеча на ногу управдому нашему свалилась, думали, перелом будет, ан нет, ушиб средней тяжести, как в больнице сказали. Неделю потом забинтованный ковылял, и еще полгода на процедуры бесплатные ходил, а вазочке хоть бы хны. Ей попробуйте, — предложила она.

— Легко, — снова переглянувшись с ошалевшим Димитрием, ухмыльнулся Рой.