— Приехали, — объявил Николай. И пока Рой прикидывал, есть ли шансы незамеченным проскользнуть в свою ведомственную тридцать третью, дверь парадной оглушительно хлопнула.
Неуемный вихрь в лице счастливой Марь Филипповны немедленно пронесся к кабине, толкая перед собой тонны безграничной радости по поводу удачного возвращения дорогого инспектора.
— Приехали! Свекольничек! — задыхаясь, выдала она. За спиной удивительной боевой женщины басовито гавкнуло. Похоже, у вечно дрыхнущего шарикобобика все–таки сдали нервы от мощного выброса спрессованных ощущений. — Я! Крошила! В окошко! Глядела! — выкрикивала Марь Филипповна, то подпрыгивая, чтобы заглянуть к Рою в кабину, то дергая ручку несдающейся дверцы. — Дождалась! Радость–то какая! Успели! Жара еще не спала!
Да уж, просто полное счастье — вернуться хорошо прожаренными, чтобы охладиться любовно приготовленным неведомым блюдом под названием «свекольничек». То есть, встреча по вечернему холодку такого ликования, очевидно, не вызвала бы.
Чувствуя, что еще немного, и его начнут выковыривать прямо через открытое окно, Рой открыл дверцу кабины и полез наружу. Николай предусмотрительно остался сидеть на месте, сделав вид, что очень занят перекладыванием пакетов.
— Все готово, на столе уже стоит, только из холодильничка достать, — противореча сама себе, радовалась Марь Филипповна. — Выходите, выходите, тут недалеко уже, — причитала она, поддерживая его под локоть как калеку какого–нибудь, или пострадавшего после жуткой аварии. — Только до подъезда, а там уже по лесенке, и домой!
— К столу, — кисло закончил Рой, опасаясь, что с Марь Филипповны станется на руках его отнести.
— Шоколад, — громким шепотом подсказал Николай, не отвлекаясь от своего занятия.
— Да, точно, — Рой выдернул из–под сидения враз растерявшего все недовольство Ерика и прихватил две из подаренных тетей Норой плитки. — Это вам, — сообщил он уже на ходу.
Марь Филипповна, похоже, даже не расслышала — вцепилась обеими пухленькими ручками в рукав пиджака и поволокла за собой.
Говорят, что муравьи — одни из самых сильных животных на планете. Мол, каждый способен поднять тяжесть, в несколько раз превышающую собственный вес.
До Марь Филипповны им явно было очень далеко — Рой взлетел по лестнице, почти не касаясь ногами ступеней. Воткнулся носом в дверь ведомственной тридцать третьей, и только приготовился упасть хоть куда–нибудь, да хоть на кухонный табурет, чтобы перевести дыхание, как печенье тети Норы мощно заявило о себе.
Обещанный прилив бодрости прокатился по венам взрывной волной.
Ерик, в полной мере насладившийся отголосками, с энтузиазмом пошевелился:
— Свекольничек? — сварливо переспросил он, отчетливо дав понять, что все еще не простил бестактного вмешательства в личную боевую жизнь. — Будет тебе сейчас свекольничек. По полной программе.
— А я тут, ой, — окончательно задохнулась после пробега по лестнице Марь Филипповна, — ох! Квартирку–то заново убрала, занавесочки тоже перевесила, — мощный толчок отправил вежливо остановившегося, чтобы прислушаться, Роя прямиком в коридор. — Вон, сами посмотрите, плотненькие, ни одного лучика солнечного не пропустят, когда почивать ляжете. И ванную помыла, чтобы перед людями не стыдно было, хотите, плескайтесь себе, сколько угодно. Зеркало тоже в порядок привела, а то оно все в брызгах зубной пасты, как оспой переболевшее. Газеткой оттерла, а сначала мыльцем с нашатырем, самое милое дело.
Подбодренный волшебным печеньем Рой послушно сиганул в комнату, полюбоваться на плотные новые занавески, а затем в ванную — оценить блеск и чистоту. Найти остатки газетки он даже не рассчитывал.
— Красота какая! — искренне восхитился он.
И по старой военной привычке собрался провести пальцем, чтобы показать, что нигде ни пылинки, ни соринки не наблюдается.
— Руки! — в лучших традициях штабного приспешника рявкнула Марь Филипповна. — Руки мойте, говорю, — тут же ласково пропела она, — и за стол, у меня готово уже все, разогрето даже, то есть, остужено до нужной температуры, в смысле.
Рой от окрика едва не выронивший Ерика–дипломат, с трудом удержался от инстинктивного «Есть!»:
— Что, даже не попробуешь? — спросил он все еще дующегося напарника, поставив его рядом на пол и пихнув руки под струю заботливо пущенную лично Марь Филипповной.
Мелькнуло подозрение, что дело не в заботе, а в нежелании подпускать грязные с дороги инспекторские пальцы к недавно отмытым вентилям.
— Нет уж, сам давай, мне и печенья хватило, — с горьким достоинством отказался Ерик.
— Ну прости! — от души извинился Рой. — Ты у меня самый–самый выносливый, — подхалимски сообщил он. — У меня просто нервы сдали, вот и полез.
— Я тебе не подмога какая–нибудь, а равноценная боевая единица, — отрезал тот и схлопнул канал связи до предельно допустимого.
— Знаю, — не сдался Рой.
Впустую, естественно. Когда на напарника находило, он мог очень долго дуться — иногда аж целых полчаса.
— Ну хватит уже, вытирайте, — не подозревая о развернувшейся под ее носом трагедии, поторопила Марь Филипповна, — я вам и полотенчико новое повесила, мало ли кто вчера об него руки тер. Понимаю, что поездка долгая выдалась, испачкались, наверное, сильно, но сколько же уже мылить можно, так вообще весь смылитесь. Проходите, проходите, — не переставая по обыкновению комментировать каждое — свое и Роя телодвижение — она шустро прокатилась вперед, на кухню: — Тубареточку берите, садитесь, вот сюда, сюда!
На столе уже стояла угрожающих размеров керамическая миска, глубокого красно–коричневого оттенка, не позволяющего толком догадаться о настоящем цвете предложенного угощения. Насколько Рой мог догадываться, изначальный оттенок жидкого варева задумывался как бордово–фиолетовый.
В общем–то, логично, учитывая, что, судя по названию, в состав блюда входила свекла.
Борщ — вспомнились слова инструктора — питательный суп из свеклы и овощей, обычно готовящийся на мясном бульоне.
Другими словами — жидкий горячий винегрет, с мясом вместо огурцов. В сомнения вводил тот факт, что Марь Филипповна настаивала на низкой температуре блюда.
— Ложечка, — эхом откликнулась удивительная боевая женщина. — Ложечку берите, — как и вчера, она села напротив и подперла ладонью щеку, приготовившись наслаждаться картиной.
Зная, что помощи ждать неоткуда, Рой решительно взял предложенное, и с места в карьер принялся наворачивать. В конце концов, окажись супчик отравленным, Ерик его точно предупредил бы, несмотря на все обиды.
И снова Марь Филипповна сумела поразить его кулинарными способностями. Про удручающую жару Рой, зарядившись подаренной печенькой, попросту забыл, но теперь, из–за потрясающе приятного контраста очень даже вспомнил. Варево — или скорее сказать, крошево — разливалось внутри невыразимо приятной прохладой. Вкусовые качества ощущались не то чтобы райскими; Рой к овощам, а тем более, к траве относился спокойно, вегетарианством не особенно увлекался, но тоже вполне приличными.
— Добавочки? — едва дождавшись, когда ложка чиркнет по дну, подскочила Марь Филипповна. — У меня тут еще много, в холодильничке–то у вас. Стояло, инспектора дорогого дожидалось, прохлаждалось–промораживалось. Я ведь свекольничек–то тоже по своему рецепту делаю, еще на свадьбе на одной у родственников полученном, — взялась хвастаться она, ловко управляясь с посудой. — Вы такого нигде не попробуете, только у нас, у Захаровых, — Рой осоловело покивал. Удивительно, но даже бодрящее печенье потихоньку отступало перед прохладным блюдом, вроде бы легким, а на поверку чересчур сытным оказавшимся. Интересно, что Марь Филипповна туда добавила? — Весь секрет, — словно отвечая на мысленный вопрос, продолжила та, — не в свекле даже, ее любой может правильно сварить и нарезать, и не в приправах тоже.
— А в чем? — Рой тряхнул головой, проясняя в мозгах, и снова взялся за ложку. К счастью, добавки ему Марь Филипповна положила едва ли половину — если очень постараться, то можно попробовать справиться.
Даже невзирая на налившиеся тяжестью веки и потерявшие твердость руки.
— Мой фирменный ингредиент — лебеда! — гордо объявила Марь Филипповна. — Простая лебеда, которая у нас на пустыре растет, представляете? — хихикнула она. — Ее, конечно, надо знать, когда собирать, да еще чтобы подальше, чтобы чистенькая была, пылью да грязью с дороги не оскверненная, а еще потом приготовить, и нарезать правильно. Ой, — разочарованно пригляделась она к окончательно раскисшему Рою. — Да вы же засыпаете совсем… Ну еще ложечку–то, а? А потом и в кроватку можно, отдыхать, умаялись, поди, по дороге!
— Ух ты! — восхитился Ерик, распахнув канал на полную. — Что–то совсем серьезно тебя развозит, но только это точно не свекольник, там нет ничего, чтобы в сон клонило.
Часть сонливости он очень быстро перетянул на себя, но оставшегося все равно хватило, чтобы Рою казалось, что он удрал из–под наркоза, не дождавшись, пока тот полностью подействует.
— Лебеда, — выдохнул он.
Как выяснилось, вслух, потому что Марь Филипповна, пробежавшая вперед, чтобы помочь доползти до кровати, радостно закивала:
— Лебеда, она самая! Только сами так делать не вздумайте, потому что надо точное время знать, когда собирать — старая не годится, она жесткая и невкусная. Нужно молоденькую брать, на второй трети созревания, — бесхитростно добавила она.
— Лебеда, — сконцентрировавшись последним усилием воли, передал Рой Ерику. — Семейство Амаран… Ама… Амарантовых! В сочетании с мандрагорой — убийственный транквилизатор. Разбуди!!! Полночь…
Кажется, Ерик ответил, что непременно.
Рой очень на это надеялся, рушась на кровать прямо в костюме, и чувствуя, как Марь Филипповна заботливо накрывает его покрывалом.
Спасибо, что не с головой, как какого–нибудь покойника.
Ему приснился давешний мерзкий кошмар — про старый сарай, в котором довелось ночевать в далеком детстве. Кроватей, как таковых, тогда еще не изобрели, спали кто на чем горазд. Богачи — на ложе; зажиточные люди на лавках и ящиках с разными непортящимися продуктами. Остальные — как получится. Рою за работу кров и охапку сена посулили — щедрое, между прочим, предложение для нищего бродяги. Он, вроде бы, на тот момент уже обнаружил в себе кое–какие способности, и внаглую ими воспользовался, чтобы справляться с нехитрым поручением хозяев.
Охапка, почти стожок, доставала аж до крохотного окошка сарая, и казалась мягче любой перины. Рой впервые за несколько дней сладко заснул, но среди ночи безмятежный сон отчего–то прервался. Не понимая, в чем дело, и почему так тревожно на душе, он еще какое–то время повертелся среди ароматной сухой травы, а затем — почти случайно — выглянул в окно.
С той стороны, отделенное лишь хлипкой поперечной деревяшкой, на него смотрело чужое лицо — белесое, как жабье брюхо, и бесформенное. С темными провалами глазниц, и едва наметившейся трещиной рта.
Такого ужаса Рой ни до, ни после не испытывал. И дальше этого места сон обычно не шел. Но теперь тяжесть, лежащая на сердце, плавно пошевелилась и неожиданно обрела вполне реальный образ.
Проявляющиеся тени подозрительно быстро соткались в миниатюрное чудовище, щетинящееся конечностями не хуже, чем какая–нибудь голова Медузы так называемыми волосами.
— Вставай, на работу пора, — сладко зевнув, сказало оно.
— Ерик, — с облегчением выдохнул Рой, бессильно оплывая по кровати.
В комнате царила чернющая чернота — занавесочки от Марь Филипповны исправно делали свое дело, не пропуская ни лучика из намертво задраенных окон. О том, что окна задраены, догадаться было не сложно — по редкостно спертому воздуху и жаркой духоте.
— Ты просил в полночь тебя разбудить, — напомнил напарник, очень довольный собой и хорошо выполненным поручением.
— В полночь? — Рой птичкой слетел с постели, на ходу нашаривая ботинки. Про покрывало, заботливо накинутое Марь Филипповной, он попросту забыл. А зря — за время сна оно плотно обернулось вокруг него, спеленав на манер египетской мумии. — Сколько сейчас? — едва не рухнув назад, злобно задергавшись в полотняном коконе, уточнил Рой.
— Ну, я с запасом начал, — снова зевнул напарник. — Так что примерно без пяти минут.
— Мастер, — припечатал Рой, прикинув, что если поторопиться, то можно еще успеть непосредственно к началу. — Ювелирная работа, — похвалил он уже на ходу.
— Ну так, — горделиво отозвался Ерик. — На самом деле, я еще раньше пытался тебя поднять, — признался он, привычно целясь всеми лапками в плечо, — но ты не реагировал.
Покрывало окончательно сдалось и слетело где–то в коридоре, мятый в гармошку костюм беспокоил сейчас меньше всего. Напарник без напоминаний расплылся по шее и окрестностям, окончательно выйдя из зоны восприятия простых смертных.
— Соседи? — быстро уточнил Рой, слетая по лестнице.
— Николай с Димитрием заняты, — не тратя время на подробности, отрапортовал Ерик, — Вера Дмитриевна с Адой недавно ушли.
Рой мысленно кивнул — он даже знал, куда.
— Марь Филипповна спит давно, — закончил Ерик основной отчет. — А я начал тебя будить, когда Вера Дмитриевна с девочкой засобирались, — поколебавшись, добавил он.
Плохо освещенная лестница довела их до густой темноты подъездного предбанника и под грохот фанерно–застекленной двери выкинула на яркую, черно–белую от холодного лунного света, все еще прогретую улицу.
— Светло, как днем, — удивленно прокомментировал Ерик.
Ага, если только не брать в расчет чернильно–черные, непроглядные по контрасту тени, в которые частично погрузился весь вверенный Рою участок. Кстати, в огородах, ведущих к озерам, им с напарником они совсем не помешали бы, но как назло, именно там вся растительность не доставала даже до колена. Хоть ложись и ползком ползи.
Не тратя времени на глупости — если и торчал кто у окна, из бабулек с зоркими глазами, мучающихся бессонницей, так давно уже их с Ериком засек — Рой быстрым шагом, почти бегом, рискуя оступиться и повредить ногу, пробежал по знакомо–незнакомой тропке. Миновал первое озеро, второе, и только на подходе к третьему попытался пригнуться для приличия.
Мог бы и не стараться, судя по открывшемуся виду.
Последняя перед болотом перемычка, освещенная ярким лунным светом, неуловимо подрагивала — это сразу бросилось в глаза. То есть, не в глаза, конечно. Обычным взглядом такую дрожь воспринять никак не получилось бы.
Внизу, где–то посередине между возвышением и водой, спиной к огородам и к ним с Ериком, соответственно, стояла девочка Ада, наполовину скрытая черной тенью, отбрасываемой краем котлована.
Ночное зрение Рою здесь ничем помочь не могло, он и стараться не стал. Просто потянулся — и ощутил рядом с девочкой Веру Дмитриевну. Полностью неподвижную и излучающую абсолютное спокойствие. Наверное, именно так ощущают себя холодные камни — живые какой–то своей непонятной жизнью, но для непосвященных целиком и полностью мертвые.
Несмотря на густое тепло, поднимающееся от прожаренной за день земли, по спине у Роя пробежалось небольшое стадо цепких ледяных мурашек.
Ада, или кто там управлял сейчас ее телом, нетерпеливо пошевелилась. Перемычка дрогнула, словно в ответ, и внезапно налилась еще более ярким светом.
Рой, не слишком доверявший обманчиво резкому лунному освещению, на миг зажмурился, но открыв глаза, обнаружил, что не ошибся. Внизу явно шел оживленный диалог.
— Ну что, вяжем? — подпрыгнул Ерик. — Она сейчас сосредоточилась и вообще ничего вокруг себя не замечает. Легко возьмем, без лишнего шума. Или ещё подождём?