Отмщение

Глава 6 Дай мне приют

Одель Хэмптон была основательницей Общества Женщин, Брошенных Томми Паттерсоном. Поэтому Одель и не удивилась, когда Труди Шурфут пришла к ней за помощью. Одель привыкла бороться с неприятностями — она научилась этому еще тогда, когда ее бросил Томми.

Но было это давно, и с тех пор у Одель появились иные трудности — приют и Труди. С Труди хлопоты пока закончены, а приют — дело гораздо более длительное.

Кто может захотеть опротестовать завещание Томми? — размышляла Одель. Если бы она знала ответ на этот вопрос, то смогла бы понять, когда она наконец получит деньги для ее приюта «Сестры бури». Итак, кто? Киттен Фэрлей? Нет. Тем более теперь, когда растяпа Труди с ее жалостливым сердцем переписала дом «Ми асиенда» на имя этой валькирии серебряного экрана. Кроме того, у Киттен и без Томми достаточно денег, а со временем будет и того больше. Кстати, интересно, сколько зарабатывают кинозвезды? По всей видимости, очень много.

Может быть, посягнуть на завещание Томми захотят его родственники? Например, ее собственная дочурка Юлия. Говорила ведь миссис Литевски, что Томми оставил деньги и своим родственникам. Может быть, что-то предназначено и для Юлии? Почему-то Одель сомневалась в этом. С годами Томми, кажется, вообще забыл о том, что у него есть дочь, тем более что Юлия старше, чем его четвертая очаровательная жена Киттен. Томми не терпел рядом с собой кого-нибудь или что-нибудь, что могло бы напомнить ему о его немолодом возрасте. А взрослые дети выразительнее всего свидетельствуют о надвигающейся на нас старости.

Юлия вряд ли захочет затевать ссору. Уверенности в этом добавляет ее отношение к Томми. Когда Одель позвонила Юлии и сообщила, что ее отец умер, та только и сказала: «Я уже слышала об этом в новостях. Ну и что?» Несколько лет назад, когда Юлия узнала, что Си Хэмптон не приходится ей отцом, что настоящий ее отец Томми Паттерсон, она подошла к Томми после одной из его лекций и представилась. Томми сделал вид, что не понимает, о чем речь. Как же тогда Юлия расстроилась! А теперь она к нему совсем равнодушна.

Как было бы хорошо, если бы сейчас рядом был муж, ее Си. Он бы помог Одель, он знает, с кем и как нужно поговорить. Но сейчас он где-то в Саудовской Аравии или в Объединенных Арабских Эмиратах, кажется, в городе Дубаи. Эти страны Одель никогда не могла толком запомнить. Она отправляла ему сообщения через его контору, а он недавно прислал ей телеграмму на адрес приюта, откуда ее переадресовали в Лос-Анджелес, где в то время находилась Одель. Если бы Си очень понадобился, она могла бы вызвать его сюда в Чикаго, и он, конечно, прилетел бы. Но ей не следует без особой надобности отрывать его от работы. Кроме того, он не сможет быстро вырваться из пустыни или где он там ищет нефть и всякие полезные ископаемые. Да и зачем? Чтобы он прилетел просто для того, чтобы держать ее за руку и выслушивать нытье?

На кого же опереться? — размышляла Одель. Их общий с Си сын Люк учится в старшем классе средней школы, у него своих дел невпроворот, ему надо готовиться к экзаменам в колледж. Кроме того — что Люку известно о законах и о том, какие пакости могут наделать родственники Томми Паттерсона?

А кто у Томми еще есть из родственников? Его мать живет в частной лечебнице для престарелых. Помнится, когда Одель последний раз виделась с Томми, он хвастался, что часть платы за содержание его матери вносит «Медикэа» — федеральная программа помощи престарелым, хотя Томми мог бы легко позволить себе оплачивать все это сам. Отец его давно умер. Брат Томми, с которым Одель до сих пор обменивается поздравительными открытками к Рождеству, занимается торговлей автомобилями и хорошо зарабатывает. Трудности могут возникнуть с сестрой Томми, потому что от нее недавно, как догадывалась Одель, ушел муж. В таких случаях обычно всегда возникают денежные затруднения.

«Денежные затруднения» чуть не привели к закрытию ее приюта. Почему Одели так зациклилась на этой благотворительной работе? Потому что работа в приюте «Сестры бури» постоянно напоминает ей о контрасте между тяжелой судьбой несчастных детей и женщин и теперешней ее устроенной жизнью. Да, это замужество, слава Богу, принесло Одель благополучие, и не только материальное. Почему? Не потому ли их брак все еще счастливо держится, что Си половину времени проводит вне дома? Его работа в собственной нефтехимической консалтинговой фирме требует частых и долгих отлучек.

В начале нового замужества Одель упивалась своим счастьем и материальной обеспеченностью, и от этого чувствовала себя обязанной помогать тем бедным женщинам, которым меньше, чем ей, повезло с мужьями. Поначалу казалось, что помочь им будет нетрудно. Но как же Одель ошибалась! Как наивна она была, как мало знала о жизни! Только работа в приюте раскрыла ей глаза на подлинное вырождение культуры, которая, казалось бы, должна существовать в далеко не самых низших слоях их «просвещенного» и богатого американского общества. Как страдали от этого несчастные дети и женщины!

В первое время Одель просто ушам своим не верила, когда выслушивала жалобы своих подопечных женщин. Она ни за что не могла поверить, что можно получить от мужа оплеуху за то, что улыбнулась тому, чему, по мнению мужа, улыбаться не следует. Не могла поверить, что можно получить пинок за то, что не приготовила подливку для картофельного пюре. Мужья, как оказалось, часто избивают жен только потому, что им надо кого-то время от времени бить, надо на ком-то срывать свою злость. А как жалко детей! Маленькие, беззащитные, несчастные, с каким горем и болью в глазах смотрели они на Одель, как бы молчаливо спрашивая, что они такого сделали, за что им выпала такая тяжкая доля?!

В приюте «Сестры бури» Одель вначале работала бесплатно полдня в неделю. Возвращаясь после работы домой, она с трудом выносила присутствие Си — так кипела в ней ненависть ко всем мужчинам. Мужчины, большие и сильные, забрали в свои руки всю власть Поэтому они могут, как половой тряпкой, вытирать тобой пол. Так и поступали мужья с женщинами из приюта. Социальные работники в приюте пытались успокаивать женщин, улаживать их домашние ссоры. А Одель через несколько месяцев прониклась к мужчинам такой злобой, что готова была всех их поставить к стенке и расстрелять собственными руками. Она не хотела больше вникать в семейные ссоры, ассоциирующиеся у нее с какими-нибудь дикарями из племени мумбу-юмбу. Культурные люди так себя не ведут. Люди, считала она, и даже мужчины, должны знать, что нельзя бить детей и женщин.

Си был очень обеспокоен ее разрастающейся ненавистью и предложил ей перейти на другую благотворительную работу — в хранилище консервированной крови и плазмы. Это было еще до появления СПИДа. Но Одель упрямо продолжала трудиться в приюте, проводила там все больше и больше времени. Одновременно она поступила на курсы и получила диплом администратора общественной организации. Кроме того, еще до этого у нее было свидетельство, что она училась по специальности «детская психология». Потом Одель, училась то на одних, то на других курсах, а ее сын Люк тем временем подрастал. Дипломы позволили Одель перейти в разряд оплачиваемого сотрудника — до этого она работала на общественных началах. Так вместо половины дня в неделю она стала работать в приюте пять полных рабочих дней.

Когда директор приюта нашел себе более высокооплачиваемую работу в штате Нью-Джерси, он рекомендовал на свое место Одель. Но Одель сомневалась. Стать директором приюта означало почти устраниться от непосредственной работы с бедными женщинами. Одель знала, как много времени будет уходить на выбивание денег из всевозможных фондов. Приют «Сестры бури» был частным заведением. Немного денег он получал из городской казны от городских социальных служб. Но основная часть денег поступала из других источников. Директор приюта на полусогнутых ногах просительно блуждал по всему Чикаго, по всяким благотворительным организациям, церквам и кабинетам бизнесменов, выпрашивая у них мелкие подачки. За советом Одель обратилась к своему мужу. Он сказал, что если она так сильно озабочена судьбой несчастных детей и женщин, то должна согласиться на пост директора приюта. К этому времени Одель научилась ненавидеть мужчин не всех подряд, а избирательно, поэтому с Си отношения вновь наладились. Так она приняла вызов судьбы. С тех пор Одель два года успешно руководит приютом. Но благотворители очень капризны — в этом году они жертвуют деньги на несчастных детей и женщин, а на следующий год дают деньги только на бездомных и исследования методов лечения рака. Для выколачивания денег Одель приходилось идти на любые уловки, просить у всех, кто только мог дать. Вот как получилось, что она обратилась и к Томми.

Одель мучилась сомнениями — рассказать ли детективу Сэму Моррису, что она была в Лос-Анджелесе за несколько дней до гибели Томми? Может быть, не надо об этом рассказывать? Ведь в тот день, когда было совершено убийство, ее уже не было в этом городе. Более того, рассказав детективу Моррису о визите в Лос-Анджелес, ей придется также объяснить и причину визита. А тогда Моррис сможет обвинить Одель в вымогательстве. Может ли это обвинение повлиять на завещание, сделать его недействительным в пункте, касающемся Одель? Если не может, то не обвинят ли Одель в том, что это она убила Томми, чтобы получить завещанную ей часть денег?

Одель вздохнула. Хорошо бы сейчас поговорить с Юлией, проконсультироваться по всем этим мучительным вопросам, требующим знания законов. Правда, Юлии нельзя выложить все как оно есть. Разве Юлия поймет ее заботу о приюте? Вместо того чтобы оказывать бесплатную юридическую помощь неимущим, Юлия в какой-то коммерческой фирме заколачивает более ста тысяч долларов в год, занимаясь вопросами лишения права выкупа заложенного имущества или еще чем-то подобным, но не менее отвратительным.

Одель начали изводить другие мысли. В чем же она ошиблась, воспитывая свою девочку? Да, это верно, что и сама Одель, и Томми, когда были молодыми, грезили теми же идеалами, которые владеют сейчас Юлией. Молодежь только и думает о том, как бы обогатиться. Может быть, хотя бы Люк выберет себе более благородное занятие в жизни? Впрочем, нет, он способен мечтать только о получении рыночных специальностей. Безнадежно.

В дверь позвонили. Одель нисколько не удивилась — она предполагала, кто это может быть. В Гленко — богатом пригороде Чикаго — есть все, что только способна предложить богачам изобретательная реклама. Но с тех пор, как состоятельные соседи Одель прослышали, что она оказывает помощь несчастным женщинам, терпящим издевательства в своих семьях, сразу же начались эти визиты в позднее время. Визиты тех женщин, которые днем убивают время игрой в гольф и совершенствованием своих причесок, а вечером со страхом ждут возвращения с работы своих шикарно одетых мужей. Со временем Одель перестала этому удивляться. Во многом знании много печали.

Одель быстро подошла к двери. Ведь это мог быть звонок женщины, за которой гонится разъяренный муж — такое уже было однажды. Тогда, помнится, тот разбушевавшийся муж ударил свою жену ногой как раз в тот момент, когда та уже начала входить к Одель в открывшуюся дверь. А Си этому ничуть не удивился. Что взять с мужчин? Но сегодня в дверь позвонила не страдающая соседка. Это была Труди Шурфут.

Одель широко распахнула дверь.

— Труди, я думала, ты уже спишь.

— В той гостинице, куда ты меня послала? — Труди вошла с удрученным видом. Впрочем, такой вид она имела почти всегда. — Одель, там у входа продают наркотики.

— Не говори глупости! В этой гостинице их не может быть. Это одна из лучших гостиниц в нашем районе.

— Неужели ты думаешь, что я не могу узнать торговца наркотиками?!

Одель задумалась. Труди знает, что говорит, когда речь идет о наркотиках. Неужели от них уже нигде нет спасения?

Помозговав, Одель пришла к выводу, что спасения действительно нет нигде. Если где-то нет наркотиков, там будут алкоголь, оружие, религия или телевидение. Вот на чем Томми сделал себе карьеру. Никто не хочет воспринимать жизнь такой, какова она есть. Всем хочется чем-то скрасить ее. Люди, как дети, верят, что жизнь может стать краше по воле какого-то волшебства, а сами палец о палец не хотят ударить, чтобы улучшить ее самим. Что это, всеобщее отчаяние или обычная лень?

— Можно переночевать у тебя? — смиренно спросила Труди.

— У тебя есть наркотики? — сурово взглянула на нее Одель.

— Нет, совсем нет, честно, Одель. Потому я и пришла к тебе. Я хочу завязать с ними. Я должна это сделать ради Томми.

— Ему ты ничего не должна. Ты должна сделать это ради себя, чтобы идти по жизни путем истинным.

— Но ведь Томми назначил меня начальницей его фонда. Если я буду продолжать употреблять наркотики, тогда как я смогу помочь другим людям?

— Да, об этом тебе тоже не следует забывать. — И Одель повела Труди в гостиную.

Труди села на дорогой диван, осмотрелась — обставленная со вкусом гостиная отличалась как небо от земли от ее собственной замызганной квартирки в Таосе, уставленной почти первобытными гончарными изделиями и застланной индейскими ковриками и покрывалами.

— Первый раз вижу все это, — восхитилась Труди.

Одель почувствовала себя с Труди так непринужденно, словно знала ее уже целую вечность. Впрочем, это было недалеко от истины — Одель была у Труди в гостях в Таосе, они поддерживали отношения несколько лет. Правда, Труди практически никогда не покидала юго-запада США, и в гостях у Одель никогда не была.

— Ты ужинала? — спросила Одель.

— Ой, нет. Я боялась заблудиться, поэтому никуда не ходила.

Да, нехорошо сложилась у Труди жизнь, подумала Одель и пошла на кухню приготовить сандвичи. Когда она вернулась, Труди все так же смущенно сидела на диване, напоминая стеснительную девочку, впервые приглашенную в гости на чай. Одель поставила поднос и заставила Труди первой взяться за сандвичи.

— Ты будешь лечиться в Ривер-Рэйндж-Клиник, — сказала Одель, — я тебя уже устроила туда. Это на севере нашего штата, почти на границе со штатом Висконсин. Мне кажется, тебе там понравится — Одель не стала вдаваться в подробности о том, каких трудов ей стоило вписать Труди в начало длинного списка наркоманов, нуждающихся в лечении и страстно желающих попасть в эту клинику. Для этого Одель пришлось уговорить свою подругу Маделин, с которой она познакомилась, когда начала обхаживать многочисленные инстанции в поисках денег для приюта. Одель туманно пообещала ей хорошо отблагодарить ее клинику, когда Труди вылечится от наркомании. Мол, скоро Одель будет иметь в своем распоряжении тысячи долларов. Маделин, конечно, этому не поверила.

— Если у тебя такие богатые спонсоры, тогда почему ты никак не можешь достать денег для своих «Сестер бури»? — резонно поинтересовалась тогда Маделин.

— Томми Паттерсон, — произнесла волшебные слова Одель.

И Маделин сразу смягчилась.

— Не знаю, — засомневалась Труди, катая шарик из хлеба, — готова ли я к этому?

Одель нахмурилась. С Труди надо возиться как с маленьким ребенком. Так хочет или не хочет Труди избавиться от наркомании?

— Труди, уверяю тебя, эта клиника тебе очень понравится. Там очень хорошо лечат от наркомании. Тебе совсем не будет хотеться наркотиков. Кроме терапии там большое внимание уделяют и физическим тренировкам, тело может лечить само себя.

— А вылечат ли там мою душу? — все еще сомневалась Труди.

Что верно, то верно — мозг и душу Труди Шурфут современная медицина вряд ли сможет спасти. Однажды Труди призналась Одель, что принимает наркотики с десяти лет. Тяжелый случай. Лучше и не заглядывать в мозг Труди — страшно подумать, что там можно увидеть.

— Пошли, — сказала Одель, убедившись, что Труди наелась. — Я покажу тебе, где ты будешь спать.

Труди, словно застенчивая девочка, нерешительно поплелась за Одель. Через полчаса она уже спала. Тем временем Одель в своей спальне не выключала свет, пытаясь читать. Но глаза смотрели мимо строк, мысли были о другом. Вот к чему все пришло, размышляла она. Смерть, отчаяние, сплошные потери. Куда делось счастливое неведение молодости?