Соня предложила похоронить Машку где-нибудь в Твери, но Сене не хотелось туда ехать только ради этого, и поэтому он закопал коробку с кошкой под липой на пустыре за гаражами. Соня и Тёма обложили земляной бугорок камушками.
– Я тут подумала, что будь жива Тамара Викторовна, и будь она моложе, я бы предложила ей взять Никитку, – уже дома они готовили ужин и Соня вдруг вспомнила про старушку-соседку, чью кошку сегодня похоронили и которой она когда-то приносила котят на передержку. – Она бы его взяла. Я даже думаю, что они сошлись бы, – хмыкнула она. – Сень, а вообще странно, что одинокие люди редко берут детей из детских домов. И человека спас, и пустоту заполнил.
– Большинство одиноких уже пожилые, а дети из детдомов трудные, их тяжело воспитывать, – предположил Сеня.
– Можно ведь стать наставником, просто помогать, время проводить вместе, не обязательно же брать под опеку, – рассуждала Соня.
– Думаю, что у многих уже ни сил, ни здоровья на это не хватает. А если они вдруг умрут, то ребёнку потом будет ещё хуже, если уж подумать о последствиях.
– Сень, а если вдруг я умру, ты же сходишь к Никите, предупредишь его?! – вдруг со всей серьёзностью заговорила Соня.
А его передёрнуло, когда он представил себе эту картину, вспомнил, как Соня рассказывала про депрессию и её желание полежать в гробу, сразу защемило где-то в груди.
– С чего это вдруг ты умрёшь? – он нахмурился. – Тебе ещё до старости огого.
– Просто ведь всякое бывает. Так ты не бросишь его? Предупредишь? Пообещай мне! Пожалуйста! – Соня смотрела так, будто прощалась и знала, что вот-вот погибнет.
– Хватит так говорить! Ты не умрёшь! – ещё больше сердился Сеня, ему не нравился этот разговор, не нравилось, с какой серьёзностью Соня об этом говорила. Даже больно было такое предположить.
– Сень, пообещай, пожалуйста! – взмолилась Соня.
– Хорошо, хорошо, схожу к нему! Но ты пообещай, что не умрёшь! – ворчал Сеня. – Но почему ты думаешь о нём в такой ситуации, а как же мы, как же Тёма?!
– О вас я тоже думаю, постоянно, просто вы есть друг у друга, – заручившись обещанием, Соня сразу заулыбалась. – Ты, Тёма, Сеня, вы же вместе! Вы позаботитесь друг о друге, если что. А как представлю, что Никитка там совсем один, будет ждать меня, снова разочаруется в людях, то сердце кровью обливается.
А у Сени сердце обливалось кровью оттого, что он вдруг представил свою жизнь без Сони рядом, и всё как-то сразу потускнело и потеряло смысл в его мыслях. И это словно отрезвило, вдруг явно проявилось, что важно, а что нет в его жизни. Соня, его семья – это для Сени было самое важное, вот что будет всегда на первом месте. Какая бы Соня ни была, он любил её именно такую.
Чуть ли не с первых встреч их стала связывать невидимая нить. Соня всегда его ждала, и он это чувствовал, тянулся к ней сквозь расстояние. В какую бы западню, в какой бы ад ни попадал на службе, всегда знал, что выберется, иногда достаточно было закрыть глаза и слепо идти, куда больше всего тянет. А тянуло к Соне. Даже когда Сене казалось, что он уже погиб, даже когда он был на границе смерти, именно Соня вытягивала его с того света за эту нить. Сеня знал, чувствовал на каком-то другом уровне, что Соня его любит. Достаточно было одной её улыбки по утрам, чтобы очиститься от всего плохого, любой грязи, с чем он сталкивался в этом мире.
Но сейчас он увидел Соню, её страхи. С Тёмой у них ещё оказалось кое-что общее – страх падения. У Сони тоже была травма, с которой она пока не научилась справляться. Вот почему она так боялась даже разговоров о повторном ЭКО, боялась «упасть» во второй раз, для неё депрессия равнялась смерти. Сене хотелось крикнуть, встряхнуть её: «Не бойся, я поймаю!» Но понял, что лучше ведь вообще не давать ей упасть, просто быть рядом и крепко держать за руку.
И вдруг пересмотрел свои взгляды, совершенно не понимая, почему он так долго сопротивлялся взять под опеку Никиту. Он же и против Тёмы был с самого начала, считал это плохой затеей, но спустя три года уже не представлял жизнь без этого тихони. Если Никита сделает Соню чуточку счастливее, если с ним её также связывает невидимая нить, то почему нет?! Сейчас Сеня не мог понять, откуда в нём было столько протеста. Да и на прогулке вчера, признался себе, они не ссорились, мальчишка старался.
Но сейчас в мыслях, когда вдруг представил, что Сони не стало, он бы пожалел об этом в первую очередь, что не позволил сделать того, что ей настолько было важно, не держал за руку, когда был нужен больше всего. Ведь если солнце погаснет, если больше не будет у него Сони, то какая разница был ли он прав или нет. Жизнь потеряет и краски, и смысл.
– Солнце, ты же знаешь, что я тебя люблю и всё для тебя сделаю? – осторожно уточнил Сеня.
– Так! – Соня озадачилась и чуть нахмурилась, сразу заподозрила подвох.
– А ты можешь мне пообещать, что если мы возьмём Никиту, ты больше не будешь искать никаких детей, которым бы могла помочь?
– Так я их и не ищу, – Соня растерянно улыбнулась. – Они сами находятся. Вот ты не веришь в судьбу, а зря. Иногда мне кажется, всё уже заранее предрешено. Я же никогда не думала брать приёмных детей, всегда была уверена, что у нас будут свои. Девочки, – Соня усмехнулась, вдруг подошла и обняла Сеню крепко-крепко.
Потом заглянула ему в лицо снизу вверх и продолжила:
– Но когда от меня Тёму отрывали в больнице, я думала сердце проще вырвать из груди, чем его отцепить от меня. Тогда и поняла, что не могу его оставить, что это мой ребёнок. С Никитой по-другому, я просто вышла на шум медсестёр у ординаторской, а он там один, маленький, в кругу орущих на него тёток, будто один против всего мира. Ты бы тоже заступился! Мне хотелось его просто порадовать сначала, а когда он попросился к нам, то я, правда, захотела забрать его у этого мира, который его ненавидит, – Соня говорила ласково, но ухмыльнулась. – Я знала, что он мелкий воришка и врун, он тихо таскал у меня деньги первые дни и думал, что я не замечаю, а потом вдруг перестал и вернул всё назад, представляешь?! И если поначалу просил, внаглую заказывал разные сладости, то потом тоже перестал наглеть. Попросил, чтобы просто к нему приехала, проведала, ничего не привозя. Ты просто представь: всего две недели доверия и доброго отношения, и он сам исправился! Я просто верила в него и говорила, какой он хороший, и он стал лучше! Но в его душе столько боли, он не раскрывается, людям вообще не доверяет, никому. Его не успокаивать нужно, а боль эту вычерпывать вёдрами, а потом уже любовью заполнять.
И Сене нечего было сказать, он просто слушал, и не понимал, почему не слышал этого раньше. Ведь Соня рассказывала про Никиту много раз, но он всегда, уже заранее воспринимал всё в штыки, сразу начинал ругаться и переубеждать, что мальчик безнадёжен, опасен, а сейчас будто впервые услышал её историю про Никиту без заранее заготовленных аргументов. Молчал. Ни раздражения, ни протеста не возникало. Соня умолчала про воровство, будто знала, что Сеня в больнице этого так не оставил бы, но сейчас воспринял всё спокойно.
И он слушал. Пока готовили ужин, Соня рассказывала про наставничество, про волонтёров и кураторов. Сеня лишь раз вскользь поинтересовался, что за методички и книги читает Соня, но она сказала, что это нужно, чтобы стать волонтёром, чтобы её пускали к Никите, и этого ему хватило. Сеня не был против её поездок, возмущался только, когда она уговаривала забрать Никиту. Но сейчас заинтересовался, прислушался, стало даже интересно. Соня рассказывала много про Никиту и общение с психологом:
– Она говорит, что он изменился после больницы, когда я стала его навещать. Исправляется понемногу, – Соня улыбнулась. – Я не оставлю его одного, но если вдруг со мной что-то случится, хочу чтобы он знал, что я его не бросила.
Сеня вздохнул, теперь он подошёл и крепко сжал Соню в объятиях, поцеловал в висок:
– Давай, правда, заберём его к себе.
«Проклятая кошка!» – как-то горько усмехнулся Сеня, ведь именно из-за неё он пересмотрел своё отношение к опеке над Никитой.