Операция «Спасти кота»

60. Первый круг ада

Пришлось Сене налаживать отношения с мальчиком, но первым делом он установил тому правила:

– У нас в семье никто никого не обижает, понял? Мы друг за друга горой! Если ты сделаешь Соне, Тёме или коту что-то плохое, я сделаю тебе тоже самое! За воровство первый раз получишь от меня по шее, во второй поедешь назад и больше здесь не появишься!

Никита смотрел исподлобья, но не возмущался, не рычал и не огрызался. Соня очень просила быть с ним помягче, но Сеня решил сразу обозначить ребёнку границы, и чего терпеть точно не будет.

Соня пока не говорила Никите, что они его возьмут, было решено, что когда точно дадут опеку, тогда сразу и заберут мальчика, а пока она по-прежнему навещала его в детском доме, но на выходные забирала по гостевому режиму. Купила ему домой пижаму, собственную посуду с нарисованными ниндзя и зубную щётку. И от этих мелочей он на мгновение стал таким счастливым, так искренне радовался, но потом снова будто ушёл в себя.

Сеня видел, как Никите нравилось у них, и как он старался сдерживаться. Ему было сложно. Любое замечание, просьба, одёргивание пробуждало в нём агрессию, протест, он тут же сжимался, хмурился, словно готовился броситься с кулаками на обидчика. Был заряжен словно пистолет на взводе, но побаивался Сеню. Если же ему ничего не запрещали, то носился, как угорелый, шумел, хватал всё подряд без спроса, легко ломал или разбивал. Не знал ценности вещей, был совершенно дикий и неуправляемый, постоянно теребил всех, заполняя собой всё пространство.

Когда Соня и Сеня усыновляли Тёму, то проходили школу приёмных родителей, и там учили, как реагировать на разное поведение приёмных детей, больше даже не как их приструнять, а как к этому относиться. Будущим родителям рассказывали, что поведение не всегда означает, что дети плохие или избалованные, чаще означало, что у детей травмы, внутренняя боль. В школе их учили понимать, считывать за любым плохим поступком истинную причину и реагировать соответственно.

И эти знания пригодились с Никитой, особенно Сене. Соня была чуткой, она улавливала лёгкое раздражение и в Сене, и в Никите и могла успеть сгладить углы лаской, альтернативой, прежде чем начинался скандал. Сеня так не умел, и первой его реакцией было желание прибить мальчишку на месте, но осознание того, что кроется за таким плохим поведением помогало не сорваться, а выдохнуть и стерпеть, не ругаться, не наказывать, а попытаться понять, поговорить, объяснить спокойно.

Поначалу, пока Никита только гостил у них по выходным, он был примерным, весёлым, пусть и излишне активным, но старался слушаться. Он нравился Сене своей подвижностью, энергичностью, они много гуляли и большей частью ладили, но по мере того, как мальчишка осваивался, то всё больше и больше становился собой, и тёмная сторона его натуры была поистине дьявольской, а некоторых обыденных вещей он совершенно не понимал.

Как-то гуляя по парку, притащил откуда-то чужого корги, просто принёс в руках и радостно объявил:

– Это моя собака! Я её поймал!

Соня принялась ему объяснять, что у собаки ошейник, что она породистая, что её наверняка ищут хозяева, плачут и скучают, и её нужно вернуть. Сеня просто попытался забрать собаку.

– Нет, моя! – отбежал в сторону Никита, рассердился.

– Это не твоя собака, и мы сейчас пойдём и вернём её на место, – спокойно, но строго заговорил Сеня, приближаясь к нему.

Мальчик опять весь подобрался, смотрел своим волчьим взглядом.

– Никита, пожалуйста, отдай мне пёсика. Посмотри, как ему грустно без мамы и папы, – ласково заговорила Соня, как с малышом. Подошла, погладила пса по голове, приобняла Никиту и повела в ту сторону, откуда он прибежал, попутно убалтывая его.

Опеку одобрили достаточно быстро и без проблем, семья была на хорошем счету из-за Тёмы, и Соню в детском доме уже хорошо знали. Никиту отдали в семью в начале мая. Соня взяла в детском доме справку об окончании второго класса, чтобы устроить мальчика в школу вместе с ровесниками, но в обычную школу его не хотели принимать: недотягивал по знаниям и по поведению сразу было видно, что с ним будут проблемы. Спустя три отказа, в одной из школ его взяли на новый учебный год, но в коррекционный класс.

Чем больше мальчик раскрывался, тем больше начинал раздражать Сеню. Не из-за того, что Никита не слушался, не из-за того, что грубил и огрызался на любую просьбу, не из-за того, что наплевательски относился к вещам, а из-за кота.

Никита очень полюбил Сеню-кота, настолько сильно, что причинял ему любовь насильно, и никакие уговоры, угрозы не помогали. Он хватал и обнимал его так, что, казалось, из Сени полезут кишки, а гладил, будто хотел снять кожу. Когда зверь пытался убежать или спрятаться, то Никита мог схватить его за лапу, хвост или кожу и тащить к себе, тот начинал истошно звать на помощь. Поначалу миролюбивый кот, который в жизни никого специально не царапал, лишь жалобно мяукал, взывая к доброте мальчика, но потом понял, что надеяться можно только на себя, начал шипеть, царапаться и кусаться. Никита ходил весь ободранный и покусанный, но не сдавался.

И здесь Сене стерпеть не удавалось, они с Соней долго и упорно объясняли Никите, что так с котом обращаться нельзя, рассказывали про братьев меньших и бережное отношение с животными, но Никита тут же шёл и вытаскивал кота из-под дивана за хвост с невинным оправданием:

– Я просто хочу его погладить.

И если Соня не успевала защитить кота или остановить праведный гнев Сени, то Сеня взрывался.

– Дебил, ты понимаешь, что ты его так убьёшь?! – тряс с силой он мальчика. – Ему больно!

Никита кота выпустил, но начал кричать, вырываться, болтать в воздухе ногами, пытаясь дотянуться до Сени.

– Мелкий убийца котов! – прорычал на него Сеня и выпустил из рук.

Тот упал на пол и в его глазах застыл какой-то нечеловеческий ужас, глаза заблестели, а потом он вскочил, с остервенением хлопнул дверью и убежал в ванную, закрылся там.

– Он что, расплакался?! – перепугалась прибежавшая на крик Соня.

Никита никогда не плакал, он выражал боль по-другому: бросал вещи, огрызался, рычал, хлопал дверьми, но не плакал. Даже когда чувствовал вину, всё равно весь сжимался и смотрел исподлобья.

Почему-то Никита всегда реагировал на прикосновения Сени вспышкой безудержной ярости. Даже от простого похлопывания по плечу вздрагивал, группировался, а уж если Сеня хватал его, то начинал орать, визжать, лягаться и кусаться с таким неистовством, будто его убивают.

На прикосновения Сони реагировал спокойно, даже льнул к ней, когда хотел получить свою порцию ласки, но и та часто обнимала его, любила разглаживать ему волосы, а если Сеня пытался обнять мальчика, тот часто отталкивал, сразу отбегал и занимал боевую позу.

Они с Соней знали, что так будет, что будет период адаптации, когда ребёнок «проявит» себя, морально готовились и настраивались на трудности, кризис бы обязательно миновал, но вот сколько времени придётся ждать, никто не мог сказать. Как приручить, обуздать Никиту никто не знал, даже Сонин психолог не смогла подобрать к нему ключик, он не раскрывался, а на угрозы и наказания реагировал ещё большим протестом и мог сделать что-то назло. Иногда он доводил Сеню, и тот угрожал:

– Я тебя сейчас выпорю!

– Сеня, только не бей! Пожалуйста, только не бей его, – всегда встревала Соня и останавливала Сеню.