Отмщение

Глава 42 Душевное заведение

Итак, попытки отыскать убийцу самой не увенчались успехом, поэтому наутро Грэйс отдала блокнот Леону Коэну и рассказала ему все, что ей удалось почерпнуть из бесед с Одель и Киттен.

Леон быстро просмотрел блокнот Томми, изучил список людей, чьи инициалы Киттен и Грэйс смогли разгадать.

— Нам надо выяснить фамилии всех людей, упомянутых в его дневнике, — заключил Леон. — Но это будет стоить денег.

Разумеется, подумала Грэйс, а как же иначе. Она не против.

Больше в Лос-Анджелесе у нее дел, кажется, не осталось. В шесть часов вечера по лос-анджелесскому времени она позвонила домой и застала Галена уже в постели, полубольного, стонущего от заброшенности и одиночества. Юнцам, конечно, свойственна инфантильность, они обожают, когда с ними нянчатся, как с детьми. Но Гален явно переборщил! Нет, Грэйс не выдержит этой пытки! Она так и объявила ему об этом, не стесняясь в выражениях. Пусть он найдет в себе мужество стойко переносить разлуку! Один ребенок у нее уже есть — Гален, а через несколько месяцев будет второй. Она будет матерью двоих детей!

Грэйс решила, что перед отлетом ей надо поговорить и с Труди. Леон не возражал — утром, сказал он, Грэйс получит доступ в частную психиатрическую клинику. Так ей пришлось провести в Лос-Анджелесе еще одну ночь.

На следующий день в девять утра Грэйс была у идеально чистых стеклянных дверей Института Коррекции Легких Расстройств. Название звучало вполне безобидно, но Грэйс сделала вывод, что если тут содержится Труди, то, значит, это на самом деле и есть дурдом.

Сотрудница, встретившая Грэйс при входе, была одета очень по-калифорнийски, то есть как шлюха. Но в Калифорнии, как заметила Грэйс, многие женщины так одеваются, даже порядочные. Похоже, эта сотрудница клиники тоже была вполне порядочной женщиной, а не шлюхой. Она вежливо поздоровалась с Грэйс и проводила ее в шикарную комнату ожидания, отделанную в бежевых и розовых тонах. Там уже сидел какой-то субъект, обхватив руками голову. Вскоре он зыркнул на нее и тихо рявкнул:

— Что вытаращилась на меня?

Грэйс и не думала смотреть на него до этой драматической секунды, но теперь она уже боялась спускать с него глаза — а вдруг этот сумасшедший сейчас бросится на нее? Лучше убраться отсюда подобру-поздорову, пока не поздно. Грэйс встала, чтобы удрать из психбольницы, но тут в комнату ожидания вошла какая-то сотрудница и обратилась к субъекту:

— Ваше преподобие Бэйкер, вы можете идти к вашей пастве.

Господи! Тут и священники ненормальные!

Ненормальный поп ушел к психпастве, и Грэйс осталась одна. Слава тебе, Всевышний! Теперь можно спокойно посмотреть, что тут за чтиво на столике. Ага, ксерокопии меню и распорядок для пациентов. Ну-ка, интересно, чем их тут пичкают? Так-так, еда прекрасно сбалансированная, учитывались даже национальные вкусы. Правда, для шизоидов вряд ли сгодятся горячие свернутые кукурузные лепешки с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука, бобов с острой подливой. От острой пиши шизоиды могут занервничать пуще прежнего. А гарнир из спагетти, пожалуй, для них сойдет. А теперь посмотрим, какие тут развлечения? Тоже ничего: теннис, плавание, живопись и прочие виды искусства. Труди, наверно, вовсю занимается здесь искусством, ведь она так любит глину. В большом зале показывают кино, в малом зале — местный театр, в спортзале занимаются аэробикой. Пожалуй, в этом дурдоме жить можно. Кстати, какой им сегодня вечером покажут фильм? «Боги должны быть сумасшедшими». Хорошенькое названьице для психбольницы!

— Вы мисс Мэндлин? — раздался голос.

Грэйс подняла глаза. В дверях комнаты стояла женщина в белом открытом костюмчике, гораздо более сексуальном, чем был вчера вечером на кинозвезде Киттен.

— Да.

— Я Кэти Вильмот, руководительница отделения, где лечится Труди. Я провожу вас к ней.

Грэйс быстро сложила ксерокопии меню и распорядка дня, сунула их в сумочку и пошла за Кэти Вильмот по длинному коридору, потом вниз по лестнице на площадку психинститута, вернее, Института Коррекции Легких Расстройств.

— Ее корпус недалеко, — по пути сообщила Кэти, — в охраняемой зоне.

— Как?

Кэти заметила беспокойство в голосе Грэйс и улыбнулась.

— Ту часть нашего института, где сейчас находится Труди, можно назвать криминальной, но мы стараемся не использовать такую терминологию. Там у нас содержатся невменяемые, а по нашей терминологии — люди с легкими душевными расстройствами, представляющими потенциальную опасность для общества.

— Но Труди совсем не опасна обществу, — возразила Грэйс.

— Все они так говорят, — весело рассмеялась Кэти. — Я не утверждаю, конечно, что они все преступники. В нашем институте нет опасных преступников, нет рецидивистов. Мы берем только тех, кого окружная прокуратура не считает опасными. Например, к нам обращаются люди, обвиненные в должностных преступлениях, во взяточничестве, финансовых махинациях и так далее. Каждый из этих людей надеется Получить у наших врачей доказательства для суда, что его преступление было совершено под влиянием временного помешательства. Мистер Коэн правильно поступил, что привел Труди к нам. У нас находятся несколько его клиентов, например семидесятитрехлетняя старушка, которую обвинили в организации банды подростков. Насколько мы поняли, она набирала к себе в банду своих многочисленных внуков.

Грэйс шла рядом с Кэти, выслушивала ее захватывающие истории и рассматривала двор клиники. Все вокруг было изумительно чисто и безупречно — аккуратно подстриженные лужайки, теннисные корты, площадки для игры в бейсбол и плавательный бассейн. Все это очень напоминало курорт. Была, правда, одна маленькая разница — впереди находился крепкий забор, а у ворот стоял охранник. Там за забором, догадалась Грэйс, находится обитель Труди.

— Как Труди там себя чувствует? — спросила Грэйс.

Кэти долго думала, прежде чем ответить.

— Я не ее врач, — сказала она наконец. — У вас будет возможность поговорить с ее врачом.

Грэйс, конечно, сразу уловила замешательство Кэти.

— Насколько я поняла, дела у Труди обстоят неважно? Она в депрессии?

— Она, если начистоту, не в ладах с коллективом, мисс Мэндлин. Если вы действительно ее подруга, тогда вам следует убедить ее прекратить приставать ко всем.

— Странно. Труди всегда была такой тихой, никогда никому не мешала.

— Мисс Мэндлин, может быть, Труди и в самом деле была когда-то тихой, когда накачивалась наркотиками, но теперь она их не принимает. Теперь вместо наркотиков она увлечена Иисусом Христом, и никому от нее нет спасения. Несколько раз, когда я была очень занята своими административными делами, Труди подходила ко мне, хватала меня за руку, которой я писала, и назойливо спрашивала: «Ты веришь, что Иисус Христос — наш Господь и Спаситель?» Ответьте мне, мисс Мэндлин, пожалуйста, какое ей дело до того, верю ли я в Бога? Она так ко всем пристает, и к медперсоналу, и к пациентам. Когда в общей комнате пациенты пытаются играть в карты, Труди вслух читает Библию. На занятиях по изобразительному искусству она всем лепит распятия, причем изображает Христа страшно искалеченным. Поверьте мне, это зрелище не для слабонервных, тем более не для наших пациентов. Один из них по пьянке выехал на тротуар и задавил двух прохожих. Представляете, каково ему смотреть после этого на изуродованные тела? Раньше я ничуть не сочувствовала этому человеку, но когда Труди всучила ему свое чудовищное распятие, он буквально полез на стенку. Пришлось надеть на него смирительную рубашку. Короче говоря, мисс Мэндлин, сделайте нам одолжение, заставьте ее заткнуться!

Грэйс слушала и все более удивлялась. Что случилось с тихой овечкой Труди? Наконец все формальности были соблюдены, и охранник пропустил женщин в ворота. Грэйс осмотрелась — все точно так же, как на остальной территории института, только вокруг высокий забор с колючей проволокой наверху. Коттеджи глинобитные, как дома в туристской деревне. Кэти проинформировала, что Труди живет в коттедже, на котором написано «Айдахо».

— Мы даем нашим домикам названия штатов, это наиболее нейтральные названия, — пояснила Кэти. — В каждом коттедже четыре комнаты, в которых двери можно запирать на замок. Но мы пациентов обычно не запираем, потому что они знают, что если сбегут, то их обязательно найдут и засадят в сумасшедший дом. И скажите ей еще одну вещь — у нашего персонала нет времени готовить те блюда, которые она требует. Мы обеспечиваем пациентов полноценным и достаточно калорийным питанием, этого достаточно.

Они вошли внутрь коттеджа с названием «Айдахо», а в голове у Грэйс возникла мысль — что же такого особенного из еды требует Труди? Вино и вафли? Тем временем Кэти постучала во вторую дверь по левую сторону.

— Труди! — крикнула Кэти. — К тебе пришли.

Дверь открылась, на пороге возникла Труди Шурфут. Грэйс ее еле узнала — лицо постарело и исхудало, волосы укорочены и завязаны в узелок. Вот, значит, какой теперь стала Труди, избавившаяся от наркотиков, заново рожденная.

— Грэйс! — вскрикнула Труди и бросилась крепко обнимать подругу.

Кэти вошла за ними в комнату.

— Сейчас я оставлю вас наедине, — сообщила Кэти и показала гостье красную кнопку у двери. — А это внутренняя связь. В случае чего просто нажмите, и мы будем здесь незамедлительно.

Она улыбнулась и удалилась, закрыв за собой дверь.

— Это не внутренняя связь, — зашептала Труди, — это «паническая» кнопка, на тот случай, если я вздумаю напасть на тебя. — И Труди жизнерадостно расхохоталась.

— Ты стала выглядеть… — Грэйс покачала головой, раздумывая, как бы помягче выразиться, чтобы не обидеть Труди.

— Блаженной, — закончила за нее Труди. — Я стала похожа на ангела. Грэйс, я заново родилась. Я нашла путь истинный, путь правды и света. Одель, наверное, уже говорила тебе об этом.

— Одель очень жалеет о той истории в ее доме. Она не знала, что это ты пришла к ней в гости, ее ввел в заблуждение ее сын.

— Ой, Грэйс, это все чепуха, — махнула рукой Труди. — Любой мог в такой ситуации ошибиться. В наше время люди забывают Бога, принимают верующих за сумасшедших. Если бы все человечество поняло, что приближение к Богу дает несравненно больше радости, чем многократный оргазм, тогда все были бы счастливы.

— Ты испытывала многократный оргазм? Я старше тебя, но я ни разу…

— Это совсем просто, Грэйс. Надо просто расслабиться и получать оргазм один за другим. Впрочем, я давно уже не испытывала оргазма. Я так переполнена светлой любовью Господа, что у меня нет времени думать о мужчинах или заниматься мастурбацией. Как хорошо, что ты навестила меня. — Труди взяла ее за руку. — Ты должна рассказать мне все-все, что произошло за последнее время!

— Труди, я делаю все возможное, чтобы спасти тебя от тюрьмы.

— Грэйс, — Труди разочарованно отпустила ее руку, — напрасно ты это делаешь.

— Почему напрасно? Неужели ты… ты убила Томми?

— Мы все виноваты в его смерти. Так же, как мы все виноваты в распятии Христа.

— Труди, Томми не был Христом, между ними нет ничего общего.

— И все же, и все же, Грэйс… Если бы мы все вели себя лучше, Томми не погиб бы. Если бы мы все были добрыми, мудрыми, если бы мы помогали друг другу, тогда Томми до сих пор был бы жив. Разве не для того он пришел в этот мир, чтобы мы в нем, как в зеркале, увидели свое отражение? И даже его смерть не открыла нам глаза на истину. Нет, Грэйс, не надо спасать меня, я с честью приму муки. Я хочу лишь одного — выдержать испытания столь же смиренно, как пострадал ради нас Христос.

— Труди, тебя никто не собирается распинать на кресте. Послушай, я хочу добиться от тебя одного. Скажи мне, ты убивала Томми? Понимаешь вопрос? Ты, сама, лично, ночью в его доме сталкивала его с обрыва?

— Этого я не могу вспомнить.

— Так я и думала, — с облегчением сказала Грэйс.

Потом она проинформировала Труди о своих гигантских усилиях по ее спасению, хотя спасаемая этим нисколько не интересовалась. Мученичество — это, конечно, неплохо, мудро заметила Грэйс, но есть кое-что и получше. Вспомним, как Христос завешал своим апостолам отправиться по всему свету, чтобы нести в массы Святое Благовествование. В тюрьме народа, пожалуй, маловато будет, а на улицах людей гораздо больше, на них надо пролить свет истинного учения, вот почему Труди не должна стремиться к тюрьме, а должна стремиться к свободе, к более широкому доступу к людям.

Такое доходчивое объяснение заставило Труди серьезно задуматься.

— Кроме того, — продолжала ее убеждать Грэйс, — если тебя посадят в тюрьму, то что тогда будет с Фондом Исправления Человечества? Разве можно распоряжаться Фондом, сидя в тюрьме? Нет, конечно, нельзя. А ведь деньги из этого Фонда так нужны бедным больным и страждущим, сиротам и вдовам.

Труди задумалась еще серьезнее.

Грэйс вдохновилась своими ораторскими успехами и решила перейти к более трудной задаче. Столь же простым и доходчивым языком она напомнила задумчивой Труди о том, что ближних надо любить, нельзя им надоедать слишком сильно, а здесь, в клинике, сидят люди нервные, поэтому нельзя приставать к ним со своими проповедями.

— Как ты не понимаешь, — возразила на это Труди, — я всего лишь забочусь об их душах.

— Труди, всему свое время. Эти люди обратятся к свету истинной веры, как только придет время. Вспомни, как это случилось с тобой. Как только жизнь подготовила тебя для принятия веры, Господь сразу же осветил тебе путь.

— Ты такая умная, Грэйс, да благословит тебя Бог. — Труди положила ей на макушку руку. — Я поняла, что тебя мне послал сам Господь. Кстати, я не рассказывала тебе о Доне Харрингтоне?

И Труди принялась подробно рассказывать о чудесном сотруднике Ривер-Рэйндж-Клиники, так вовремя положившем ей на кровать Библию.

— Мы с Доном можем обратить в веру весь мир, — с энтузиазмом закончила свой трогательный рассказ Труди.

— Да, но только тогда, когда ты выйдешь из клиники.

— Верно. Как ты думаешь, долго еще меня здесь будут держать?

— Недолго, надеюсь, — с уверенностью обнадежила ее Грэйс, хотя на самом деле была уверена в обратном. — А теперь скажи мне еще одну вещь: какие у тебя претензии по поводу еды? Я смотрела ваше меню, оно показалось мне вполне приличным. Они плохо готовят?

— Нет! Что ты! Просто я боюсь, что с такой едой я проживу недолго и не успею обратить в веру многих людей. С тех пор как я перестала принимать наркотики, я поняла, что уже немолода. Как много времени зря потеряно! Душа моя, конечно, бессмертна, но мое тело еще нужно здесь, на Земле, оно должно послужить во славу Господа. А что они тут готовят?

— Ты стала вегетарианкой?

— Грэйс, я всегда была вегетарианкой. Ты же должна знать! Но вегетарианство бывает разным. Знаешь, я тут недавно видела по кабельному телевидению женщину, которая очень хорошо все объяснила. Она рассказывала, что лучше есть длинные овощи, чем короткие или круглые. Это, кажется, называется теорией элон…

— Труди! — вскрикнула Грэйс и впилась ногтями ей в руку.

— Ой!

— Теория чего?!

— Элонгации. Длинные фрукты и овощи по-научному называются элонгированными. — Труди поднесла руку ко рту и начала зализывать раны от когтей Грэйс. — Честно, Грэйс!

— Как называется эта программа?! Какой канал?!

— Не помню. На кабельном телевидении, наверно, тысячи каналов. Я и не знала раньше об этом, пока не попала сюда. Грэйс, тебе тоже надо послушать ту женщину, она очень умная.

— Труди, попробуй вспомнить! — взмолилась Грэйс. — Какой канал? Ну пожалуйста.

— М-м-м.

— Когда ты это смотрела?

— Когда? Точно не помню, но не очень давно.

— Как зовут эту женщину?

— Тоже не помню. Она такая небольшая, с каштановыми волосами. Помнится, я подумала, что она почему-то не удлинила себя, а говорит об удлиненной еде. Но, знаешь, если ты хочешь узнать о ее диетах, купи ее книгу. Она, кажется, то ли издана, то ли скоро будет издана в издательстве «Браун Райс пресс».

Грэйс вскочила, нажала на красную кнопку и крикнула в микрофон:

— Мне надо идти!

Не прошло и минуты, как в комнату ворвались два охранника.

— Грэйс, — воскликнула Труди, — но мы еще так мало поговорили!

— Собирай чемодан, Труди, скоро ты выйдешь отсюда! — И Грэйс в сопровождении охранника пошла к воротам.