Марь Филипповна так спешила, что концы с бахромой развевались наподобие шарфа у какого–нибудь поэта, поймавшего не только вдохновение, но и ветер.
— Номер автобуса только подскажи, — стараясь, чтобы Николай смог по губам прочесть вопрос, повторил Рой.
— Ты, Коля, иди, иди! — не сдалась Марь Филипповна, снова перекрывая возможный ответ. — Иди–иди, куда шел! Мы с Роем Петровичем сами тебя потом найдем, если понадобишься, — втиснувшись между мужчинами, пообещала она. — Я смотрю, ты очень торопился, видно, вон, пуговицы сикось–накось застегнул, перед людями стыдно.
Рой с Николаем послушно посмотрели на неправильно застегнутые пуговицы, затем друг на друга, и, не сговариваясь, хмыкнули.
Николай, которому сегодня испортить настроение явно не мог никто, включая глазастую Марь Филипповну, пожал плечами и принялся перезастегиваться. А вот Рой из последних сил старался держать оборону — еще немного, и удивительная боевая женщина все–таки запихнет его назад в ведомственную тридцать третью, и еще дверь захлопнет. А Николая под каким–нибудь предлогом участковому Мормышкину сдаст. На пятнадцать суток, с нее станется. Ищи потом, с набитым пирожками животом, кого–нибудь, кто не успел убраться на свежий воздух и не прошел обработки Марь Филипповной, чтобы узнать, как вообще отсюда выбраться.
— А сегодня у нас ведь суббота? — не отрываясь от своего занятия, буркнул маскировщик-Николай. — Кажись, автобус только после обеда пойдет.
— Ну! А что я говорила?! — возликовала Марь Филипповна, тряхнув блюдом с пирожками. Полотенце махнуло обоими крылами и уныло опало. — Ладно, долго мне тут еще стоять? Пойдемте, Рой Петрович, завтракать пора. В понедельник и съездите, — отрезала она, не торопясь протискиваться мимо Роя, а настойчиво разделяя собой их с Николаем.
Роста ей не хватало, но отчетливо ощущалось, что еще немного — и начнет подпрыгивать для надежности.
— Но одна идейка у меня есть, — ухмыльнулся Николай. Словно и не сидел с самого утра, придумывая, как заманить инспектора быстрее в центр.
Проигнорировав преграду, Рой закивал, пристально глядя на соучастника поверх головы Марь Филипповны.
— Пирожки! — едва не плача, взвыла та. — Горяченькие, с капусткой, с яичком, с лучком! А свекольничек на обед?! Домашний, холодненький! Ну куда вам тащиться–то сейчас, по жаре такой? Попутку, что ли, ловить? Так не будет ее, попутки этой, отдыхают все! Загорают и купаются по деревенькам у родственников и знакомых.
— Ведьма! — ахнул из кармана Ерик.
С Николаем творилось что–то невероятное — его на глазах растаскивало сразу по двум противоположным краям: с одной стороны, ему действительно очень хотелось в районный центр, и чтобы непременно как можно скорее, вот прямо сейчас. А с другой, стараниями Марь Филипповны, у которой от истошного нежелания выпускать того же самого инспектора из–под пригляда, естественный магический фон возрос чуть ли не до предельного, открылся зверский аппетит на пирожки и чертов неведомый свекольничек. Насколько Рой понимал, резко оголодавший завхоз даже мыслить связно не мог. Чуть ли не до оглушительного бурчания в животе и срочной тяги бежать назад, чтобы что–нибудь сожрать.
Ещё через миг желудок начал угрожающе перевешивать.
— До ведьмы ей очень далеко, — возразил Рой напарнику. — Это всего лишь умелая бытовая манипуляция. Давай, выводи его из транса.
Ерик задышал, как против сильного ветра:
— Нашел, — прокряхтел он. — Сейчас…
— У меня же ключи от грузовика Лешкиного есть, — безэмоционально продолжил начатую мысль Николай. — Леха на выходные вместе с семьей в деревню к родне перебирается, а ключи мне оставляет, — с каждым словом он все больше воодушевлялся. — На случай непредвиденных обстоятельств, — почти живо пояснил он. — Бензина, правда, маловато, но у меня канистра заныкана, до райцентра точно хватит. Может, даже заправляться не придется.
— Здорово, — выдохнул Рой. И вслух, и Ерику — одновременно. — Ну ты крут! — искренне восхитился он работой напарника.
Все верно — истинному чувству никакой желудок не помеха. Так даже сложнонаведенные чары снять можно, если случайно за настоящую любовь зацепиться.
И тут же всплыл новый повод для беспокойства — Марь Филипповна подозрительно поникла и побрела на кухню — хорошо, если место в холодильнике расчищать, а не какой–нибудь новый подвох планировать.
— Ты не прав, — с неожиданным укором откликнулся Ерик. — Марь Филипповна, конечно, странная, но совсем не вредная.
В переданной мысли привычный уже образ странной и не вредной Марь Филипповны украсился таким количеством радуг, что всего остального, включая бигуди и взрывы петард, стало почти не видно.
— Пирожки, — горько откликнулась та из кухни, подтверждая высказывание напарника. — Раз здесь не кушаете, так хоть с собой возьмите. Подождите, сейчас заверну, чтобы не остыли раньше времени.
Угрызениями совести Рой терзался очень редко, но тут почувствовал прямо–таки нешуточный укол.
— Работа такая, — успокоил его Ерик. — Ты просто обязан всех подозревать. Но не волнуйся, у тебя всегда есть я.
Рой послал ему мощные лучи любви и приязни.
В ответ пришла бесхитростная радость по поводу близящегося пиршества с пирожками от Марь Филипповны. Ну да, они ему еще вчера очень понравились.
— Ладно, — ожил молчавший до сих пор завхоз. — Сейчас за ключами схожу и подгоню грузовик к подъезду.
— А я тогда быстренько дипломат прихвачу, и на лавочке внизу подожду, — сообщил Рой, не желая задерживаться в оккупированной Марь Филипповной ведомственной тридцать третьей.
— И пирожки! — подсказала из кухни Марь Филипповна.
— И пирожки, — повторил Рой, едва удержавшись, чтобы не скроить скептическую мину.
— Жарко на лавочке, — отмахнулся завхоз. — Вы идите, спокойно собирайтесь, а я пока, наверное, пойду посмотрю, как он там себя после наших вчерашних посиделок чувствует.
— Кто чувствует? — опешил Рой, никак не ожидавший такого палева со стороны Николая.
— Ой, — заволновался Ерик. — Кажется, слишком сильно надавил! Передавил, наружу полезло!
— Только не чернила, — предупредил Рой, предвидя, что разволновавшийся напарник может и слезу пустить от избытка чувств.
— Ёжик у него там, — пришла помощь оттуда, откуда никто не ожидал. — Николай–то наш, любителем природы оказался, вчера ёжика поймал, домой принес, — громко поведала Марь Филипповна из кухни, — я ему говорила, что ежи — животные дикие, они на улице жить должны, так нет, принес и оставил, а теперь беспокоится. Лучше бы детей завел.
Помертвевший было Николай, сообразивший, что именно ляпнул вслух, наконец, снова начал дышать.
— Вы записку ему оставьте, — негромко посоветовал Рой.
Николай моргнул:
— Кому? — ошарашенно спросил он.
— Ёжику.
Не дожидаясь, пока Николай найдется с ответом, Рой погладил через карман притихшего Ерика и шагнул назад, в квартиру:
— Давайте сначала убедимся, что все правильно поняли, — еле слышным шепотом предложил он, — а потом уже сами решите, как, кому и каким образом объявлять об изменениях в семейном положении.
— Мы же, вроде, «на ты» вчера переходили, — бесхитростный Николай, явно замучавшийся хранить маскировку, решил развязать этот узел в лучших традициях Александра Македонского.
— Ух, ты! — восхитился Ерик. — Смотри, как научился.
— А то, — горделиво ответил ему Рой. Не зря же суровый завхоз им с самого начала глянулся. — Действительно, — улыбнулся он Николаю. — Виноват, исправлюсь.
Проследив, как тот отправился к себе наверх — восстанавливать душевное равновесие и забирать ключи — Рой закрыл дверь и вернулся в комнату. Хорошо проведенный подготовительный этап внушал удовлетворение, но только и устал он, словно не двумя простыми людьми манипулировал, причем, с помощью напарника, а неподъемные валуны ворочал.
Из кухни, где Марь Филипповна наводила последние штрихи к полной уборке, доносился аппетитный аромат обещанных «еще тепленьких» пирожков. Тут же выяснилось, что сама того не подозревая, удивительная боевая женщина умудрилась и на Роя повлиять. Про Ерика, у которого уже давно ментальные слюнки текли, и говорить не стоило. Жрать хотелось всем, причем обязательно свежей выпечки.
— Вылезай, — закрыв дверь в комнату и привалившись к ней спиной, попросил Рой Ерика.
Тот послушно выбрался из кармана, шмякнулся вниз и принялся лепить из себя дипломат.
На ритуальный обход комнаты для введения в заблуждение Марь Филипповны, не оставалось ни сил, ни желания, поэтому Рой просто дождался, пока Ерик примет нужный облик, подхватил его за ручку и побрел на кухню.
— Пирожки на столе, — указав в сторону тщательно закрученного узелка, сообщила Марь Филипповна. От перебирания посуды отвлечься даже не подумала. Кажется, выстроенная башня доверия ей не внушала, поэтому она периодически доставала что–то из середины, отставляла, а на место вытащенного запихивала нечто другое. — Вы уж долго там не задерживайтесь, — попросила она. — Я свекольничек–то все–таки спроворю, а то как же без свекольничка вам отсюда уезжать? Здесь у нас невозможно гоститься, чтобы свекольничка не покушать моего, фирменного.
Если Рой что и уяснил за прошедшие сутки, так это то, что когда Марь Филипповна начинает злоупотреблять уменьшительно–ласкательными, пора срочно брать руки в ноги и давать деру, по меткому местному выражению.
— Окрошечка, между прочим, тебе понравилась, — слегка оправившийся Ерик настолько похоже спародировал удивительную боевую женщину, что Рою сначала показалось, будто это она сама и сказала.
— Тебе тоже, — собираясь с силами перед следующим этапом, напомнил Рой. Насколько он понимал, объяснять Марь Филипповне, что скорость возвращения из районного центра от него мало зависит — занятие бесперспективное. — Ни минуты лишней не задержусь, — пообещал он вслух. — Вот как только дела улажу, так сразу и вернусь. Спасибо, — сцапав со стола узелок, поблагодарил он. И едва не упустил пирожки обратно — сверток оказался хитро замаскированным баулом, весившим чуть ли не больше, чем Ерик в парадно–выходной форме.
— Ключики, ох! — всполошилась Марь Филипповна. Всплеснула руками и даже посудную башню без присмотра оставила. — Ключики только не забудьте. Я за вами сейчас закрою, а вы, как вернетесь, можете сразу мне в квартиру позвонить, первый этаж, двадцать вторая, помните? Я тогда сразу–сразу со свекольничком к вам примчу, чтобы с дороги попотчевать, вкусненьким, холодненьким… А может, все–таки, потом в райцентр съездите? — неожиданно вкрадчиво спросила она. — Ну что вам зазря по жаре трястись, по пыли, по колдобинам? Не примут ведь вас сегодня, вот прямо сердцем чувствую, не примут, — продвигаясь за поспешно попятившимся в коридор Роем, забеспокоилась она. — Мы бы с вами сейчас пирожков покушали, потом на озеро бы к Верочке сходили, а там уже и за свекольничек приниматься можно.
Рой перестал пятиться, шагнул шире, зацепился за один из плохо держащихся линолеумных квадратов и едва не навернулся.
— С удовольствием бы, — кое–как сбаласировав Ериком, отказался он. — Но я на службе, сами понимаете.
Добравшись, наконец, до вожделенной двери, не вслушиваясь больше в медовый речитатив, с периодическим упоминанием пляжиков, озерцов и свекольничка, Рой выбрался на лестницу и поспешно ссыпался вниз.
Некоторым совершенно не нужно иметь магические способности, чтобы не битьем, так катаньем, заставить человека делать то, что тебе нужно. Достаточно обладать опытом и убийственно непробиваемой уверенностью в собственной правоте.
Хлопок фанерно–застекленной двери распугал окрестных птах и заставил дернуть ухом еще одну неотъемлемую деталь здешнего пейзажа — вечно дрыхнущего под скамейкой Шарикобобика. На смену приятному утреннему теплу давно уже шел раскаленный жар близящегося полудня. Удивительно тихая улица пустовала, отсутствовали даже вчерашние редкие аборигены. Средств передвижения, кстати, тоже наблюдалось гораздо меньше. Видимо, на части из них местные жители как раз и добирались до более свежего деревенского воздуха.
— Ты не против? — спросил Рой у спящего в теньке зверя. Вместо ответа тот вяло дрыгнул всеми четырьмя лапами, видимо, вознамерившись во сне за кем–то погнаться.
Посчитав вопрос исчерпанным, Рой присел на скамью, приготовившись ждать Николая. А если получится — то и вздремнуть.
— Размечтался, — буркнул недовольный живым соседством Ерик.
— А что такое? — удивился Рой.
— Уже едет, — коротко предупредил напарник.
Похоже, спящая зверюга, помимо репьев, носила в шерсти целый зоопарк незваных квартиросъемщиков. А паразитов и кровососов — в любом виде — Ерик очень недолюбливал, и Рой прекрасно об этом знал.
Встать, правда, оказалось выше его сил, даже при всей большой любви к напарнику. Уж больно хорошо сиделось на простой деревянной скамейке, пусть и слишком давно не знавшей покраски, зато наполовину в кружевной тени листьев ближайшего дерева.
Еще больше Рою нравилось слушать удивительную тишину, нарушаемую только вновь возобновившимся птичьим гомоном и далеким, на грани слышимости, фырчанием одинокого мотора.
Ни в штабе, ни в Лимбе, ни в каких–либо других местах, где порой приходилось проживать им с Ериком, ему так уютно не сиделось. Впору снова магию какую–нибудь подозревать.
— Все, пошли, — занудел напарник, — а то нацепляешь сейчас всякого. Давай, машина уже близко.
— Не нацепляю, ты не подпустишь, — возразил Рой. Но все–таки поднялся — звук мотора действительно усилился до критического, а скоро на дороге нарисовался и сам источник.
Пыльный, пропахший переработанным бензином грузовичок, бодро подкатил к пятиэтажке и остановился напротив парадной. Высунувшийся в открытое окошко Николай бодро помахал рукой:
— Залезай, — скомандовал он.
— Быстро вы, — одобрительно заметил Рой.
Уважительно обошел ветерана спереди и полез в кабину. Слегка облупившаяся, кое–где в пятнах ржавчины, дверца открылась не с первого раза, и даже не со второго. А уж захлопнуть ее и вовсе удалось только с помощью водителя.
— А я записку писать не стал, — пояснил Николай. — Зашел, посмотрел, что спит еще, и дальше побежал, чтобы скорее.
— Ясно, — Рой сунул напарника под сиденье и оглянулся по сторонам.
— Не стоит, — предупредил Ерик самый логичный вопрос.
Собиравшийся поинтересоваться ремнем безопасности Рой, выдохнул и промолчал.
— Почему? — на всякий случай спросил он. В принципе, уже догадываясь об ответе.
— Здесь так не принято, — не обманул ожиданий напарник.
— Пирожки, — устроившись на потертой тряпке, которой здесь зачем–то закрывали кресла, предъявил Рой сверток.
После фокусов Марь Филипповны есть хотелось так, что впору было зубами грызть узлы, чтобы быстрее поддавались.
— А давай! — Николай залихватски дернул рычаг передач, куда–то нажал, за что–то потянул, и грузовичок, затрясшись, бодро поскакал по дороге. — У–у–у ме–е–е-ня–а–а квас с собой, — выдал он, подскакивая не ниже Роя, хоть и держался за руль. — Сейчас, — приноровившись к движению, крикнул он, — выедем на брусчатку, там полегче станет.
— Ага! — кивнул Рой, всецело поглощенный потрошением хитро завернутого узелка.
Как и предполагалось, разворачивался свёрток, несмотря на убийственно выглядящие навороты, довольно просто — тянуть следовало всегда за один конец. Правда, подпрыгивающее на всех ямках и ухабах средство передвижения, тряским ходом никак не помогало плавности движений.
Дефицитных салфеток к съестному, естественно, не прилагалось.
— Держи, — решив не портить аппетит ни себе, ни окружающим, Рой, нимало не комплексуя, взял два пирожка прямо пальцами; один из них надкусил, а второй протянул Николаю. — Рулить не помешает? — на всякий случай все–таки уточнил он.
Давешний грузовик, под который он в ходе выполнения аттестационного задания спихнул будущего одержимого, вел как раз уверенный в себе профессионал. Между прочим, сходу согласившийся на предложение Ерика немного потрепаться по мобильному с одной своей знакомой. Там, правда, и скорость побольше была, да и у объекта шансов не наблюдалось: даже работники ГАИ не нашли, к чему придраться. Но факт оставался фактом — рулить двумя руками гораздо более сподручно, чем одной.
— Не поевши?! — возмутился Ерик, едва не подавившись Роевским пирожком.
Ну да, тоже верно. Выбирать между одноруким водителем и голодным — тут еще неясно, что более чревато.
— А мы гнать не будем, — не стал корчить из себя лихача Николай. — Потихоньку поедем, все равно поначалу дорога неровная.