Остров Дохлого дракона. Часть вторая

Глава 8

Заклинание было очень сложное. Сразу учить его я не стал, посмотрел, что нужно будет растереть в порошок, что сжечь в кадильнице. Оказалось, на удивление мало: цвет папоротника, листья лаврового дерева, сушёную ящерицу и палец нерождённого младенца. Ну, это — думал я, пустяки. Но я ошибся. Ящерицу я поймал, лавровый лист купил на рынке, осталось ещё два компонента. Сходив в школу, я попросил знакомого директора познакомить меня с учительницей ботанике, и расспросил у неё о папоротниках. И что же оказалось — папоротники не цветут. Тогда я стал копаться в библиотеке у деда. Там прочитал, что папоротник цветёт на могилах одну ночь в году, в день, когда эльфы празднуют день влюблённых. Я опять пошёл в школу и показал эту книгу учительнице ботанике — она принялась смеяться надо мной. Я не очень запомнил, что она говорила, но одно мне врезалось в мозг. Папоротники растут в заболоченных чащах, а там могил не копают, и что они давно вымерли бы, если бы их цветение и размножение, следовательно, зависело от могил. По моей просьбе учительница достала гербарий и показала мне, как выглядит папоротник. Мой отравленный колдовством мозг принялся лихорадочно работать. Нужно искать заброшенное кладбище в лесу — сделал я вывод. Я пошел в краеведческий музей и навёл директора музея на рассказ о заброшенных поселениях гномов, где-нибудь в ближайших лесах. И что же, на старой карте мы нашли такой посёлок. Там жило раньше несколько тысяч гномов. Был богатый рудник, добывали медь. Потом рудник истощился, и гномы постепенно оставили посёлок.

— Сейчас на том месте значится заболоченный лес, — печально подвёл итог директор музея.

А мне хотелось плясать от радости. Долгие годы был большой посёлок и значит, должно быть, кладбище. А сейчас там заболоченный лес и должны расти папоротники. И тут я вспомнил, что понятия не имею, когда эльфы празднуют этот праздник. Тут к счастью (или к несчастью) удача сопутствовала мне. У директора музея была книга о эльфах, и я выяснил, что праздник этот будет через десять дней. Стояло начала лета, было тепло. И мы с компаньоном сразу собрались в экспедицию. Наняли несколько охотников, верховых и вьючных пони и на следующий день тронулись в путь. Без всяких приключений, если не считать переправы на плотах через быструю горную реку, когда у нас унесло плот с двумя пони и почти всем запасом продовольствия. Однако мы были почти у цели. Охотники заявили, что смогут прокормить нашу экспедицию дичью и грибами, в изобилии росшими в лесу. На пятый день мы добрались до места, указанного на карте, как бывший посёлок. Вокруг действительно было болото с небольшими островками, заросшими елью и осиной. Следы посёлка почти исчезли, лишь кое-где виднелись груды камня, говорящие о том, что здесь раньше были постройки. Время уходило, оставалось всего три дня, и я уже отчаялся найти в этом болоте кладбище. Но если злой рок помогает тебе, тут уже ничего не поделаешь. Накануне праздника мы нашли это древнее кладбище. Находилось оно на большом острове и в отличие от самого посёлка отлично сохранилось. Железные оградки могил сильно проржавели и покосились, но чётко показывали, где были захоронения. И всё кладбище было просто поглощено зарослями папоротника. Его я узнал сразу. И знаете, какая у меня сразу мелькнула мысль: «Нужно привезти учительнице ботаники цветы папоротника, чтобы исправить ошибку ботаников и войти в эту науку».

После обеда я улёгся спать, чтобы ночью быть отдохнувшим и не проспать цветение. Почему-то я не сомневался, что папоротник зацветёт, хотя осмотр говорил о противоположном — никаких признаков бутонов. Только уменьшенные пальмовые ветки. Когда стемнело, меня разбудили. Костёр, разведённый охотниками, догорал, в лесу ухали совы, надоедливо зудели комары. Интересно, спят ли эти кровососы вообще. Было тепло, я взял мешочек для сбора цветов, кинжал и пошёл в самый центр кладбища. Страха не было. Лес как лес. В болоте устроили свой концерт лягушки. Просто удивительно, как такая маленькая тварь может издавать такой громкий звук.

Луна вышла из-за облаков. Стало довольно светло. Я сел среди зарослей папоротника и стал ждать. И вот началось. В бледном свете луны мне было отчётливо видно, как из центра ближайшего куста папоротника прямо на глазах стал подниматься вверх росток. Поднявшись вровень с перистыми листьями, росток остановился, на нём появился бутон. Ещё несколько минут ожидания, и я увидел первый цветок. Он был похож на цветок моркови — сложный зонтик — как объяснила мне потом учительница ботаники, бледно-беленькие маленькие лепестки. Я стал обеими руками срывать распускающиеся один за одним цветы и засовывать в мешок. Несколько минут, и всё было кончено. Цветы завяли и сморщились. Но этого было достаточно, мой мешок был почти полон. Я заглянул в него — цветы сморщились и там. Вспомнив об учительнице, я выбрал более — менее целый цветок и положил его в записную книжку, аккуратно расправив. Дело было сделано. Удовлетворённый я лёг спать. И проспал до обеда.

В тот же день мы тронулись обратно. Как назло река опять осталась с добычей — утащила плот с последними нашими лошадьми, и обратную дорогу пришлось идти пешком. Уставшие, оборванные, еле живые от голода и усталости, дотащились мы до порта. Но сколько было гордости, что мы достали эти проклятые цветы. Ну, а царапины заживут. Что ж, до голода, то он, говорят, полезен для здоровья.

Итак, мне осталось достать только один компонент для магического порошка, — всего-то пустяки — палец нерождённого младенца. Решиться на это было трудно — убить беременную женщину. Так бы и забросил я это дело, если бы не повстречался в кабачке с врачом. Он был завсегдатаем того кабачка, я его видел там несколько раз. А в тот раз он оказался за моим столиком. После третьего кубка эля мы познакомились — его звали Валерии Спик. Когда я узнал, что он работает акушером, вернее работал, а сейчас его за постоянную пьянку перевели в морг, я сразу протрезвел. И стал подливать своему новому другу и за себя, и за него. Через полчаса бедняга так опьянел, что уже ничего не соображал. Тогда я и спросил его, попадают ли в морг беременные женщины.

— Бывает, — и Спик свалился лицом в салат.

Я отвёл его к себе домой, точнее, отнёс, так он упился.

Утром Валерии мучился с похмелья. Я налил ему кружку холодного эля и снова навёл разговор на беременные трупы. Он хоть и был выпивши, и голова у бедолаги изрядно побаливала, но дураком он не был.

— Зачем тебе беременный труп? — напрямую спросил Спик меня и глаза его были совсем не пьяные.

— Мне нужен палец нерождённого младенца, — так же без обиняков ответил я, к чему лгать и изворачиваться, если всё равно без него мне не обойтись.

— Сколько?

— Один.

— Чего один? — мотнул он головой.

— Один палец.

— Демон бы забрал тебя с твоими пальцами, — рассвирепел Спик. — Сколько я буду иметь за это святотатство, — и он помусолил пальцы, изображая, как он отсчитывает деньги.

— Сколько же ты, дорогой, просишь? — обрадовался я.

— Двести дублонов, — икнул Валерии.

— По рукам, — это были большие деньги, но это были только деньги. Небольшая преграда на моём пути к возлюбленной — к магии.

Глаза врача-алкоголика так и засверкали от жадности, он явно пожалел, что мало запросил, с такой легкостью я согласился на эту сумму.

— Только все десять пальцев, — поспешил я добавить, как бы жалея деньги.

— Да хоть двадцать, — осклабился Спик.

— Десять, — я показал снова захмелевшему врачу свои растопыренные пальцы, — десять. Когда это можно получить?

— А как принесут пузатый труп, — хихикнул алкаш.

Меня передёрнуло всего. С кем я связался.

— Как я об этом узнаю, — постарался я скрыть отвращение.

— Ну, как? Я не знаю когда это будет. Я приду сюда и принесу пальчики, вот и всё, — он опять осклабился.

Мне кажется, я не забуду эту улыбку — усмешку до смертного часа. Будто сам демон улыбался, которому я душу продал.

— Договорились, — я налил ему ещё эля и выпроводил на улицу, рассказав, как от морга добраться до моего дома. Спик пьяно кивал, а повторял снова и снова, боясь, что он не запомнит.

Ожидание кончины беременной женщины затянулось надолго. Временами я терял терпение и разыскивал пьяницу врача по трактирам. Он клятвенно уверял меня, что о нашем уговоре помнит, но ничего подходящего сейчас нет. И вот как-то уже осенью, как сейчас помню, в тот день с утра зарядил мелкий нудный дождь, сильно похолодало. Я сидел у камина, потягивая подогретый ром, как вошёл слуга и сказал, что меня хочет видеть Спик. Как подброшенный выпрыгнул я из кресла и бросился вниз. В прихожей стоял совершенно трезвый врач и держал в руках небольшой свёрток. Увидев меня, Валерии заговорщицки мне подмигнул и помахал в воздухе своим свёртком.

— Вот то, что вам нужно, — и он спрятал руки за спину.

— А вот то, что нужно вам, — и я вытащил из кармана мешочек с двумя сотнями дублонов. Мешочек, надо сказать, был увесистый.

Он протянул мне свёрток, выхватил из протянутой мной руки деньги и, не прощаясь, скрылся за дверью. Кстати, я его больше не видел. Придя к себе в лабораторию, я осторожно стал разматывать тряпицу. И о ужас! Когда верхняя тряпка размоталась, под ней оказалась вся пропитанная кровью и кровь эта так пропитала тряпку, что та, высохнув, стала словно камень. Мне понадобился нож, чтобы достать содержимое. При виде этих маленьких окровавленных пальчиков всё оборвалось у меня внутри. Меня замутило и вырвало прямо на стол, на окровавленные тряпки. Я убежал из лаборатории и не решался туда зайти до следующего утра. Надо ли говорить, что ночь была бессонной. Утром я заставил себя войти туда и, собрав пинцетом, крохотные пальчики отмыл в спирте от крови и положил сохнуть на камин, но так, чтобы они не зажарились, а только сохли. Через несколько дней они стали сухие и хрупкие, и я смог растолочь их в порошок, вернее, в какие-то ошмётки. Смешав все четыре порошка в нужных пропорциях, я получил, наконец, все необходимое для вызова демона.

В тот же день я приступил к разучиванию заклинания. Стоит ли вам, волшебникам, говорить, что это не так просто. Это труднее, чем заучивать заданные в школе стишки. Тут приходится думать не только о тексте, но и о нужном выражении, и где, в каком слове нужно делать ударение, когда повысить, а когда понизить голос. И об огромной массе других вещей. Почти полмесяца ушло у меня на разучивание заклинания. Я похудел, потерял сон и аппетит. Но я выучил его. Теперь осталось дождаться полнолуния. И не просто полнолуния, но и при ясном небе. Как назло на улице стояла поздняя осень, почти зима. Каждый день шёл то дождь, то снег, то град. Небо постоянно было затянуто облаками. Полнолуние приближалось. Я уже бросил надеяться на этот раз. Настроился ждать ещё месяц. В лаборатории всё было готово — начерчен охраняющий круг и пентаграмма, стояли новенькие свечи. Я даже заказал у кузнеца новые подсвечники с надписями рунами. Мастер очень подозрительно на меня смотрел, когда я объяснял ему, что мне нужно выгравировать на этих подсвечниках. Стояла так же новая кадильница, вернее, не новая, а другая. Я нашел её в магазине у Саныча, роясь в его куче в углу магазина.

А боги и на этот раз помогли мне, или наоборот, подтолкнули к пропасти. По крайней мере, на второй из трёх дней полнолуния под вечер небо вдруг как по волшебству разъяснилось. Легкий мороз сковал лужи на улице первым в этом году ледком. Луна была огромная. Тёмные глаза её смотрели на меня, а открытый рот издавал одному мне слышный смех. Не хорошо у меня было на сердце от этого смеха, от взгляда ночного светила. Предчувствия беды лезли в голову. И только серебряная пластинка, лежащая в нагрудном кармане, заставляла меня сдерживать свои разгулявшиеся нервы и продолжать подготовку к вызову демона земли. Приближалась полночь. Мы с компаньоном закрылись в лаборатории, я на всякий случай даже всех слуг из дома выгнал, якобы в отпуск — навестить родственников. Песочные часы отсчитывали последние минуты перед полночью, и я начал читать заклинание. По мере того, как я произносил магические формулы, компаньон сжигал в кадильнице волшебный порошок, добытый нами с таким трудом. По комнате расползался приторный дым и в то же время нежно-сладковатый, кружащий голову. В одном месте я чуть не сбился, испугался, что труд нескольких месяцев пропадёт зря, и окончательное заклинание уже прочитал без уверенности в результате. Вот последнее слово сорвалось с моих пересохших губ и осталось только ждать. Прошла минута, но ничего не произошло. Я разочарованно махнул рукой и уже собрался произносить отменяющее заклинание, как появился демон.

Тяжело его описать. Больше всего он, наверное, походил на крота или на крысу, но огромную, больше гномьего роста раза в два. С гоблина размерами. Не к ночи им быть помянутыми. Глаза чёрные и блестят. Сам тоже чёрный, но как бы с сединой. Весь заросший грубым коротким волосом. Передние конечности (я не говорю руки, потому что это были не руки), так вот, передние конечности больше всего напоминали клешни рака, только не такие большие. Нет, конечно, больше рачьих, но в соизмерение с остальными частями тела маловаты. И они постоянно смыкались и размыкались, издавая при этом громкий щелчок. Жуткий такой. Век бы его не слышать.

И тут демон заговорил.

Вернее рыкнул:

— Гном! Этого ещё не хватало. Раньше меня вызывали боги, потом люди, наконец, эльфы. Но гномы! — и он начал бросаться на невидимую стену.

Если бы вы знали, как я испугался. Клещи щёлкали, зубы лязгали, антрацитовые глаза сверкали. Лаборатория содрогалась от ударов чудовища о невидимую преграду. Мы с компаньоном метались из угла в угол, боясь даже приблизиться к еле видимой в колеблющемся пламени свечей меловой линии на полу. Демон бесновался так долго, что я даже бояться устал. Причём сила ударов казалось, только усиливалась, а рычал и извергал проклятья он всё громче.

Только всему бывает конец. Конец этому ужасу наступил совершенно неожиданно. Демон остановился. Плюнул себе под ноги и прорычал:

— Ну, что ж, гном. Я вижу, что твоя магия так же сильна, как и у богов. Что ты хочешь? Зачем оторвал меня от дел? Тебе нужны спрятанные сокровища? Или стоп. Ты ведь гном. Тебе нужны месторождения золота и серебра. Давай торговаться, — и он уселся прямо на пол.

Зубы мои продолжали стучать от страха. И если бы я что-то захотел спросить у него, ничего бы не получилось. Однако и это сыграло мне на пользу. Демон истолковал моё молчание совсем иначе.

— Молчишь. Значит, тебе не нужны золотые рудники. Что же тебе надо? Клады? Хорошо я расскажу тебе о двух. Молчишь? Ну, твоя взяла, о трёх. И всё, и не молчи, — опять взъярился он, вскочив на ноги.

Дрожащей рукой я достал из кармана пластинку Херне и показал чёрному демону.

— Ты з-знаешь, что э-этто? — заикаясь, спросил я.

— Ого! — свистнул он, — слушай, парень, выбрось это и живи спокойно. Я расскажу тебе о трёх, даже о четырёх кладах. Станешь богаче короля. А это принесёт тебе только неприятности, и смерть в конце концов. И закопают тебя ко мне поближе. Вот тут я и отыграюсь за сегодняшний день. Ох, что я сделаю с твоим трупом, — и он захохотал так, что дверь слетела с петель, и погасли почти все свечи.

Но я уже немного пришёл в себя. Стараясь выглядеть спокойным, подошёл к свечам и зажёг погасшие. Затем я повернулся к демону и, стараясь глядеть в его блестящие угольные глаза, зашипел:

— Говори!

— Ха! — он трахнул кулаком по невидимой стене.

Я отпрыгнул, но тут же устыдившись своего страха, подступило почти вплотную к нему.

— Говори!

Теперь отскочил он и врезался затылком в преграду. Я даже, кажется, видел, как искры полетели у него из глаз. Потирая ушибленную голову, он снова сел на пол и стал рассматривать меня словно я диковинный зверь из зоопарка.

— Ну, ты сам этого хотел, — наконец, совершенно спокойным голосом предупредил демон, — это страничка дневника Херне.

— Я это знаю. Дальше, — подстегнул я чудовище.

— О-хо-хо, — покачал он головой, — всего их двенадцать страничек. Прочитать их можно только все вместе. Но никому ещё не удавалось собрать больше трёх пластинок. Все они погибли от рук ближних. Сколько их у тебя? — вдруг сам себя оборвал он.

— Одна, — почему-то признался я.

— И ты хочешь узнать, не закопаны ли под землёй остальные? — вперился он в меня глазами.

— И ты мне скажешь, — разозлился я.

— Ладно, — он хихикнул. И это хихиканье испугало меня больше всех его рыков и угроз. — Ладно, — повторил он и замолчал.

— Говори, — поторопил я демона, — а то скоро утро. Ты ведь не хочешь взглянуть на солнышко, — я блефовал. Солнце в эту комнату заглянуть никак не могло.

— На острове «Дохлого Дракона» недавно зарыли клад. В нём две такие пластины.

— Где этот остров? — впервые подал голос мой компаньон. Он моряк и должен был знать острова.

— Это к юго-западу от «Медузы», — не обращая внимание на второго собеседника, а, обращаясь только ко мне, ответил демон.

— Где на острове?

— Остров не большой. Найдёшь ручей. Недалеко от истока ручья есть большой камень, вокруг него много небольших бугорков, в третьем холме от скалы, если идти точно на юг, и зарыт клад. А теперь отправляй меня назад.

Но я не спешил.

— Есть ещё зарытые в землю пластины?

— Нет! — зарычал демон, — отправляй назад.

Делать нечего. Я начал читать заклинание возвращения. Перед тем как исчезнуть, демон подмигнул мне и процедил сквозь зубы:

— До встречи, гном.

«Дракончик» закончил рассказ, но в каюте ещё долго никто не нарушал наступившую тишину.

— Дак это ещё в ту зиму было? — наконец задал вопрос Ивашка.

— Да, в начале той зимы. Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь выпить, а то от всех этих воспоминаний во рту пересохло, — попросил пленник.

Толстун налил ему кубок эля и протянул.

— Чем же вы полгода занимались? Даже больше.

— Все не получалось. Несчастья, как и предсказывал дед, посыпались одно за другим. Сначала запил компаньон. Беспробудно пил целый месяц. Я устал вытаскивать его полуживого, всего в блювотине, из кабаков и даже из придорожных канав. Потом, когда моему терпению пришёл конец, я запер его в подвале и месяц не давал спиртного. Сначала он метался, пробовал дверь сломать, потом хотел взять жалостью, затем хитростью, сделал вид, что ром его не интересует. Всё мол, выпускай меня. А сам брагу поставил в углу под кроватью. Служанка убирала, заметила. Пришлось всю посуду у него изъять. Только через месяц я его выпустил. Он, конечно, пить продолжал, но уже без запоев.

Только этим несчастья не ограничились. В середине зимы, на новый год, я простыл, и месяц провалялся в кровати. А весной я споткнулся на ровном месте и сломал ногу. Ещё целый месяц пролежал в постели. Ну, вот нога зажила, и мы стали искать корабль для экспедиции на остров «Дохлого Дракона». Всё было уже готово. Как тут случилась пьяная драка, где у меня пропала пластина. Что я могу сказать, да, это мы привязали Дубка к балке и пытали, чтобы он сказал, где пластинка. Мы просто обезумили, когда она исчезла. Словно у меня руку или ногу отрезали. Я даже толком и не помню того кошмара. А на следующий день компаньона убили, а вас посадили, — «дракончик» кивнул на Ивашку с Толстуном.

— Потом был набег гоблинов на город. И я почти разорился. Я продал дом, нанял корабль и всё-таки поплыл на остров, и тут вообще произошло что-то невообразимое. Звёзды сошли со своих мест, и капитан чуть не заблудился. Мы еле добрались до «Медузы» и там выяснилось, что мы плыли не месяц, а гораздо дольше. Этого я понять не могу. Словно все на корабле проспали десятки дней. Чудеса. Ну, и вот, теперь я сижу в этом кресле связанный. И у меня к вам просьба, высадите меня на «Медузе». Я начну жизнь сначала. Никакой магии. Никаких пластин. — И «дракончик» умоляюще оглядел всех четверых.

Толстун пожал плечами. Эльф демонстративно отвернулся к иллюминатору. Баньши развёл руками. Ивашка не знал, что и делать. Попытался разозлиться на неудачника колдуна, представить изрезанного «Дубка», но не получилось. Перед глазами так и осталась грустная физиономия «дракончика».

— Ладно, что с тобой поделаешь, — решился шкипер, — в общем-то, во многом благодаря тебе мы с Толстуном стали тем, кем сейчас являемся, а баньши и эльф получили свободу. Властью данной мне королём я, как и нас с Толстуном приговариваю тебя к году галер, но так как у нас вёсел нет, то поплаваешь простым матросом, пока мы сходим на родину эльфа и баньши и отвезём их домой. А на обратном пути высадим тебя на «Медузе». Согласен?

— Согласен, согласен! — закивал головой обрадованный пленник.

— Толстун, отведи его в кубрик, познакомь с командой, койку ему выдели. Словом, всё как положено.