Операция «Химера»

ГЛАВА 3. О магазинах, Гондурасе, серых участках и их строителях

На солнечной улице жгло и припекало. В деревьях и кустах орали птицы, кое–где вдалеке, не выказывая намерения приближаться, ползали редкие сонные аборигены. Под давно некрашеной скамейкой дрых то ли родной брат, то ли полный клон напуганного Роем по прибытии Шарикобобика — те же габариты, та же свалявшаяся пыльная шерсть в репьях. Правда, в отличие от сородича, ни на Роя, ни на Марь Филипповну, животное реагировать не пожелало — приоткрыло глаз, дернуло мохнатой бровью, и снова закрыло.

Ерик в кармане разогнался было свистнуть ультразвуком, но Рой ментально погрозил ему пальцем, и фамильяр, поразмыслив, передумал.

— Магазинов у нас здесь пять, — принялась вводить инспектора в курс дела Марь Филипповна. — Три продуктовых, промтоварный и галантерея. Из обслуживания есть еще почта, а из прочих ведомственных заведений — больница, школа, музыкальная школа и два детских сада. Школы вы, наверное, не будете инспектировать, лето ведь, все в отпуска разъехались. Но если пожелаете, все ключи у завхоза оставлены. А в больницу загляните обязательно, у нас там водные процедуры по квоте делают, для организма польза уникальная. Дом Культуры, опять же имеется, круглогодично работает, там по четвергам и воскресеньям взрослые сеансы идут, по субботам и воскресеньям детское кино привозят, также дискотеки устраиваются, ну и все праздники мы тоже там обязательно культмассовыми мероприятиями отмечаем. Еще из общественных мест у нас летняя бочка с квасом и тир рядышком. Ну, завод, конечно, на котором все работают, но вы ведь туда не пойдете, наверное, оттуда только–только проверка уехала, ничего не нашли, то есть, я хотела сказать, благодарность дирекции объявили.

Вполуха слушая Марь Филипповну, кивая и соглашаясь со всем сказанным, Рой любовался окрестностями, прикидывая одновременно наилучшие места для засад и укрытий, и не находя ровным ничего.

Будто кто–то большой и сильный посмотрел когда–то на залитый солнцем поселок, согрелся душой — или что там ее у этого большого заменяло — и решил устроить образцово–показательный полигон на тему правильной обороны от беды.

С восточной стороны, прямо как по писаному, тянулся пустырь с чертополохом и редкими вкраплениями лебеды. Причем, ровно в пропорции, требовавшейся для отражения любой магической атаки.

Рой эту пропорцию всеми фибрами ощущал — чистейшая, как местный аналог самодельной граппы.

На юге обосновалось пересечение пяти дорог — сам засек, сразу по прибытии в кусты. Пятую, кстати, совсем недавно протоптали, год или два, не больше: трава еще даже кое–где пыталась пробиться.

По западному краю проходило водное пространство, Рой еще не понял, что за вода — проточная или родниковая. Но так фонить могло только незастоявшееся природное аждвао в больших количествах.

Ну а на северной границе гордыми стражами стояли заводские трубы, целых шесть штук — две поменьше, четыре побольше — в точности повторяя расположение основных точек классической ловушки.

Короче, собственными глазами не видел бы, ни за что не поверил, что такое само собой организоваться может.

И вот в этом вот райском месте — серый участок. Прямо насмешка над прекрасным шедевром.

Рой даже что–то вроде обиды на невыявленного интеллигента почувствовал. Жить ему, понимаете ли, опостылело. Смысл он, видите ли, посреди всей этой красоты, потерял. В лимб бы его, такого тонко чувствующего, на пару деньков отправить, чтобы посмотрел, как на самом деле хреново бывает. Небось сразу бы и жить захотелось, и цель какая–никакая образовалась бы.

Недоумение, тонкой струйкой потекшее из кармана, подействовало как стакан воды в лицо. Рой дернул головой и сквозь костюмную ткань осторожно погладил Ерика. Ну не прав был, не прав. Всякое в жизни случается. Заболевают ведь не по собственной прихоти, а от износа организма или заражений с отравлениями.

Так и с носителями — хуже всех тем, кто искренне считал, что должен что–то делать, раз ему дано больше, чем другим. А когда выясняется, что другим, в общем–то, и так хорошо, начинаются недопонимания с хандрой.

Кстати, теперь понятно, почему здесь так мало серости для хронопласта протяженностью плюс–минус пятнадцать лет: участок оказался со всех сторон защитой обложен, так что не придет никто на освободившееся святое место. По всей очевидности, долго еще не придет — защиты тут на десятилетия хватит.

Если, конечно, заводские трубы не взорвут, родники не закопают и поле с лебедой какими–нибудь гербицидами облагораживать не начнут.

— Дальше я вас по парку проведу, он у нас дикий, по лучшим образцам Гондураса, — продолжала разливаться соловьем добровольная помощница управдома, а теперь еще и Роя по совместительству. — Скульптор из города, когда приезжал бюст реставрировать, так и сказал: дикий у вас парк, Марь Филипповна, таких уже даже в Гондурасе не найти. За парком общественное футбольное поле; правда, сетку с ворот сняли, браконьеры несчастные, то есть, тоже для реставрации сняли, вы не подумайте чего, починят и назад повесят, как сезон закончится. А сами ворота стоят. Алкаши–то наши как узнали, что их на цветной металл сдать можно, так выкапывать пришли. А мы их там с участковым Мормышкиным и заводской футбольной командой уже в засаде ждали, — Марь Филипповна гордо выпятила на ходу грудь и попыталась подбочениться. — В общем, раскаялись, больше не будут, — прозаически закончила она.

Рой попытался сдержать улыбку, но не смог — пришлось отвернуться и сделать вид, что закашлялся. По–умному, написать бы сейчас докладную, мол, так и так, на обследованном участке в выделенном хронопласте подвижек в серости не наблюдается. Прогноз положительный, ввиду неминуемой кончины носителя от старости. Выявлять его считаю нецелесообразным, так как… и описать всю выделенную природой защиту. Баллы, вместе с поощрением от начальства за мгновенно выполненное задание, считай, уже в кармане. Все так делают.

— Скажите, а где у вас тут отдыхают? — магазины Рою инспектировать решительно расхотелось.

В самом деле, ну какая разница — девяностые сейчас, или восьмидесятые, если для работы это больше не имеет значения. Да хоть нулевые. Интеллигенция вся в одном месте собрана, Марь Филипповна, даже без дополнительной обработки со всеми перезнакомит дня за два, в крайнем случае, за три.

Ерик ехидно хихикнул сквозь сладкую дрему. Знал, поганец, что не позволит Рою совесть тупо отписаться деревянно–яблочным докладом и оставить носителя, пусть и безвредного формально, портить жизнь себе и людям.

— Так в парке и отдыхают, — обескураженно протянула Марь Филипповна. — Ну, дома еще, перед телевизором. Дети в сквер ходят, на качели, у нас их три, с качелями. Одни большие, две штуки, одни средние, для подростков, и одни, то есть, тоже двое, для малышей. Там еще горка такая, в виде слоника, каменная, ее к нам камазом везли, из области, — все больше увлекаясь, поведала она.

— Да нет, — к месту ввернул Рой противоречивый фразеологизм, подцепленный у шефа, — я не про культурный отдых, я про другие развлечения. Про летние, в смысле. Купаются у вас где? Пляж есть? — не дожидаясь, пока шокированную Марь Филипповну хватит удар после общения с собственным воображением, уточнил он.

— Конечно! Конечно, есть, — мгновенно справившись с лицом, просияла Марь Филипповна. — Вот магазин наш, пришли уже, Раечка, встречай!

Белогривая, чернобровая и красногубая Раечка, слегка потрепанная жизнью, зато в белоснежной наколке и хрустящем от чистоты халате, вымученно улыбнулась дорогому гостю и, почти незаметно корчась от жадности, радушно повела рукой вверх и влево в сторону полок:

— Здравствуйте, выбирайте, пожалуйста.

Рой равнодушно пробежал глазами по нехитрому ассортименту — крупы; несколько видов по–разному изувеченных спагетти; соль, сахар, консервы. Восьмидесятые, по всей видимости. Непонятно только, с чего же так корежит Раечку.

В смысле, оно, конечно, хорошо, что корежит — сразу видно, есть у человека смысл в жизни, пусть и эгоистичный. Зато искренний.

— И вот тут, на витрине посмотрите, — Раечка повела другой рукой, указывая теперь вниз и направо.

Молоко, кефир, сметана, сыр, колбаса трех видов, и еще что–то копченое, классификации не поддающееся.

Точно, восьмидесятые.

— Что брать будете? — на лице чем дальше, тем больше нервничающей Раечки рисовался совсем уж нечеловеческий оскал.

Рой отреагировал инстинктивно: проколол естественную защиту, отмотал на три минуты назад — вряд ли они пробыли здесь больше — и вчитался в бурный поток мыслей продавщицы. Выяснилось, что никто его не раскрыл, и нападать не собирался. Просто Раечка очень нервничала из–за того, что инспектор не бросается с горящими глазами на крупу со странным названием «гречка» и не стремится набить карманы консервами с еще более странным названием «шпроты». На копченую колбасу и неидентифицируемое нечто с совсем уж непроизносимым наименованием вообще внимания не обратил, а она не для того сразу после звонка Марь Филипповны в магазин побежала, дефицит на полки выкладывать, чтобы кто–нибудь сюда случайно зашел и что–нибудь прямо с прилавка накупил.

— Видите, как хорошо у нас снабжение работает, — гордо объявила Марь Филипповна, — не то, что у других, одна баклажанная икра на прилавках.

Девяностые — прибило Роя.

Оставалось правильно подобрать купюры, выданные под роспись в штабе, совершить какую–нибудь небольшую покупку — и смело поздравлять себя с боевым крещением.

— Вижу, — похвалил Рой. — Мне, пожалуйста, гречку и шпроту.

— Сколько? — моментально проникнувшись уважением, уточнила Раечка.

— По одной того и того, — залихватски разбежался Рой.

— А мне пять килограммов гречи и… сколько там на витрине? — вмешалась Марь Филипповна. — Да вы что?! — страшным шепотом зашипела она на Роя, каким–то чудом углядев, что он роется в карманах. Не иначе, затылком почувствовала, потому что на полки смотрела так пристально, словно ожидала, что товар, стоит только отвести глаза, тут же разбежится и попрячется. — Не вздумайте искать деньги, Раечка на проверку все запишет, у нас статья отдельная, особая, специально для таких случаев выделенная. Рая, пиши! — приказала она продавщице. — А на меня еще четыре палки копченой колбасы, килограмм докторской…

— Не больше двух в одни руки, — уничтожая Марь Филипповну взглядом, процедила Раечка.

— А у нас их две и есть! — не сдалась та. — Рой Петрович, у вас ведь есть две руки?

Вконец ошалевший Рой подтвердил, что да, есть.

— Пакетов нет, — предприняла Раечка последнюю попытку.

— Ничего, я сейчас в хозяйственный сбегаю, тут близко, там меня поймут, — пригрозила Марь Филипповна.

И, видимо, попала в жизненно важный орган, потому что Раечка внезапно скукожилась, отступила и полезла куда–то под прилавок.

— Нашлись, — тихим милым голосом поведала она.

— Пиши! — еще настойчивее велела Марь Филипповна, сгребая в пакеты с изображениями изукрашенного зеленого дерева и надписью «С Новым Годом!» пять килограммов крупы гречки, четыре палки копченой колбасы, килограмм докторской и шпроты — сколько было на витрине. — Ладно, раз уж пришла, еще Жвачку возьму, без сахара, с заменителем, чтобы два раза не ходить.

Дирол — ненавязчиво всплыло в голове у Роя — без сахара, с ксилитом, непременный атрибут нулевых.

Глядя, как Марь Филипповна на полном серьезе примеривается сцапать набитые пакеты, он понял, что не понял ни–че–го. Операция «пойми по наличию или отсутствию ассортимента, в каком времени находишься» с треском провалилась. Операция «пойми по купюрам, какой на дворе год» — тоже. Да и демон с ними обеими, потому что здешней защиты хватит, если не трогать, еще на пару поколений, независимо от того, какое сегодня число.

— Я помогу, — вмешался он, не в состоянии больше смотреть, как Марь Филипповна, в точности следует всем приемам атлетов–тяжеловесов перед поднятием очередной убойной штанги. Вдохновился кроваво–красными Раечкиными губами, сложившимися в недоверчивую точку, не без труда отодвинул победительницу и подхватил все четыре пакета.

Хорошо еще, Ерик не проснулся — точно лопнул бы от хохота и забрызгал всех так называемыми чернилами.

— Ой, давайте по тенечку, ой, вот тут срезать немного можно, ой, мы же еще в промтоварный забежать собирались! Ой! Ой, ой, ой!

Под причитания и восхваления Марь Филипповны, сообразившей, наконец, что ни забрать пакеты, ни даже помочь понести хотя бы парочку, не получится, Рой решительным шагом шел обратно, в пятиэтажное строение, гнездо местной интеллигенции. Утоптанная тропка — тайная дорожка, известная исключительно местному населению — причудливо изгибалась, магическим образом ведя не только по тенечку, но и наикратчайшим путем.

Солнце ласково щурилось сквозь надежный лиственный покров; крапива сама собой убиралась в кусты, расстилаясь перед героем, вот только пакетные ручки растягивались без всякого уважения, грозя вот–вот порваться.

Марь Филипповна суетилась так, словно Рой не тяжесть до квартиры помогал ей донести, а в одиночку забил мамонта и вознамерился самостоятельно допереть тушу до самой пещеры. Хотя, наверное, со стороны Марь Филипповны все именно так и выглядело.

Осознав этот факт, Рой в гости заходить не стал, сгрузил веселенькие красно–зеленые пакеты у двери и развернулся назад, на улицу. Домашняя сантехника ему очень нравилась, но ничто на свете не сравнится с природной свежей водой, близкое присутствие которой чуял не только он, но и Ерик.

— Вы вот сейчас по дорожке, по тротуарчику, пряменько–пряменько идите! — выкрикивала последние напутствия Марь Филипповна, которой инстинкты не давали ни пакеты без присмотра оставить, ни Роя без ценных указаний отпустить. — И не доходя до Раечкиного магазинчика, в огороды сверните. Там по краешку, по краешку, на тропочку–то и выйдете! А там дальше еще пройдете–пройдете и уже карьеры увидите, балку нашу. Только далеко за пруды не заходите, там дальше болото-о!

Наружная дверь — типовая, почти застекленная — с грохотом перекрыла источник звука. Жара ватным одеялом обернула Роя со всех сторон, окончательно вымочив рубашку на спине и вышибив на миг дух. Почти уже знакомая псина под скамейкой при его громком появлении даже бровью не повела. О том, что она все–таки дрыхнет, а не чего похуже, свидетельствовало лишь местоположение — снова в тени, а не наполовину на солнце, как получилось бы, не отодвигайся она время от времени следом за холодком.

— Ада? — прошелестело из–за редких кустов. — Адочка, не бегай. Пойдем, пообедаем, ты поспишь, а потом обратно на балку вернемся.

Высокая немолодая женщина, худая чуть ли не до полной прозрачности, бледная, вся какая–то бесцветная, вывернула на дорожку, на миг загородив Рою путь. Вздрогнула, ловко отступила, извинилась машинально, не посмотрев толком, и снова принялась негромко кого–то звать. Голос показался Рою странным — вроде бы, мелодичный, с переливами, но словно не полностью присутствующий, будто его владелица смертельно устала или вообще тяжело болеет.

Непростой голос, настораживающий. Как и вся внешность.

Первый порыв пресечь снова не вышло: как ни обещал себе Рой обходиться без лимбовских ухваток, раскритикованных шефом, а не получалось. Вот и сейчас сканирование само собой включилось, как и боевой режим, как и мгновенное обострение всех чувств.

Удалось, правда, не использовать скамейку и псину в качестве временных укрытий.

Чудовищным усилием воли Рой остался стоять на дорожке, поневоле наблюдая, как замедлившаяся женщина, оставляя за собой режущий глаз след из отпечатков аур, делает шаг назад и, чуть пригнувшись, выглядывает кого–то из–за кустов.

— А–а–а-а–дда–а-а, — настойчиво ввинтилось в барабанные перепонки.

Рой стряхнул боевой режим и с силой выдохнул набившийся в ноздри чужой запах. Тоже, кстати, не слишком обычный — не остро–болезненный и не возрастной, скорее настолько невзрачный, что впору на принадлежность к людскому роду проверку заказывать.

— Хорошо, мамуль, — навстречу женщине из–за кустов вылетела толстенькая загорелая девочка лет семи–восьми. А может, девяти–десяти. Рой в человеческом возрасте неплохо разбирался, но с детишками предпочитал не связываться. Ему Ерика хватало, выше крыши, как тут принято говорить.

В отличие от мамы девочка выглядела так, словно вобрала в себя весь солнечный день, вместе с сочной зеленью и звенящей разноголосицей местных птах. Гладенькая, причесанная, с ярко–красными бантами в обеих косичках, белоснежных шортах, только чуть–чуть запачканных пылью и травой, и в голубой футболке. Наверное, именно про таких здесь говорят «кровь с молоком».

— Ой, здравствуйте, — пролетев мимо мамы и едва не воткнувшись в Роя, звонко сказала она.