Любовь. Настоящая любовь. Это явление случается чаще, чем солнечный день в июне.
Такую любовь Грэйс Мэндлин нашла в лице Томми Паттерсона. Вначале Грэйс хотела всего лишь показать ему свои поэмы и испить из неиссякаемого источника его мудрости. Но Томми придал их отношениям иное качество — дружба переросла в любовь. В слепую любовь. Такую любовь надо приравнять к смертному греху, ибо она вызывается неистребимой глупостью женщин, упрямо ищущих ослепительное, настоящее-настоящее счастье. А приводят такие поиски обычно к пустой квартире без детей и без мужа.
Но разве Грэйс тогда понимала это? Она любила. Она жила, ничего не замечая вокруг, с затуманившимся от счастья взором, с головой, задурманенной мыслями о ласках и нежности. В поэмах ее отразились новые чувства, новая непривычная действительность. Ее поэмы, как нахально выразилась одна студентка, стали «липкими». Ерунда, думала Грэйс, в этих поэмах описана настоящая любовь, искреннее сексуальное влечение.
Своим родителям Грэйс не писала о том, что влюбилась. У них были старомодные представления о любви, они считали, что любовь бывает одна и на всю жизнь. Если бы Грэйс написала им, предки сразу примчались бы из своего Гранд-Рапидса посмотреть на ее возлюбленного. Родителей она, конечно, любит, но способны ли они понять весь интеллектуальный блеск Томми Паттерсона?
Она начала подозревать, что любовь сделала ее невыносимой для окружающих. Через несколько месяцев отношений с Томми Грэйс заметила, что подруги стали чуждаться ее — избегают садиться с ней за один стол в столовой, при ее появлении переводят разговор на другую тему, а то и вообще не дают говорить ей. Любовь всепоглощающа, человек замыкается в узком мирке. Грэйс втайне подсмеивалась над подругами: если бы эти девственные простушки могли оценить, что это такое — чувствовать себя настоящей женщиной!
Да, любовь пробуждает лучшие чувства, любовь — источник совершенства. Но любовь — это и сумасшествие. Потому что в нашем мире ничто не совершенно, даже любовь. Грэйс, как водится в таких случаях, верила, что у нее идет все по-другому. Как же дико была она уязвлена, когда однажды в душе при студенческой библиотеке одна ее знакомая великовозрастная студентка как бы между прочим поинтересовалась, расчесывая светлые волосы:
— Видела я тебя с Томми. Какой метод он применил к тебе, ауру или флюиды?
— Для чего? — невольно выдал я свое удивление Грэйс.
— Как для чего? Чтобы затащить тебя в постель.
— С чего ты взяла, что ему удалось затащить меня в постель? — Грэйс, конечно, регулярно бывала у Томми в постели. Но какой удар! Как неприятно, что эта девица догадывается о происходящем!
— Ха! А чего же еще ему от нас надо?!
Эта немолодая блондинка, решила Грэйс, себя не уважает. Ведь Томми мог выбрать себе женщину и ее возраста. К чему ему волочиться за молоденькими студентками? Но Томми выбрал ее, Грэйс. А аура у нее действительно есть, иногда она ее чувствует. Эта аура даже струится из ручки, когда она пишет поэмы.
Но все-таки, в самом деле, можно ли полностью доверять Томми? Эта мысль стала первой трещиной в ее безоглядной любви. Конечно, думала Грэйс, та болтливая блондинка несет чушь, но что, если она сказала правду, будто Томми спит и с другими женщинами?
Нет, это полная ерунда! В это невозможно поверить. Томми ведь любит ее. Он же сам говорил ей об этом, говорил так много раз.
Сомнение — это сорняк, столь же пагубный, как и жимолость. Стоит ему появиться, и уже трудно найти средство, чтобы избавить от его удушающих объятий любовь. Сомнения все больше и больше одолевали Грэйс. Но как развеять эти сомнения, как заговорить на эту тему с человеком, столь же благородным, как рыцари Круглого Стола короля Артура? Об этих рыцарях Грэйс знала из курса по истории мифов.
Однажды вечером Грэйс решила взять быка за рога, как она это назвала, а говоря понятнее — вытащить из Томми всю правду-матку. Это решение пришло к ней после особенно тяжелого для нее совокупления на мятых белых простынях. Или, может быть, их лучше обозвать грязновато-белыми мятыми простынями? Или немного короче: на грязной и мятой постели? Грэйс, как поэтесса, была крайне придирчива к выражениям. Она посчитала, что слово «простыни» должно присутствовать обязательно, ведь в поэмах влюбленные всегда сходятся именно на белых простынях. Но почему только на белых? Грэйс, великая мастерица слова, недоумевала — разве у влюбленных нет денег, чтобы купить себе для разнообразия разноцветные простыни? Или белый цвет символизирует чистоту любви? Или на белом легче заметить грязь, ведь любовь, должна быть гигиеничной?
Короче, не будем морочить голову, а объясним все по порядку. Несколько недель назад, когда Грэйс была целиком поглощена светлой любовью, когда блондинка в душе еще не заронила сомнение в ее душу, тогда ничто не могло поколебать святой уверенности Грэйс в чистоте любви Томми. Но уже тогда с первыми солнечными лучами, освещающими невольников телесной близости, идущих к вершинам идеальной любви, Грэйс начинала чувствовать, что в их отношениях с Томми как будто чего-то не хватает. Чего именно? После семи дней мучительных размышлений Грэйс пришла к выводу, что не хватает только оргазма. Ее оргазма.
— Я не испытываю того, что должна испытывать, — сказала она однажды Тому. О том, что она должна испытывать, Грэйс прочитала еще в детстве в зачитанной до дыр книжице «Всегда желтый».
— Это наступит со временем, — ласково успокоил он. — Вначале ты должна привыкнуть к сексу, моя маленькая сладкая девственница.
Уже не девственница, подумала Грэйс, впрочем, без особого сожаления — она не считала большой жертвой потерю целостности своей драгоценной девической принадлежности. Ведь Грэйс собирается стать писательницей, а для этого нужен опыт. Вот она и прилагает неустанные усилия для приобретения опыта. Но разочарование не покидало ее, наоборот — овладевало все больше и больше с каждой новой встречей с Томми в постели.
Что же это такое — оргазм?
На первых порах «настоящей любви» Томми прежде, чем перейти к последнему акту любви, долго массировал ей шею и грудь, гладил живот, ласкал между ног. От этого Грэйс расцветала в предвкушении большего. В самый первый раз Грэйс даже подумала — если бы не было этой боли, тогда, может быть, я кончила бы, выражаясь по-простому?
После первого раза их соития в постели стали регулярными, а характер их со временем изменился. Томми много работал над диссертацией, писал статьи, одну из них приняли к публикации. На занятия любовью оставалось очень мало времени. Грэйс стала получать от Томми лишь скоротечные ласки сосков плюс четыре, пять, редко шесть пиханий органом в известное отверстие. Она при этом не чувствовала ничего. В этом она, конечно, стала бы винить себя, а не Томми, если бы не та блондинка, наболтавшая, будто Грэйс не одна пользуется дарами любвеобильного Томми.
После этого у Грэйс появились сомнения. Она вновь и вновь прокручивала в голове все свои подозрения, словно Пенелопа за рукоделием. Может быть, из-за других женщин у Томми не остается сил для меня? — изводилась Грэйс. Или, может быть, он бережет энергию своих чресел для другой девственницы, уже намеченной им себе в жертву?
Так продолжалось до того самого вечера, которому можно дать известное политическое название «Я обвиняю!»
Томми отрицал все. Нет, нет, отпирался он, она у него одна-единственная женщина, он клянется. И чтобы доказать это, он сделает то, чего страстно желал с того момента, когда впервые увидел ее — он на ней женится.
Выйти замуж?!
Все, что ей хотелось получать от Томми, — одну только его верную любовь, чтобы он не разбрасывал оргазмы повсюду с другими женщинами. А замуж она пока не собирается, это ей ни к чему. Она еще слишком юная, ей надо закончить учебу. Более того, что на это скажут ее родители?!
Томми заулыбался, увидев ужас на ее лице. Он сказал свое веское слово, и теперь отпираться приходится уже ей.
Выйти замуж.
Правильный ли это шаг — выйти замуж за Томми?
Закончив разборку, Грэйс вернулась к себе в общежитие, взяла чистый лист бумаги, вверху провела горизонтальную черту, а посредине — вертикальную. В самом верху написала: «Выйти замуж». Две образовавшиеся колонки обозначила словами «за» и «против».
За: Томми взял мою девственность. Он любит меня. Я люблю его. Он выпускник. Карьера его будет успешной. Если я выйду за него замуж, это улучшит наши отношения в постели. Может быть, я испытаю оргазм.
Против: Действительно ли он хочет на мне жениться? Выходить замуж страшно. Родителям он не понравится. Надо закончить колледж.
Подумав, Грэйс дописала в обе колонки:
За: Не выходить замуж за Томми плохо — ведь она потеряла девственность, это не понравится другим мужчинам. Хорошо ли кочевать от мужчины к мужчине, из постели в постель?
Против: Мои родители республиканцы.
За: Свадьбу можно утаить от родителей, сказать им об этом позже. Познакомившись с Томми лучше, они полюбят его. Разве такое не бывает? Кроме того, как это будет романтично! Потом можно будет рассказывать об этом детям и внукам.
В начале весны Грэйс Мэндлин и Томми Паттерсон расписались в административном здании округа Уоштенау, находящемся в деловой части города Анн-Арбор, штат Мичиган. После этого они поехали в Гранд-Рапидс ошарашить новостью ее родителей. К этому времени Грэйс убедила себя, что родители должны прийти от Томми в экстаз. Она все-таки вышла замуж не абы за кого, а за выпускника университета, да еще готовящегося получить ученую степень по социологии, а значит, ему уготовано блестящее будущее.
Прием родителями молодоженов, сияющих от блаженства, оказался несколько холоднее, чем Грэйс рассчитывала. Мать, добропорядочная пресвитерианка, пыталась сохранять приличия, но отец произнес слова, достойные точного цитирования: «Что это за дерьмо такое — социология?»
От родителей Грэйс уезжала в слезах. Но, честно говоря, в глубине души она не жалела — все люди искусства должны страдать, значит, и она тоже. Все это потом окупится, станет материалом для будущих книг. Итак, в гостях у родителей побывали, а теперь впереди любовь достойного человека и надежды на прекрасное будущее.