Пользоваться тропкой Рой не стал — срезал прямо по некошеной траве, и успел–таки выцепить Николая, уже собравшегося, видимо, приступать к новому вояжу по опаленной солнцем округе.
— Эй! — в удаляющуюся спину завхоза крикнул он, помахав Ериком–дипломатом.
Судя по искренней радости, вспыхнувшей на лице спокойного до угрюмости Николая, округа, вместе с магазинами успела ему порядком осточертеть, особенно если учитывать, что он вовсе не за покупками сюда приехал.
— Ну как? — едва дыша, и явно не из–за плохой спортивной подготовки, спросил тот, почти бегом пробежавшись навстречу. — Удались дела?
Кажется, именно в такие моменты в данной местности принято заставлять то ли петь, то ли плясать, выкупая ответ. У Роя, заглянувшего завхозу в глаза, язык не повернулся потребовать совершить ритуал.
— Лет двадцать назад посоветовал бы тебе пеленками бежать закупаться, — вместо этого сказал он. — Сын у тебя! — помахал он добытой у тети Норы бумажкой.
На лице Николая одновременно отразилось столько чувств, что не только им с Ериком — любому, кто хоть немного в курсе, сразу стало бы ясно, что серости здесь больше не место. Выжглась, испарилась вся. И пепел канцерогенных остатков вылетел, не выдержав напряжения эмоций.
— Что, правда? — Николай сцапал бланк и пробежался глазами по строчкам, встряхивая головой и то и дело жмурясь. Руки у него тряслись так, что бумажка ходила ходуном, чересчур затрудняя чтение.
— Вот тут все, черным по белому, — подсказал Рой, ткнув пальцем в нужную строку, не в состоянии больше наблюдать за его мучениями.
— Точно, сын, — ошалело проговорил Николай. И засиял совершенно сумасшедшей улыбкой.
— Ну что, поехали? — предложил Рой.
Скоплением народа окрестности не страдали, но все равно ему казалось, что стоя посреди проезжей части, они привлекают слишком много ненужного внимания.
Николай, глядя то на Роя, то в бумажку, явно ничего не видя, кое–как подбрел к грузовичку на негнущихся ногах, и открыл дверцу кабины.
С сиденья тут же хлынул разноцветный поток свертков, коробочек и кульков.
— Долго ждать пришлось, — с трудом приходя в себя, пояснил Николай.
— Зато сто раз ездить туда–сюда не придется, — утешил Рой.
Открыл дверцу со своей стороны и обнаружил, что цветастая гора, начинающаяся на водительском сидении, частично переползает и на его место. То есть, прими он предложение тети Норы и останься выпить чайку, подарки грузить пришлось бы уже в кузов.
— Сейчас, — озадаченно протянул Николай, сгребая покупки в кучу. Кажется, он только сейчас сообразил, что слегка перестарался.
— Ну и на фига? — не выдержал пытки бессловесной маскировкой Ерик.
— Не мешай человеку выказывать приязнь, как умеет, — посоветовал ему Рой. — Димитрию все это действительно не нужно, зато для Николая такие вещи отличный повод дать понять, что тот ему очень дорог.
Ерик скептически промолчал.
— Кажется, все, — пробормотал упомянутый Николай, распихав все болтающееся по кабине в более–менее приличные кучки.
Из верхнего свертка, немедленно треснувшего, весело протекла струйка празднично раскрашенной карамели.
— Это… — внезапно смутился Николай, — это я так, просто на всякий случай.
— Ну да, — подхватил Рой. — Очень нужная вещь, кстати. Кажется, Димитрий для малышни собирался состязания какие–то устраивать, так им лучше призов и не нужно.
— Точно, — от смущения Николай охотно вспомнил даже то, чего не было: — Веселые старты.
— Короче, разберетесь, куда все это пристроить, — Рой чуть поморщился, усевшись на раскаленную печку, в которую превратилось накрытое тряпкой сидение. Ерика он устроил на прежнем месте, под собой, но свертка из рук так и не выпустил: — У меня ведь тоже есть что предложить вашему спортсмену, — поведал он, потроша драгоценную газету.
— И что же? — откликнулся повеселевший Николай. Распинал покупки, нашарил в общей куче рычаг и с усилием за него дернул.
— Ну что там, что? — заволновался из–под сидения Ерик. — Какой год хотя бы?
— Сейчас… — протянул Рой. Бумага под пальцами ощущалась немного неправильно, но его это не особенно смущало. — Шоколад, — растягивая предвкушение, объявил он Николаю вслух, — натуральный. В ЗАГСе угостили.
— Надо же, — с уважением откликнулся тот. — Обычно как раз туда с подарками идут, а не оттуда.
Действительно.
— Ну, кто на что учился, — залихватски ответил Рой. Машина бодро скакала по разбитому асфальту, и это уже не напрягало, а даже где–то забавляло. — И конфеты… с ликером, — хохотнув, прочел он надпись на коробке. — Это явно не в награды, а в призы устроителям, — отметил он, устроив подарок поверх самой небольшой кучки. Затем передумал и закопал глубже: — Иначе расплавятся, — пояснил он.
Вожделенная газета жгла руки. Не в состоянии больше тянуть, Рой расправил слишком плотную бумагу и поискал заголовки.
— «Пять наилучших способов засолки огурцов», — прочел он мысленно — сразу для себя и для Ерика.
Из–под кресла обидно заржали.
Не веря собственным глазам, Рой покрутил двойной журнальный лист туда–сюда, но кроме нумерации страниц и пропорций для ингредиентов никаких других цифр не обнаружил.
— Вот же ж! — беззлобно выругался он, сам больше веселясь, чем разочаровываясь.
Остальные обертки содержали полезной информации ноль на массу. В смысле, если, конечно, Рой с Ериком не собирались в ближайшее время разводить малину или травить колорадского жука подручными методами.
Ерик точно не собирался, о чем и поведал, то и дело ехидно хихикая.
— Ладно, — перестал Рой пытаться бороться с судьбой. — Давай по делу. Заметил что–нибудь в архиве?
— Без экспертизы поручиться не могу… — не отказал себе напарник в удовольствии мелко отомстить — оказать ответную услугу и растянуть предвкушение. — Но навскидку одна из нитей была очень похожа на оборванную и мастерски продолженную.
— Уверен? — Рой, в общем–то, уже догадывался, чья именно. — Дело–то подсудное, ссылкой чревато, если не полным отстранением.
— Не уверен, — неожиданно раздраженно отозвался Ерик. — Говорю, что чувствовал. Нить Ады нуждается в дополнительной проверке.
Рой, сам все глаза себе сломавший об сдвоенное плетение, тяжело вздохнул:
— Я не просто так спрашиваю, — пояснил он. — Мне вот ничего увидеть не удалось. Да. Нити сдвоенные, но обрыва, как такового, я не нашел. Они там как сплавленные, просто в одном месте истончилась чуть ли не до полной прозрачности, а потом снова налилась. Думаешь, подлог?
— Думаю, она могла ее на себе вытащить, — Ерик передал мысль образами: она — Вера Дмитриевна — передает часть жизненной силы Аде, на которой та благополучно переживает критический момент.
— Так обрывалась, все–таки, или нет? — именно этот фактор определял для них с напарником факт наличия или отсутствия нежити в периметре. Если нет, значит, Рой действительно зря панику разводит.
— По–моему, обрывалась, но я не уверен, — задумчиво поведал Ерик. — Мне показалось, что да.
Отлично. Сомнения Роя вполне могли передаться напарнику и сбить его с толка. И что теперь? Упомянуть в рапорте и наслать на дивное местечко караван проверок, каждая из которых вполне способна разрушить природную естественную защиту? Или оставить все как есть — с риском пропустить действительно серьезную проблему.
Дилемма, однако.
— Что–то ты загрустил, — проявил неожиданную чуткость Николай, до сих пор витавший в своих радостных мыслях. — Может, тебе чего из дома взять нужно, поговорить с кем? Хочешь, заедем, я подожду.
— А? Нет, спасибо, — отказался Рой от заманчивого предложения. — Лучше быстрее с проверкой закончить, чтобы потом снова туда–сюда не мотаться. Хоть и нравится мне у вас очень, да задерживаться начальство не велит, — ничуть не покривил он душой.
— Значит, чиновник какой настроение изгадил, — предположил Николай. — Есть такие типы, которые вроде и сделают все, а лучше бы вообще не старались. С ними пообщаешься, и ничего уже не нужно.
— Да нет, — вступился Рой за тетю Нору, — все нормально прошло. Вон, подарков даже надарили, — усмехнулся он, уводя разговор от неприятной темы.
— От человека все зависит, — веско поведал Николай. — Только от человека. Всякие правила и кадастры — дело, конечно, нужное и важное, да ведь и о человеческой сущности забывать не следует. Я вон, уж на что к документации притерпелся, любую закорючку по три раза проверяю. А если кому–то действительно очень нужно, могу и под честное слово до поры до времени отпустить. Риск, конечно, тоже немалый, я всегда смотрю, чтобы сам, в случае чего, возместить мог… — тут, очевидно, завхоз вспомнил, с кем разоткровенничался, и осекся.
— Полностью с тобой согласен, — вздохнул Рой. — Если человек нормальный и с пониманием, то ему совесть лучше любых кадастров указ. Так, — по–деловому нахмурился он, окончательно закрывая чересчур актуальную тему совести и человечности, — Марь Филипповна очень просила грамоту вашему Димитрию выписать. Не забыть бы.
— Я напомню, — пообещал Николай, снова неудержимо разулыбавшись. — Если свидимся, конечно, до отъезда еще, — спохватился он.
— А чего ж не свидеться? — бодро спросил Рой. — Соседи, все–таки, хоть и временные, — он улыбнулся. — И на брудершафт пили, и песни пели, неужто думаешь, не попрощавшись, съеду?
— И помог ты мне так, что не каждый родственник сумеет, — подхватил Николай. — Ты теперь чего хочешь проси, все для тебя сделаю, — пообещал он.
— Спасибо, — отказался Рой. — Ерик, — насторожившись по старой профессиональной привычке, позвал он. — Внуши–ка ты ему на всякий случай больше такими обещаниями не раскидываться.
— Легко, — вздохнул тот. Помолчал и отрапортовал: — Сделано.
— И то верно, — усмехнулся Николай, — что я такого могу предложить инспектору из районного центра, чего тот сам себе взять не может?
— А знаешь, — якобы передумал Рой, — кое–что все–таки можешь для меня сделать. Поешь ты больно хорошо, — проигнорировав явное удивление Николая, поведал он. — Давай повеселимся по дороге. Споем?
Меньше всего ему хотелось, чтобы тот начал себя накручивать, сообразив, что получением документа дело вовсе не ограничивается. Надо ведь еще как–то Димитрию еще о пополнении в семье рассказать.
— Обязательно, — снова развеселился Николай. — У тебя у самого голос знатный, — дружелюбно заметил он. — Высоцкого любишь?
— Очень, — покопавшись в памяти, откликнулся Рой.
До поселка, полного клона подконтрольного участка, они еще не доехали, районный центр остался далеко позади. Окрестные деревеньки прилежно расползались по краям дороги, отходя все дальше и дальше в бесконечные луга. И даже солнце, следующее за ними, как привязанное, светило не в кабину, а сбоку. Осторожно прогревало, но не слепило.
— Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно, — начал Николай. — Давай, подхватывай, — предложил он.
— Светлану вспоминает, — сочувственно пояснил Ерик. — Жалеет, что не остался и не продлил знакомство.
— Напомни ему, что его никто не спрашивал, — попросил напарника Рой. — Лучше ты сам, я сбиваюсь, — отказался он вслух для Николая
— Живешь в заколдованном диком лесу, — не стал ломаться тот, — откуда уйти невозможно.
Любовная лирика удалась ему на ура. Покончив с одной балладой, он почти без паузы принялся за другую.
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков…
Вещь Рою простой не показалась, но он еще бы слушал и слушал. Очевидно, их с Ериком настроение все–таки влияло на Николая, потому что дальше репертуар не слишком изменился — вроде, про правильные вещи, и не грустный, но тревожащий. С неуловимым сожалением.
Через еще две или три баллады, на последних словах голос Николая дал мощную оттяжку в хрип.
— Эх, кваску бы, так я уже весь выпил, — прокашлявшись, повинился он. — Долго ждать пришлось. Вроде понемногу, по глоточку, отпивал, а последний раз заглянул, а там и нет уже ничего, в баклажке–то.
— Ерунда, — успокоил его Рой.
Дорога назад всегда почему–то получается короче. Бескрайние поля под палящим солнцем все больше напоминали всемирно известные пейзажи бессмертного художника–импрессиониста. Ерик мирно дрых под своим сиденьем, пыльная дорога послушно ложилась под квадратно–шестиугольные колеса, лютики–ромашки приветливыми стайками выглядывали из травы, проносясь мимо. Тяжесть, терзающая Роя, никак не рассевалась, все время казалось, что Норна все–таки сделала предсказание, иначе чем бы объяснялся выбор песен?
Зато, следя за словами, он мог хотя бы некоторое время не думать о вставшем выборе.
Николай допел и замолчал, сглатывая и вглядываясь в дорогу. Среди некошеной травы замелькали блестящие окошки водной глади.
— Ерик, — с сожалением принялся будить Рой напарника. — Готовься, уже скоро.
— Тогда и разбудишь, — недисциплинированно отозвался тот. — Думаешь, под ваши вопли так уж легко уснуть? — пожаловался он.
— Вставай, подъезжаем, — невесело усмехнулся Рой.
Если верить одной из вводных, то в поезде сейчас им точно в такой же ситуации, в данной местности обязательно предложили бы чай в граненых стаканах с железными подстаканниками.
— Вот именно, — не преминул поддеть Ерик. — Ты хоть бы съел что–нибудь, раз чая нет, — укорил он.
Рой и сам от тряски немного уже утомился, а ведь еще предстояло пережить обихаживания Марь Филипповны с ее неведомым «свекольничком». Потом постараться придумать повод, чтобы качественно прощупать подозрительную парочку дев. А затем, если получится, то и отработанную сцепку отследить.
И к черту все предчувствия — работать надо.
— Печенье проверь, — спустя короткое время, предложил Рой Ерику. — Не найдешь там ничего подозрительного, так и быть, съем штучку. Тетя Нора обещала прилив сил. Заодно взбодримся.
Кто–кто, а Ерик взбодрился уже от одного упоминания о съестном.
— Ничего особенного, — радостно доложил он. — Мука, вода, сахар, мандрагора. Яйца еще и жир какой–то, — добавил он, поколебавшись немного.
— Ясно. Печенья хочешь? — предложил Рой вслух Николаю.
— Да, пожалуй, что нет, наверное. Спасибо, — отказался тот. — И так во рту сухо.
Подумалось, что от такого отказа какой–нибудь нервный лингвист вполне мог бы загреметь на больничный.
— А я возьму, — Рой, который тоже с гораздо большим удовольствием освежился бы, великодушно пожертвовал собственными интересами в пользу напарника.
— Я ценю, — отозвался тот, мысленно облизываясь.
— ОХ!!! — вырвалось у всех троих.
Грузовичок бодро пересек невидимую линию периметра естественной природной защиты, еще немного проехал вперед и встал. По нервным окончаниям Роя словно прошлись невидимой наждачкой. Ерик с трудом сохранил принятую прямоугольную форму, а Николай озадаченно заоглядывался:
— Ты тоже видел? — спросил он Роя.
— Что? — делая вид, что всего–навсего откашливается после того как поперхнулся печенюшкой, якобы не понял Рой.
— Зарница полыхнула. Прямо посреди ясного неба, — озадаченно протянул Николай. — Аккурат в кабину метила!
Рою вдруг представилось, что остановиться они могли чуть раньше — прямо на линии — и запоздало облился потом. Из–под сиденья негромко бранился Ерик, маскируя болезненное повизгивание.
— Держись, — Рой зажмурился, пользуясь тем что Николай высунулся из кабины на предмет проверки последствий предполагаемого прямого попадания молнии, и принялся тянуть на себя Ериковскую боль. У напарника такие вещи проходили совершенно естественно, а вот Рою манипуляция давалась с трудом.
— Сам справлюсь! Перестань, — сообразив, видимо, чем он занимается, возмутился тот.
Похоже, отпустило. Рой очень постарался не кривиться, когда Николай сел обратно и озадаченно развел руками:
— Ну, дела, — крякнув от избытка чувств, протянул он. — Полыхнуло, как перед дождем. Да так близко, главное! Первый раз такое вижу.
— Статическое электричество, — предположил Рой, стряхивая с костюма крошки.
Плохо пережеванное печенье растопырилось на полпути к желудку, и оставалось только надеяться, что не преувеличила тетя Нора, и хоть что–то полезное из ее угощения все–таки получится.
Обещанного прилива бодрости пока как–то не чувствовалось. Только навалившаяся после пережитого приступа резкой боли безвольная усталость.
— Ну и зачем? — не пожелал успокаиваться Ерик. — Это ты у нас неженка, а я бы и потерпеть мог.
— Это вместо благодарности, — мысленно усмехнулся Рой. — Пожалуйста.
Ерик недовольно промолчал.
— Скорее всего, — согласился с предложенной версией Николай, вновь заводя свою колымагу. — А знатно полыхнуло, а? Жаль, ты не заметил, занятное, все–таки явление.
С быстрой и цензурной реакцией — такой, чтобы сомнений не вызывала — Рой сразу не нашелся, поэтому промолчал. Рычать в ответ было бы странно; Николай же не знал, что их с Ериком чуть наизнанку не вывернуло.
Колеса грузовичка снова превратились из шестиугольных в треугольные, а там и местная гордость подплыла — пятиэтажка, с которой Рой уже почти сроднился.