Отмщение

Глава 10 Новости издалека

О дезертирстве Тома Одель сообщила родителям через две недели после начала работы в «Арамко». До этого в письмах родителям она описывала лишь детские шалости Юлии и погоду. Она даже не давала родителям своего нового адреса, чтобы они ничего не заподозрили, но при этом наивно надеялась, что ее новый адрес каким-то чудесным образом разузнает почтальон, и доставит ей родительские письма. А проработав две недели, Одель поняла, что выживет, хотя жизнь, конечно, стала тяжелой. Поэтому она решилась написать родителям длинное-предлинное письмо с прискорбным отчетом о своих бедствиях.

Через неделю после получения этого послания родители приехали к ней в Нью-Йорк. Впервые после побега Тома Одель позволила себе расплакаться. Ее мать долго и громко ворчала, но, к удивлению Одель, она ругала не Томми, а новую отвратительную квартирку, совсем не подходящую для такой замечательной внучки, как Юлия. Потом мать накинулась на Одель — как та может оставлять бедного ребенка на весь день с нянькой?! И наконец, как Одель могла совершить такую глупость — выйти замуж за этого подлеца?! Отец во время этой проработки с хмурым видом молча стоял в углу. Закончив разборку, мать приказала Одель возвращаться к ним домой вместе с Юлией.

— Я не могу к вам вернуться, — заупрямилась Одель.

— Вы только посмотрите на нее! Как это называется?!

— Мама, я уже не маленькая девочка. Я взрослый человек, у меня должна быть своя жизнь. И ответственность за себя и ребенка несу я. Я, а не вы.

Это решение было окончательным и бесповоротным, но родители еще долго не соглашались. Тем не менее Одель была рада их участию к ней. Как хорошо знать, что в этом жестоком мире есть кто-то, кто всегда готов позаботиться о тебе! Быть на свете совсем одинокой, пусть даже с таким чудесным ребенком, как Юлия, было бы слишком тоскливо.

Первые полгода работы Одель чувствовала постоянную усталость. Все, что бы она ни делала, изматывало ее — тяжело было вести утром Юлию к няне, потом тащиться в метро на работу, там печатать, улыбаться, отвечать на телефонные звонки, после работы вконец разбитой снова толкаться в метро, забирать домой Юлию, стирать, готовить еду, мыть посуду, убирать квартиру, валиться обессиленной в кровать, чтобы опять страдать, потому что даже сон не снимал бесконечной усталости.

За все эти полгода Томми так и не объявился, разве что его родители, может быть, что-то знали о нем. Но они никому ничего не объясняли, на расспросы отвечали уклончиво, что говорило о том, что они действительно кое-что знают. Одель попросила их передать Тому ее записку, в которой она требовала развода, причем немедленно. Но ответа не получила.

Полгода прошло, и Одель вошла в ритм, привыкла. Работа в «Арамко» начала доставлять удовольствие. Работа, конечно, не требовала большого интеллекта, но Одель правилось быть среди людей, сплетничать с сотрудниками о начальстве, ходить с подругами и друзьями на ланч и по магазинам, чувствовать себя частичкой города. Никаких других радостей у Одель не было. И любовных свиданий с мужчинами не было. Во-первых, просто никто не пытался за ней ухаживать. Во-вторых, она была в дурацки неопределенном положении — не замужем, но и не разведена. Единственное, что могла сказать о себе Одель, когда изредка кто-нибудь спрашивал ее об этом, что муж ее предал. Это расплывчатое слово «предал» порождало слишком много любопытных вопросов, так что в конце концов Одель предпочитала вообще не распространяться о своем семейном положении.

В том офисе фирмы «Арамко», где работала Одель большинство женщин были одинокими. Старые женщины махнули на себя рукой и посвящали оставшуюся часть жизни работе. Молодые вели сложные маневры вокруг имеющихся в наличии холостяков. В этом отношении «Арамко» выгодно отличалась от многих других фирм — в ее нефтехимическом деле серьезными работниками считались только мужчины, а на женщин смотрели, как на несмышленых детей, и потому многого от них не требовали.

Через полгода работы в «Арамко» Одель с повышением перевели в другой отдел. Она была уже не секретаршей по приему посетителей — не надо было больше приветствовать людей и подавать им кофе, любезно осведомляясь, комфортно ли они себя здесь чувствуют. Одель стала секретаршей хорошего босса, который неделями находился в бесчисленных командировках, оставляя ее в кабинете одну. Свободы стало больше, хотя появилось много бумажной работы, которую надо было вести очень внимательно — ведь начальник мог позвонить в любую минуту и потребовать информацию по той или иной сделке, так что нужные документы всегда должны были быть под рукой. Но все же это было лучше прежней работы.

В конце декабря 1969 года босс по секрету сказал ей, что собирается уволиться из «Арамко» — он получил предложение перейти с повышением в другую фирму в Хьюстоне. Излишне говорить, как Одель расстроилась, ведь она проработала с этим человеком три года. Он вносил в ее жизнь стабильность. Будет ли другой начальник столь же хорошим?

Прежний босс уволился, как только получил рождественскую премию. Одель пришлось работать с новым мальчиком. Да, мысленно она так и называла его — «новым мальчиком», потому что он был моложе Одель и заметно тупее ее. Одель задумалась — не найти ли ей другую работу?

Мысль об уходе из «Арамко» была ей ненавистна. Столько времени потрачено на приобретение привилегий и льгот, а теперь получается, что все это зря? Обсуждая за ланчем свои трудности с одной из старых сотрудниц, тоже одинокой женщиной, Одель узнала, что появилась подходящая вакансия в отделе ИР (исследований и разработок). Эта должность требовала хотя бы незаконченного высшего образования. А у Одель такое образование было, причем ее не выгнали из колледжа, а она вынуждена была его оставить из-за Томми.

Не теряя времени на выяснение подробностей у сотрудников отдела ИР, Одель сразу подошла к начальнику отдела. Она немного знала его профессиональные качества и не возражала бы работать с ним. Тот без лишних разговоров пригласил ее к себе в кабинет, крутанул глобус и попросил Одель найти на нем названные им страны. Она останавливала глобус несколько раз и с ходу находила любые страны, ошиблась только однажды — забыла, где находится Бирма.

Потом начальник проверял, может ли Одель быстро находить на глобусе точку указанной широты и долготы, называл всевозможные координаты. В этом деле у Одель порой возникали небольшие затруднения. Босс задумчиво кивнул.

— Думаю, ты годишься для этой должности, — сказал он.

Так Одель получила хорошую работу, и что более важно, зарплата ее возросла. Через несколько недель Одель поняла, что деньги ей платят недаром — работой нужно было заниматься весь рабочий день. Часто приходилось разыскивать нужную карту, которую кто-то по невнимательности засунул не в тот ящик, а если в тот, то не на то место. Часто приходилось звонить в различные страны, по которым были разбросаны сотрудники фирмы «Арамко». Постепенно Одель запомнила, какие геологические формации могут свидетельствовать о наличии в недрах нефти или других полезных ископаемых. После этого она начала выполнять работу уверенно и со знанием дела, довольная своими способностями.

В этот офис в один прекрасный день зашел Си Хэмптон. Он только что вернулся из Саудовской Аравии, где провел полгода. Он вторгся в офис в геологических ботинках и одежде цвета хаки, а на шее была повязана кафия. Он словно только что вернулся со съемок фильма «Копи царя Соломона».

— Раньше я вас здесь не видел, — сказал он Одель, уверенно и без разрешения входя в кабинет начальника отдела.

Вскоре Одель поняла, что геологи и инженеры-нефтехимики не вписываются в рамки привычных понятий. Они превыше всего ценят тех. кто редко ошибается. Си Хэмптон не ошибся еще ни разу.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Одель.

— Одель, — повторил он с улыбкой. — А я Си Хэмптон.

Он наклонился и через стол пожал ей руку. Его рука была смуглой от загара, а ее рука — пыльной от карт. Но Си Хэмптону, как видно, нравилась пыль. Об этом прозрачно намекало его затянувшееся пожатие.

Первое время по возвращении в Штаты Си бывал в офисе часто. Но бывал он прежде всего из-за дел. Несмотря на то что Одель давно готова была принять его приглашение и явно показывала это, прихорашиваясь всякий раз, когда замечала, что он на нее смотрит, Си решился пригласить ее на свидание лишь через месяц.

— Куда мне заехать за тобой? — спросил он, когда она легко согласилась встретиться с ним вечером в пятницу.

— Я живу в Бруклине.

Хотя Си и был заядлым путешественником, слово «Бруклин» заставило его примолкнуть, словно ему предложили поехать в Монголию. Одель испугалась, что он передумает, и добавила:

— Мы можем встретиться где-нибудь ближе к центру.

— Ерунда, — сказал он. Взял ее адрес и попросил нарисовать схему, как добраться от метро до ее дома. — В восемь часов.

Теперь Одель осталось найти на вечер няню для дочери.

В пятницу в семь часов пятьдесят девять минут Одель была готова — одета достаточно прилично и в то же время соблазнительно. Девочка-подросток из квартиры этажом ниже уже пришла, чтобы сидеть с Юлией, и исследовала содержимое холодильника — не помереть бы с голоду, пока Одель будет пропадать несколько часов неизвестно где. Юлия тоже была одета (в пижаму) и завернута в ее любимое одеяло. Ровно в восемь в дверь позвонили.

— Привет! — улыбнулась до ушей Одель, открывая дверь.

— Мало того, что ты живешь в Бруклине, у тебя к тому же еще и ребенок, — быстро оценил ситуацию Си.

Значит, с сожалением подумала Одель, это первое свидание станет последним. А она так мечтала хорошо провести вечер!

Поужинать они решили в Бруклине. Си выбрал итальянский ресторан с видом на Бруклинский мост. Обстановка там была романтическая. Правда, общее хорошее впечатление немного портилось тем, что Си, поедая жаренные с чесноком мидии в винном соусе, нудно и дотошно рассказывал, как строился Бруклинский мост и сколько при этом погибло людей. Хорошо хоть, подумала Одель, что он не говорит о спорте. Это было бы ей вряд ли по силам, даже несмотря на то, что она, готовясь к свиданию, всю неделю прилежно смотрела По телевизору спортивные передачи.

Но Одель поторопилась с выводами. О спорте Си все-таки заговорил. На десерт. Да, Одель готовилась, но не к такому же! Он заговорил о верблюжьих бегах и соколиной охоте! Сведения об этой экзотике почему-то не попадали на спортивные страницы газеты «Пост».

В тот вечер она узнала о Си Хэмптоне многое. Он не был похож на эгоиста, но рассказывал о себе охотно, а Одель с интересом слушала. Он рассказал, где учился в школе, как поступил на работу в «Арамко», в каких странах работал. Но главное — Одель узнала, что он не женат. Впрочем, легко могло оказаться, что это не будет иметь для нее большого значения, ведь она, во-первых, живет в Бруклине, а во-вторых, до сих пор не разведена.

После ужина Си предложил прогуляться по Бруклинскому мосту туда и обратно. Был конец февраля, холодно, а Одель была одета легко, без шапки и в туфлях на высоких каблуках. Но ей так отчаянно не хотелось заканчивать встречу, что она легко согласилась и на это тяжкое испытание.

— Впечатляюще, а?! — воскликнул Си. В этот момент они стояли на середине моста и смотрели в воду, где отражались ночные огни города.

Одель не могла ответить подобающим образом — у нее зубы стучали от холода.

— Тебе холодно? — спросил Си.

Нет, ей не было холодно. Это не то слово. Она закоченела!

— Быстрая ходьба поможет тебе согреться, — бодро сказал Си и быстро зашагал по мосту. Онемевшая Одель заковыляла на своих высоких каблуках следом.

Быстрая ходьба и в самом деле помогла ей. Помогла избавиться от романтической ауры этого вечера. Одель была страшно рада, когда они добрались наконец до ее дома. Да, свиданьице шло замечательно! Правда, невзирая на все эти прелести, Одель вынуждена была признать, что Си оказался настоящим джентльменом — он заплатил няньке, сидевшей с Юлией. Заплатил, невзирая на протесты Одель.

Нянька-подросток убралась восвояси к более полному холодильнику, а Си остался у Одель в гостях. Надеясь, что после ужина в ресторане ему есть не хочется, она предложила ему только кофе.

— Не, — замотал он головой. — От него не заснешь. И вообще, терпеть не могу американский кофе. Вот в Саудовской Аравии кофе хороший, густой, просто великолепный. А в Риме!

— Ты очень любишь путешествовать?

— Да, — не слишком весело согласился он. — Впрочем, не знаю. Я старею. Хочется осесть на месте. Путешествовать, конечно, неплохо, но хорошо бы иметь дом, куда хотелось бы возвращаться. Понимаешь, у меня нет даже своей квартиры. Когда я приезжаю в Нью-Йорк, останавливаюсь в «Арамко». Все мои пожитки умещаются в одном кожаном чемодане.

— Легко по жизни идти налегке, — пошутила Одель.

— Но не в твоем случае.

— Это верно.

— Разведена?

— Предана. Как только найду этого ублюдка, сразу же разведусь с ним. Он сбежал от меня четыре года назад.

— Ты хочешь сказать…

— Он просто собрал однажды вещички и смылся, прихватив с нашего счета все деньга, все до единого цента. С тех пор никто ничего не слышал о нем, кроме его родителей, может быть. Но они молчат — О Господи, что я болтаю? — подумала Одель. Точно таким же тоном говорят холодные стервы, которых мужчины на дух не выносят. И я становлюсь такой же, когда речь заходит о Томми. — А ты? В твоей жизни есть женщины?

— Странно, — сказал Си, откинувшись на спинку кресла. — Почти во всех странах, где я побывал, к женщинам относятся лучше.

— Но не этот тип! — ляпнула Одель, не подумав. И снова пожалела о своей тупости.

Си рассмеялся. Встал и пошел к двери.

Одель закрыла дверь с некоторым сожалением. Вечер получился неплохим, ужин был вкусным. Но ни к чему хорошему это не привело. В этом она была уверена.

Ее уверенность возросла в понедельник, когда она узнала в офисе, что Си скоро снова отбывает в командировку, на этот раз в Южную Америку. Он пришел попрощаться с Одель и проинформировал, что вечер в пятницу был очень хорошим. А потом вдруг добавил:

— Послушай, ты не возражаешь, если я буду писать тебе письма из командировки? Просто, чтоб не прерывать связь с Америкой. — Одель пожала плечами. Почему она должна возражать, если Си видит в ней Статую Свободы — символ Америки?

Позже она сказала матери, что они с Си полюбили друг друга по переписке. Письма он писал так же, как говорил, — длинно и красочно. Одель отвечала короче и менее изысканным слогом, писала о работе, о своей жизни, о Юлии. Одель нравилось, что в каждом письме он уделял внимание ее дочери, интересовался ее развитием, спрашивал, серьезно ли она увлекается рисованием.

Одель не собиралась придавать этой переписке слишком большое значение. Ведь Си сказал, что он просто хочет поддерживать связь с Америкой. Одель поняла это так, что он хотел узнавать от нее то, о чем не прочитаешь в газетах, — о демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, о борьбе за права человека, сплетни о Ричардс Никсоне. К сожалению, у Одель не было времени вникать во все эти события. Надо было растить дочь и работать.

Си Хэмптон вернулся в Нью-Йорк перед самым Рождеством. Заканчивался 1970 год. Си влетел в офис с одеялом индейцев-инков на плечах, с бусами на шее, а с пояса свисала маленькая высушенная человеческая голова.

— Тебя не узнать! — воскликнула Одель.

Но поговорить они не успели — его срочно позвали на конференцию. После нее он зашел в кабинет к Одель лишь на несколько секунд, потому что очень спешил на деловой ланч. Между Си и Одель состоялся сверхкраткий разговор в телеграфном стиле:

— Рождество?

— В Коннектикуте.

— Новый Год?

— Свободна.

— Хорошо.

В этот раз Одель не смогла найти няню. Но она нашла другой выход — приехав к родителям на Рождество, она проворковала маме:

— Мамочка, ты бы хотела побыть со своей любимой внучкой подольше?

Так Одель сплавила Юлию предкам.

Год 1971 начался потрясающе. Лучше сказать иначе — долгие месяцы переписки с Си нашли изумительное логическое завершение.

Одель сразу поняла, что Си намного опытнее ее. Даже во время полового акта он продолжал рассказывать ей о щекотливых антропологических подробностях устройства кое-каких органов женщин всевозможных племен, с которыми он переспал когда-то, живописал их сексуальные нравы. Поначалу это смущало Одель, казалось ей неуместным и неприличным. Но на том месте, где Си дошел до описания одного из экзотических обычаев, связанного с листом и гусеницей, она вдруг ни с того ни с сего очутилась на самой вершине Анд. Оргазмы. Как она их любила! Они так благотворно сказываются на здоровье! Как это замечательно — начать новый год оргазмами.

Встречать Новый год они поехали в Коннектикут — не только для того, чтобы забрать Юлию, но и познакомить Си с родителями Одель. День прошел хорошо, видимо потому, что по телевизору один за другим показывали футбольные матчи, и разговоров почти не было. Мать поставила на стол свои традиционные блюда — холодную ветчину и жареное мясо. Пока шли приготовления к вечеру, мужчины перекусывали сандвичами, пили пиво, горстями ели арахис; короче говоря — наслаждались. Одель в это время возилась на кухне и одновременно обдумывала ответы на предстоящие вопросы матери.

Но мать не стала мучить ее вопросами, ответов на которые у Одель все равно не было. Лишь через две недели, когда Одель была уже в Нью-Йорке, мать позвонила ей и поинтересовалась, как поживает Си. А он как назло опять уехал в командировку — искать нефть в Юго-Восточной Азии.

Предложение выйти за него замуж он сделал ей в марте.

— Мне хочется, чтобы было к кому возвращаться, — так он закончил свое объяснение.

Вот значит как? А где же романтика? — подумала Одель.

— А ты прекратишь свои похождения в племенах с дикарками?

— Дорогая Одель, не знаю, как можно объяснить это американцам, тем более из Ричавена в Коннектикуте, но если я перестану заниматься этим, мои знакомые сильно огорчатся. Ты хочешь, чтобы я расстроил своих друзей?

Главная трудность состояла в том, что Одель до сих пор не была разведена.

— Ничего, мы наймем частного детектива, — сказал Си. — Или, может быть, вначале лучше нанять адвоката. В такой ситуации ты должна иметь право на развод даже без согласия Паттерсона. Ведь вы с ним уже несколько лет не живете.

— Не знаю, Си. Я думаю, он однажды объявится, тогда я с ним сама разберусь.

— Однажды? Я не собираюсь ждать до бесконечности, этим надо заняться сейчас.

Пока суд да дело, время отнимали более неотложные дела. Си предстояла командировка в штат Оклахому. Там, заверила его Одель, сексуальные нравы такие же, как и в Бруклине, а потому нечего там шастать по бабам. На Одель свалилась и другая проблема — у нее откололся кусок зуба, срочно надо было идти к зубному врачу. Ходить к дантистам ей было невыносимо, и не только потому, что она боялась боли, но и потому, что ее небольшой бюджет с трудом выдерживал эти шальные расходы.

Ей пришлось долго дожидаться перед зубным кабинетом своей очереди и наблюдать, как люди выходят от дантиста с перекошенными от перенесенного страха лицами. А Одель, как она убедилась во время родов, самая отъявленная трусиха, когда дело касается физической боли. Чтобы хоть как-то скоротать в очереди время и отвлечься от страха, Одель начала просматривать журналы на столике. Как обычно бывает в комнатах ожидания дантистов, набор журналов был весьма специфичен: «Земледелие без химических удобрений», «Здоровье вашего ребенка», «Как правильно чистить зубы», «Общество сегодня». Одель начала листать журнал «Общество сегодня». Ничего интересного, сплошные научно-популярные статьи: «Изменения в нашей диете, вызванные появлением миксера», «Правда ли, что секретарши считают лучшими начальниками мужчин», «Демография — правда и домыслы».

Автором статьи о демографии оказался Томас Паттерсон.

Боже мой!

И тут Одель позвали к врачу. Но она не могла сдвинуться с места.

— Не бойтесь, миссис Паттерсон, у вас всего лишь отломался маленький кусочек зуба. Вам будет не больно, — принялась уговаривать ассистентка.

Что хуже? Мучиться в кресле зубного врача или снова увидеть имя предателя Томми? Пусть даже теперь он называет себя Томасом.

С ватой во рту и впрыснутым, но не подействовавшим на нее новокаином, Одель снова взяла в руки журнал, нашла в конце краткие сведения об авторах. Текст гласил: «Томас Паттерсон, кандидат в доктора философии, Мичиганский университет».

Эврика!