Операция «Химера»

ГЛАВА 19. Если в кране нет воды, значит где–то точно есть

Откуда в комнате — да и вообще в квартире — взялась газета, для Роя так и осталось загадкой. Потому что в надежде определиться хотя бы с десятилетием, в которое его забросило, он такую ценность нипочем не пропустил бы. Не говоря уж о Ерике. Но факт остался фактом — незаметно подкравшаяся Марь Филипповна выдала себя только смутно узнаваемым шелестом. И не успел Рой даже сгруппироваться, как получил ряд ударов: по голой руке — от локтя до ладони, по плечу, рядом с шеей, и контрольный — по носу.

— Повезло ей, что ты не агрессивный, — фыркнув, заметил Ерик.

— Ой, простите! Ой, извините, — взвыла Марь Филипповна, добившись, наконец, своего. — Ой, промахнулась! Ой, то есть, не промахнулась, вот, попала, — запустив руку куда–то к катающемуся от хохота Ерику, она ловко вытащила дохлую муху и предъявила в доказательство.

У вскочившего сразу в положение сидя Роя перед глазами радостно запрыгали черные точки. Зато мертвую летучую тварь он разглядел во всех подробностях — лапки, крылья, хоботок. Ф-фу! Ерик ржал так, что сразу отползти не смог — сначала уменьшился, и только после этого отгреб подальше от эпицентра, словно нарочно пробежавшись по бедру конечностями, подозрительно похожими на лапки убиенного насекомого.

Рой даже не вздрогнул — именно в этот момент в голове будто открылась строительная площадка времен местного знаменитого БАМа. Что–то ездило по мозгам, проминая извилины широченными гусеницами; что–то вгрызалось во все подряд мощным экскаватором; где–то сверлили и пилили, а рядом еще и варили методом холодной сварки. Иначе, откуда бы взялся нешуточный озноб в сопровождении бодрого сполоха искр?

— Рассольчику? — с периферии восприятия ласково предложила Марь Филипповна.

— Ерик, — только и смог помыслить Рой, машинально сцапав предложенный стакан.

— Один момент! — рявкнул напарник, собираясь с тем, чтобы оттянуть на себя большую часть неприятных, мягко говоря, ощущений.

— Пейте, — приказала Марь Филипповна.

Перед первым глотком Рой даже успел подумать, что одного момента все–таки многовато, как боль начала отступать. Сначала убрался сварочный аппарат — искры вместе с ознобом медленно испарились. Затем понемногу отъехала и остальная техника. Последним убрался бур — в висках еще немного покололо, поломило и неохотно отпустило.

Прояснившимся взглядом Рой обвел комнату, мельком удивился тому факту, что в комнате почти ничего не напоминает о недавнем «праздничке»; стулья стояли на своих местах, и на столе, уже даже без скатерти, громоздились всего три горки посуды. Остановился на газете, и только нацелился на нее нетвердой пятерней, как Марь Филипповна, по обыкновению, всплеснула толстенькими ручками, ловко выведя драгоценный артефакт из сферы доступности:

— Ну как? Помог, смотрю, рассольчик–то?

— А вы знаете, — прислушался к себе Рой, — помог.

Ерик, полностью уверенный, что одной манипуляцией здесь не обойтись, озадаченно притих. Обычно они снимали качественное похмелье в два, а то и в три приема. Но неведомая бурда под названием «рассольчик» оказалась настолько чудодейственной, что Рой действительно чувствовал себя всего лишь не выспавшимся. Интересно, почему настолько результативное средство до сих пор еще не поставлено на поток и не принесло заслуженных дивидендов изобретателю? То есть, изобретательнице, конечно.

— Ну вот и славненько, — обрадовалась будущая миллиардерша. — Тут ведь душа нужна, к рассольчику–то. Все свое должно быть, с огорода, местное, и без удобрений, а то добавишь иной раз покупного, и не тот уже и вкус. И даже цвет, не поверите, другой получается. Мутный какой–то, словно вода в болоте. И руками все надо делать, ручками вот этими, — Марь Филипповна покрутила перед лицом Роя пухленькими ладошками с растопыренными пальцами. — Через себя пропустить, всю душу вложить.

Отшатнувшийся от неожиданности Рой понял, что миллиарды отменяются: такое производство на поток точно не поставишь. Разве что себе отлить на будущее, чтобы потом пользоваться.

Ерик недовольно заметил, что не о том думать нужно, и еще напомнил, что ему совершенно несложно убирать похмелье в несколько приемов.

Да уж, не поспоришь. А что делать, если мысли не мелькали и даже не пробегали, а вяло ворочались, словно стадо бегемотов в слишком тесной луже? Соответственно, думать в таких условиях хотелось о чем угодно, но только не о предстоящем объяснении с шефом.

— Газета! — раздраженный непонятливостью напарника, напомнил Ерик.

— Точно! — оживился Рой. — Ты мое сокровище, — подхалимски заявил он, окончательно закрыв казус с рассолом. — Марь Филипповна, — страдальчески сморщился он, — а где ваша газета?

— Какая газета? — удивленно вопросила та. В широко раскрытых глазках мелькнуло нечто похожее на смутное подозрение.

— Газета, с которой вы пришли, — напомнил Рой. К подозрению прибавилась нешуточная жалость — кажется, Марь Филипповна начинала думать, что спиртное, пополам с рассолом, оказало на организм инспектора удручающее воздействие. — Ну та, которой вы муху пришибли, — указал он, выдохнув, чтобы не раздражаться. Уж больно недоверчиво на него смотрели.

— Ах, это, — с облегчением рассмеялась Марь Филипповна. — Обои это были, я с собой на всякий случай прихватила, на заплатки. Потому что мало ли чего, — зачастила она, отойдя к столу и снова загремев посудой. — В прошлом разе проверяющий надумал в меткости с управдомом нашим соревноваться, так они круг, представляете, на стенке прямо нарисовали, и ручками в него кидались. Тир–то ночью закрыт уже был, да и работает не каждый день, только пятницу, субботу и воскресенье, а в другие дни только по вечерам, но в восемь уже закрывается. А они накушались, хотели сначала на зеркале зубной пастой накалякать, чтобы смывать проще, да там места мало, в ванной–то…

— А бить по мишени чем собирались? — ошалело спросил осоловевший от потока ненужной информации Рой, улучив момент для остановки.

— Помидорками моими, — неохотно буркнула Марь Филипповна, резко расхотев продолжать делиться подробностями.

Ерик, по ходу рассказа в красках представлявший неизвестного проверяющего вместе с таким же неизвестным управдомом, дорисовал последствия и уполз еще дальше в одеяло — зарыться и поржать от души, естественно.

— Веселый, видимо, проверяющий вам попался, — посочувствовал Рой, сдержав непрошенную улыбку.

— Веселее некуда, — подтвердила Марь Филипповна. Три бесформенных горы посуды под ее руками постепенно принимали вполне упорядоченные очертания. — Весь день потом проспал, а как проснулся, ничего не помнил — ни дня, ни месяца, ни года. Все у меня спрашивал, а потом у врачей, когда его на скорой увозили. Так мы больше его и не видели, наверное, там остался. А что? Питание в больнице трехразовое, водолечение, опять же. И ни нервов, ни проверок каких, и документы заполнять не нужно. Вот вы, Рой Петрович, наверняка хорошо знаете, какое сегодня число, — без паузы предположила она.

— О-па… Приплыли, — одновременно выдохнули друг другу Рой с Ериком.

Марь Филипповна обернулась и выжидающе склонила голову к плечу, явно намереваясь получить ответ на незаданный вопрос.

— Конечно, знаю, — натужно–весело подтвердил Рой. — Кстати, как себя Вера Дмитриевна чувствует? — ловким пируэтом вывернулся он из убийственной петли, одновременно дав понять, что прекрасно помнит все вчера происходившее, и взяв на прицел одно из наиболее болезненных мест самой Марь Филипповны.

— Да хорошо уже, — предусмотрительно отвернувшись назад, к тарелкам, без особого энтузиазма ответила та. — Я же сначала к ней забежала, уж извините, не сразу к вам пошла. Проверила, что да как, а то ночью так уж ей плохо было, — воодушевляясь понемногу, Марь Филипповна бодро водрузила столовые приборы на самый верх тарелочной башни и подхватила ее так, словно даже не допускала мысли о том, что она может рассыпаться. — Мы потом вспомнили, что Верочка днем яблочек покушала, может, несвежие попались, а может, удобрениями какими порченые.

Рой пронаблюдал, как она ловко подхватила сооружение — только вилки с ложками тихонько брякнули — и шустро поволокла по направлению к кухне.

— Зря я на Светлану наговаривала, все нормально у нее с хлебом, так в свой отчет и запишите, — неохотно поделилась она оттуда.

— Обязательно, — не стал спорить Рой, — так и запишу.

Теперь, когда похмельные симптомы полностью исчезли, и альтернативой здоровому отдыху рассматривалась исключительно неприятная беседа с шефом по поводу субординации, мысль снова прилечь и вздремнуть казалась все более заманчивой. Что–то, правда, подсказывало, что если известить о своих планах удивительную боевую женщину, то очень скоро выяснится, что сбыться им никак не суждено.

— А вы телефончик–то зачем из шкафчика вытаскивали? — проорала из кухни Марь Филипповна, полностью подтверждая догадку. — Звонил, да? Наверняка мальчишки ночью баловались, тут будка телефонная на выезде стоит, так они повадились денежку на веревочку привязывать, звонить, да всякие гадости в трубку кричать.

По поводу гадостей в трубку Рой точно спорить не стал бы, а вот насчет мальчишек — это Марь Филипповна явно погорячилась. Мальчишкой шеф был, наверное, когда здесь еще динозавры бегали, и никаких телефонных будок даже в долгосрочных проектах не рассматривалось.

— Я же и смотрю, что ежели б вы звонили, то навряд ли стали бы вилку из розетки выдергивать! — продолжила надрываться Марь Филипповна под дребезжание посуды. — Мы же ж его нарочно с управдомом спрятали, чтобы до греха не доводить. А то оставишь телефончик–то на видном месте, так людям сразу звонить захочется, — слово «людям» она произнесла с ударением на последний слог, отчего на Роя сразу повеяло шефовским говором. Поспать и оттянуть до предела временной видимости неприятный разговор захотелось с утроенной силой. — И почему–то всем надобно не по округе позвонить, а непременно куда–нибудь в другой город. Счета потом километровые приходят, — закончила мысль Марь Филипповна. Рой обрадовался было наступившей тишине, но удивительная боевая женщина тут же нашлась с выводом: — Я же ж сразу поняла, что вы, Рой Петрович, не из таких, у вас же на лице написано, что человек честный, и телефончик прятать совсем не обязательно. Даже вытащить хотела, но закрутилась и забыла. Вы уж простите меня, что вам среди ночи вставать пришлось, да выключать трещалку проклятую. Под нее ведь спать никак невозможно.

— Это точно! — обрадованно выкрикнул Рой в ответ, уловив, наконец, реальный шанс высказать наболевшее желание. — Полночи не спал, сначала по звуку телефон искал, потом откапывал, а потом еще выключал! Жутко не выспался, хочу вот сейчас наверстать, если вы не против.

Из кухни загрохотало.

Судя по звуку Марь Филипповна решила не заморачиваться с мытьем посуды и попросту вывернула ее куда–то на твердое, чтобы уж точно, с гарантией — в мелкое крошево.

— А кто против? — понизив голос до просто громкого, вопросила она. — Я‑то точно не против, спите себе, сколько хотите. Особенно, если опухнуть желаете, как следует, тогда самое милое дело до обеда спать. Встанете — и глаз не видно, одни щеки на лице торчат. Рыбный инспектор так и говорил — первейшее средство супротив отеков, это ранний подъем. Он еще в парк наш бегать ходил, все норовил в одиночестве остаться и сетку рассмотреть, которая на воротах висеть должна. Уж я на что рано подымаюсь, а тут чуть не пропустила всю его зарядку. Хотя ему отеки и опухание точно не грозили, худой был, что твоя килька, а вы вон какой видный, вам спать долго нельзя — враз всю красу растеряете, станете, как Царица Шамаханская, не глазки будут — щелочки. Ой!!! Рой Петрович!!!

— Да не сплю я, — начавший было задремывать под рыбно–сказочные рассуждения, Рой вскинулся и чуть не навернулся с кровати.

— Да хоть бы и спали, — горестно запричитала Марь Филипповна, — только воды у вас нет почему–то! Как же я теперь потихоньку посудку–то перемывать стану? Водички–то нет! Ну ни капельки! А умываться как?! Надо в ванную пойти, глянуть, сможете ли вы хотя бы умыться! А туалет?! — перешла она на ультразвук.

— Да сделай ты ей уже воду, — недовольно пошевелился Ерик, которому последние пара нот отчетливо пришлись не по вкусу.

— Интересно, как? — поинтересовался Рой, тяжко вздохнув и сев в кровати.

С мыслью о том, что поспать и оттянуть разборку с шефом уже точно не получится, пришлось смириться.

— Так же, как убирал, — посоветовал Ерик.

Рой смутно припомнил подробности ночного кошмара, в котором он не только сражался с телефоном и хамил шефу, но и, кажется, устроил небольшое наводнение. А потом что?

Ерик, сжалившись, причем, непонятно над кем — над самим Роем, или над Марь Филипповной, успевшей пробежаться по остальной сантехнике и обнаружить, что вода есть везде, кроме кухонного крана, подкинул красочных видений из событий прошедшей ночи.

— Давай быстрее, — подтолкнул он. — Пока твоя удивительная боевая женщина не принялась перетаскивать посуду в ванную или в сливной бачок.

— В бачок–то зачем? — удивился Рой.

— Он ближе, — лаконично пояснил Ерик и сонно засопел.

— Сейчас, Марь Филипповна, не трогайте ничего, я сам посмотрю, — предупредил Рой, мрачно натягивая одежду.

— Да я не трогаю, — донеслось из коридора, — я телефон включить хотела, сантехника вызвать, а потом вспомнила, что выходные сегодня, как назло, его до понедельника не будет!

Ну классно. То есть, если бы у них санузел забарахлил, то пришлось бы два дня к соседям в гости ходить. А если бы поломка случилась где–нибудь в подвале, то… на пустырь? Стройными рядами? Просто отлично налаженный быт. Вполне в духе местности и времени.

Точнее, местного безвременья.

Один носок Рой нашел на стуле, второй обнаружился почему–то под подушкой. Штаны по виду больше всего напоминали древний среднерусский инструмент, только в отличие от мехов гармошки, складки на них располагались как попало — и вкривь, и вкось, да еще на неравном расстоянии. Рубашка тоже особой свежестью не блистала.

Украдкой выглянув в коридор, Рой убедился, что Марь Филипповна, вопреки предупреждению, все еще надеется договориться с краном. После чего воровато оглянулся на окно — мало ли, какая бабулька с зоркими глазами вздумала на ближайшее дерево влезть? — и быстренько привел одежду в порядок.

— Ну и что ей там делать, на дереве? — поинтересовался Ерик.

— Желуди собирать, — мрачно отшутился Рой.

— Между прочим, я бы почувствовал, — почти обиженно напомнил Ерик.

— С полным отсутствием магического фона у всех здесь проживающих? — парировал Рой. Резко растер ладонями лицо и направился на кухню. — Ну что, не работает? — сочувственно осведомился он у ничуть не приунывшей Марь Филипповны.

— Да ведь зараза какая, — по–боевому отрапортовала та. — Булькает где–то внизу, а сюда не идет! Может, вентиль сломался? — предположила она, с подозрением поглядывая на Роя.

— Так ведь его, кроме вас, никто не трогал, — поспешно перевел он стрелки. — Сами видели, мы только в комнате сидели, на кухню вообще не выходили.

— А в кухню вообще никто не заходил, — буркнула Марь Филипповна, — только я и Верочка, редиску, вон свою принесла.

— А дочка ее, Адочка? — как бы невзначай напомнил Рой, примериваясь к вентилю и одновременно пытаясь прощупать, что же он там успел спьяну накрутить.

— Она сразу руки мыть побежала, — укоризненно напомнила Марь Филипповна. Даже в коридор выскочила, чтобы лично показать, как Ада сразу пошла в ванную. — А потом еще в комнату оттуда вышла и тут же про полотенца сказала, помните?

— Помню, — коротко отозвался Рой, подцепив, наконец, кончик собственноручно наколдованного плетения.

Потянул, осторожно расправил, подкручивая одновременно вентиль, затем снова потянул… и убедился, что пробка засела наглухо.

— Так что к воде она не подходила, — почти унялась Марь Филипповна, — то есть, подходила, но не на кухне.

У Роя в голове предупреждающе дзынькнуло. Кажется, интуиция решила особо отметить какой–то момент в разговоре. Мелькнула мысль позвать на помощь Ерика, но тот, вроде бы, успел задремать. Ладно, потом всплывёт. Сейчас важнее воду в кран вернуть. В конце концов, сам забивал, сам и вытащить сумеет. Так? Ведь так?